В объективе твоей камеры

Листья, расписанные палитрой осенних красок, ниспадают на землю, окрашивая её полотном оранжевых оттенков. Горячий чай едва обжигает губы, пока взгляд устремлён в сторону окна. Будто бы смотреть на неё тяжело. Смотреть на то, как она вновь ищет повод… будто бы ищет надежду. Возможно, вообще не нужно было соглашаться на эту встречу. Сказать о занятости, а лучше и вовсе бы не подходить к ней тогда. Не подходить, зная, что она не сможет дать Кире то, на что она надеется. — Так, ты где-то учишься? — спрашивает светловолосая, желая хоть как-то наладить разговор. — Отчислилась в конце второго курса, — пожимает плечами девушка, но причину говорить не желает, отчего сразу же с себя переводит внимание. — А ты? Ты хотела поступать в спортивный, тебе пророчили хорошую карьеру. — Травма прямо перед поступлением. Разрыв передней крестообразной связки и восстановление длиной в десять месяцев. Я стала уже никому не нужна в баскетболе, — грустная усмешка касается её губ, а Сёмина испытывает раскаянье за такой вопрос. — Я поступила на фотографа. Второй курс и мне очень нравится. Действительно нравится, ведь я могу запечатлеть нечто прекрасное и оставить в памяти навечно. Как тебя вчера, например. Усмешка. Тихая усмешка от того, что это не должно было так. Не должна была Кира спустя два года всё ещё восхвалять Настю. Не должна была пытаться наладить отношения, после всего того, что шатенка наговорила тогда. Два года. Два года они не общались, чтобы сейчас Медведева вновь смотрела на неё взглядом преданного щеночка? Девушка отворачивается, лишь бы не видеть эти глаза. Бездонно карие, что смотрели так, будто они никогда и не расставались. Она вновь наблюдала за листопадом за окном, лишь бы не видеть блондинку. Не видеть то, как она достает камеру и совсем тихо, будто бы незаметно, вновь фотографирует девушку. Вновь запечатляет момент, который в голове отложится еще на долгие недели. А если же это их последняя встреча, то и на долгие годы. Обнажённая, темноволосая выглядела музой с самого красивого полотна. Ресницы спящей девушки подрагивали, а волосы все разметались по подушке. Кира смотрела на неё как на что-то немыслимое. Слишком нереальное для жизни Киры Медведевой. Слишком красивое. Пальцы, слегка грубоватые, осторожно убирают тёмные волосы с чужого лица, позволяя лучше рассмотреть чужую красоту. Рассмотреть то, как забавно Настя жмурит нос от щекочущих его волос. Как улыбается во сне и как безмятежно выглядит. Её личная муза. Одной рукой дотягиваясь до телефона, Медведева тот к себе подтягивает и сразу же включает камеру. Осторожно, стараясь не разбудить девушку, она снимок делает, запечатляя это в памяти телефона. Вот такую вот Настю Сёмину. Спокойную и прекрасную, что будто бы не знает трудностей жизни. Её любимую Настю. — Ещё чуть-чуть и я подумаю, что ты извращенка, раз фотографируешь меня голой, — хрипло произносит шатенка, раскрывая карие глаза. — Зачем? — Хочу оставить в памяти то, как ты прекрасна… — Зачем ты снова… — спрашивает темноволосая, услышав щелчок фотоаппарата. — Хочу оставить в памяти то, как ты прекрасна, — тихо вторит, словно из прошлого. Поджимая губы, девушка оставляет эту фразу без ответа. Переводит взгляд на официанта и просит принести им счет, постепенно одеваясь. Надевает своё пальто, пока Медведева просматривает на экране фотоаппарата снимок. Резко поднимает взгляд, когда на их стол укладывается книжечка с счётом на одно кофе и один чай. Благодарит кивком, а после смотрит, как Сёмина достает кошелёк. — Я угощаю! — останавливает её, и сама достаёт деньги из рюкзака. — Ты уже уходишь? — Ну, я думала да, — слегка стушевавшись произносит кареглазая. — Давай ещё посидим? Или прогуляемся? Прошу тебя, мы так давно не виделись, — будто бы умоляет светловолосая, глядя на бывшую возлюбленную. Вздохнув тяжело, Сёма сначала смотрит на входящие на телефоне и не увидев заветного номера, всё же, кивает. Медведева подскакивает сразу же. Едва успевает накинуть куртку, да фотоаппарат вешает на шею. Подхватывает рюкзак и ухватывая Сёмину за руку, тащит за собой. Не сказать, что Настя была этому рада. Скорее наоборот, такое поведение Киры её пугало. Пугало, что такими действиями она может дать ей ложную надежду. На улице прохладно было, но не так, чтобы дрожать и прятать руки в карманы. Можно было сказать, что даже вполне тепло для середины ноября. Осматривая небо, что, на удивление, было солнечным, темноволосая выдыхает уставши, и после спешит за Кирой. Парк, находившийся недалеко от кафе встречает девушек пёстрыми красками осени и бесконечными дорожками из листьев опавших. Не сдержавшись, Медведева руку чужую отпускает, желая запечатлеть этот пейзаж. А ещё лучше, Настю в нём. Девушку, что слегка дальше проходит и рассматривает деревья, что стремительно лысеют и изредка пробегающих белочек по стволам. Улыбается нежно и присаживаясь на корточки, пытается одну из них подозвать. К сожалению, угостить ей их было нечем, но хотя бы попытаться… Эту картину блондинка так же фотографирует. Сердце останавливается только от мысли, что это всё происходит вновь. Что они вот так вот безмятежно гуляют вместе и, как минимум, Кира, вновь чувствует этот трепет в душе. Понимает, что её чувства к Сёминой никогда и не угасали, отчего сейчас каждое слово и каждое действие… оно как самое действенное лекарство для разбитого сердца. Некоторое время девушки по парку гуляют молча. Темноволосая лишь рассматривает всё вокруг, впитывая красоту этого мира. То, что нужно было ценить, пока ты все это можешь лицезреть. Пока можешь ходить, видеть, слышать… Пока ты живешь. Медведева же то и дело её фотографирует. Не видит пейзажа вокруг, ведь самое красивое сейчас, это девушка перед ней. — Насть, — тихо, но все же начинает разговор блондинка. — А мы могли бы… — Нет, — почти сразу прерывает её и взгляд переводит на карие омуты перед ней. — Не могли бы. Максимум, мы можем просто вновь общаться, Кира. Я не хочу, чтобы ты меня любила. Грубо и жестоко, но это правда. Правда, ради которой она спасет Киру от боли. Спасет от неизбежного. Диалог прерывается звонком телефона. Тем звонком, которого Настя ждала весь день. Она спешно отвечает, отходя от светловолосой на достаточное расстояние. — Я не могу тебе этого пообещать, — тихо шепчет девушка, закусывая губу.

