1992 год, июнь
Наполненный умопомрачительными событиями первый курс всё же неумолимо подползал к своему логическому завершению, который в этом году характеризовался громогласной отменой экзаменов, снующими без дела по коридорам замка студентами и красно-золотыми флагами в большом зале. Гарри ловил на себе восхищённые взгляды, благодарные похлопывания по фарфоровому плечу, от тяжести которых мальчишка едва не падал, и добродушные улыбки профессора Маггонагал — он с друзьями принёс гриффиндору кубок школы. Голубые глаза Дамблдора блестели поверх странноватых очков-полумесяцев гордостью. Такой, какой обычно одаривают обучившихся командам щенков. Будто Гарри блестяще выполнил кувырок и «зайку», а теперь заслужил угощение из бездонных карманов пёстрой мантии. Поттер на это лишь пожимал плечами и убегал к Рону болтать про квиддич. Брать похвалу — не брал, но и не отказывался, внутренне каждый раз вздрагивая. Слава ему не нравилась. Однако улыбка словно была приклеена к его круглому детскому лицу эйфорией магического мира. Подумать только, Гарри — самый молодой ловец в команде, пусть они и проиграли Рейвенкло; он бился с горным троллем, завёл прекрасных друзей, научился левитировать предметы, чем не переставал развлекаться, старательно выговаривая «Вингардиум левиоса», даже летал на метле! На метле, Мерлин подери! А ещё был цербер со смешным именем, Пушок. И дракон! Целый дракон! Маленький, правда, но он выглядел, как дракон, дышал огнём, как дракон! И мантия-невидимка его отца! Просто восторг! Поттер ругал себя: каким же глупым он был, сомневаясь в каждом слове добродушного полувеликана! Он-то, дурак, считал, что его разыгрывают, что он, как есть, — ненормальный урод, а Гарри Поттер — волшебник! Десять месяцев назад, когда он появился на Косой аллее, во все свои глубокие зелёные глаза рассматривая причудливые вещи, колдунов, гоблинов и своё золото в банке, будто стараясь утопить под веками этот невозможно яркий сон, ведь, казалось, стоит зажмуриться или моргнуть — всё пропадёт, мальчишка и представить себе не мог даже в своих самых смелых бережно хранимых под лестницей фантазиях, что он переживёт всё это. Ему хотелось кричать от радости: Гарри ждут ещё шесть долгих лет в Хогвартсе рядом с друзьями и магией, шесть лет приключений. Мыслями Поттер снова с разбегу въезжал в стену на платформе девять и три четверти, садился в блестящий красный поезд и ехал в школу. Мальчишку совсем не заботило, что перед этим ему придётся выживать два месяца у Дурслей. Не заботило же, да? — Гарри! — Рон окликнул друг прежде, чем тот, задумавшись, вписался в стену. — Рон! — Поттер улыбнулся и помахал рукой. Уизли, наконец нагнав мальчика, припал к нему на плечо головой, тяжело дыша: — Ну и быстрый же ты, дружище. — Это всё квиддич, — рассмеялся Гарри, разведя руки в стороны. Рон сдавленно захихикал тоже. На деле же — Поттеру до безумия хотелось спрятаться где-нибудь, чтобы не собирать вещи и не уезжать из своего чудесного сна. Он, блять, не знал, действительно ли способен не думать про свой чулан, «поймай Гарри» — дурацкая игра, которую придумал Пирс, а Дадли с компанией поддержал — и Вернона с Петунией. Мальчик не был готов, погрузившись в рай, сжигать свои девственно белые ангельские крылья, возвращаясь в ад. Радует, что приспособился. Радует, что всего два месяца. Радует, что есть надежда остаться. — Я, короче, это, нашёл Маккошку, она ждёт тебя в кабинете, — Уизли театрально вытирает пот со лба, чешет затылок, — не знаю, о чём ты с ней собрался говорить, но давай, это, побыстрее как-нибудь, лады? — Лады, — кивает Гарри. Возвращает дружеский толчок в плечо и бегом, перескакивая через ступеньки движущихся лестниц, направляется к кабинету трансфигурации. Он ведь обещал Рону дать покататься на «Нимбусе-2000».***
