Молчанка для болтливого короля

      Николаю нравилось держать ее за руку, без перчаток. В этом было что-то магически приятное, что-то личное, такое естественное, но запретное для него из-за страха, запретное для нее из-за тьмы. Но они не могли не касаться друг друга, не встречаться взглядом, чтобы долго всматриваться в глаза напротив, чтобы передавать свои мысли и чувства лишь долгим диалогом глаза в глаза, им тяжело было не чувствовать присутствие второй половинки. Он хватался за ее талию, приобнимал за плечи, укутывал в курточку, держал за локоток, обнимал, умещал свою голову на ее плечике, лишь бы чувствовать, что она настоящая, что рядом с ним, что это она — ее запах, ее взгляд, ее тело и тепло. Николай больше не стремился заполнить пространство вокруг себя пустыми словами — он хотел заполнить это пространство такой молчаливой девушкой.       Мария же принимала его ласки, слегка вздрагивая или смущенно отведя взгляд, многие жесты и телодвижения Николая для нее были новы, и она совсем еще не понимала, как себя стоит вести рядом с мужчиной, особенно на людях, которых она стеснялась, но вставала в оборону, когда замечала их насмешливые взгляды из-за ее недуга. Зато наедине она была самым тактильным человеком, самой отзывчивой и чувствительной девушкой. Король знал, что рожденные люди с отсутствием какого-либо органа чувств развивают другие органы восприятия, а потому слепой лучше слышит, а глухой — видит, а немой — чувствует. Мария тоже чувствовала ярко, также ярко передавала свои эмоции ему живой мимикой и разнообразными улыбками.       Они не переходили дозволенные границы в своих отношениях, хотя у него уже руки чесались что-то предпринять, и не только руки. Но она была таким милым существом, которое не хотелось ломать и разрушать, Николай ощущал себя защитником, мужчиной, который должен быть сильным, верным, храбрым, честным. Казалось, живи они немного в другое время, он бы пошел ради нее на мамонта, лишь бы укутать ее хрупкое тело звериной шкурой. Как ни странно, но основные инстинкты он видимо перенял как раз из каменного века, потому что оказался жутким собственником. Как же иногда хотелось запереть Марию и никуда не выпускать, повесить всех идиотов, которые смеют над ней смеяться и издеваться, как хотелось выколоть глаза каждому, кто смотрит на нее оценивающе, останавливаясь на ножках и груди. Нет, он тоже смотрел, и там есть на что посмотреть, но это ведь только его, Мария — только его девушка.       Слова ее отца с каждым днем все больше и больше давили на короля. В каждом воображался тот самый Путилов, который уведет его Марию, будет наступать на пятки. И не то чтобы он не доверял девушке, скорее он преисполнялся глупыми собственническими хотелками — он хотел, чтобы все знали, что она его. И это никто из них не скрывал. Николай вообще первое время сиял, как начищенный крюге, гриши из его окружения лишь качали головой и подначивали со свадьбой. Зоя опять начала капать на мозги, к ней подключилась Женя, уже распланировавшая свадьбу, а Николай просто хотел насладиться романтикой. Ну и, просто боялся. Вдруг Воронцова тоже откажет ему?       Хотя в этом он разубеждался каждый день. Предпраздничное время всегда знаменовалось разными зваными ужинами, балами и простыми вечерами в чьем-нибудь поместье. Сколько король раньше не посещал подобных мероприятий, никогда не видел там Воронцовых. Теперь же Мария Ивановна стала фигурой популярной. Среди дворян ходил слушок, что с ней не стоит спорить или ей противоречить, а лучше ее задобрить, чтобы она и на них ничего не откопала. Это веселило короля, но зато теперь он мог потанцевать на каждом таком сборище со своей девушкой, прогуляться с ней по заснеженному саду или просто посидеть возле камина, что-то обсуждая.       