Молчанка для болтливого короля

      Время после бала было просто ужасным, скрашивало это все только присутствие Марии Ивановны, которая часто стала навещать его, ну, не совсем его, а суд при дворце, но все же. Николаю казалось, что многие дворяне будут рады замять свои косяки, забыть старые обиды и вредительства, лишь бы им не сносили головы, но все было иначе. Нет, нашлись индивиды, которые пожелали отплатиться от нападок власти, а также уехать подальше из дворца, чтобы новый король больше не мог припоминать им их косяки. Да, такие были — из сорока имен около пятнадцати все-таки сбежали, поджав хвосты и вернув потраченные деньги в казну.       По расчетам Марии, которая на время отсутствия казначея и счетовода вела подсчеты государственной маржи, в казну поступило около десяти тысяч золотых, так еще и некоторые из князей будут доплачивать свои суммы в течение года, пока не смогут покидать страну. Вообще по разумению самого короля, да и по итогам всех осмотров бумаг и отчетов — коррупционеры и мошенники, которые прикрывались масками вельмож, должны короне около миллиона. Но большинство из них не хотело расставаться со своими, как они считали, деньгами. Многие считали, что король заврался и хочет вытянуть деньги из дворян, что, впрочем, имело место быть, но все-таки Николай действовал только в рамках закона, хоть и хотелось произвести самосуд над обманщиками и ворами.       Однако то, что все доказано и найдено, записано и подсчитано Марией Ивановной, им было не известно. Они до сих пор считали Воронцову лишь деревенской выскочкой, не понимая, что за девушкой стоит образование и собственное дело, за ее плечами сотни прочитанных книг и миллионы заполненных бумажек. Она одна, по наводкам Николая, вела дела с керчийским банком, хотя для сущей правды стоит отметить, что еще один князь, который ведет дело с островным государством — это князь Крыгин, но и то его дела ограничиваются счетом в банке и иногда ставками и покупками удачных и не очень акций.       Мария предоставила доказательства, собственноручно ею записанные и выверенные, а Николай смотрел на эти наборы чисел, собранных в стройную табличку, и не мог нарадоваться, что заехал когда-то в Полвость погостить. Однако и слишком радоваться этому он не мог, потому как спустя пару недель после отправки кипы бумаг Марии, в Большой дворец приехал бледный посыльный от князя Воронцова с письмом. В нем старик, не выбирая выражений и не боясь гнева короля, критиковал его бездейственность и лень, которая сподвигла его скинуть свои обязанности на девушку. Оказалось, Мария — ответственный человек, в чем он в общем-то и не сомневался, а потому она просто денно и нощно занималась бумагами, буквально не выходя из кабинета и там же засыпая на горе бумаг.       Это точно не входило в планы Николая, хотя стоит наконец уже признать — его планы редко когда идут так, как он задумал. Ведь он просил помощи у девушки в надежде, что она приедет к нему в Большой дворец, будет ближе, и он сможет больше проводить с ней время, однако пришлось отправить документы ей, потому что ему совершенно не нравились шепотки за спиной про Марию, он не хотел, чтобы она оказывалась в этом месте, пока он не сделает его пригодным для нее. Пока не выучит ее языка, пока не приучит приближенных к ее присутствию, пока не разберется со всеми сплетниками и заговорщиками. Так и даже отправив ей бумаги домой, он не рассчитал, что девушка так активно займется этой работой, которая губительным образом может отразиться и на ее предприятии, и на ней самой.       Король экстренно отправил Адрика помогать Марии, а потом, осознав свою глупость, готов был пробить себе лоб ладонью. Ведь Адрик не имел руки, а потому помочь в ведении записей он особо не мог, да и Николая начали съедать думы, что таким образом он обидит обоих, ведь получается — двое ограниченных в чем-то людей занимаются одним делом. Может быть это и было воодушевляюще для кого-то, но а вдруг они сами так не будут считать. Пришлось просить отправиться следом и Леони, чтобы та внесла некую ясность, да и вообще три головы ведь лучше двух?       