Накануне мы проиграли

            – Позов!       Дима смущённо обернулся. Оксана стояла на верхней ступеньке веранды, одной рукой по-хозяйски упираясь в поддерживающий крышу столб. Она была одета в джинсовый комбинезон – местами испачканный, но это нормально для деревни, – волосы теперь были собраны в хвост. А в остальном она совсем не изменилась.       – Ну тебе ещё долго суп подогревать? – Она смотрела на Диму тем самым взглядом, в котором желание действовать и побыстрее сочеталось с удивительным житейским терпением. – Заходи уже.       Больше не дожидаясь, она исчезла в баре. И Дима понимал, что уже не может не пойти. Да и потом, с новой силой взыгравшее чувство голода примяло топь всевозможных переживаний куда подальше, ясно дав понять, какие проблемы в данный момент были в приоритете. Дима шагнул на ступеньки «Бабы Розы» и впервые со времени приезда почувствовал себя здесь не чужаком. Наконец-то, он пришёл, потому что его позвали. Наконец-то, его здесь ждут. Весьма вероятно, ждут, чтобы устроить хорошую трёпку, но это не так важно. К тому же, что уж там: он заслужил.       Обоняние тронул слабый по концентрации, но резкий по своей сути запах чего-то знакомого. Дима чувствовал оружейную смазку и что-то ещё. За барной стойкой спиной ко входу сидел дядя Серёжа. Дима сам себе хмыкнул. Интересно, что такого делал дядя Серёжа, что позволяет себе так откровенно носить запах, идущий вразрез с его образом местного божьего одуванчика? Помогал местным охотникам чистить ружья? «Случайно облился»?       Оксана усадила Диму за высокий деревянный столик у стены и поставила перед ним тарелку куриного супа с щедрым ломтём хлеба. Дима, не дожидаясь дальнейших приглашений, взялся за ложку.       – А я тебя жду, жду, – Оксана, как всегда с пониманием, не ожидая от голодного человека диалога, говорила больше сама с собой, заполняя паузу и заодно ногтём пытаясь отскрести въевшееся пятно грязи между большим и указательным пальцем. Грязи явно не барной, кстати. – Знаю же, что у тебя по-любому жрать нечего. А в магазине шоколад, чипсы да соль.       Горячий золотистый бульон лечил каждую клеточку тела. Уж насколько Дима привык к формуле – нет, не могла она заменить настоящую еду. Да и рассчитана была на здоровый, нагруженный физическими и магическими тренировками организм бойца, а не на тело, отравленное алкоголем. Длинная и широкая лапша соскальзывала с ложки, и её приходилось только чуть-чуть приподнимать и сразу втягивать в рот, пытаясь не обжечься. Разварившаяся картошка зернисто рассыпалась на языке. При таком наборе хлеб как будто уже и не был нужен – по крайней мере, так считалось в городе, но Дима был ужасно голоден, радовался, что сейчас он в деревне, и с удовольствием хрустел круглой краюшкой.       – Ну, – вот когда Дима покончил с едой, Оксана уже строго взглянула на него, – и долго ты ещё планировал обходить мой дом стороной?       Дима смутился:       – Прости… Я думал, ты меня не хочешь видеть.       Вместо ответа Оксана вопросительно-саркастично приподняла брови, словно говоря: «Ну? Давай, расскажи, что за история?».       – Я тогда уехал и даже не попрощался с тобой, – Дима опустил глаза.       Аромат еды перестал застилать разум, и в нос снова ударил резкий запах оружейного масла и ещё – точно – копоти.       Оксана мягко усмехнулась:       – Дим, ну жизнь-то на этом не заканчивается.       Дима кольнул ногтём подушечку большого пальца:       – В смысле?       – Ну, в прямом, – Оксана смотрела прямо ему в глаза. – Свалил ты, конечно, по-свински – с этим не поспоришь. Но мне тут, знаешь ли, было, чем заняться.       Дима, наконец, открыто взглянул на Оксану. От её признания дышать стало несколько легче.       – Я думал, – губы тронул намёк на улыбку, грудь перестала сковывать прочная и такая тесная броня, делая уязвимее и позволяя снова стать просто человеком, – ты меня каждый день последними словами ругаешь.       