Николай становился лучше в языке жестов. Какие-то специфические словечки он не понимал, но Мария повторно ему объясняла, иногда заменяя слово синонимом или же просто показывая свои любимые пантомимы. Ему нравилось за ней наблюдать в эти моменты. Хотя, чего греха таить, ему вообще нравилось за ней наблюдать всегда. То, как она двигается, слегка приподняв голову или строго выпрямив спину, как делает аккуратные глотки шампанского, покручивая в руках бокал, когда собеседник что-то рассказывает, над чем стоит задуматься, как она смущенно поправляет прическу или платье, чтобы хоть как-то занять свои мысли и руки, пока он идет к ней, когда делает ей комплимент или когда просто смотрит не отрываясь.       А от нее сложно было оторваться. Николай понимал, что во многом это появилось в нем и в каждом, кто хоть раз встречал Марию, от ее недуга. Ведь если она не может что-либо донести при помощи слов и звуков, то должна постоянно держать зрительный контакт с собеседниками, чтобы донести свои мысли жестами или мимикой. А из-за того, что сложно предугадать, когда она начнет что-либо показывать, то нужно постоянно держать ее в поле своего зрения. Что конечно же нравилось делать самому королю, но совершенно раздражало, когда так делал кто-то другой.       При каждом удобном случае король проводил свободные минутки с Марией, она все еще посещала заседания суда или привозила в столицу доказательства, также пару раз оставаясь, чтобы разобрать другую отчетность, помочь ему на заседаниях кабинета министров или совета дворянства, потому как объемы работы остались те же, но количество людей резко сократилось. Николай же пытался вытаскивать ее на светские мероприятия, представлять всем, как свою избранницу, отчего количество ненавистников и завистников у Воронцовых только росло, но зато такое времяпрепровождение помогало им наладить связи среди дворянства, а также заручиться поддержкой заинтересованной молодежи.       Оказалось, в Равке было много образованных и интеллигентных молодых людей, которым была не безразлична судьба Родины. Кто-то из них также оканчивал Кеттердамский университет, кто-то обучался на дому, а кто-то проходил службу. И почти у каждого были претензии не только к власти, но и к другим аспектам жизни. Но все они боялись долгие годы высказывать хоть что-то негативное в сторону короны, потому как понимали, что ничего этим не изменят — в министрах сидели престарелые деды, которым было плевать на мнение молодежи и тем более на веяние современности, да и высказывания как-либо против действующего режима каралось бы смертью.       Николаю своим присутствием, а также рвением что-то изменить удавалось воодушевить молодых дворян помогать короне и ему в том числе. Мария помогала ему в многих разговорах, блестяще ведя переговоры, хотя собеседники с трудом понимали ее жесты, но тут впервые сам Николай выступал в качестве переводчика, и это ему нравилось. Ему удавалось предугадать ее слова, изучить ее манеру речи и выстраивание предложений, что вскоре он заканчивал за нее фразы, а кое-что сообщал даже без ее жестов, а от простого убедительного взгляда голубых глаз. Они уже общались на своем уровне восприятия, понимали друг друга без слов, да и ему уже не нужно было лезть из кожи вон, чтобы подобрать слова или историю, они могли просто молчать.       Сначала ему было непривычно, он по привычке болтал без умолку. Рассказывал истории, придумывал что-то на ходу, даже рифмовал строки, чтобы получились так нравившиеся девушке стихи, но получалось конечно же просто ужасно, порой он суматошно искал темы для разговоров, предполагая, что подобная тишина неловка и неудобна. Но это было не так. Оказалось, а это и правда стало открытием для болтливого короля, что молчание — золото, правда это золото только в определенной компании, только рядом с ней ему было комфортно просто молчать, желательно предварительно сжав ее в своих объятиях, завалившись на диван, и смотря на огонь в камине.       Молча наблюдать за чем-то тоже было интересно, не нужно было постоянно болтать про родную страну, рассуждать об ее недостатках и достоинствах, объяснять механизм работы флайеров или какой другой его техники, достаточно было просто обнимать ее со спины, устроив руки на талии, а голову на плече.

