ХХХ
Карие глаза осматривают здание клиники. Руки слегка трясло, а в голове была сплошная каша. Казалось, если бы Настя всё еще курила, то сигареты две за раз ушло бы точно. Хотя, почувствовать запах никотина она могла и без собственной пачки сигарет. Осматривая всё вокруг, девушка замечает чуть поодаль от входа знакомую светловолосую макушку. Шагает к ней медленно, будто совершенно не торопится. Останавливается совсем рядом, ожидая, когда знакомая поднимет на неё свои небесные глаза. На губах Кристины появляется улыбка, что должна была показывать радость, но она показывала лишь усталость и измученность. Сёмина её в этом плане понимала, как никто другой. — Сюда приходят и так не совсем здоровые люди, а ты их еще никотином травишь, — усмехается темноволосая, чем вызывает у Захаровой тихий смех. — Привет. — Привет, воронёнок. Они не были подругами, нет. По крайней мере Настя надеялась на это. Заводить дружбу в больнице это не совсем адекватная идея. Однако, когда ты ходишь по этому центру с кем-то становится не так страшно и одиноко. Вы будто бы понимаете друг друга, даже если диагнозы разные. Воронёнок. Кристина её называла так, когда Сёмина решила перекраситься в более темный цвет. Это с какой-то стороны вызывало умиление, но с другой… страх. Они не должны были привязываться друг к другу, потому что рано или поздно одной из них будет больно. — Я давно тебя не видела, — подмечает светловолосая, сигарету потушив о мусорку и выкидывает туда бычок. — Пыталась найти… другие клиники, — увиливает от ответа. — Но вернулась сюда. Все дороги ведут в этот центр, — усмехается слишком грустно. Понимает эту грусть. Настя понимает, потому что у Кристины страх больше. У неё есть некто, кто её любит, а потому нужно было держаться. Не показывать собственный страх. У Сёмы же даже питомца домашнего не было. Это было ей не нужно. — Ты от врача или к врачу? — спрашивает темноволосая, взгляд кидая на вход в клинику. — На сдачу анализов. Ты? — будто бы надежда, что она вновь войдет в это здание не одна. — Тоже, — односложный ответ и протянутая рука. Ладони Кристины были всегда излишне тёплыми. Она и вовсе походила на солнышко этой больницы лично для шатенки. Руки контрастировали температурой, но от этого было лишь более приятно. Этот жест выражал поддержку друг друга, хотя, кажется, они обе тонули в бездне, стараясь лишь упасть вместе. В нос вновь ударяет запах медицинского спирта, но Анастасию уже от этого не мутит. Она лишь сильнее сжимает руку блондинки, поджимая губы. Обе идут по светлым коридорам в сторону процедурного кабинета. Помнят дорогу как в дом родной. Каждый раз смотреть на эти тусклые стены и на подавленных людей вокруг было тяжело. Тяжело и страшно, ведь оказаться на их месте не хотелось. Шатенка снимает с себя пальто уже около кабинета и поправляет бахилы. Смотрит с опасением на кабинет, где, по её мнению, проходили экзекуции. Настя никогда не любила сдавать кровь, а даже наоборот приходила в ужас от вида иглы. Каждый раз. — Воронёнок, хочешь я с тобой пойду? — спрашивает Захарова, усаживаясь перед Сёминой на корточки. Она ладони чужие берет в свои и оглаживает. Каждый раз видела, как темноволосая буквально сдерживала слёзы перед и после сдачи крови. Оттого хотелось её поддержать. Они всё равно в одной лодке, так что… Девушка смотрит в голубые глаза напротив и носом шмыгает. Кивает, точно болванчик, и руки чужие сжимает в поиске поддержки. Ей это было сейчас как никогда нужно. Появление Медведевой в её жизни, выбивало из колеи. Заставляло вновь вспоминать о прошлом, да вот не только о хорошем. Холод подъезда обжигает. Маленькая девочка, одетая лишь в сарафанчик