Молчанка для болтливого короля

      Ужин в поместье Воронцовых был напряженным. Во многом это было из-за того, что своим появлением и бешенными глазами король навел шороху в деревне, и каждая собака знала, что он переживает за Марию, которую, по мнению слухов и домыслов, взяли в плен бандиты. Конечно же у страха глаза велики, а любое слово, передаваясь из уст в уста, обрастается пояснениями и другими словами, но такой выдумки он не ожидал от мирных жителей маленькой Полвости. Скрывающая слезы Наталия Ивановна, которая бросилась сестре на шею, только преумножала переживания населения своим поступком. Даже князь Иван Михайлович вышел на крыльцо, когда кони прибыли во двор. Он неустойчиво облокачивался на трость, запахнувшись в меховой халат, и отбивался от настырной Глашы, которая пыталась затащить его в дом. — Маша! — строго стукнул старик тростью по крыльцу.       Девушка сразу же спешилась, не обращая внимание на подоспевшего конюха или протянутую руку помощи от короля. Она подскочила к отцу, подхватывая его под другую руку, и недовольно покачала головой, утягивая его в дом. Николай успел заметить жесты, которые она показывала отцу: описала круг ладошками, оттопырив пальцы, после показала большой палец. Но Иван Михайлович не сильно-то верил дочери. Но он все-таки позволил себя увести в тепло, что-то ворча. — Спасибо, Ваше Величество, — вздохнула Наталия. — Спасибо, что вернули ее… — На то я и король, — улыбнулся он. — Хотя признаюсь, что мне не пришлось ничего делать. — Николай пожал плечами, волнуясь за девушку, ведь он даже не мог представить, что ей может устроить ее отец. — А как же бандиты? — удивилась младшая Воронцова. — Ваша сестра, Наталия Ивановна, — хмыкнула Зоя, — имеет свое мнение об этих бандитах, и как оказалось — может найти общий язык с любым.       Николай в очередной раз отметил заинтересованность Назяленской в Марии, то она подталкивает его к женитьбе, то соглашается с ее идеями, то защищает и даже восхищается. Король знал, что доверие Зои сложно заполучить, а также знал, что сейчас ее взор иной и порой она смотрит глубже в человека и его мысли, чем раньше. А еще Зоя мудра и научена опытом, ему казалось, что она чувствует, когда следует доверять, а когда нет. И старшей Воронцовой она почему-то доверяет. Это было странно по той простой причине, что Зоя еще и достаточно злопамятный человек, а Воронцовы поставили под сомнение ее компетенцию при дворе. — А еще Маруся имеет потрясающее умение вести переговоры, — расхваливал любимую девушку король. — Я ей пригодился только за тем, чтобы с тяжелым вздохом одобрить то, что она задумала. — Маша умеет убеждать, — хитро улыбнулась Наталия, кидая лукавый взгляд на короля при его особенном обращении к девушке. — Прошу вас в дом, — позвала их младшая сестра. — Скоро должны подать ужин… Вы могли бы у нас остаться… — Конечно, Наталия Ивановна, — выдохнул облегченно он, только и дожидаясь такого предложения, потому что покидать сейчас Воронцовых совершенно не хотелось. — К сожалению, я останусь только на ужин, — заметила Зоя. — Мне еще надо доставить наших бандитов в столицу, — объяснила она Николаю. — Этим мог бы заняться Толя. — Этим могли бы заняться мы вместе с ним, — настаивала генерал.       Они поднялись на крыльцо, отряхивая снег с плеч и стуча сапогами по доскам, чтобы отбить грязь с подошв. Николай не понимал, почему Зоя так торопится в столицу, но и оставаться ему одному в поместье Воронцовых уже не привыкать. Король бывал тут часто, чтобы пригласить на прогулку Марию, чтобы глупо скрываться за дверьми, ожидая пока отец девушки пройдет в другую комнату и не заметит, как гость и дочь горячо целуются. Еще он любил сидеть в ее кабинете, наблюдать за тем, как она заполняет какие-то отчеты или же задумчиво рассматривает какие-то графики и таблицы. — Надеюсь, ты не упустишь такого шанса, — шепнула ему Зоя, когда они проходили в сени.       