***

      Они летели на флайере в Карамзин, потому что он не хотел тащиться туда в карете или лошадях, тем более ему начинало нравиться, как Мария жмется ближе к нему, чтобы быть увереннее в полете. Он предполагал, что она боится высоты, или ее морозит от холодного пронизывающего на высоте воздуха, но она просто жалась к нему, стараясь постоянно держать за руку, не объясняя причины. Докапываться до правды он не хотел, да и он ведь по итогу только в плюсе. Вот и сейчас он стоял у борта и просто обнимал Марию, наблюдая как под ними проносятся поля и деревни. — Миленько смотритесь, — прокомментировала вставшая рядом Зоя.       Даже язвить с Назяленской не хотелось, какое-то умиротворение, наверное, впервые у него за все его празднования дня Санкта-Николая, пронизывало все тело. Хотелось просто завалиться спать, обнимая Марию. Сон и правда бы не помешал им всем.       Последние дни во дворце были насыщенными, потому как им необходимо было утвердить бюджет на следующий год, а также постараться понять выполнили ли они все, что планировали в этом году. Похоже это все было на то, как обычно сравнивают списки дел, которые придумали год назад. Только в таких списках не было: «Вырасти на пять сантиметров» или «Научиться кататься на велосипеде». Это списки были серьезные — и в них не выполнялось почти ничего. Начиная от полного обмундирования солдат до проведения новых торговых дорог между какими-то селами и даже крупными городами. Приходилось все переносить на следующий год, а это означало, что у них в скором времени будет больше проблем, чем они рассчитывали.       Из-за всей этой бумажной волокиты им почти не удавалось поспать нормально. При том, что им удалось привлечь почти всех к выполнению данной работы, а потому хоть и работали они командой из около десяти человек, но все равно очень устали, и никто не выспался. У Зои под глазами пролегли темные круги, которые ей удалось уменьшить благодаря Жене и использованию своих сил. Мария и Николай не имели подобных возможностей, да и не хотели напрягать портниху, а потому ходили сонными зомби и жались друг к дружке, желая найти тепло и поддержку. — Иных слов я ожидал от своего генерала, — все-таки ответил он, криво усмехаясь. — Ждал, что я выскажусь насчет всего того, что вы двое затеяли в ближайшем будущем для Равки? — выгнула идеальную бровь идеальная Зоя.       Николай неопределенно пожал плечами, все-таки и правда желая узнать мнение генерала. Мария же глубоко вздохнула в его объятиях, с интересом ожидая слов Назяленской. Зоя тоже повернулась к девушке, видимо желая сказать что-то именно ей. — В языке жестов есть маты?       Воронцова, не ожидавшая такого вопросы, глупо похлопала ресницами, покачала отрицательно головой, а потом засмеялась, приятно сотрясаясь в его руках, Николай и сам хохотнул, прекрасно понимая, что матерных слов нет, но Мария умеет лишь одним взглядом послать кого-то куда подальше или же взглянуть с таким презрением и насмешкой, что ему иногда кажется, что в голове она точно материт собеседника. — Тогда и мне нет смысла материться, если вы тут такие приличные, — продолжила шутку Зоя, сама улыбаясь. — Но на самом деле — никак иначе кроме грядущего нам всем пиздеца, я бы это не обозвала… Вы определенно чокнутые, что затеяли все это.       Николай даже не успел ответить на такую провокацию, когда Мария выпрямилась и с озорным блеском протянула руку генералу для рукопожатия. Зоя смерила руку удивленным взглядом, а после всмотрелась в глаза девушки. Обе одновременно прыснули от смеха, но пожали друг другу руки. — Да, я же с вами в одной лодке! — поняла тоже ее без слов Зоя, отчего-то улыбаясь и сокрушенно качая головой.       Их взаимоотношения явно стали лучше. Каждый из них проникался уважением друг к другу: Зоя начинала разбираться в идеях Воронцовой, предлагать что-то свое, даже просить помощи в каких-то расчетах или совета при ее желании что-то поменять в армии; Мария же начала видеть в Назяленской не врага, а союзника. Николай часто видел их на собраниях, горячо спорящих о чем-то, но в итоге после долгих и упорных дискуссий, где одна сторона злиться, что не понимает вторую, они приходили к какому-то общему итогу и согласию. Однако именно этот запал и бесстрашие высказывать свое мнение делало девушек незаменимыми друг для друга, ведь каждый дополнял идеи и мысли другого.       Вот и сейчас он наблюдал, как девушки взаимодействуют и даже шутят друг над другом. Это успокаивало, потому что сначала он переживал, что будет сложно двигаться к реформам, если его главные советники будут сориться и ругаться, тем более, что Мария изначально даже боялась сил Зои. Но теперь все было в относительном спокойствии, хотя генерала никогда не отпускала мысль, что она может оказаться хуже Дарклинга. Николай успокаивал Зою, убеждая, что она другая, что сделает лучше для страны, а не хуже. Но иногда она просто впадала в депрессию, рассуждая о том, какие ошибки она совершила и какие силы ей достались.

