Это было одно из самых лучших пробуждений Николая за очень долгое время. Первые лучики солнца уже заглядывали в комнату из окошка, с улицы были слышны крики петухов, надрывающихся для того, чтобы разбудить жителей Полвости, эти самые жители красноречиво ругали пернатых домашних животных, которые не дали им еще поспать. А король радовался этим самым петухам, которые разбудили его в такую рань, потому что у него оставалось время до пробуждения всех в доме, чтобы провести его с Марией, так соблазнительно и доверчиво прижимающейся к нему спинкой.
Кожа ее была шелковистая, мягкая, нежная, невероятно вкусная на вкус и запах, он не мог перестать наслаждаться ею. Это было что-то наравне с высоким удовольствием от просмотра картин или красот морских волн, что-то, что колыхало внутри его душу, что было так естественно и красиво. Мария рядом с ним была естественна, была красива, была так невероятно соблазнительна и сексуальна, что он не мог перестать целовать, обнимать, трогать, гладить, теребить, толкаться, вылизывать, покусывать, надавливать, входить и выходить, ловить стоны и вздохи, смотреть и слушать, вдыхать и наслаждаться. И как ни странно, но его собственные черные руки на ее белой коже смотрелись так по-особенному красиво, так правильно и завораживающе, это была та самая доля красоты, которая многих оттолкнет, но он не мог перестать отмечать это у себя в голове, глотать слюни только от мысли об этом.
Сама девушка в постели оказалась отзывчивой и заинтересованной, она поддавалась его ласкам, не забывая и о его удовольствии. Мария чувственно целовала губы, будто желая распробовать их, как самое вкусное блюдо, будто желая растянуть удовольствие, подогреть ожидание. Она проводила ручками по его мышцам, мягко оглаживая сильные руки, потираясь носиком о плечи или ключицу, поддевая ноготками пресс или широкую спину. Она оставляла короткие поцелуи около ушка, сексуально выдыхая и вдыхая его естественный запах мускуса и мужского пота, отчего у него всегда шли мурашки, и в ответ он желал также вдыхать ее саму. Иногда ей было важно держать зрительный контакт, в такие моменты она клала свою ладошку ему на щеку, как делала до этого множество раз, а после сладко и протяжно кончала, смотря на него, позволяя ему принимать ее такую, видеть, до чего он довел ее. И это было последней каплей и для него.
Эта ночь была прекрасна. Он вспоминал каждую позу, каждый ответный поцелуй, каждый тяжелый вздох и игривый взгляд. Николай не представлял, что может быть так счастлив от физической близости, во многом потому что эта близость была и душевная, ведь многое ему приходилось понимать из ее взглядов и улыбок. Но для короля это было так естественно, так правильно, спустя столько совместных дел, спустя дни работы и переписки, множества прогулок и встреч, он понимал, что Мария именно та девушка, с которой он готов провести оставшуюся жизнь, с которой ему не будет страшна ни одна война, ни одно скучное заседание, ни уж тем более семейная жизнь.
Мария в его объятиях сладко потянулась, переворачиваясь и сталкиваясь с его влюбленным взглядом. Кажется, они не произнесли ни слова ни этой ночью, ни этим утром. Им и не нужно было. Король полностью принимал правила этой молчанки, соглашаясь на что угодно, лишь бы она была рядом. И девушка благодарила его каждый раз, счастливо улыбаясь или даря поцелуи, или даря ласки.
Ее ручки прошлись по его груди, обвивая шею, чтобы прижаться губами к губам. Николай улыбнулся в поцелуй, растягивая его и смакуя вкус ее губ. Она наверняка почувствовала его утренние проблемы, а возможно просто сама ощущала то, что чувствовал он, то, что грело его душу, что заставляло его сердце биться в бешенном ритме, а руки — спускаться все ниже и ниже по ее спине, чтобы обхватить мягкие ягодицы, приятно сжимая их упругость. Ее же проворные пальчики разминали его плечи, оглаживали кубики пресса, проводили по каждому шраму на его теле, спускались тоже все ниже и ниже. И когда она смогла оценить внушительность его намерений, в ее игривых голубых глазах мелькнула идея, которую Мария поспешила воплотить в жизнь.