Гневных писем от Воронцова король больше не получал, а когда гриши вернулись во дворец с итогами их работы, то Николай поспешил расспросить, что же позволила делать им девушка. Леони добродушно отзывалась о Воронцовых, рассказывая, что приняли их достойно, Мария Ивановна не слишком-то загружала работой, потому как мало что могла им объяснить, а каждый раз держать возле себя переводчика не могла. В итоге Адрик и Леони просто систематизировали то, что находила девушка, составляли таблицы, относили к годам и фамилиям, пока она сама выискивала что-то в огромных отчетах. Ворчливый Адрик ничего внятного не рассказал, лишь заметил, что ожидал чего-то более существенного, да и хотел больше принимать участия в работе, а не переписывать бумажки, но в общем он не выражался никак против Воронцовых, Николай предполагал, что это потому что в поместье в Полвости есть всего одна гостевая комната.       Но вот, доказательства были собраны, бал проведен, а все подозреваемые князья оповещены об их долге перед короной. А так как многие посчитали это вопиющим пренебрежением их прав, то конечно же поспешили в суд и призвали народ в свидетели, что они ничего не крали. К чести народа можно сказать, что все прекрасно понимали, что каждый из них виновен, но ведь порой бывает скучно жить простым крестьянам и горожанам, и подавай им хлеба и зрелищ. Были назначены суды, очень много судов.       Сначала Николай позволил всем «оскорбленным» подать на него в суд за вымогательство, а после сам выдвинул обвинения по разным статьям — от превышения полномочий и коррупции до совращения малолетних и государственной измены. С первой волной он справился удачно — нужно было много говорить и объяснять, что вообще-то откровенно никто ни у кого ничего не вымогал, а только мягко намекнул, что надо бы вернуть деньги. С народной любовью и умением хорошо и красиво говорить князьям было не поспорить, они пытались подкупить кого-то из судей и присяжных, но Николай знал и об этом, а потому звал только честных и принципиальных людей, которые потом, оскорбившись за дачу им взятки, не боясь высказывались и честно признавали вину подсудимого.       За первую волну судебных разбирательств, затянувшихся на всю осень, корона приобрела еще сто тысяч золотых за клевету и моральный ущерб. Зоя и Женя спешно собирали и искали среди молодого поколения, да и вообще среди ученых людей любых сословий, новый кабинет министров, чтобы те занимались инициативами Марии Ивановны, которая считала, что необходимо знать бюджет государства на следующий год, чтобы определить, сколько денег они могут потратить на реформы, а сколько необходимо пустить на другие не менее важные расходы.       Сама девушка больше отписывалась из своего поместья, потому как осенью в деревне очень много дел, которые необходимо было закончить — это и закрытие шахт на зимний период, потому как бурить замершую почву по большей части бесполезно, зато необходимо обрабатывать уже найденную железную руду, переплавлять ее в слитки или же изготавливать собственные изделия, так же необходимо заготовить зерно и овощи, убрать поля и утеплить дома, наколоть дрова, заколоть скотину, насолить солений, в общем провести полную подготовку к зиме. Также Мария, как бухгалтер и предприниматель вела записи и готовила планы относительно собственного предприятия на будущий год, отправляла письма поставщикам, покупателям и продавцам, заключая новые контракты и договариваясь о новом железе.       