***

      Мария волновалась, сильно сжимая его руку, когда они приземлялись недалеко от Карамзина на одной из военных баз. Ведь король не должен раскрывать место, где живет бывшая Заклинательница Солнца, потому как для всех она погибла. Для чиновников и всего народа Николай ежегодно навещает важный военный форт-пост, чтобы пообщаться с простыми солдатами и поздравить их с приближающимся праздником. Николай и правда это делал, а потом отправлялся с подарками в сиротский приют. Его всегда сопровождали лишь Зоя и Женя, но в этом году его женский коллектив пополнился любимой девушкой, и он хотел познакомить с прошлой претенденткой на звание королевы, с Зоей ведь она уже знакома… Король хмыкал и усмехался каждый раз, думая над этим. Выглядело это все и правда очень глупо. Но он чувствовал, что должен так сделать.       Карамзин как всегда встречал их оравой ребятишек, которые уже знали, что каждый год к ним приезжает добрый богатый дяденька с подарками, наверняка никто из них не задумывался, что общается с королем, что сидит на коленях правителя Равки, что играет в снежки с героем не одной войны, что катается на плечах человека, который тянет на своих плечах груз за целую страну. Мария была рада детворе, она мило улыбалась и поправляла съехавшие на бок шапочки и курточки детей, чтобы они не замерзли. На их попытки познакомиться она терялась и болезненно грустно смотрела на Николая. Может быть его чувство все-таки его подвело, потому что Мария не выглядела уже такой взволнованной и счастливой, скорее обреченной и печальной. Это разбивало его сердце, но она не желала объяснять причину своего поведения, тем более, что вскоре их встретили и хозяева приюта.       Алина и Мал, казалось, не изменились. Парень слегка поднабрал в весе, хотя король пошутил, что это почетный животик, который и должен быть у каждого женатого мужчины. Алина же вечно мерзла и куталась в шали и пледы, болезненно бледная, казалось, ее щечки порозовели только потому что рядом была Женя. — Здравствуй, пират, — хмыкнул Мал, пожимая королю руку. — Корсар, — по привычке исправил Николай, качая головой, но улыбаясь на эту старую глупость. — Кажется, в прошлом году я дарил тебе книгу, где описывались основные понятия в мореходстве, там были и понятия «корсар» и «пират»… — А я думала это сборник стихов Толи, — пожала плечами Алина, улыбаясь. — Потому что кое-кто постоянно засыпал, читая ее, — улыбнулась девушка, целуя мужа в щеку. — Здравствуй, Николай, — наконец обратилась к нему давняя подруга.       Они крепко обнялись, как и все гриши, вручая друг другу подарки и проходя в дом. Николай глянул на покрасневшую Марию, которая вся сжалась, не зная, что делать. Он сжал ее ручку и поцеловал в макушку, как раз в этот момент хозяева и решили обратить внимание на них, чем еще больше смутили Воронцову. — Миленько смотритесь, — улыбнулась Алина, переглядываясь коварным взглядом с Женей и Зоей, на что последняя понимающе хмыкнула.       Мария взглянула на Николая, показав ему пальчики руки, которые она перебрала и указала ими на всех собравшихся, после поиграв пальчиками обеих рук около рта, ну и нарисовав знак вопроса в воздухе. Король хмыкнул: — Почему это сразу сговорились? — подмигнул он ей. — Если ты сама по себе очень милая, ну и я примерно где-то рядом по милоте, то вместе мы точно самые милые! Это же сложение, — убежденно кивал он. — Ну или умножение…       Девушка заметно расслабилась от его глупых шуток. Хотя все остальные оценили его речи более заметно — закатили глаза, вздыхая. — Мария Ивановна? — уточнила Алина, подходя к девушке. — Наслышана о вас, — бывшая Заклинательница Солнца кинула взгляд на короля. — Он, наверное, вам надоел своими бесконечными разговорами?       Мария положила руку на грудь, кивая Алине, а после перевела взгляд на Николая и покрутила неопределенно рукой в воздухе. — Эй! — возмутился он на ее жест, поняв, что девушка ответила на вопрос Алины, как «слегка».       Воронцова весело улыбнулась, вставая на носочки, чтобы оставить на его щеке извинительный поцелуй, от которого он конечно же расплылся в улыбке и злиться на шутки девушки больше не мог. — А вы не пробовали… — замялся Мал, — ну… поговорить? Вдруг у вас это получится?       