С грациозностью молодой лани она перевернулась, оказываясь на нем сверху. Ее шоколадные волосы разметались в разные стороны, покрывая плечи и грудь. Глаза девушки горели озорством, в них плескалась любовь и превосходство, грудь ее колыхалась от вздохов и резких движений. Она откинула волосы на спину, демонстрируя свое тело перед королем, понимая, какое влияние она на него оказывает, и наслаждаясь его взглядом и удивлением. Мария не была девственницей, сначала это даже его задело, потому что он хотел иметь ее только единолично, но и он имел связи до нее, а потому было глупо упрекать ее в этом. И он даже успел подумать, что это даже хорошо, ведь они могли посвятить себя друг другу без каких-либо преград, стеснений и проблем.
Девушка же посвящала ему себя полностью — отдавалась страсти и любви. Ее губы горели и припухли от жарких поцелуев, грудь упруго отзывалась на его ласки, а оттенок голубых глаз был чарующим и колдовским. Николай выдохнул, устраивая руки на талии и груди, проводя черными пальцами по шоколадным волосам, стараясь не оставлять уродливых царапин. Ему нравилось гладить ее тело, ощущать ее в своих руках, и сейчас ощущать ее сверху было чем-то невероятным, не только из-за открывающегося вида, но и от самого осознания.
Мария подразнила его, немного потираясь бедрами об него. Она была игрива, и королю казалось, что это не только самое лучшего его пробуждение, но и самое страстное и бодрое. В его голове не было больше и намека на сон — все, о чем он мог думать, это девушка на нем, такая открытая и такая сексуальная. Впрочем, никто из них не хотел издеваться друг над другом, не хотел дразнить или проверять чужую выдержку. В их страсти была определенная грань любви и нежности, и ему это нравилось — было в этом что-то только их, такое родное и правильное, хотя в отношении Марии у него все было правильным и родным.
Она опустилась на него плавно, прикрывая глаза от удовольствия, позволяя ему ощутить ее нежные упругие складочки, их силу, сжимающую его в тиски, ее соки, позволяющие ей двигаться дальше, поднимаясь и опускаясь. В свете дня она была еще прекраснее, чем ночью в сумерках, в ее волосах путались лучики солнца, он наконец видел ее тело полностью, а не только силуэт, только на ощупь, только на вкус. Она прекрасна. А вид, который открывался ему со своего положения, только лучше представлял ее, а также позволял ему взглянуть на процесс проникновения, не только чувствовать, но и видеть, как его плоть медленно исчезает в ее лоне, как после появляется, блестя смазкой на свету.
Ее ручки находили опору в его груди, пока она нагибалась к нему, чтобы оставлять поцелуи на губах, вздыхать при каждом изменении угла и дарить ему горящие взгляды. Но Николай понимал, что девушке тяжело так долго двигаться, она уставала и выдыхалась, не могла сосредоточиться на собственных чувствах и собственном удовольствии, оттого она хмурила бровки, недовольно желая ускориться, чтобы почувствовать долгожданную развязку, но неподготовленные мышцы уставали, неготовые к такой нагрузке. А потому он опустил руки на ее ягодицы, останавливая ее в удобном для него положении. Мария удивленно распахнула глаза, переживая, что сделала что-то не так.
А после он напряг спину, начиная совершать толчки — в таком положении это было не слишком-то удобно, да и поясницу можно так потянуть, но он молод, все болячки у него еще впереди, а пока что он хочет доставить удовольствие своей девушке. И по закатившимся глазам, по закусанной губе — он понимал, что близок к выполнению своей цели. Мария блаженно выдыхала, стараясь набрать в легкие побольше воздуха, но каждый раз задыхаясь от его толчков. Маняще покачивающаяся грудь привлекала его внимание, и он приподнялся на несколько секунд, чтобы расцеловать все, до чего мог дотянуться. Понимая его желания, она нагнулась к нему вперед, позволяя целовать себя и продолжать толчки. Тихие стоны слетели с ее губ, когда он уже понимал, что близок сам, но еще необходимо потерпеть, чтобы девушка пришла к кульминации.