Гарри просыпается рывком, удушено глотая кислород и толкая его через омерзительное сухое горло. Кашляет, сипит, едва дотягиваясь до стакана с водой. Глотает жадно, жмуря покрасневшие глаза и смаргивая слёзы. Учащенно бьющееся сердце ощутимо стучит по грудине, гоняет кровь. Поттер вздыхает и вытирает рукавом пижамы влажное лицо. Вроде, не кошмар, что он видел, казалось, в прошлой жизни, с участием Волан-де-Морта, а тревожность всё равно слишком явно отбивает дабстеп в висках. Не хватало ещё с самого утра получить паническую атаку — не с кофе начинается день. Гарри невербально левитирует графин с водой к себе и припадает губами прямо к горлышку. Отрывается — глубоко дышит. Снова пьёт, адамово яблоко ползает вверх-вниз под кожей. Гарри делает неосторожный вдох — и носоглотку будто вырывают и суют в холод чёрного озера. В носу щиплет. Юноша снова кашляет, силясь отхаркнуть появившееся сухое жжение. Вот прикол бы был, утони Избранный из-за того, что воду в детстве пить не научили. На то, чтобы наконец восстановить привычные девяносто пять ударов в минуту Поттеру потребовалось чуть меньше времени, чем обычно, и он, наполнив лёгкие воздухом, рухнул на кровать, осколками бутылок уставившись на красные угли в камине. Гарри отчётливо помнил этот день на первом курсе, когда многим не терпелось подхватить свои чемоданы и рвануть из Хогвартса в лето, когда каждый, видя вороной вихрь в толпе, не брезгал подойти и поблагодарить в своей манере — столько объятий Поттер в жизни не получал. И помнил он совсем не потому, что общая суматоха захватила его, не потому, что взбудораженное магией сознание бережно упаковало и сохранило в себе каждое мгновение, не потому, что Рон тогда смешно свалился с метлы, а Гарри получил выговор сквозь тёплую улыбку от Оливера Вуда. Запомнил потому, что тот ребёнок, полным надежды светлым лицом мрачнел и осознавал, как работает жизнь. Хуёво работает: сыпет золотом и белой кокаиновой полосой, вызывает привыкание, а потом херачит о неструганный стол нежными щёчками. Поттер тогда пришёл к профессору Макгонагалл и умолял её позволить ему остаться в замке. Обещал, будет тише воды, ниже травы. Уверял, может помочь с любым заданием. А получив отказ — открылся, рассказав про ужасную жизнь у Дурслей. Минерва в ответ потеплела голосом, присела на уровень студента своего факультета, дрогнула лишь на секунду: «тебе там будет безопасно, Гарри». Поттер помнил, что разозлился и убежал тогда, не понимая, почему взрослые опять не хотят помочь ему? Ни мадам Фигг, ни соседи, ни школьные учителя в маггловском мире, ни здесь, в магическом, никто не старался помочь. Теперь-то юноша знал, почему: сначала слово Дурслей, вылизанной перед другими семейкой, было против слова мальчика; «Он же непослушное дитё, приукрашивает»; потом играло свою роль доверие к Дамблдору и его великому многолетнему плану, а в Гарри взыграл пришитый ярлык Национального