Молчанка для болтливого короля

— Не ожидала от тебя, Николай, такой эгоцентричности, — скривила лицо Зоя. — Дорогая Зоечка, — вздохнул устало король. — Ты уже не первый час пути промываешь мне мозги, и я тебя готов заверить, что больше никакого эгоизма с моей стороны не будет встречаться… Да и где ты увидела эгоизм? — встрепенулся он. — Я вообще-то наоборот падал в собственных глазах ниже плинтуса! — Эгоцентричность, Николай, это, когда человек, в данном случае ты, видит все со своей колокольни и ему с этой же колокольни наплевать на мнение других, — пояснила более-менее успокоившаяся Женя. — А тебе было совершенно плевать на наше мнение, на мнение Марии, — грозно хмурилась Назяленская. — И хуже всего, что ты даже его не спрашивал, — поддакивал девушкам Толя. — Спасибо, друзья, вы умеете поддержать в сложной жизненной ситуации! — саркастично отметил Николай, которому уже надоела эта лекция, которая длилась весь путь до Полвости. — Не ерничай, — погрозила ему пальцем генерал. — Сам виноват… — Можно я буду хоть сотню раз эгоцентризмом, виноватым, но как можно быстрее в Полвости, рядом с Марусей просить у нее прощение? — Эгоцентричным, — исправила его Женя, тяжело вздыхая. — Хотя, я не знаю, Николай, можешь ли ты на что-нибудь рассчитывать. Все-таки Мария гордая и свободная, она обидчива и вспыльчива… — А еще она ведь не держит долго на кого бы то ни было обид? — не унывал он. — Я бы на ее месте, — задумалась с мстительным прищуром Зоя, — зарядила бы в тебя чем-то тяжелым, а лучше сразу сдула каким-нибудь смерчем… — Поэтому мне остается уповать только на милосердие будущей королевы, а также на то, что у нее нет сил, способных натравить на меня смерч, — пожал он плечами, ударив каблуком по бокам коня.       Все эти поучительные слова, гневные тирады друзей, их обиды и нелестные слова о короле и его действиях Николай выслушивал уже второй час, и уповал он в этом случае на быстрое приближение Полвости на их пути, а не на милость любимой девушки. Мысленно он готовил себя к сложному разговору, предполагал, что будет сложнее, чем с верными друзьями, по той простой причине, что ее гнев, ее боль он увидит в ее небесно-голубых глазах. Если она позволит это увидеть, может быть она не захочет его слушать, не захочет на него смотреть после всего, не захочет даже его видеть…       Понимание того, на сколько сильно он облажался, накатывало на него в течении всех этих месяцев, но только сейчас он осознавал до конца, что это значило. Все было так, как он предполагал — он слабак, который не просто не смог сделать предложение, а который еще и оттолкнул от себя важного и дорогого человека. Но все было и еще хуже, потому что он не просто не принимал ее помощь, но и не желал помогать ей. И ведь он так мечтал, клялся себе и всем вокруг, что будет защищать ее и не обидит! И что получилось по итогу?       От самого себя королю было тошно, хотелось снова ринуться в море, которое бы приняло его страхи и боли, позволило бы сражаться и искать приключение под личиной другого человека, забыть про сушу и ее проблемы, про собственную боль и слабость. Хотелось рвать волосы на голове, плакать от бессилия и боли, бить кулаками в стену, утишать душевную боль физической. А его душа, его сердце разрывались на части, обливались кровью, невыносимо гулко бились о грудную клетку.       И еще Николай боялся, снова и снова боялся, что это конечная точка, что это и правда окажется финишем для всего, окажется дном его счастья и надежд, окажется невозвратным то, что он так хотел создать. Он боялся даже простого осознание будущего разговора. Долг и стыд толкали его действовать, но сам он хотел сжаться в комочек и страдать. Может ли Мария проявить жалость? А самое важное — нужна ли эта жалость королю? Какой он будет после этого мужчина? Какой он сейчас мужчина?       Мысли роились в его голове, клубились, навязчивые идеи и страхи сплетались в единое невообразимое нечто, которое сильно его волновало. Но пути назад не было, он должен был попытаться, должен был решить этот вопрос — возможно раз и навсегда, но должен был.       