Находя отвлечение в ее коже, выцеловывая грудь и шею, он отмечал у себя в голове, что именно эти зоны больше всего ее задевают, когда его губы проходятся по пульсирующей венке, она отзывчивее на все реагирует. Его руки же начали свое путешествие к маленькой горошинке ее удовольствия, опытным путем он уже сумел определить, что Марии нравится, когда он надавливает круговым движением, а не теребит или даже задевает больно когтями. От его действий она простонала более громко, стараясь заглушить свой стон в его плече, а после стала подмахивать бедрами его толчкам и старалась сама потереться об его пальцы.
Ему нравилось, когда она кончала. Это было так красиво — глазки ее закатывались, из ротика вылетал немой возглас, похожий больше на судорожный выдох, тельце слегка подрагивало, а внутренние тиски еще крепче сжимались вокруг его плоти, и он улетал вслед за ней в этом удовольствии. Николай не мог предположить, как он сам выглядит в этот момент, потому что в голове была звенящая тишина, а тело после огромного напряжения полностью расслаблялось, все мышцы будто отпускало, и он продолжал лишь сжимать ее в своих объятиях.
— Как думаешь, стоит ли мне бояться гнева твоего отца? — выдохнул он, устраивая ее на своей груди.
Мария хохотнула, отрицательно качая головой и целуя его в щеку. На ее лице была спокойная, слегка усталая, но счастливая улыбка, впрочем, на его лице была точно такая же.
— Тогда может, в ванную? — снова провел он рукой по упругой ягодице, играясь бровями.
В ее глазах снова мелькнула игривость. Николай оставил очередной поцелуй, радуясь своему счастью и утягивая это счастье в коридор, где следующей дверью и должна была оказаться ванная.
***
К завтраку они спустились около одиннадцати, когда уже отдавались распоряжения, чтобы готовить обед. Мария с извинениями скрылась в кабинете, уверяя, что ей надо ответить на утреннюю почту. Николай же пока радовался одиночеству в гостиной и лишь косым взглядам Глаши, которая не спешила ни смеяться, ни осуждать хозяйку и короля. Он уже приступил ко второму варенному яйцу, когда это одиночество суждено было прервать Ивану Михайловичу.
Он проковылял к своему месту за столом, смиряя долгим взглядом короля. Сам Николай надеялся, что его щеки не зарделись, как у мальчишки при встрече с отцом девушки, с которой он провел бурную ночь. Он все равно почувствовал, как горело лицо, ведь правда он тот самый мальчишка. Воронцов ничего не говорил, а король не мог протолкнуть в себя больше ни крошки.
— Доброе утро, Иван Михайлович, — улыбнулся Николай, понимая, что раз уж заявлять свои права, то не стесняться же их теперь. — Как спалось?
Старик по-доброму хмыкнул, качая головой.
— Любит она тебя — дурочка, — проворчал он.
— А я — дурачок, люблю ее, — пожал плечами король, через силу делая глоток чая. — Я не обижу вашу дочь, Иван Михайлович, — посерьезнел он. — Я всей душой желаю ее защищать и оберегать. Не встречал девушки милее и светлее вашей дочери…
— И правда дурачок, — покачал головой князь.
— Это она так меня называет?
— Нет, — как-то грустно заметил старик. — Ей не нужно никак тебя называть, потому что даже при одной мысли о тебе она расцветает… Моя Амелия была такой же…
— Я знаю, что ваша жена имела потрясающий голос…
— Да, Амелия невероятно красиво пела, — замечтался старик. — Она пела Машеньке, когда та не могла уснуть, рассказывала ей истории, которая дочка после пересказывала, привирая и придумывая что-то на ходу… Жаль, Наташенька не помнит этих песен.