ХХХ

Одинокая квартира встречает девушку своей прохладой и темнотой. Каждый раз приходить домой было сродни испытанию. Кире не хватало тепла. Не того, что по квартире расползается от батарей тёплых, а того, что в груди приятно согревает от объятий любимого человека. В квартире Медведевой же, для объятий подходил только Кружок. Да и тот начинал ворчать, как только к нему потянешь руки. Блондинка ему была нужна лишь для того, чтобы кормили вовремя и лоток меняли. Стягивая осеннюю обувь, а за ней и куртку, студентка наконец проходит вглубь собственной квартиры, включая свет на кухне. Слышит недовольное мяуканье кота и из шкафчика достаёт корм сухой. — Ты не ел всего четыре часа, имей совесть, — произносит светловолосая, насыпая корм в миску. — Наглое животное. Вслед ей слышится шипение, на что карие глаза закатываются. По ванной раздаётся шум воды, что была выкручена в ледяную сторону. Руки бесстрашно опускаются под поток, после чего ополаскивая лицо фотографа. Это даёт сил очнуться. Понять, что эта прогулка не была сном и всё это было реальным. Настя была реальной. Вернувшись на кухню, девушка неуклюже забирается на столешницу, вставая на неё коленями и достает с верхушки шкафчиков коробку. Ту, что запрятала совсем давно для спокойствия собственного сердца. Чтобы не так болело и не заставляло вспоминать снова и снова. Осторожно слезая, нога девушки наступает на что-то мягкое, что заставляет по всей квартире разнестись дикому ору. — Блять, Кружок, прости, прошу! — шепчет девушка и хочет было кота поймать и извиниться перед ним, но тот уже спешит убежать. — Прости… Тяжело вздохнув, Кира опускается на стул, да коробку ставит себе на колени. Открывает с трепетом, будто бы касается хрусталя. Хотя так и было. Хрусталя их воспоминаний. Первое, что встречается в оковах холодного картона, так это пачка сигарет. Помятая, убитая временем, но всё та же. — Эй, Медведева, отдай! — восклицает шатенка, спрыгивая с подоконника. Пытается вырвать из рук блондинки пачку сигарет, но та вытягивает её слишком высоко. — Курить это вредно. Тебе бросать нужно, Насть, — отвечает невозмутимо. В этот день, вместо грубой сигареты, губ Сёминой коснулись потрескавшиеся губы Киры, что так бережно относилась к своей девушке. На губах улыбка грустная, а глаза на мокром месте оказываются. Она продолжает дальше смотреть, желая в воспоминания окунуться ещё больше. Следующим воспоминанием служит браслет. Он сплетён неровно, но столь старательно, что на любые недостатки можно… этих недостатков не было. — Я его всю ночь плела, — произносит тихо, надевая браслет из бусин на руку Киры. — Хотела, чтобы у тебя был свой оберег перед игрой. — Мой главный оберег на игре сидит на трибунах и болеет за меня, — произносит с любовью Медведева, прежде чем коснуться губами чужого лба. Фотографии. Разные и их много, но цепляется она именно за самую первую. Ту, где девушка опирается на холодное окно электрички, зачарованно наблюдая за тем, как сменяются пейзажи. Кажется, это был первый раз, когда кто-то вывозил её за город. — Разожжём камин, растопим баньку, — произносит блондинка, укладывая голову на плечо возлюбленной. — Будут у нас с тобой прекрасные новогодние каникулы. — Спасибо, Кир, — произносит тихо Сёма, рисуя на запотевшем окне сердечко. — За что? — За то, что даришь мне любовь… На глаза все же пелена слёз наливается крупная. Она переходит в мокрые дорожки, что реками проливаются по бледным щекам. Она скучает. Скучает по тем временам, где они были счастливы. По тем временам, где они были влюблены…