Полвость выглядела привычно красиво и ухоженно. Не было снега, уже появились первые цветы, местные жители сняли свои теплые вещи, отдавая предпочтения легким ситцевым штанам и летним платьям, детвора счастливо играла в догонялки, мало обращая внимание на каких-то всадников, которые в последний год слишком зачастили к ним в деревню. Однако над всей деревушкой чувствовалось напряжение, или же Николай в очередной раз что-то себе воображал, но ему казалось, что каждый из жителей переживал о чем-то. — Как-то не радужно здесь, — подтвердила его предчувствия Женя.       Николай не нашелся, что ответить, только пришпорил коня, направляя его вверх по улице к барскому дому. Его спутники больше не решались что-либо говорить, может быть все их обвинения в сторону друга иссякли, а может быть они решили отложить все это до лучших времен, когда все наконец разберутся в том, что здесь произошло.       Усадьба Воронцовых стояла на месте. Никто не спешил их встречать, только привычный конюх выбежал навстречу не гостям, а коням, на которых он всегда обращал больше внимание, чем на людей. — Где хозяева? — спросил у него Николай. — Князь Иван Михайлович с Наталией Ивановной дома, а вот Мария Ивановна у шахт, разгребает вместе с работниками завалы… — Завалы? — Да, Ваше Величество, — грустно скукожился конюх. — Утром сегодня случился обвал, смена только началась, и такое происшествие! — Пострадавшие наверняка есть, — вздохнула Зоя. — Веди к шахтам, где они тут? — обратилась она уже к королю. — Здесь недалеко, — вспоминал путь он. — Еще какие новости есть? — спросил король еще у конюха. — Мне не велено знать, Ваше Величество, — пожал тот плечами.       Николай же вздохнул, недоверчиво качая головой. В любом случае им было необходимо отправиться к шахтам, а что уж они там обнаружат… — Что стало с тем князем, который осенью плел против Воронцовых заговоры и срывал их производство? — спросила Женя. — Алферак и все его подельники были посажены в тюрьму после судов, кто-то из них выплачивал компенсации, кто-то отделался легким испугом, — тоже вспоминал этот случай король. — Тамара бы знала, если плетется новый заговор, — заметил молчащий до этого Толя. — У нее есть шпионы не только в соседних странах, но и по всей Равке… — Насколько я поняла, и Мария обладает некими способностями к шпионской деятельности, — хмыкнула Зоя. — Все-таки именно она откуда-то получила те письма, которые использовала главным аргументом против Алферака. Она упоминала, откуда они у нее? — Нет, — задумался Николай. — Я хотел узнать, но тогда было совершенно не до этого, а потом я совсем про это забыл… Что ж, значит, сейчас потрясающая возможность об этом узнать. — Это потрясающая возможность извиниться, в первую очередь, Николай, — покачала недовольно головой Женя. — Тебе сейчас может быть тяжело начать разговор, да и Мария будет с болью воспринимать все твои оправдания, а потому начни лучше с простых извинений. — У меня есть подходящий для этого… — Нет, Толя, к стихам я точно не готов, — возразил король, когда они уже подъезжали к первой шахте.       Никого не было видно вокруг, но Николай знал, что остальные шахты находятся чуть в отдалении. Оставив лошадей, они прошли пешком по тропинке, замечая наконец идущую свои чередом работу по разгребанию завала. Шахтеры перевозили на тележках камни, кто-то передавал их, долбил кирками или копал лопатами. Здесь же виднелись капли крови, ведущие к небольшому полевому лазарету — белой палатке, откуда слышались стоны боли и выкрики врачей. Марии Воронцовой видно не было.       На прибывших помощников никто долгое время не обращал внимание. Впрочем, они сами вскоре нашли чем заняться — Толя и Женя поспешили к лазарету, предполагая, что помощь целителей и сердцебитов будет необходима именно там. Зоя и Николай направились туда, откуда и везлись все тележки с камнями. По разумению короля и по тому, что он помнил из зимней экскурсии девушки — была завалена дальняя шахта с высоким содержанием железа, которая была самая крайняя и граничила с территорией Путиловых.       