Николай не знал, что и сказать. Ему королева-мать никогда не пела песен, даже служанки такого себе не позволяли. Он — будущий король, хоть и не наследный, но принц, а такому надо только рассказывать о солдатиках и выгодной женитьбе.
— Знаешь, я даже надеялся, что Машенька попытается заговорить с твоим появлением. Ты сильно на нее повлиял, — заметил князь. — Она стала тщательнее подбирать наряды, каждый раз так радовалась твоим письмам, больше не боялась заводить знакомства и вообще стала более открыта и радостна… Мне долгое время казалось, что ее недуг ее тяготит, что из-за него она не решается выйти в свет, а оказалось, что раньше ей было просто не для кого стараться.
— Иван Михайлович, — убежденно заверял отца король, — я буду стараться для нее, помогать ей во всем, что она сама позволит делать, я хочу… хочу сделать ее своей королевой. Вы…
— Дурачок, даже не смей в таких вопросах спрашивать благословения у отца девушки, — недовольно нахмурился Воронцов. — Машенька взрослая девушка, и единственное, что я для нее смогу в этой ситуации сделать — это сопроводить до алтаря…
— Но вы не против?
— Был бы я против, выгнал бы тебя взашей еще при первой встречи, сынок, — по-доброму усмехнулся он. — Я люблю своих дочерей, и всегда готов их поддерживать, когда они сами уверены в своих избранниках…
— А как же Яков Путилов? — вспомнил любовную дилемму младшей дочери Николай.
— Все было из-за отца-олуха, так-то парень оказался смышленым.
— Я тоже оказался смышленым?
— Скорее ты оказался ушлым, потому что Машенька кавалерами никогда не была обделена, — гордо хмыкнул князь. — Она у меня красавица, умница, при поместье, так еще и ведет бизнес, имеет связи…
— Надеюсь, мое присутствие отпугнуло этих кавалеров, — хотел было скрыть Николай свою ревность за шутками, но и они получались агрессивными.
— Машенька и без тебя умела справляться с навязчивыми поклонниками, — дразнил его старик. — Ей и под окнами песни пели, и цветами заваливали…
— Тогда стоит надеяться, что она ждала только меня? — главное сохранять лицо, все-таки Маруся только его, и это она доказывала ему всю ночь и утро.
Дверь кабинета скрипнула, и оттуда вышла старшая Воронцова, недовольно качая головой, видимо заслышав последние речи своего отца и короля. Николай виновато извинился, пожимая плечами. Девушка же привычно положила руку ему на щеку, оглаживая подушечками пальцев скулу. Он приластился к ее руке и чуть не заурчал, как кот, получивший ласку хозяйки. Мария улыбнулась и поспешила занять свое место за столом, налетая на пищу.
— Тебе ответили из Кеттердама? — перевел сразу тему отец девушки, будто боясь гнева дочери.
Мария кивнула, проглатывая бутерброд и запивая его остывшим чаем. Николай немного не понимал сути разговора, но покорно ждал, пока девушка наестся. В его груди клокотала гордость, что это он так утомил ее, так потратил ее энергию и силы, что ей приходится с таким неистовством кушать. Впрочем, вид набивающей бутерброды за обе щеки Марии его очень умилял. Хотелось подложить ей еще пару кусочков хлеба и колбасы, попросить не торопиться, а также смахнуть крошки с уголков губ.
Сделав очередной быстрый глоток чая, она отряхнула ручки от крошек и принялась объяснять свои мысли жестами. Тыкнула себе пальчиком в грудь, после погладила ладошку одной руки сложенными вместе четырьмя пальцами другой, согнула крючком указательный и средний пальцы и постучала ими по ладони другой руки, после изобразила Кеттердам, показав крыши домов и длинные здания, кривя при этом лицо, будто от грязи и вони. Ноготками руки будто почесала ладошку другой руки резкими движениями, положила одну прямую ладонь на сгиб большого и остальных пальцев другой руки, передавая эту композицию вперед, показа речь из рта и двумя пальцами нарисовала в воздухе вертикальный столбец, снова что-то написала на ладошке пальчиками, и выставила ручки вперед, как показывают тигра, и убедительно в воздухе показала их сначала выше, потом ниже.