Он чуть не подавился воздухом от наглости и откровенного двойного подтекста. Шанс. Шанс! Во-первых, он никогда не упускает, а даже создает эти шансы, а во-вторых, шанс для чего? Сделать предложение? Но ведь у него нет кольца! Да, и какой это шанс, если по итогу он оказался тем идиотом, который зря переживал и поднял на уши всю деревню? Или шанс для чего-то другого… От такой дерзости и намеков у него бы даже вспыхнуло лицо, но он сдержался, даря заготовленную на экстренные случаи улыбочку Зое.       Та лишь сокрушенно вздохнула, качая головой. Королю даже стало обидно — неужели его актерское мастерство пропало, и он не может уже убедить своего генерала в чем бы то ни было? Но он не отчаивался, понимая, что Зоя просто уже выучила своего короля и знает все его заготовленные улыбочки, но для остальных он остается таким же превосходным правителем, что равно превосходному актеру. Вот Наталия совершенно не поняла, о чем шептались гости, потому что, поймав улыбку Николая, перевела взгляд внутрь гостиной, кивая головой в сторону сидевших на диване сестры и отца.       Старик что-то ворчал в своей манере, а девушка вздыхала и гладила его по плечу. За короткое время отсутствия Ивана Михайловича в поле зрения короля, первый обзавелся старым пиджаком вместо махрового халата, а второй — четким убеждением, что шанс и правда не надо упускать. Воронцовы повернулись к гостям, когда заслышали их приближение. Раскрасневшаяся не то от мороза, не то от слов родителя, Мария подскочила с дивана, коротко улыбнувшись Николаю и еще раз обняв сестру, она поспешила к лестнице наверх, чтобы переодеть платье. Он конечно же проводил ее долгим голодным взглядом, который, он надеялся, что никто не заметил.       Благо Зоя успела отвлечь каким-то вопросом князя, отчего он не обратил внимание на короля, сама-то Назяленская наверняка все видела и сделала свои выводы. Николай чувствовал себя мальчишкой — любовь к Марии казалась ему сокровенной, личной, тайной. Он хотел скрыть ото всех свои чувства, не хотел выслушивать речи ее отца, не хотел замечать косые понимающие взгляды, вообще не хотел, чтобы кто-то видел в нем мужчину, способного любить. Нет, он хотел, чтобы его народ думал о нем в таком русле, но чтобы это русло не касалось Марии, потому что… потому что она только его. Глупо, глупо! Невероятно глупо! Но он не мог с этим ничего поделать.       Воронцов же уже разошелся в каком-то споре с генералом, при этом успев проковылять до своего стула за столом. Делал он это шумно, при помощи младшей дочери, а главное, не забывая постоянно ворчать. — Это все тупость! — уверял он. — Все это простая тупость этих идиотов! Нет, ну я разве не прав, Наташенька? — Конечно правы, папенька, — поддакивала ему Наталия, которой явно было фиолетово на то, о чем говорил отец. — Вы только сильно не горячитесь, только ведь выздоровели… — Еще одна! — хмыкнул князь. — Вот моду взяли отца отчитывать! Старшая дочь не выпускает на улицу, потому что там холодно, младшая вон запрещает спорить. — Я не запрещаю спорить, отец, — вздохнула девушка, закатывая глаза, пока ее родственник не видит, устраиваясь на стуле. — Просто не надо горячиться… — Что я поделаю, если они идиоты? — Наталия не нашлась, что на это ответить, видимо забросив идею перечить ворчливому отцу. — Вот ну не идиоты ли они? — обратился уже князь к