Героя. Глянь на себя теперь, мальчишка, мучаешься, но ярлык уже намертво в мозгу. Класс, отпад, несите медальку с полки — она там, где пирожки с гвоздями. Фыркнув, Гарри лениво поднялся с кровати, напялил очки, привычным движением палочки, вынутой из-под подушки, бросив Темпус. Завтрак только начался. Есть, как всегда, не особо хотелось. Поттер медленно оделся, зевая и потягиваясь. Попытался причесаться, зная, что бессмысленно без геля укладывать его волосы, умылся. Рутина. Юноша мысленно уже в который раз поблагодарил выручай-комнату, выручающую — неожиданно — гриффиндорца второй год подряд. Может, меньше. Он поселился здесь окончательно в конце ноября пятого курса, сейчас конец второй недели октября, пятница, если судить по календарю (честно приобретённому на кровные в маггловском Лондоне). Когда весь такой чистенький Гарри с чарами гламура и отвлечения внимания на лице — Рон вчера хорошенько приложил его — вышел из ванны, на столе перед диваном дымилась овсянка, рядом лежало пару яблок и тостов с джемом, как приятный бонус — пирог с патокой. Желудок не отозвался, но Поттер всё равно схватил кусок пирога, проглотив его за два укуса. Призвал к себе книгу по увлёкшей парня артефакторике, развалился на кресле, чинно похлёбывая кофе. Время ещё есть: по расписанию сегодня трансфигурация с Рейвенкло, сдвоенные чары со Слизерином, ночью Астрономия и, конкретно у него, артефакторика, на которую он напросился с Гермионой. Кстати, о Грейнджер: условный знак по стене, до чёртиков громкий хлопок резной двери и полу-крик: — Гарри, ты не поверишь! Чему Поттер мог не поверить он не знал, но ради приличия удивлённо обернулся на подругу. За ней семенили дрожащий перепуганный Невилл и почти расслабленная Луна. Ладно, действительно интересно, чему он мог не поверить. — И тебе доброе утро, Миона, — помахал он, — Нев, Луна. — Здравствуй, Гарри, — улыбнулась когтевранка. В её тусклых блондинистых волосах Поттер приметил неизвестный ему цветок. Невилл махнул рукой. Гермиона всё же осталась скупа на приветствие, вместо него кинув на колени сокурсника свежую печать «Ежедневного пророка». Гарри недовольно сощурился на неё. Книга в разы интереснее статеек Скитер. — Читай. — Я и читал. — Газету читай! Гарри позволил себе короткий ехидный смешок прежде, чем отреагировал на испепеляющий взгляд Гермионы, полностью капитулируя. Он взял газету в две руки и встряхнул ею, ровняя. Пробежал глазами по странице — переворачивать смысла нет, Миона всегда давала точные указания — и зацепился за самый громкий заголовок. Вскинул брови.«АЗКАБАН — ТЮРЬМА ИЛИ ВРЕМЕННОЕ ПРИСТАНИЩЕ?!»
Эта формулировка повеселила, задев что-то тёмное в душе. Нет, конечно, в Азкабане Гарри бывать не доводилось, хоть и перед пятым курсом ему грозило «временное пристанище», но всё-таки, Моргана подери, парень представил себе аналог маггловского санатория, куда раньше часто ездили Дурсли. СПА-процедуры, мягкие постели, йога, фитнес, здоровое питание, врачи, водящие особо буйных пациентов к психотерапевтам. И щенят с котятами там выдают в качестве психологической поддержки.«Вчера ночью Министерство Магии дрогнуло — великая защита Азкабана рухнула, высвободив последователей Того-кого-нельзя-называть, больше известных как Пожиратели Смерти, среди которых были небезызвестные Лейстренджи, Антонин Долохов, Барти Крауч-младший и другие.»