летний, прижимает к груди собственные ножки. Плачет совершенно беззвучно, ведь знает, что если её услышат, то мама снова будет кричать. Что по тельцу хрупкому будут вновь приходиться удары, что один за другим будут оставлять пёстрые пятна на коже. За пределами дома бушевала зима. Она никого не жалела, мучая холодами и проникая даже в самые защищённые дома. Оттого то Настенька и дрожит вся. Коленки болят от ран глубоких, что заставляли спускаться бордовым рекам по девичьим ножкам. На скуле так же красовался порез. Неглубокий, но учитывая, что сверху потом прилетел еще удар… Малышка и не помнит, когда мама схватилась за нож. Но это же мама. Она просто разозлилась, ведь так? Мама её любит. Просто она не умеет этого показывать, да? Просто Настенька слишком плохая дочь, раз постоянно заставляет маму расстраиваться. Мама же не виновата, просто… просто проблема в девочке, а не в ней. Ей просто досталась плохая дочь. Настенька действительно хотела бы быть лучше. Старалась сделать всё, чтобы мама обрадовалась. Не называла шатенку отродьем и её проклятьем. Настенька думала, что она действительно виновата перед мамой… На окровавленных коленках подползая к двери входной, девочка скребется по ней. Плачет и произносит, давясь слезами. — Мамочка, прости меня, — надеясь, что мама услышит. — Я больше так не буду, правда! Я больше не буду рисовать, не буду тебя расстраивать. А мамочка не слышит. Не хочет слушать, вновь выпивая со своими друзьями. В квартире шум и гам, пока Настя… Настя сидит в подъезде и мерзнет, считая себя виноватой в том, что маму разозлила. Может ей было нужно такое наказание? — Настенька, божечки ты мой, что с тобой? — спрашивает сердобольная соседка. — Мама опять не открывает, да? Пойдем ко мне, согреешься и раны твои обработаем. А маленькая Сёмина головой мотает отрицательно, считая, что должна вытерпеть мамино наказание. Обязана. Ведь так она порадует маму. Тонкие пальцы сжимают ладонь Кристины, пока игла протыкает тонкую кожу сгиба. Настя жмурится и даже смотреть в сторону своей руки не хочет. Лишь тихо скулит, утыкаясь в живот Захаровой. Та осторожно поглаживает её по голове. — Хей, ты умница, слышишь? — шепчет блондинка. — Совсем немного осталось. Когда же иглу быстро вытаскивают из вены, а на место прокола кладут вату и после сгибают девичью руку, темноволосая выдыхает. Поднимается и уступает место Кристине. Смотрит на неё с сожалением, а та лишь улыбается. — Все нормально, я не боюсь, воронёнок, — улыбается девушке Захарова, подмигивая. Улыбаясь, девушка кивает. Понимает, что, наверное, зачахла в этой больнице, если бы к ней не подлетела светловолосая бестия, что хотела стрельнуть сигарету. Возможно они и вправду подруги?ХХХ
Осенний пейзаж за окном совершенно не интересовал. Не интересовали листья пёстрые, что покрывали мокрый асфальт и даже люди вокруг. Кира смотрела лишь на неё. На некий образ её личной Афродиты. Хотя, нет, она была лучше и красивее. Она была прекрасна до безумия. До дрожи в руках и остановки работы лёгких. Не было вокруг ни людей, ни зданий. Лишь она и безграничная любовь Медведевой к ней. Почему же ты до сих пор надеешься, Кира? Почему любишь? Она сделала тебе больно, она тебя бросила. Но, казалось, это мазохизм, но она хотела, чтобы они вновь были вместе. Даже ей придётся опять перетерпеть эту боль расставания. Она никогда не жалела о тех годах, что они провели вместе. Она всегда любила её. Любила до конца всего мира. Обычно, с фотосъёмок она обрабатывает лишь несколько фото для университета, но… С Настей было по-другому. Хотелось обработать абсолютно все фотографии с ней. Рассмотреть каждую частичку лица и тела да видеть