гостям, когда те тоже заняли свои места за столом. — Мы выяснили, что у этих бандитов была весомая причина так… — Да я не про бандитов этих никудышных, — отмахнулся старик, отпивая налитый служанкой коньяк из рюмки. — Я про этих помещиков и дворян, от которых сбежали такие работнички. Машенька мне рассказала, в чем вся соль. И мне кажется, что наказать следует этих дельцов, которые повышают налоги и оброк в нелегкие времена! Ишь ты нашлись дельцы великие! Решили увеличить собственный доход, только отбирая, но не позволяя нормально работать, хорошо жить и зарабатывать! Разве счастье помещика не в том, что его люди сыты и довольны? — Как и счастье короля в счастье собственного народа, — поддержал мысль Николай, желая, чтобы Мария уже быстрее спустилась ко столу, в ее присутствии старик был более спокоен или же сам король был более благосклонен к ворчанию, потому что напротив него сидела она? — Потому что? — рассуждал князь. — Потому что любая власть на чем-то зиждется! В нашем случае — это люди, простые крестьяне и работяги, которые гнут свои спины в полях и в рудниках, зарабатывая потом и кровью каждый кусок хлеба. И им ой как не нравится, когда этот кусок отбирают не по справедливости… — Стоит еще упомянуть, что справедливости не бывает, — флегматично заметила Зоя. — И у них этот кусок все равно отбирает тот, кто выше его по сословию. — Это все еще из далекой истории идет, — убежденно рассказывал Воронцов, в его глазах мелькнул воодушевленный огонь. — Еще испокон веков люди выбирали главного — того, кто будет руководить ими при обороне, кто будет решать их проблемы, разрешать споры и вести за собой. Сначала это конечно же был самый сильный в племени…       Со стороны лестницы послышались тихие шаги и глубокий вздох. Николай проследил, как Мария проплыла к столу. Кажется, он потерял суть монолога Ивана Михайловича точно также, как забыл дышать. На девушке было легкое голубое платье, оно струилось и колыхалось на ветру, но самое главное — хоть оно и было традиционно закрытым, но тонкая почти прозрачная ткань открывала вид на достаточно глубоко открытое декольте, прекрасную нежную кожу, выпирающие ключицы и тонкую шейку. Рукава были по локоть, но из той же легкой прозрачной ткани. Все платье казалось легким и воздушным, будто лишь какое-то чудо останавливает его от падения вниз при любом дуновении ветра.       Ее взгляд был чарующим, кокетливым, посылающим ему какие-то только ей одной понятные сигналы. Но эти сигналы полностью улавливало его тело, замершее и жадно пожирающее ее голодным взглядом. Николай каждой клеточкой тела ощутил потребность в прикосновении к ней, молодой мозг бил тревогу, что эту территорию необходимо завоевать, необходимо взять и не отпускать. Он еще раз окинул ее взглядом, замечая румянец на щеках и быстро поднимающуюся грудь. Однако небесно-голубые глаза оставались такими же загадочно-хитрыми. Она знала, какое впечатление производит на короля, более того — она этого добивалась. — … и так пошло из поколения в поколение, от одного рода к другому. И получилось, что теперь все передается по наследству. Да, здесь явно нет справедливости, но разве я могу выкинуть на улицу своих детей, чтобы они добивались всего сами, стали тем самым сильным или самым умным в племени? — вещал старик, распинаясь о чем-то своем, теперь стало понятно, почему его глаза так заблестели — это видимо его любимая тема для монолога. — Да, в нашем мире все решает наследственность. То, где ты родился, важнее того, кто ты сам. Но это только одна сторона медали, ведь тот, кто родился выше сословием имеет не только привилегии и права, он имеет обязанности — военная служба, верность королю, контроль и управление доставшимися ему землями…       Николай уловил насмешливый взгляд Марии. Он сам украдкой улыбнулся девушке. Да, не так он представлял себе ужин среди родственников любимой девушки, но и лекция про историю дворянства и обязанности дворянина была вполне интересна, хотя молодое поколение Воронцовых видимо так не считало. Девушки украдкой о чем-то своем переглядывались — Наталия что-то возбужденно шептала на ушко сестры, а та показывала жесты в ответ под столом, чтобы отец не спалил их незаинтересованность рассказом. Одна Зоя слушала внимательно, хотя король предполагал, что и она лишь делает вид, потому как может углубиться в себя и надолго погрязнуть в размышлениях так, что этого даже никто и не заметит. Николаю же приходилось кивать в нужных местах, пожимать плечами или же заинтересованно смотреть на рассказчика.       Впрочем, он был совсем не против играть эту роль заинтересованного слушателя, поскольку князь в своем запале нравоучения, размышления и рассказывания каких-то собственных мыслей и домыслов был живым и настоящим. Глаза Воронцова искрились, он сам оживился и помолодел лет на десять, казалось никакие недуги ему теперь не могли помешать — ни проблемы с ногой, ни тяжело пережитая недавняя болезнь, ни холод, ни даже голод, потому как к своей порции запеченной рыбы он даже не прикоснулся, иногда только смачивая горло коньяком.       Николай смотрел на Ивана Михайловича и уже даже не столько слушал его, сколько восхищался им. Этот мужчина потерял жену, выдержал угрозы при дворе, вырастил двух потрясающих дочерей, не потерял вкус к жизни спустя столько лет, и вообще имел на все свое мнение и любил ворчать. Хотел бы король, чтобы его отец был таким, но ни король Александр, ни уж тем более появившийся в его жизни на короткие пять минут настоящий отец, не были с ним такими. Такими домашними, чему-то учащими младшее поколение, пусть ворчливыми, но так породному ворчливыми. — … и потому необходимо правильное образование! Я всегда так считал, вот Машенька сама отправилась учиться, для Наташеньки я подбирал лучших учителей, и всегда ее поддержу, но это я. И то я пришел к этому не сразу, тоже был глуп, как эти остолопы… — Мы с Марусей занимаемся разработкой образовательных реформ, — решил прервать монолог старика Николай. — Пока что мы только готовимся запустить хотя бы достойное начальное образование, но когда-нибудь… — Вот это хорошо, — благодарно кивнул князь. — Помню, когда только мы открыли школу нашу, то первые занятия вела сама Машенька или Наташенька, пока будущие учителя смотрели за ними и обучались вести уроки. С мастерами из шахт и плавилен также было — мы приглашали одного-двух специалистов из Кеттердама, чтобы они научили пару наших толковых ребят, а те уже рассказали всем, как и что надо делать… — Боюсь, в масштабах всей страны это будет долгим и затратным делом, но уверен, мы справимся, — подмигнул он Марии, согласно ему кивнувшей. — Когда правитель уверен в своих действиях — это хорошо, — заметил князь. — Главное, чтобы эта уверенность оправдалась. — Иван Михайлович, — наигранно возмущенно воскликнул Николай. — Я не просто оправдываю все ожидания, но и превосхожу их!       Он позволил себе горячий взгляд на Марию, чтобы ее щечки вспыхнули ответным жаром, а кокетливая улыбка расцвела на лице. Пока за столом слышались смешки всех, кто расценил заявления короля как шутку, он не сводил глаз с небесно-голубых глаз девушки, и они улыбались друг другу, улыбались, но не смеялись, потому что для них это не просто не было шуткой, это было предложение и разрешение.