И другие — это кто? Сколько их, таких «других»? Гарри никогда не мог представить, насколько может быть велика армия Тёмного Лорда. На кладбище явно были не все — кто-то, вроде самых приближённых, внутреннего круга. Или жалкое подобие на внутренний круг, остатки свободных и откупившихся. Но они ничто, по сравнению с теми, кто кормил дементоров в Азкабане — эти преданные, эти беспрекословно подчиняющиеся. Гарри никогда не осознавал данный факт в полной мере. Поттер не в ужасе, нет, совсем нет, он, скорее, чувствует усталость, а вот друзья боятся. За семьи, за себя, за Гарри. Значит, юноша обязан защитить их. Ото всех. От Дамблдора, от Амбридж, чья «метка» красовалась на руке, от Волан-де-Морта. Хотя… Была ли вероятность, что последний, сделавший за этот год буквально ни черта, кроме массового побега из тюрьмы, занявшего, Гарри предполагал, минут десять, придёт по милую душу Избранного? Безусловно, была. Но было и маячившее сомнение. Нужен ли Гарри Тёмному Лорду? Какие планы он преследует теперь? Снейп не расскажет, Альбус — не доскажет. Иди хоть у Люциуса выпытывай. Неопределённость нервировала. — Как думаешь, Миона, теперь они поверят, что Волан-де-Морт жив? — Юноша поднимает на подругу глаза. Поттер звучал жалко. В нём говорил тот мальчик-первокурсник, не понявший жестокого рофла Вселенной. Гермиона присаживается рядом и кусает губу, Невилл кладёт руку на плечо в поддерживающем жесте, Луна смотрит слишком осознанно для своего представления реального мира. Гарри не улавливает: поняли ли друзья его дрогнувший на мгновение голос или он сам чего-то не понял. Напрягается. — Гарри, — Лонгботтом почти шепчет, — там… дальше. Читай. И Поттер читает, впитывает слова Скитер так, как никогда не впитывал, читал комментарии Фаджа, дурака, который не связывает происшествие с Тёмным Лордом, комментарии мракоборцев. И, наконец, находит строчку, вызывающую неподдельную ярость:«…подозреваемый — Сириус Блэк…»
— Мне нужен Дамблдор, — шипит Гарри. Директор должен кое-что объяснить.***
Кабинет Альбуса Дамблдора до сих пор казался донельзя странным и шумным. Хрупкие серебрянные приборы, хаотично расставленные на столиках с кручёными ножками, брякали и свистели, щёлкали и стучали, выпуская тонкие струйки прозрачно-серого дымка. Массивная парта с когтистыми лапами, над ней, связанное с нижним ярусом, пространство с Омутом памяти. Личная библиотека и молчаливые портреты бывших директоров. Дамблдор сидел во всём этом хаосе неебическим страдальцем, держа в своих паучьих лапках свежий Пророк. Гарри аж передёрнуло. Он не мог ни ненавидеть, ни доверять Альбусу в полной мере. В конце концов, старец был почти первым, кто казался мальчишке по-настоящему добрым. Потом, конечно, стали капать на другую чашу весов вопросы, на которые Поттер был вынужден сам искать ответы, попутно уворачиваясь от манипуляций и догоняющей авады. Дамблдор — политик, серый кардинал Светлых. Пусть Фадж и отплёвывается от этого, но любой его писк — шепоток на ухо от Альбуса. Гарри — извращенное оружие. Его воспитывают для войны. Блять, да, Поттер не тупой, ленивый — да, но не тупой. Сложить два и два, получив четыре — несложно. В мозгу же — невозможно. Юноша иррационально цеплялся за себя прошлого и свои — а свои ли? — устои жизни. Гарри хотел верить Дамблдору, но факты говорили против. Перенял бы гриффиндорец тёмную сторону? Нет. Ему до боли хочется свободы. Откинуть подальше героизм, наследственное бесстрашие, синдром спасателя — и укатить куда-нибудь учиться делать артефакты. Однако эти мечты не бесплатные. Цена — победа в войне. Может, поэтому он всё ещё не кривится под слащавое «мальчик мой». У него есть обязанность, предназначение, ради