тот огонь в её глазах. Кофе обжигает чувствительный язык, заставляя Медведеву поморщиться. Холодный бамбл был бы лучше. Дверь непримечательной кофейни открывается, позволяя внутрь войти темноволосому парню. Он взглядом зелёных глаз осматривает помещение, прежде чем подойти к кассе. Выглядит весьма усталым и невыспавшимся. Впрочем, он всегда в будние дни выглядел так, будто бы прошел зомби-апокалипсис и не вылезал из подвала несколько лет. И не важно, что сейчас уже два часа дня. — Флэт уайт, пожалуйста, — делает заказ и разворачиваясь, ожидает. Неосознанно цепляется взглядом за экран чужого ноутбука. Бровь удивленно выгибает и наблюдает за тем, как незнакомка обрабатывает фотографию Сёминой. Анастасия всегда была прекрасной, но подругой она была еще лучше. Левский наблюдает за горящими глазами, как он понимает, фотографа, и после переводит взгляд на экран, снова смотря на Настю. В кармане брюк происходит небольшая вибрация, что уведомляет о пришедшем сообщении. Ленивыми движениями Владислав достаёт телефон и взглядом скользит по телефону. Улыбается, проводя параллель.от кого: Настёна Привет. Сможем сегодня встретиться? Это очень важно.
ХХХ
Осенняя прохлада ударяет в лицо девушек. Небесно-голубые глаза выискивают темноволосую фигуру. На губах улыбка нежная разрастается, и светловолосая спешно спускается по лестнице. В чужие объятья впадает, губами касаясь чужой щеки. Смотря на это, Анастасия даже немного завидует. Она хотела бы, чтобы её так же встречали объятья и поцелуи нежные, но… Она не позволяет себе любить и быть любимой. Не позволяет себе сделать кому-то больно. Кристине же в этом плане больше повезло. Ей было за кого держаться и в ком искать поддержку. Она не была одна. Поджимая губы, она улыбается и рукой машет Захаровой. — Надеюсь на следующую встречу, воронёнок, — громко произносит и сама машет рукой. Губы девушек сплетаются в нежном поцелуе и темноволосая действительно рада за них и… она рада за Крис. Сама бы так не смогла…ХХХ
Тёплое освещение кафе позволяет чувствовать комфорт и уют. Сумку сжигают снимки, что лежат внутри, а нога нервно притоптывает. Она взглядом то и дело цепляется за дверь входную, ожидая одного единственного человека. Ждёт, потому что ей кажется, что лишь он может ей помочь. Последняя её надежда. Наконец в помещение проходит темноволосый и зелёными глазами выискивает подругу. Замечая её, нежно улыбается и подходит ближе. Усаживается за стол и видит, как Сёмина вздрагивает, когда к ним подходит официант. — Готовы сделать заказ? — спрашивает миловидная девушка, на что шатенка лишь устало улыбается. — Кофе тоник, пожалуйста, — тихо произносит, пока девушка записывает. — Флэт уайт, — уже и не помня какой за день, — и сэндвич с курицей. Благодарю. Настя некоторое время смотрит на Влада с необъяснимой тоской. Улыбается грустно и видит его взгляд поддерживающий. Ещё не знает причину расстройства подруги, но уже готов поддержать. — Что-то очень важное? — тихо спрашивает брюнет. Кивая, Сёмина вытирает выступившую слезу и из сумки собственной выуживает снимки магнитно-резонансной томографии. Передает их Владу, позволяя глянуть на снимки. Тот осматривает их, поднося к окну, все ещё светлому. Изучает, определенно хмурясь. Она видела, что ему совершенно не нравилось то, что он там видел. Как и всем врачам до этого. Поджимая губы, Левский опускает снимки на стол. Поднимает на Сёму взгляд обеспокоенный, решаясь спросить. — Чьи это снимки? — совсем тихо и неуверенно. Тонкий пальчик девушки тыкает в угол снимка, где написана фамилия пациента. Улыбается иронично, когда Владислав поднимает на неё взгляд шокированный.Они оба знали этого человека.