***

      Дальнейшая дискуссия за столом задевала тему, решенную еще в чаще леса. А именно стоит ли преступникам давать второй шанс. Иван Михайлович уже не обладал авторитетом в этом вопросе, разделяя мнения и слова со старшей дочерью, хоть и поддерживая некоторые уместные замечание и предположения Зои, которая тоже не молчала в этот раз, выражая свое недоверие и беспокойство относительно подобного милосердия, как ей казалось. Главным же аргументом Марии со стороны экономиста являлась простая экономия ресурсов: если казнить бандитов, то умрут полезные человеческие ресурсы, если посадить бандитов в тюрьму, то те будут бездельно и бессмысленно сидеть на месте, тратя ресурсы государства, ведь их необходимо будет кормить, следить за ними. Да, какие-то ресурсы потратятся и сейчас, когда они будут отрабатывать награбленное, но оставалось лишь уповать, что выгода от такого наказания будет больше, чем затраты.       Николай снова наблюдал деловую и серьезную девушку, с воодушевлением она махала руками, сменяя быстро один жест за другим, ее небесно-голубые глаза искрились также, как несколькими минутами раньше такие же голубые глаза отца. Они горели своим делом, желали высказаться и умели долго и правильно говорить, в случае девушки — показывать. Но это не мешало ей выглядеть специалистом своего дела, которым она и являлась, а также быть просто очаровательной и прекрасной.       Дальше разговор еще пару раз витал с темы на тему, и когда солнце село за горизонт, было решено расходиться по своим делам. Зоя откланялась, возразив на предложение остаться простым долгом и службой. Уходя, она саркастично отметила, что Толя без нее наверняка загрустил на флайере, да и будет локти кусать от таких интересных лекций, которые сегодня звучали за столом.       Мария, проводив гостью до дверей, пожелала удачного пути, а после столкнулась с ним в почему-то так резко опустевшей гостиной. Глаша уже убрала все со стола, отец девушки ушел в свою комнату не то принимать лекарства, не то спать, младшая сестра убежала наверх дописывать ответное письмо любимому сыну соседа, который сейчас проходил обязательную военную службу. Они стояли друг на против друга, не решаясь, что-либо сделать. — Ты прекрасно выглядишь, — хрипло начал он, прощупывая руками ткань платья, положив свою руку на девичью талию. — И ты не перестаешь меня удивлять…       Мария благодарно улыбнулась, оставляя легкий поцелуй на его щеке, а после потащила за руку к дивану. И правда, для сна было еще слишком рано, но и расставаться друг с другом по каким-то глупым причинам вроде дел не хотелось. Николай улыбнулся, отмечая, что его мечты рядом с этой девушкой всегда исполняются — вот и сейчас они уже привычно вместе сидят у камина, просто наслаждаясь обществом друг друга. Ну как сидят… Мария сегодня позволила себе больше, почти улегшись в его объятиях, сев к нему на колени, устроив голову на широкой груди. Наверняка она слышала, как гулко стучит его сердце, а также чувствовало то, что сильнее всего реагирует на такие близкие и тесные прикосновения.       Но и на этом что-то задумавшая девушка не остановилась. Она придирчиво осмотрела его привычные коричневые перчатки и аккуратно стянула их, желая прикасаться к нему кожа к коже. Его сводила с ума эта ее игра, где только она знала правила. Где она могла так откровенно жаться к нему, позволять гладить свое тело через платье, которое мягко оглаживало ее изгибы и почти совершенно ничего не скрывало, он задыхался, желая вдохнуть ее в себя всю, но не получалось, однако он зарывался носом в ее шоколадные волосы, чтобы вдыхать, вдыхать.       От одного своего знакомого взломщика из Кеттердама Николай знал, что если не можешь победить в игре — меняй правила. И он их поменял, поменял одним касанием, но каким — поцелуем в шею, жарким, развязным, страстным. Теперь уже в ее легких не хватало воздуха, отчего она задохнулась, выгибаясь ему навстречу, так ярко и так естественно реагируя на незатейливую ласку. — Как думаешь, мы еще можем догнать Зою, чтобы она увезла нас с тобой во дворец, в мои покои, в мою кровать? — продолжал менять правила он, которому уже сильно била в голову необходимость обладания этим телом.       