На это время она даже взяла несколько молодых парней из дворянства, которых нашли члены триумвирата. Николаю конечно же не нравилось, что рядом с ней находятся какие-то непонятные молодые люди, но все-таки это делалось с целью научить этих людей вести дела, подготавливать планы и думать о народе. Мария сама предложила эту идею, когда стало понятно, что среди дворян, которые поддерживают власть, нет особо что-либо умеющих в государственных делах людей, а потому необходимо было научить этому. И как бы королю не хотелось самому находиться рядом с девушкой, хоть он все знает, но не подпускать к милой и нежной, красивой и такой сильной и умной девушке кого-либо еще, все-таки Николай по-своему был собственником, да и вообще сначала эти дворяне отворачивались от нее, а теперь будут что-то у нее там вынюхивать, но он конечно же знал, что этим парням он должен доверять, что кто-то из них потом станет его министрами, но все-таки…       Слава святым, что это хваленое обучение длилось недолго, видимо Мария была строгим учителем, да и понимали ее не все, а потому многие вскоре уехали из Полвости, чему-то конечно они все-таки у нее научились, но слишком долго задерживаться не стали, а может до них дошли слухи о том, как изводился король все эти несколько недель, как почти каждый день написывал Марии, чтобы она не смела о нем забывать, как девушка кокетливо отвечала, видимо посчитав, что над ним можно чуть-чуть посмеяться. Ох уж эти дамы! Смеяться она удумала, его чуть инфаркт не хватил!       В общем, осень прошла в хлопотах у обоих. А потом наступила зима, и им было необходимо уже выступать не в защите на судах, а в обвинении. Готовились они усердно, а так как Мария была основным человеком, который обнаружил и выявил нарушения в документации и отчетности, ее вызывали почти на каждое заседание. Николай переживал за девушку, просил ее передать свои обязанности на кого-то другого, не хотел, чтобы простые столичные граждане, не привыкшие к ее молчанию и жестам, обсуждали ее за спиной, смеялись или издевались над ней. Но Мария была иного мнения на этот счет и чуть снова на него не обиделась, что королю пришлось отправлять цветы с извинениями в Полвость. Она конечно же не держала на него обиду и долго не дулась, как считал сам Николай, потому что он вовремя послал подарок и потому что он настолько неотразим и вообще милашка, что на него сложно долго обижаться.       Выступления Марии были короткими и яркими. Она каждый раз подбирала строгие и красивые платья, выглядя благородно и важно. На ней красиво смотрелись темные оттенки холодных цветов, как синий или фиолетовый, так же ей потрясающе шел бардовый и горчичный, но главным штрихом конечно же были серебристые или золотые вышитые узоры, в основном цветы, на платьях. К большому сожалению Николая, была зима, а потому платья были закрытыми, но он бы хотел видеть больше ее кожи, может быть более короткое платье или более свободное в зоне декольте, но это оставалось только на его воображение.       Девушка на судах блистала не только своей красотой, закрученными в высокие прически шоколадными волосами, естественным румянцем и вызывающе грозно подведенными льдисто-голубыми глазами, но и умом, потрясающей выдержкой и умением высказать свое мнение. На каждое заседание ей приходилось брать кого-то из Полвости, кто мог послужить ей переводчиком, часто это была Наталия, но иногда и сердцебитка-учительница, которая приехала в Равку из Керчии. Девушки отлично справлялись с переводом сложных терминов и запутанной речью Марии, которая перед судьями высказывалась красиво и показательно для всех, чтобы каждый видел каким образом она общается.       В первые заседания в залах стоял гул непонимания, зрители не понимали, почему вызванный свидетель молчит и лишь машет руками, кто-то выкрикивал слова поддержки стеснительной, как они думали, девушке, или же гневные тирады, чтобы она наконец уже начинала. Мария никак не реагировала и ждала, пока судья призовет зал к тишине. Но после, когда первые заседания прошли успешно, когда люди поняли и начали друг другу пересказывать историю Воронцовых, когда начали пересказывать ее жесты и интересоваться ее словами, уже не считая стеснительной или деревенщиной, тогда в залах стояла гробовая тишина, только давали слова Марии Ивановне. Николай удивлялся этому.       