— Прости, Марусь, — вздохнул король. — Я слегка не понял, кого ты позвала на помощь?
— Лектора из Кеттердама, — пояснил отец девушки, пока она счастливо и понимающе ему улыбнулась на его ласковое «Маруся». — Это я предложил ей, когда разобрался в том количестве литературы, которую она последнее время читает…
— Он читал тебе лекции во время твоего обучения?
Девушка кивнула, продолжая поглощать еду, а Николай больше не думал ее отвлекать.
***
Покидать Воронцовых не хотелось. Николай не мог нацеловаться с Марией, сжимая ее в своих объятиях под голыми ветками вишни в саду, пока конюх готовил ему седло и коня для путешествия в столицу. Девушка переживала за него, мол одинокое путешествие, а он король, но Николай сумел убедить ее, что с ним ничего не произойдет, раз со всеми бандитами она уже разобралась.
— Ты приедешь ко мне? Я бы увез тебя хоть сейчас и больше не выпускал из своих покоев, — шептал он ей на ушко. — И кажется мы напугали твою сестру, раз она не появляется…
Мария, улыбаясь, покачала головой и задорно подмигнула ему. Перпендикулярно от своих губ проведя прямой ладошкой в бок, Мария отрицательно покачала головой, делая и руками крест, а после сложила ручки под щеку, прикрывая глаза, и указательными пальцами тыкнув в землю под ногами, сложила треугольник из рук.
— Неужели Яков Путилов приехал в недолгий отпуск домой? — догадался Николай, и получил кивок от девушки. — Этого твой отец не знает?
Мария кивнула, а после и на губы короля положила пальчик, как бы прося, чтобы и он ничего не говорил.
— То есть мы были отвлекающим маневром?
Она кивнула, смеясь, и он поддержал ее смешки.
— Ваше Величество… — появился конюх, смутившись при виде смеющейся и льнущей к королю Марии Ивановне. — Ваша лошадь…
— С ней что-то не так? — понадеялся Николай.
— Нет, Ваше Величество, она… ну, готова…
— Жаль, — заключил король, отчего получил недовольный и осуждающий взгляд от девушки. — Все равно спасибо, я скоро подойду…
— Конечно, Ваше Величество… — откланялся конюх, покидая сад.
— Ты приедешь ко мне во дворец? — Мария кивнула ему. — Когда? — она задумалась, а после показала ему пять пальцев. — Слишком долго, — надул губки он, на что она лишь пожала плечами. — И дай-ка угадаю, приедешь ты не потому что соскучилась по мне, а потому что привезешь этого своего лектора, чтобы мы днями и ночами писали законы?
Девушка кивнула, а после, взяв его ладонь в свою, положила себе на сердце, и, поднеся к лицу, потерлась о перчатку щекой.
— Я тоже всегда по тебе скучаю, даже сейчас… — он снова притянул ее для поцелуя. — Никогда бы тебя не отпускал от себя…
На языке вертелись нужные слова, но он их приберег для лучшего случая, для более романтичной обстановки, для кольца и парадного мундира.
Она толкнула его к выходу из сада.
— Знаю, знаю… — выдохнул он. — Люблю тебя, — еще раз припал он к ее губам, после уходя под ее нежную улыбку и еще один посланный ему воздушный поцелуй.
Покидал он Полвость в одиночестве и тишине. На душе было спокойно, да и говорить ни с кем не хотелось, хотелось петь и плясать. А еще разрабатывать планы, продумывать детали, решать какое колечко смотрелось бы на ее ручке лучше, представлять ее в короне, в его постели, в его жизни навсегда.