С лица Николая стерлась улыбка, как и девушка в его объятиях напряженно вздохнула, опуская глаза. Король глубоко вздохнул. Мал всегда был хорошим парнем, служивым, следопытом, правильным и сильным, но иногда ему уж очень хотелось дать подзатыльник. Сейчас особенно.       Все с укором посмотрели на парня, Зоя же, видимо научившись читать мысли своего короля, исполнила его мечту и все-таки зарядила подзатыльник Малу. Тот извинился, и даже покраснел, ловя недовольный взгляд Алины. После они снова позвали гостей в дом, где желали продолжить знакомства, а также рассказать про успехи своих подопечных — присланных со всех уголков Равки людей, которые хотели быть учителями. Мария потянула Николая назад, пока не решаясь заходить в дом. По ее лицу он видел, что ее что-то волнует, и не просто волнует, а заставляет грустить, отражаясь болью в небесно-голубых глазах. — Если хочешь, я ему врежу?       Мария по-доброму улыбнулась, отрицательно качая головой, а после оборачиваясь на детские голоса. Николай перевел взгляд туда, куда смотрела она. Во дворе играли детишки, кидаясь снежками или строя снеговика. Они звонко смеялись, выкрикивали имена, считали в считалочку, кто будет следующим, бурно что-то обсуждали или просто активно что-то рассказывали. Он улыбнулся этой картине, но когда повернулся обратно к Марии, увидел в ее глазах слезы. — Что не так? — спросил он, обнимая ее и вглядываясь в голубые глаза.       Он заправил шоколадную прядь за ушко под милой шерстяной шапочкой, которая делала образ девушки ещё более плюшевым и уютным. В комплекте к шапочке шел и шарф, который она повязала ему, когда тот понял, что зря не оделся потеплее. Выглядели они, наверное, несуразно, но так породному и правильно, что ему все больше и больше хотелось никогда ее не отпускать из своих объятий. — Что тебя беспокоит? — попытался снова спросить Николай, проводя рукой по ее щеке.       Она повторила его жест, прикоснувшись своей ладошкой к его колючей двухдневной щетине. В ее глазах плескалась боль и печаль. Это было связано с детьми, но он так и не мог понять, куда клонила Мария. Увидев в его глазах непонимание, она вторую руку положила себе на горло, покачав головой, и кивнула в сторону детей. Он начинал ее понимать, но все еще не верил в то, что она говорит. Девушка решила объяснить более понятно, оторвав руку от его щеки, она покачала кого-то у своей груди и со слезами на глазах, показала ему, что должна будет что-то говорить, а возможно петь своему ребенку, но она не может этого сделать.       Николай не задумывался об этом, не думал, что для нее это важно, что для нее будет больно не просто от осознания своих фобий и страхов, а от того, что кто-то, а именно ее ребенок, не сможет получить нужное количество материнской любви без голоса самого важного человека в жизни любого. Он прижал ее к себе ближе, вытирая появившиеся слезы. Он не хотел на нее давить, чтобы она боролась с собой, чтобы заново училась говорить, ни ради него, ни ради короны, ни ради кого бы то ни было, тем более он бы не посмел ее обвинять в нелюбви или неправильном обращении с ребенком. Но также он не хотел, чтобы ее недуг еще больше поражал ее, делал ее слабой, или же лишал ее большего, чем уже лишил. Ведь из этого мог развиться новый страх. — Маша… — выдохнул он. — Хорошего родителя делают хорошим его поступки, а не слова… Я уверен, что ты дашь нашему ребенку всю свою любовь и нежность, что ты будешь прекрасной матерью и без слов, потому что за болтливость в нашей семье отвечаю я, а ты будешь душой и сердцем… Я обещаю, что мы справимся со всем, что я буду рядом в любом случае, буду помогать и делать все, чтобы нам с тобой быть хорошими родителями.       