Оказывается, именно доказательства, предоставляемые Марией, были интересны для слушателей. Она рассказывала о суммах денег, украденных из казны, а также раскрывала способы, которыми все это проворачивалось. Каждый ее взмах руки воспринимался с интересом, а главное с нетерпением услышать перевод. После ее речи, конечно, сложно было кого-либо успокоить. Поднимался шум и гам, кто-то просил пояснить, кто-то причитал, кто-то не доверял ее словам и просил перепроверить сведения, кто-то просто выражал свое негодование относительно всех этих краж. Николай был приятно шокирован, ему было приятно, что девушка сама могла постоять за себя, не отвечала на провокации и вообще умела показать себя с лучшей стороны. Но еще больше он ценил ее вклад в общее дело, которое она сама и замыслила — все судебные заседания, в которых она участвовала заканчивались в пользу короны.       На каких-то заседаниях девушка не могла присутствовать, хоть очень просилась, но король настоял, чтобы она хоть иногда отдыхала. Ему не очень-то хотелось получать гневные письма от Воронцова, да и во многом отец девушки был прав — ей нужно было отдыхать. Николай предлагал ей остаться во дворце, но она оставалась максимум на пару дней, а после уезжала обратно в Полвость. За это короткое время он успевал только пару раз с ней пообедать или прогуляться в саду, и то больше их диалоги, а точнее его монологи, были о реформах и проблемах, поджидающих их впереди этого долгого пути. Король делился новыми сведениями с Марией, рассказывал ей о традициях бытности во дворце, а также знакомил с доверенными лицами, хоть с большинством из них она и так была знакома.       Николай был спокоен, что девушка нашла общий язык с Женей и Толей. Во многом потому что с портной они были на какой-то своей волне, да и Женя относилась к Воронцовым мягко и даже в какой-то степени благодарно за попытки отца семейства, а вот дружбу с Толей можно было объяснить простым умением Марии слушать говорящего, а также ей видимо нравились стихи и поэмы, которые вечно декламировал великан, а с учетом того, что девушка стала единственным благодарным слушателем за многое время, то Толя сам тянулся к ней. Узнав это, Николай и сам попытался как-то почитать стихи Марии, но вызвал только ее благодарный и добрый смех, потому что самому плохо получалось рифмовать, а зачитывая любовные стихи, он выглядел так глупо, что вскоре и сам начинал смеяться.       Но другие попытки короля сблизиться она принимала, и даже сама делала какие-то шаги навстречу. Она не могла выразить свою привязанность и симпатию словами, а потому делала всякие милые, порой даже бездумные вещи. Например, поправляла его мундир, хотя он прекрасно знал, что его одежда на нем сидит, как влитая. Или она могла снять с него перчатки, когда они были наедине, чтобы проводить пальчиками по его черным венам и когтям, как бы уговаривая и его, и себя, что не боится. Каждое ее прикосновение было нежным и аккуратным, она бережно относилась к нему и не решалась что-то рушить. Но больше конечно за нее говорили ее голубые глаза. Их король научился читать вдоль и поперек, распознавая эмоции и мысли, улавливать в них каждое изменение и видеть в этих бесподобных небесно-голубых омутах настоящую милую и нежную Марию.       Зоя и Тамара подшучивали над королем, по-своему добро они подкалывали, предлагая свои методы и способы ухаживания за девушками, обсуждали его промахи, а также любимым их делом стало выдавать советы в любовных делах. Однако никто из них не был против Марии. Зоя куксилась и строила серьезное лицо, стараясь быть генералом, да и просто желая показать себя сильной перед девушкой, но внутренне она сама пыталась показать Воронцовой, что не является злом. Тамара же, казалось, никак не относилась к возлюбленной короля, а в ее присутствии вела себя также, как и в отсутствии.       Многие во дворце и за его пределами начали изучать язык жестов, вообще изучать языки оказалось востребовано, потому что, если слова короля о выходе Равки на мировую арены никто не воспринял всерьез, то его прямые шаги к исполнению своих задумок заставляли людей верить во власть и готовиться к переменам. Может быть из-за этого, а может и по ряду каких других причин, но на первое место вышли не экономические реформы, как планировала Мария, а реформы социальные.       