которых Поттер стоит на своих двоих и искренне ищет оправдание тому, что происходит с ним по вине большой голубой чашки. Юноше необходимо обманываться: всё не зря. Во имя и во благо. — Доброе утро, мальчик мой, — елейная улыбка в седой длинной бороде, — дай угадаю, зачем ты здесь, Гарри, это из-за Сириуса? — Да, сэр, из-за него, — кивнул Поттер. — Вы… Вы можете что-то сделать с этим? Парень указал на газету. Глаза Альбуса блеснули. — Мальчик мой, — Гарри почти пнул один из столиков с полезными безделушкам. Сдержался, лишь сунув руку в карман и сжав кулак. — Я сожалею, но вряд ли смогу хоть чем-то помочь. Я понимаю твоё беспокойство за Сириуса, он ведь мой ученик, а тебе — семья. Пока Том, — Альбус теперь всегда называл Волан-де-Морта его именем, — сам не появится, мы бессильны перед министром. Как ахуенно стелите, директор! Поттер чуть ли не зааплодировал. Сука. — Извини меня, мальчик мой, всё, что я могу посоветовать тебе — учиться и готовиться к встречи с Томом. — Да как я могу учиться, — гриффиндорец раздосадовано топнул ногой, — зная, что Сириуса ищут?! Опять! Это же Сириус, сэр! Наш Сириус! Альбус жалостливо посмотрел поверх очков-полумесяцев. Гарри остервенело глядел в ответ. — Твоё желание помочь похвально, Гарри, — улыбнулся директор. Класс. Поттер глубоко вздохнул, жмурясь. — Извините, сэр, мне нужно немного успокоиться. — Как можно вежливее, — До свидания, сэр. Юноша развернулся, подходя к выходу. — Конечно, мальчик мой, — кивнул мужчина, бросив напоследок, — помирись с Роном, Гарри, друзья — твоя опора. Поттер эмоционально хлопнул дверью.***
Благодаря Гермионе, на трансфигурацию Гарри ворвался за пять минут до начала. Под пристальным взглядом и зловеще вздымающимися каштановыми кудрями перечитал своё эссе, исправив несколько мелких недочётов. Эта наигранная занятость помогла оторваться от мыслей о Сириусе. Поттер знал, что Альбус мог помочь. Он не последняя фигура в шахматной партии, если сразу не гроссмейстер. В конце концов он мог встать на защиту Блэка ещё на первом суде. Почему не стал? Гарри сжевал кончик пера. Невилл, сидящий сбоку, ткнул юношу локтем, принося гриффиндору пять очков за ответ. Не время и не место думать об этом. День не кончился — его надо пережить. В общем и целом, трасфигурация прошла хорошо. Гриффиндорцы радовались тридцати пяти новым баллам в копилке факультета, предпочитая не обращать внимания на то, что рейвенкловцы заработали под шестьдесят. Минерва как всегда щедра. Поттер как обычно отсиделся со своей компанией на задних рядах и ушёл последним. Как обычно скрылся между друзьями. В этом году получалось хуже — близнецы Уизли выпустились и плотно занялись бизнесом. Без них тоскливо. На развилке одного из коридоров Гарри и Гермиона прощаются с друзьями, желая им удачного прорицания и травологии, а сами направляются в кабинет артефакторики. Грейнджер молча, Поттер — нервно сжимая мантию-невидимку, готовый набросить её в любой момент. Всё же не его факультатив. Юноша ловит на себе несколько острых взглядов, но быстро забывает о них. Глазами синяков не сделаешь, если ты, конечно, не легилимент. — Да зуб даю, это точно был Блэк! Фраза заставила остановиться. Превратиться в одно большое ухо, спрятавшись за углом. Гермиона порывисто и нервно сжала ладонь Гарри. Поттер стиснул маленькую ухоженную ручку в ответ. — С хуя ли, чувак? О, как Гарри хотел задать тот же вопрос. — С рояля! Если подозревают, значит есть за что! Какая логика! Какая грация! Какое ораторское искусство! Гриффиндорец не сдержал злого смешка, переглянувшись с Гермионой и поймав те же мысли в её глазах. — А я согласна, — подала голос, как Поттер смог понять, Кэти Белл, — Помните, как