Мария уткнулась в его грудь лбом, хихикая. Это слегка его удивило, вот только что она плакала, а тут хихикает, да и мысли о детях. Он бы подумал, что она беременна, но ведь ничего же…       Однако она вскоре подняла голову, показывая счастливую улыбку и такие же слезы счастья. — Кажется, это самые удачные мои переговоры, — хмыкнул удивленно Николай. — Хотя как-то я обменял бочку сардин на бочку пива, которое было просто необходимо из-за похмелья всей команды…       Девушка хохотнула, утирая слезы. А после так довольно посмотрела на него, что он даже начал вспоминать, что же такого сказал. Она снова хохотнула от его задумчивого лица и тыкнула его в висок, после провела линии между ними и положила руку на живот, поглаживая его. — Конечно я подумал о нашем с тобой ребенке, — пожал плечами он. — Или есть какой-то еще претендент на звание отца твоего будущего ребенка? — надул король губки.       Мария отрицательно помотала головой и притянула его для поцелуя. — Может вы хотя бы в дом зайдете? — выглянула из дверей Женя, качая головой и улыбаясь. — Вас вообще-то все ждут.       Даже не дав ему продолжить и углубить поцелуй, Мария отстранилась, неловко улыбаясь и краснея, а после потащила его к входу в дом. Это было нечестно, а потому Николай притянул ее обратно в свои объятия, чтобы поцеловать более основательно и долго. Она улыбалась, снова светясь какой-то внутренней силой. Стоило спросить у Алины, не чувствует ли она в Марии частицу того Солнца, что когда-то был в ней самой.       Внутреннее убранство приюта очень понравилось Марии, она восхищенно проводила пальчиком узоры и нарисованные картинки по стенам и на лестнице. Алина и Мал с воодушевлением делились успехами учителей, а также своим мнением о предстоящих реформах. Алина даже предложила рассмотреть также к социальным реформам и обеспечение приютов для сирот, ведь по сути такие дети оставались на обочине жизни, если их никто не пожалеет или, если не появиться добрый помещик, кто бы устроил такой приют. Мария быстро включалась в разговор, иногда прося его пояснить всем ее жесты, а также прислушиваясь к идеям и мыслям бывшей Заклинательницы Солнца, а самое главное, не боясь ей перечить и приземлять, потому как, к сожалению, сейчас государству стоило подумать больше об экономических реформах, а дальше уже о социальных, хотя они и будут идти параллельно, но больший упор будет на экономику. Ведь для всех их задумок необходимо иметь деньги, а с этим в Равке был дефицит.       Алина была приятно удивлена такой бойкости девушки, которая в миг превратилась из смущенной любимой девушки в деловую леди, точно знающую на многое ответы и умеющую рассуждать глобально и основательно. Мал даже не пытался встревать, потому как видимо после всего сказанного просто стеснялся ляпнуть какую-то очередную глупость, а потому вернулся к обсуждению оружия и армии с королем и генералом. Николай иногда ловил взгляды Марии, которая старалась держаться рядом и желательно за руки. Она все еще волновалась и переживала, и он хотел ее поддержать, что и делал.       Они остались на праздничный ужин, где детям были вручены подарки. Ему нравилось наблюдать, какими счастливыми они становятся, когда раскрывают упаковки, когда с нетерпением высовывают непроизвольно язычок, стараясь отодрать упаковочную бумагу, когда пробуют свою новую игрушку, делятся впечатлениями с друзьями, а после весело несутся с благодарностями и объятиями к нему. Николаю нравилось быть добрым дяденькой, который приходит на праздник, а еще он не мог не отметить, что детям нравилось общаться с Марией, в которой они нашли прекрасного рассказчика. Ведь теперь им не читали скучные поучительные сказки, а показывали и им приходилось угадывать. Девушка от такого внимания светилась и улыбалась, на щечках выступил румянец, а небесно-голубые глаза отливали счастьем и весельем.       Он бы никогда не позволил себе усомниться в том, что Мария будет отличной матерью. Она будет самой лучшей матерью, будет ухаживать и любить ребенка больше всех на свете, будет учить его, а также передаст ему свою эмоциональность и умение выкрутиться и найти выход из любой ситуации, хотя последнее, может быть, все-таки будет передано от него самого. Оставалось только на ее фоне быть хорошим отцом, в меру справедливым, честным и умным, терпеливым и надежным. В его голове так естественно рисовались не только они сами в коронах и перед камином в его покоях, но и маленькие детки, которые бы бегали в тронном зале и наводили шороху по всей округе. Теперь сложно будет избавиться от этой мысли. Хотя может быть и избавляться незачем.