Необходимо было поднимать уровень образованности в стране, готовить собственных специалистов в разных отраслях, а также увеличивать средний уровень жизни населения. Такая потребность возникла еще во время осенних процессов, тогда после проверки документов, Мария сообщила о своих подозрениях насчет выделяемых средств на развитие сельского образования и медицинских услуг. Николаю хотелось бы верить, что какими бы гадами прошлые министры ни были, они все-таки выполняли хоть чуть-чуть основной свой долг, но оказалось, что сбылись все его худшие подозрения. В села и города просто не поступали деньги или поступали, но только в те земли, где как раз и сидели те самые министры. Это удалось выяснить, отправив туда проверку.       Николай чувствовал себя отвратительно: он планировал и видел на бумаге возможности для развития своей страны, но на деле оказалось, что Равка даже не имеет должного уровня организации аграрной страны. Его дом, которым он правит, состоял из сухих и старых балок, чуть на него подул бы ветерок, и все рухнуло бы. Но каким-то чудом эта машина продолжала работать и идти вперед, пыхтя и откидывая части механизма по пути. В каком-то отчаянии он получил известия от проверки. Мария тоже была расстроена, но казалось звание самого неунывающего человека в мире из них двоих все-таки стоит присвоить ей, потому что за какую-то бессонную ночь и долгий мозговой штурм, они с гришами разработали экстренный план по проведению социально-значимых реформ.       К сожалению, основной удар и груз тащила на себе Полвость и Воронцовы, у которых какая-никакая, но инфраструктура была развита, а потому Мария предоставила места для новых людей, которые хотели быть медиками и учителями, ее работники помогали адаптироваться и обучали новичков. Огромную роль сыграли и гриши, ведь Малый дворец на время стал и местом обучения простых горожан и крестьян, которые хотят лечить людей. Также пришлось прибегнуть к еще одному козырю в руках короля — отправить гонцов в Карамзин, где он надеялся, что Алина и Мал смогут собрать и обучить кого-то из местных учителей в приюте.       Николаю пришлось рассказать Марии об Алине, конечно же с разрешения последней. На девушку рассказ короля произвел впечатление, ведь оказалось, что Воронцовы очень чтили Заклинательницу Солнца и видели в ней освободительницу от темных сил Дарклинга. А потому Мария Ивановна буквально плакала, узнав, что девушка, которую она боготворила и любила, жива и невредима. Король постарался объяснить, что Алина не любит, когда ее считают святой и вообще утратила свои силы еще на войне, а потому сторониться дел государства, но он и вся страна ей признательны. Эту признательность полностью поддерживала Воронцова, принявшая условия Алины, дав обещание, что не расскажет о ней и не нагрянет с восхищенными взглядами в Карамзин.       Он вообще много что рассказывал Марии, она и правда замечательный слушатель, который чутко понимает, когда можно поддержать диалог, что-то добавив, а когда надо лучше просто смотреть своими преданными голубыми глазами и сжимать его руку. Ему нравилось ее касаться, ее пальчики были тонкими и аристократично длинными, ими она показывала разные жесты, а также проводила по его щеке. Это единение, когда ее ладонь оказывалась на его щеке, было чем-то сверхъестественным, по мнению Николая, потому что тогда он видел свет в голубых глазах, чувствовал ее мысли, ощущал ее всю рядом с собой, и в тоже время парил над землей, окрыленный чем-то необычным и высоким. Ему нравилось прижиматься щекой к ее ладошке, она иногда смущенно проводила по его щетине, задевая скулу, он порой ловил ее ручку, чтобы поцеловать обратную сторону ладони, в такие моменты он не хотел говорить, не хотел паясничать или бесконечно фонтанировать идеями, в такие моменты он позволял себе грустить или любить, или просто молчать, наслаждаясь тишиной, в такие моменты его мир сужался до одной единственной девушки на всем белом свете, и ему это нравилось.       