К большому облегчению короля, Мария обнаружилась не в самой гуще завала, а в отдалении от всей работы. Перед ней стаяли несколько крестьян, которые сдерживали каких-то других странных личностей. Король и генерал переглянулись, мысленно соглашаясь друг с другом, что необходимо подойти к девушке и выяснить, что происходит. — Мария Ивановна, давайте мы с ними в сторонке по-своему переговорим, а? Все-таки какие-то бумаги мы при них нашли, но ведь они уже битый час… — распинался один из крестьян, а после замолк, увидев короля.       Мария повернулась на каблучках назад, сталкиваясь ледяным взглядом с его карим виноватым. На ней было нежное бежевое платье, совершенно испорченное грязью, лошадиным потом, и даже разорвано кое-где на подоле видимо от острых веток. На девичьих ручках виднелась все та же грязь, но еще выпирали синяки и царапины — наверняка она и сама пыталась разгребать камни. Лицо ее выражало предельную собранность, недовольство всей ситуацией и злость. Увидев его, она удивилась, даже мимолетно покачнулась, ни то падая в обморок, ни то желая кинуться ему на шею и расплакаться, потому что на ту же долю секунды он увидел в ее глазах крик помощи и желание сжаться в комочек.       Николай и забыл, какая она милая, какая живая и естественная. Он забыл, как она нуждается в защите и поддержке, как жмется к нему и как искренне любит и верит. А еще она просто устает — по ее осунувшейся осанке, по залегшим под глазами синякам, по впалым щечкам он понимал, что все это время был нужен ей. Но он не был с ней. От этого он даже отвел сначала было взгляд, но после вернул его, желая все исправить, желая показать, что больше он ее не бросит.       Они молчали. Всматриваясь друг в друга, изучая, будто давно друг друга не видели, что в общем-то было правдой. Он не помнил тот последний раз, когда видел ее, когда говорил с ней, когда даже просто смотрел, не думая о кольце, не мечтая назвать ее своей женой, не коря себя за промедление. — Это исполнители? — без приветствия перешла сразу к делу Зоя.       Мария перевела не нее взгляд, моргая глазами, будто освобождаясь от наваждения. После Воронцова неловко кивнула, вздыхая. И передала генералу какие-то сложенные листки. Король перехватил их быстрее, чем Назяленская. Забрав бумажки, он не спешил убирать ее руку из своей. Сжав ее сильнее, показывая, что он рядом. На ее лице промелькнуло легкое недоумение, в его же сердце промелькнула далеко не легкая боль от того, что она сомневалась, что нужна ему. Нужна, определенно нужна, и он готов ей помогать, а оттого снова сжал ее ручку в своей, убеждая ее в этом.       Зоя снова недовольно выхватила листки из рук короля, вздыхая и качая головой. Начав их изучать, генерал что-то бормотала и хмурилась. Николай, не отпуская руки Марии, заглянул за плечо генерала, замечая какие-то списки ингредиентов и даже формулы. — Полагаю, это все, что удалось выяснить у подозреваемых? — обратился он к Марии.       Девушка кивнула, не утруждая себя жестами и объяснениями. Она устала. И ей больно. — Сколько пострадавших?       Воронцова перевела взгляд на одного из крестьян, кивая ему в сторону короля. — Семь, Ваше Величество, — почтительно ответил тот. — Еще с той стороны шахты, ну, внутри кто-то остался из группы… Если их конечно… — тут говорящий замялся, кидая опасливый взгляд на хозяйку.       Мария была грустна. Она осматривала с флегматичной отстраненностью действия своих людей по разгребанию завала, и не выражала никаких эмоций, будто внутри нее было пусто, будто там больше ничего не осталось. — Эти двое на вашей ответственности, — взяла все в свои руки Зоя. — Как закончим с завалом, устроим основательный допрос, но и насчет этого, — она покачала бумажками, — есть свои мысли…       Девушка кивнула на ее слова, а после повернулась к своим людям, отдавая им распоряжение насчет пленных.       Зоя покинула общество короля, направляясь к горе-шахтерам, все-таки с помощью своих сил Зоя могла многое, тем более двигать камни. С ее участием дело пошло быстрее, работникам оставалось только подставлять тележки, да бегать вокруг генерала, чтобы хоть что-то успевать.       Как-то так получилось, что они остались вдвоем, снова смотря друг другу в глаза, снова ища в них ответы. Его сердце разрывалось от ее взгляда, и он старался дышать глубже, чтобы окончательно не пропасть от боли. — Прости… — выдавил он из себя. — Мне стоит сказать миллион прости, стоит стоять на коленах, но… — он вздохнул побольше воздуха, — но изначально я хотел встать лишь на одно колено перед тобой.       