он на четвёртом курсе в Хогвартс заявился? Компания семикурсников заугукала. У Гарри зачесался язык. В голове вертелась картинка того, как он придавливает каждого из сплетничающих к полу своими язвительными шутками и аргументами через сарказм, а те только по-рыбьи хлопают губами. — Говорили, что он за Поттером приходил, — Лианна поддакнула подруге. — Сообщники они! — Не унимался кто-то особо буйный. Малыш, сходи в Мунго, у тебя проблемы. — Два убийцы — пара! — Вообще-то, там про сапоги было… — Ой, приткни свой ротик! У меня отец в Аврорате! Он-то всё про этих отродий знает! — Я не удивлюсь, если у кого-то из них действительно есть метка Того-кого-нельзя-называть… — Да точно у Блэка! Он же тварь тёмная! Мне отец рассказывал. Секунда — палочка привычно скользнула в ладонь, стиснутая хрупкими пальцами в уверенной твёрдой хватке. Мгновение — тепло женской руки исчезает, отпущенное осознанно. Взрыв внутри — Гарри едва смог расслышать лепет Гермионы, просящей не влезать в неприятности. Ярость в зелёных глазах — движением кошки юноша выныривает из своего укрытия. Искривлённая эмоция на лице — кончик палочки прижимается к горлу хаффлпавца, неожиданно впечатанного в холод камня. Звук — Лианна вскрикивает, не сопротивляясь резкому толчку в сторону, прямо в руки Кэти. Шуршание — второй семикурсник направляет свою палочку на гриффиндорца одним слитным отточеным приёмом. Немая сцена. Занавес. Похоронные венки актёрам. Гермиона выпрыгивает следом, но не решается сделать более ни шагу. Сумка при ней — висит через плечо, палочка дрожит, хрустя сдавленным решительностью деревом. Гарри видит всё это боковым зрением, словно в замедленной съёмке, и дышит через раз, почти спокойно. Слишком спокойно. Внутри же — пылает от гнева. — Заткни. Свою. Пасть. — Поттер шипит зло, несколько уязвленно, давит на сонную артерию, чеканя каждое слово, — Ты, блять, ни книззла не знаешь про Сириуса! Он, Мерлин побери, сражался за таких, как ты, кусок дерьма! Магия дружественно схлопывает над головой перепуганного дрожащего хаффлпафца свой купол. Бьёт по плечам и опрокидывает на колени. Пустые серые глаза смотрят в пылающие авадой. Маской на чужих тонких губах растекается раздражение. — Поттер! — Прижатый к стене семикурсник почти выплёвывает со слюной, — как ты смеешь?! Мой отец — аврор, он узнает…! И тут же с треском сыпется крошкой. — О, прошу, — тянет Гарри театрально, закатывая радужку под веки, — избавь меня от своего дэдди ишьюс, второго Малфоя замок не выдержит! А вот рука моя ненароком дрогнет, если ты ещё хоть одно кривое слово про Сириуса изрыгнёшь. — А что, Поттер, птичку жалко? И часто в вашей конфе убийца убийцу жалеет, м? — Издевается второй, но гриффиндорец не удосуживается посмотреть в ответ. — Малькольм! Используй магию! — Надрывно кричит Кэти, как более смелая, прижимая к себе всхлипывающую подругу. — Гарри! — Голос Гермионы по сравнению с Белл слышится твёрже. Или Гарри так только кажется? Девушка вскидывает палочку тоже. Названный Малькольмом отмахивается: — Без тебя знаю, Кэтс! Поттер больнее, до сдавленного визга хаффлпафца, давит магией и почти режет кожу семикурсника концом своей остролистной. Наконец поворачивая голову в сторону менее перепуганного. Красно-золотой галстук неприятно скребёт внешние спокойствие Гарри едва уловимой морщинкой меж бровей. — Ну, Маль, я же могу называть тебя «Маль»? — Малькольм фыркает, Поттер улыбается, — Отлично. Так вот, Маль, давай проверим: я прикончу Малфоя бета-версию, ты прикончишь меня — труп за труп, — раструбишь школе про ваши перешептывания, про убийство Знаменитого Гарри Поттера, а потом, когда шавки Тёмного Лорда занесут над тобой палочку, вспомнишь мою