Еще ему нравилось видеть улыбку на ее лице. А ему она улыбалась больше, чем кому бы то ни были еще. Он ловил ее кокетливые улыбки, улыбки нежности и любви, преданные и поддерживающие улыбки, улыбки веселья и задора, косые ухмылки коварства и хитрости, оскалы злорадства и победы, грустные улыбки понимания и разделения с ним боли. Николай в ответ старался удивить ее, порадовать, успокоить, если начинался приступ, прижать к своей груди, оберегая от всего и всех. Он хотел ее защищать, глупое чувство ее хрупкости не покидало его никогда, рядом с ней он ощущал себя мужчиной, способным на подвиги и героические поступки, около нее он находил в себе силы идти дальше, жить и творить ради нее и всех вокруг. Николай уже не мог охарактеризовать свои чувства к Марии не иначе как любовь. И он любил ее.       Но он не хотел спешить, хоть думы порой его в те короткие минуты перед сном перетекали уже к их свадьбе, к милым детишкам с ее красивыми шоколадными волосами и его глазами, к долгой и счастливой жизни справедливых правителей Равки. Он не спешил, потому что боялся обжечься снова, потому что не знал, как отреагирует девушка, потому что предполагал, что и в этот раз все не будет так просто. Но мечтать он любил, засыпая, он мечтал о ее волосах и коже, просыпаясь, он думал о ее улыбках и жестах, бодрствуя, он размышлял о ее идеях и предложениях, видя ее, он не мог отделать от мысли о ее губах и запахе. И то, что Мария была так близко и так непозволительно далеко, сильно раздражало его, приходилось подгадывать момент, контролировать свои фразы и действия, даже в переписке не позволять себе лишних слов, чтобы при перехвате никто не мог компрометировать ее или его.       Переписку они вели активную, наверное, уже надоев посыльным и лошадям. Но каждое письмо приносило ему улыбку. Какие-то она посвящала общей затее с реформами, какие-то — описанию деревенских хлопот и забот, а другие же — самой себе, посвящая Николая в ее мечты и мысли. Мария хотела изучать искусство, и хоть в настоящем она являлась прекрасным бухгалтером и экономистом, из детства она несла идею быть, как мама. Она делилась воспоминаниями о величественной и красивой фигуре матери, о ее голосе. В детстве маленькая Мария мечтала быть певицей, но сейчас ее больше увлекала живопись. Только вот на картинах много не заработаешь, да и в Полвости нет таких видов, которые хотелось бы запечатлеть на холсте. Девушка старалась привить любовь к рисованию у младшей сестры, но та так и не определилась, кем хочет быть, а старшая не хочет на нее давить.       Николай в ответ делился мечтами о море и далеких плаваниях с приключениями и верной командой. Он никому не рассказывал, как скучает по своем «Волку Волн», только Толя и Тамара могли его понять, но сейчас он король — ему необходимо быть в столице, сидеть на троне и быть Николаем Ланцовым, а не лихим корсаром Штурмхондом. За всю свою бытность корсаром он набрался столько историй, что с удовольствием делился ими с девушкой, которой очень нравились эти истории. Оказалось, ей никогда не везло на морские путешествия из-за постоянных штормов между Равкой и Керчией, но король пообещал, что сделает все, чтобы ей понравилось.       В ответ на это предложение девушка сама захотела устроить экскурсию для короля по своему предприятию. Тогда Николай наконец получил официальное приглашение в гости к Воронцовым. На дворе уже был декабрь, скоро намечался праздник Санкта Николая, по которым король ездил в Карамзин, привозя подарки детишкам, и в этот раз он добыл разрешение привести с собой и Марию — его личный подарок самому себе. Эту новость он хотел рассказать девушке, не о том, что она его личный подарок на все праздники, а о том, что он повезет ее в Карамзин к Алине Старковой. А еще Марию необходимо было пригласить к себе на именины в январе, и вообще Николай начинал понимать, что нужно переходить к более основательным шагам в их отношениях, хотя бы для начала просто начать эти отношения.