ХХХ

Придерживаясь за столешницу, девушка в шкафчике верхнем роется, перебирая лекарства бесконечные. Выставляет новые и выкидывает старые, те, что не подошли. Казалось, Сёмина скоро сможет открывать свою собственную аптеку. От этой мысли она усмехается и чувствует, как табуретка под ногами покачивается и с грохотом разваливается, заставляя тело девушки упасть на холодный ламинат. Она шипит болезненно и чувствует, как по ноге стекает нечто горячее. Алое. Она коленку разбила хорошо так, рассматривая своё боевое ранение. Взгляд карих глаз поднимается на подоконник в поисках аптечки с пластырями и медицинской обработкой, но замечает лишь белоснежные хлопья снега, что в замысловатом танце опускаются на землю, покрывая ту холодным ковром. Первый снег пошел. Холод раскаляет ноги, защищенные лишь одним капроном. Летние кроссовки скользят по заледеневшим дорогам, а сама Настя пытается удержать равновесие. Миссия оказывается провалена, как только девушка падает всё же, опускаясь коленями резко на холодный асфальт. Вскрикивает и чувствует, как коленку начинает саднить сразу же. Она смотрит на порвавшийся капрон и на кожу, что стёсана и кровавыми каплями покрывается. — Хей, ты не убилась? — испуганно спрашивает девушка, подходя сзади. Та самая Кира Медведева. — Пойдём, я тут через дом живу. Обработаем, а после пойдёшь домой. А то не дело же с разбитой коленкой и голой ногой идти? Пойдём. А Сёмина и сказать ничего не может. Лишь по инерции поднимается и идёт за блондинкой, смотря на неё будто бы завороженная. Дом Медведевой находился и вправду недалеко от школы. В нём было тепло. Тепло, а ещё в нём не было бутылок алкоголя на полу и постоянных криков. У Киры дома было уютно. Она осматривается, неловко снимая с себя кроссовки. — Проходи, не стой в дверях, — произносит и ведёт шатенку в сторону кухни. — Бабуль, а где у нас аптечка? Карие глаза замечают фигуру женщины пожилой и губы поджимает, кивая в знак приветствия. Медведева усаживает девочку на стул и вытягивает из-за её спины аптечку с подоконника. Она усаживается перед Настей на колени, заставляя ту смутиться. — Кирочка, как твою подругу то зовут? — спрашивает заинтересованно женщина, пока младшая Медведева осторожно обрабатывает чужую коленку перекисью, параллельно дуя на ранку, чтобы не щипало. — Настя, — тихо и смущённо отвечает темноволосая, глядя как девушка перед ней на коленях и коленку ей обрабатывает. — Настенька, ты какой чай будешь? — спрашивает Медведева-старшая. — О, нет, что вы... я сейчас пойду, правда...— мотает головой Сёмина, а Кира лишь головой мотает. — Просто чай, кисунь, и пойдёшь, — шепчет светловолосая и пальцами приглаживает пластырь на чужой коленке. А Сёма смотрит в эти очи карие и понимает, что не может им отказать. Тонкие пальцы приглаживают пластырь на раненой коленке, пока по щеке всё же скатывается одна слеза. Настя скучала. На стол, что завален бумагами с различными анализами, с громким звоном падает золотая медаль Медведевой. Она своим золотом закрывает ненавистные цифры на бумагах. Закрывает так же, как Кира закрывала её боль, вновь ворвавшись в её жизнь.