скромную персону. И вот тогда узнаешь, жалеет ли убийца убийцу. Малькольм багровеет от ярости. Его водянистые глаза хищно сужаются, меж тонких русых бровей залегает глубокая морщина. Он весь трясётся. — Ты, я посмотрю, в край ахуел, лживый ублюдок! — Кончик палочки светится ослепительно белым прежде, чем заклинание срывается с тонких длинных губ, — Редукто! — Протего! — Кидает в ответ Поттер, выпуская обмякшего хаффлпафца из своего кошачьего хвата. Парень слизью стекает по стене, тяжело дыша. Переборщил. Где-то на подкорке сознания в унисон верещит Амбридж и скрежещет зубами Снейп: «минус двадцать очков с гриффиндора». Запястье зудит. — Депульсо! Гарри молниеносно уворачивается от летящего в него луча. Краем глаза подмечает, как испуганно икает второй семикурсник и в два прыжка оказывается за спинами Лианны и Кэти. — Ступефай! Малькольм отлетает, не успев защититься от проворного щуплого шестикурсника. Мальчик-который-выжил — это, сука, не побитый пёс у обочины, он кое-что умеет, дорогуши! Не зря Грюм-Крауч-младший гонял. Старший гриффиндорец со стуком приземляется спиной об пол и роняет палочку. Скулит. Больно, наверное. Внутри приятно шипит неясное тёмное удовлетворение. Шрам теплеет, будто одобряя. Гермиона отмирает в секунду, бросаясь между негласными дуэлянтами. Хватает Поттера за плечи и встряхивает так, что у юноши клацают зубы. — Гарри! — Кричит девушка, продираясь своим звонким голоском между адреналиновыми приходами друга, — Гарри! — Миона, — выдыхает Поттер. Но палочку не прячет. Малькольм на мушке. — Гарри, — смягчается она, — уйдём, пожалуйста, послушай меня, уйдём. Так только хуже будет. Гарри пытается уследить за бегающим по его напряжённому лицу взглядом подруги. Ловит в нём беспокойство. Набирает в лёгкие побольше воздуха. Отсчитывает десять секунд. Со свистом выпускает обратно. Жилка на виске всё ещё пульсирует, а пальцы крепко сжимают остролистную. Так и правда будет хуже, хоть и не особо-то и хуже. То, что Поттер с завидной регулярность попадался только под горячую руку Симуса, Рона и Дина, нежели других студентов, подстраивающих подлянки время от времени, ничто иное, как тактика «я — стена, я — кирпич, меня не ебёт», которой Поттер мастерски придерживался, сохраняя самообладание. Терпила. Или это личный сорт селфхарма такой, Гарри Иисус Поттер? Так вперёд, Голгофы ждут. Вот тебе крест, вот терновый венок — кабанчиком метнись. — Да, Поттер, послушай свою подружку Грейнджер, — из-за спины зазвенел голос хаффлпафца. Гарри резко обернулся и рявкнул, взмахивая палочкой в сторону семикурсника: — Заткнулся нахуй пока я добрый, бета-версия! Терпилой во имя всеобщего блага Поттер не был только в отношении дорогих ему людей. Его семьи. Юноша бы заглотил по самые гланды все оскорбления, гордо прошагав мимо — пусть верещат, что хотят. Шпыняйте и бейте — мальчик из пророчества сожмёт зубы и встанет за вас перед Тёмным Лордом. Таков его путь ниндзя. Но своих людей трогать не позволит. Молнию на лбу вдруг снова пробрало теплотой. Успокаивающей. Словно не его собственной. Это ощущение расслабило тело и позволило услышать сквозь бьющую в ушах кровь мольбу Грейнджер. — Гарри, пожалуйста… Палочка задрожала и опустилась обратно в карман мантии. Гарри обернулся к подруге, улыбнулся. — Хорошо, Миона, всё, тише, пойдём, извини. — Ничего, Гарри, ничего. Поттер обнял девушку за плечи, уводя дальше по коридору. В спину ни один из присутствующих ничего не бросил. Перед ужином про нападение Гарри Поттера на семикурсников знал весь Хогвартс, а Снейп влепил отработку, знатно пособачившись за эту возможность с Амбридж. Гриффиндорец только вздохнул. Шрам мягко пульсировал чужими эмоциями снова.