Он ожидал какой-то реакции — кулаков, слез, неверие, удивление, гнев, что угодно, но только не пустоту, которой пропиталась Мария. Она ничего не делала. Никак не реагировала, не пыталась как-то что-то показать, а просто продолжала на него смотреть, будто даже не видя ни его, не слыша ни единого его оправдания. Сглотнув, Николай попытался еще раз рассказать: — Я много раз пытался начать этот разговор, сделать все правильно… Ты может быть помнишь все наши свидания и… Ты ведь помнишь? — чуть ли не умолял он ее, и она наконец шевельнулась, кивая. — Я пытался… Но что-то постоянно не давало мне покоя, и я откладывал, откладывал, страдал от того, что не могу, думал, что слабак, что… упускаю, и ведь упускал, но не пытался вернуть, просто в какой-то момент все пошло… Марусь… — позвал он ее, — прости…       Она вздохнула, оглядываясь по сторонам. Вокруг и правда кипела жизнь, продолжались раскопки, слышались стоны боли, выкрики рабочих, приказы Зои. Николай поймал ее ручку, поглаживая нежные пальчики. Мария перевела на него взгляд, тыкнула его в грудь, после сложила ладошку полукругом и постучала пальчиками по своему сердцу, постучала кулачками друг о друга, тыкнула в грудь себе, и наконец ладошками взмахнула от своего тела к нему, выражая лицом хоть какую-то эмоцию — вопрос.       Николай удивился вопросу. — Хотел и хочу, даже кольцо постоянно с собой таскаю, — он достал из кармана коробочку, демонстрируя кольцо.       Девушка осмотрела аккуратное тонкое золотое колечко с небольшим красиво оформленным бриллиантом. После она перевела заискивающий взгляд на него, что-то пытаясь понять в его взгляде. И видимо что-то в его глазах она все-таки нашла и поняла, а потому с уверенностью забрала кольцо из коробочки и надела себе на безымянный пальчик, откидывая коробочку в ближайший костер. — Ты… — он не мог ничего выговорить, снова наступив на те же грабли с невозможностью им выговорить такие простые и нужные слова.       Мария же от него больше ничего не ждала, она глубоко вздохнула, снова оглядываясь по сторонам. У короля появилось чувство, что для нее кольцо ничего не значило, что она восприняла это как подарок, может быть даже подарок в качестве извинений, но приняла его, не совсем желая или позволяя Николаю считать ее своей невестой. Она прошла чуть подальше от него, будто больше не интересуясь лично им, да и вообще он ей был нужен только для кольца. Найдя какие-то доски, она уселась на них, скрючившись и ссутулившись, и все-таки наконец посмотрела на него.       Нарисовав вертикальные волны указательным пальцем, она ударила боком одной ладони по развернутой другой, и постучала кулачками друг о друга.       Николай ошеломленно сел рядом. У него в голове ничего не складывалось. Все казалось неправильным. — Я виноват перед тобой, — начал он, и сразу получил кивок от девушки. — Я поступил глупо и неправильно, — новый кивок. — Я бросил тебя тогда, когда был нужен тебе, — снова горький кивок и саркастичная усмешка. — Я…       Он замолчал. И правда — а что им делать дальше? Он планировал, что она будет на него обижаться, может быть устроит истерику, закатит скандал. Ведь так обычно происходит у влюбленных людей? Он будет долго и упорно просить прощение, но оказалось ему делать-то ничего даже не пришлось. Потому что Мария сейчас… слишком устала, слишком переживает за своих людей, слишком занята проблемами государства и своего предприятия. Ей больно, ей грустно, она устала. И все, что он может сделать — это быть рядом.       А потому Николай просто притянул ее к себе, обнимая, позволяя ее лицу скрыться в его мундире, позволяя просто уткнуться ей в его грудь. И она выдохнула, выдохнула будто, позволяя ему забрать какую-то часть своей ноши, будто находя в этом жесте и в нем самом то, что было ей так необходимо. Ее тело начало потряхивать — она плакала. Ей было больно, ей было грустно, она слишком устала. А король только гладил ее по спине, по шоколадным волосам, позволяя все — и слезы, и минуты слабость. — Прости, что так глупо лишил друг друга этой поддержки… Прости…