Вдвоём и всюду

      — Нет… — Кирю дышал прерывисто, слова застревали в заполошных поцелуях. — Нет, нет, мы не должны здесь…       — Мы не должны, — Маджима проурчал, подобно довольному зверю, тесня его ещё ближе к кирпичной стене, обнажившей свою непритязательную, буро-красную сущность, не скрытую за глянцем фасада. — Но тебе же хочется, — он провёл языком по чувствительной шее, отчего Кирю, вдыхая судорожно, чуть запрокинул голову. На кончике языка терпкостью остались пот и кровь.       Если бы Кирю не хотел, он бы смог вырваться из цепкой хватки, опрокинуть Маджиму наземь, окончательно вышибая из него дух. Если бы не хотел, не отвечал бы так энергично на поцелуи, стараясь скрыть в них глухие голодные стоны. Если бы не хотел, не был бы таким твёрдым под ладонью в чёрной перчатке, которая уже бесцеремонно оглаживала выпуклость на серых брюках — жалея, что их всё ещё разделяют эти треклятые слои ткани.       Хотелось прямо здесь и сейчас — не искать вшивый лав-отель, наплевать на то, что в двух метрах от них по Пинк-стрит ходили толпы людей, и в подворотню порой доносились особенно громкие разговоры. Кирю вздрагивал от них, чуть отстранялся, но Маджима нажимал увереннее, целовал ниже, и тот, прикрывая глаза, сдавался — и ему, и собственным желаниям.       На колени опускался Маджима — но из них двоих проигрывал именно Кирю, безнадёжно проигрывал, зажимая рот ладонью и ближе привлекая к себе лицо с улыбкой-оскалом, с блестящим от слюны в свете фонарей языком, с сильными, жадными, ненасытными губами, с ласками, которые словно хотели убить, поглотить, себе присвоить, душу исторгнуть из Кирю вместе с семенем.       Маджима был жаден, неприлично жаден, когда ему действительно чего-то хотелось. И так же неприлично нетерпелив — ему плевать было бы, даже если бы в эту сраную подворотню кто-то зашёл. Главное, что, глядя наверх, он видел раскрасневшееся лицо великолепного Дракона, которое то жмурилось, то, когда ладонь вцеплялась в волосы сильнее, фокусировалась на одном только в мире человеке — на Маджиме, в кои-то веки забывая обо всех остальных.       И когда ему удавалось вырвать Кирю из рук толпы, заставить его забыть о чужих взглядах, владеть его вниманием всецело — вот тогда Маджима побеждал безоговорочно. А приглушённые, но словно бы от стен отскакивающие вздохи были его бесценной наградой.       Особенно этот — последний, когда всё тело Кирю охватывало блаженство.       — Ты… невыносимый, — тяжело дыша, он пытался совладать с собственной речью, поспешно застёгивая ширинку брюк. — Невозможный.       — Говори как есть, — напоказ проглотив и хищно усмехнувшись, Маджима уже плавно поднялся и, нестерпимо близко наклоняясь, кончиком носа прошёлся по алой кромке уха Кирю. — Ты не вынесешь и дня без меня. И просто-таки не можешь сопротивляться, зная, что я вот-вот тебе отсосу.       — И отвратительно вульгарный, — шикнул Кирю, озираясь.       — Настолько, что смею ждать ответной вульгарности, — хихикая, напомнил Маджима. Кирю только хмуро фыркнул, отводя взгляд.       Впрочем, он знал, что по счетам нужно платить. И делал это с не меньшим удовольствием — просто в чуть более интимной обстановке. Без автомобильных гудков и тревожных шагов вечерних зевак под боком.