Мария на секунду очнулась от его ласк, ее голубые глаза, помутневшие от страсти, столкнулись с черными его, а после он впился страстным поцелуем в ее покусанные губы. Его девочка скрывала вздохи и стоны, кусая свои нежные розовые губки, и он в ответ кусал их, потираясь бедрами о ее попку. И она выдыхала, выдыхала ему в рот и хваталась за мундир тонкими пальчиками, царапая ткань.       Однако и в девушке все еще был здравый смысл, который он хотел вытрахать. А потому она поднялась с его колен, взяв за руку, она потащила его наверх. Оглянувшись по сторонам, он позволил себе еще один страстный поцелуй на лестнице, где уже прошелся руками по груди, отмечая, что у платья лишь несколько завязок сзади, и хватит лишь одного правильно потянутого шнурка, чтобы все это великолепие оказалось на полу, а прекрасная голая девушка — перед ним. И правда — чудо да и только.       С горем пополам они дошли до ее комнаты. Наверху еще не были зажжены свечи в коридоре, а возможно ночью их там никто и не зажигает, а потому Мария вела его за руку, крепко ухватив его, а он же, хоть и видел ее силуэт, все равно предпочитал для верности расположить вторую руку у нее на талии. Это сыграло свою роль, когда она остановилась у своей двери, чтобы повернуть ручку, а он врезался ей в спину, припечатав к двери, снова уткнувшись носом в ее волосы, снова оставляя поцелуи на открытой шейке и снова потираясь бедрами.       Дверь поддалась, они, стараясь быть тихими, но не забывая подливать масло в огонь страсти друг друга, ввалились в комнату. Из окна светили далекие звезды, а также огоньки в окошках чужих домов из деревни. Кровать была правильно заправлена, все лежало по точно отведенным им местам. Все казалось правильным, и он это ощущал, но все-таки он ведь должен был спросить: — Ты уверена? — прервал он свой поцелуй, когда ее ручки проворно стянули с него мундир.       Мария замерла, смотря на него. Он удивительно отчетливо видел ее небесно-голубые глаза, будто вокруг не было полутьмы. Она взяла его руку в свою, чтобы ладонью положить себя на грудь, туда, где находится сердце, а после тыкнуть пальчиком в его грудь. Он понял без слов, понял бы даже без жестов — только по глазам. Она любит его. Он знает это, знал всегда, чувствовал это. — Я люблю тебя, — выдохнул он, понимая, что этим все было сказано, что назад пути уже не будет, да и разворачиваться никто не собирается.       Он потянул за замеченные ранее тесемочки, слыша легкий шелест от их развязывания. Платье не стремилось падать к ногам, как он планировал, однако оно стало просторнее, а потому Мария, знавшая все наперед, сделала шаг назад, довольно усмехаясь. Такой он видел ее впервые — игривой, сексуальной, знающей, что она прекрасна в его глазах, знающей, что он желает ее сильнее всего на свете. Она легко подхватила подол платья, утягивая наверх и снимая через голову. Когда легкий шелк упал на пол возле ее голых ножек, он не смог шевельнуться и даже дышать.       Под платьем ничего не было. Ни бюстгальтера, ни тоненькой маечки, ни тем более трусиков. Эта коварная девушка — та еще бесстыдница раз сидела подле отца без нижнего белья, если отпускала заигрывающие взгляды весь ужин, раз вообще так вышла к столу. Он смотрел на прекрасное молодое девичье тело, на нежные изгибы талии, на прекрасную аккуратную грудь с темными ореолами сосков, на длинные ножки, к которым он готов был пасть на колено. — Ты прекрасна, — выдохнул он хриплым голосом, теперь уже отмечая не ее наряд, а то, что под ним скрывалось.       Девушка широко улыбнулась, не стесняясь его — она знала, что прекрасна, знала, что его надо подтолкнуть, знала, что и его одежда на этом празднике жизни и страсти явно лишняя. Ее шаловливые пальчики быстро расправились с пуговицами рубашки, и она с вожделением и нетерпением откинула ее к платью, замирая уже сама, чтобы рассмотреть его тело. Только она не долго позволяла себя осмотр глазами, перейдя к тактильному ощущению, отчего по его коже пробежались табуном мурашки, побудившие и его к действиям. Пока она проводила руками по его прессу, мышцам груди, аккуратно невесомо задевала все шрамы на его коже, он прикоснулся своими когтистыми черными пальцами к ее нежной коже, проводя ими от талии к груди.       Они осматривали друг друга, изучая и никуда не торопясь. У них была целая ночь впереди, целая жизнь, а после и вечность. Они могли позволить себе прощупать каждый кусочек тела друг друга, могли после рук перейти на губы, извиваясь и оставляя по очереди поцелуи, могли даже не подходя к кровати, сгорать от страсти и желания, а главное укрываться нежностью и тонуть в глазах друг друга. Николай целовал аккуратно, нежно и любовно, не оставляя меток, не ставя засосов, не желая портить нежную белую кожу синяками, его черные руки контрастно смотрелись на ее груди, так непередаваемо красиво сжимали холмики, покручивая горошинки в пальцах. Мария тоже не спешила ставить метки на теле короля, они знали, что принадлежат только друг другу, и телесные доказательства им были не нужны.       Его руки спускались ниже к прекрасному девичьему бутону, к лону ее женственности и красоты, он чувствовал влагу на черных пальцах, чувствовал дрожь, которая охватила ее тело, чувствовал, как она заглушила стон в его коже, как искренне прижималась к его руке, желая продлить трение. Смутно действуя, дрожащими от страсти руками Мария потянулась к его ремню, с трудом пропихивая через бляху кожаный ремень. Он смотрел на нее с высоты его роста, и хоть она не была для него так мала в росте, но он чувствовал себя выше, видел это в ее преданных глазах, заволоченных пеленой любви и страсти. Николай сам потянулся к своим штанам, снимая их в рекордное время.       На пол полетели ее туфельки, его сапоги и носки. Теперь они были на равных, но он был выше, он стоял и понимал, что должен защищать и оберегать, должен любить и дарить наслаждение. Его руки вернулись к девичьему телу, снова проходясь по чувственным точкам, снова надавливая там, где это необходимо, чтобы слышать тихие стоны, чтобы дарить облегчение и одновременно подкидывать в огонь страсти дров желания. Впрочем, и ее ручки скоро нашли чем заняться, устроившись на его твердой плоти, поглаживая мучительно медленно и сладко пошло, так, что у него закатывались глаза от удовольствия.       Когда тела уже были достаточно разгорячены, Николай подхватил ее под бедра, чтобы отнести к кровати. Холодные простыни встретили их радушно, и они потонули в мягкости и нежности друг друга. Снова и снова он зацеловывал каждый участок кожи, каждую клеточку тела, снова и снова возвращался к губам, чтобы целовать и целовать. Они накрылись одеялом почти с головой, стараясь скрыть себя и свое счастье от окружающего мира. Мария отзывалась на каждую его ласку, отвечала также страстно и открыто, не стеснялась своей любви и была открыта для его любви.       Когда он сделал первый толчок, в голове набатом ударила мысль, что они идеально друг другу подходят, но после второго мыслей уже не было, только обостренные до предела чувства. Только ее тихие вздохи и стоны около уха, только короткие пылкие поцелуи куда попадется, только руки, прижимающие его ближе, только темно-синие глаза, смотрящие со всей любовью и страстью. Он не смел ничего говорить, да и в голове было спокойно и пусто, все думы вытесняло удовольствие, любую болтовню глушили тихие стоны, любые слова выбивали толчки и реакции на них, а губы были заняты поцелуями. Ему некогда и не о чем было говорить, когда под ним лежала неговорящая девушка, так сладко стонущая ему в ушко.