Оксана насмешливо скривила брови:       – Каждый день? – Выдохнула, закатывая глаза и качая головой. – Посмотри, где мы с тобой сейчас сидим. Ты думаешь, если бы я каждый день сидела и по тебе страдала, «Баба Роза» бы продержалась так долго?       Дима невольно посмеялся.       – Давай сойдёмся вот на каком остатке, – предложила Оксана. – У тебя тогда у самого было тяжёлое время.       Дима благодарно кивнул.       – К тому же… кто в семнадцать лет вообще понимает, что делать со своей жизнью? А ты остался один и, наверное, совсем растерялся.       Дима закивал с энтузиазмом.       – И ты хотел куда-нибудь свалить от горя и всей этой потерянности.       Как же Оксана понимала…       – Ну, и говнюком тоже был, что уж там.       Дима невольно пропустил открытый смешок:       – Справедливо.       Удивительное дело. Вот только что – каких-нибудь минут десять назад – он чувствовал себя самым отвратительным и ни на что не способным человеком. И где это всё теперь было? Да, не всё гладко. Да, есть проблемы, но ведь всё решаемо. Где-то – вопрос времени, где-то – надо ещё подумать. Как сказала Оксана – жизнь не заканчивается.       – Оксан. Спасибо, – искренне поблагодарил Дима.       Оксана пожала плечами:       – Двенадцать писят.       – А?       – За суп.       Дима снова улыбнулся, как дурак. Вроде, надо было бы что-нибудь сказать. Что-нибудь нормальное, но ни одной нормальной мысли в голову не шло. Там сейчас снова вертелись Антон и Вика, твари, Арс в костёле своём – только теперь всё это не было личными Димиными неудачами. Это были проблемы. Где-то – задачки. Они вертелись многоугольниками, постоянно меняли конфигурации, ударяясь о стенки сознания то одним, то другим боком, позволяя посмотреть на себя с разных сторон.       К счастью, вторым человеком за их столиком всё ещё была Оксана:       – Ну и чего, как ты вообще? Рассказывай, а то про тебя ж вообще никто ничего не знает, даже из сплетен толком ничего не узнать. Мне только сказали, что ты теперь в Рогадеке, и у тебя вместо стены телек. Сочувствую, кстати.       Тут уже Дима не выдержал и заржал:       – Между прочим, если бы ты его увидела, ты б так не говорила.       На это Оксана покивала с видом «ну-ну». Впрочем, перебивать не стала.       Дима пожал плечами:       – Да что рассказать? Я уехал. Жил в Функционале…       – Класс!       – В основном – в части.       – Отстой…       – Служил, медитировал, учился обращаться со своими силами. Со временем в выходные начал ходить в детский дом для детей без магии, был там кем-то вроде наставника у одной воспитанницы, – задумался. – В общем, было много рутины. По событиям, которые можно как-то вычленить, не сильно-то и насыщено, – сложил руки на груди и облокотился ими на стол, вздохнул: – Сейчас работаю… И всё довольно паршиво – но секретно. И рассказать не могу.       Оксана кивнула:       – Понимаю. Не рассказывай, – прищурилась: – Ну, я могу, не влезая в подробности, назвать твоё начальство говноедами?       Дима опустил голову, стараясь не пустить рвущуюся наружу улыбку:       – Хм-м… Ты знаешь… Нет, не нужно.       Какое бы говённое задание дядя Серёжа ему ни дал, статус говноеда он всё-таки не заслужил.       Оксана пожала плечами:       – Как хочешь. А задание могу обосрать?       – Задание – можешь!       – Полное говно! Зачем вообще это делать? Лучше бы что-нибудь нормальное поручили! Они тебе спасибо должны сказать, за то, что ты этим занимаешься.       – Вот это, блин, точно, – Дима тепло посмотрел на Оксану. – Ну, а ты что, как?       – Да я что, – Оксана пожала плечом и завела за ухо прядь волос. – Как ты и сказал: много рутины.       Дима теперь, когда Оксана переключилась на свою историю, украдкой скользнул взглядом по своему, получается, начальству.       Дядя Серёжа сидел, как-то преувеличенно развязно закинув локти на спинку своего стула, – сразу возникало ощущение, что он как будто специально храбрится.       Как держится в роли, а…       Он что-то рассказывал тёте Ире, а она не торопясь наливала пиво в кружки, время от времени доброжелательно хмыкая на его историю.       – Видишь – бар на месте, я – в нём, в общем – всё по-старому, – продолжала Оксана. – Охотой уже года три вот занимаюсь.       Дима резко перевёл на неё взгляд:       – Ты охотишься? – И тут же вздохнул с осознанием: – Так это от тебя смазкой пахнет.       – Так естественно, – Оксана несколько удивлённо поглядела сначала на Диму, потом – на свой рабочий комбинезон. – От кого бы ещё могло ей пахнуть?       – Тоже верно, – Дима тоже постарался вжиться в роль и звучать и не растерянно, и, с другой стороны, не слишком с энтузиазмом. – А чего вдруг решила?       Нижняя половина стены, у которой стоял их столик, выступала вперёд сантиметров на десять-пятнадцать: Оксана с тётей Ирой там держали растения (а в часы запары посетители с соседних столиков туда ставили пустые бокалы, за что Оксана их молча материла). Оксана зажала между пальцами бутон телефонной зарядки. Он только-только должен был раскрыться, но, видимо, у Оксаны была критическая ситуация: она отломала ещё совсем эластичный стебелёк-проводок с едва оформившимся разъёмом и подключила к телефону.       – Ну, а чего, собственно, нет? – спросила она философски. – Места у нас неспокойные, сам знаешь. Живности много.       – Что есть, то есть, – согласился Дима.       Он машинально сунул правую руку в карман и зажал между пальцами нагретый металлический шарик. Почти идеально ровный.       – Не хочешь, между прочим, присоединиться?       – А?       – Ну, к клубу охотников. В лесу всегда есть, кого вакцинировать, а ты поди умеешь стрелять.       – А-а… Ну да…       Подушечка большого пальца скользнула между двумя едва ощутимыми бугорками металла.       Дядя Серёжа курит. Дима впервые видит его не то что курящим – вообще с сигаретой. Это всё из-за Антона. У Димы и самого адреналин подскочил, ещё когда их в трейлере погрузило в темноту.       – Ты, когда стрелял, магию использовал не на полную силу. Я это почувствовал, – дядя Серёжа говорит, вроде, не строго, но Дима чувствует, что из-за него всё могло пойти по пизде.       – Виноват…       Дядя Серёжа больше приободряет, чем напутствует:       – Следующий раз точно будет, ты же понимаешь. И тогда не мешкай. Это может стоить жизни.       – Понял, – кивает Дима. – Дядь Серёж…       – Чего?       Тварь дёргается, и Дима рефлекторно хватается за фотонатор, но тут же расслабляется: это в, наконец, мёртвом теле происходит постепенная диссоциация техники и органики.       Если сейчас не избавиться от лишнего адреналина, он почти сразу скуёт мышцы до полукаменного состояния, а у Димы на сегодняшнюю ночь ещё планы. Может, разговор с Арсом мгновенно проблему не решит, но Диме тоже нужно ощущение, что ситуация хотя бы отчасти под его контролем. Поэтому он сейчас потенциальную, так сказать, энергию преобразует в кинетическую: новый прилив сил направляет на то, чтобы собрать вокруг себя техномагию (и уже знает, что эти силы берёт у завтрашнего себя взаймы). Всеми нервными окончаниями словно погружается внутрь твари – она теперь не сопротивляется – и тщательно, не торопясь ищет в каждой клетке, каждом мышечном волокне металл.       – А вы знали, – говорит чуть рассредоточенно, – что они питаются не только магией?       Он не смотрит на дядю Серёжу – слишком сосредоточен, – но чувствует на себе его заинтересованный взгляд.       – И чем же ещё?       Металл постепенно поддаётся и движется к поверхности кожи. Тонкие иглы прорываются наружу, и Дима собирает их в подобие сферы. Они прижимаются друг к другу всё плотнее, сплющиваясь и сливаясь, подпуская к себе всё новые иглы из более глубоких слоёв.       – Ещё эмоциями человеческими, – задумчиво произносит Дима.       Дядя Серёжа, ясное дело, восторгаться не спешит:       – Откуда такая информация?       Весь металл извлечён, и тело животного теперь похоже на выжатую тряпку. Дима направляет тонкий, хорошо контролируемый пучок магии и сминает одну из сторон получившегося шарика, утрамбовывая металл плотнее к центру.       – Со мной такое случалось один раз.       Дядя Серёжа недоверчиво вздёргивает бровь. Дима продолжает сжимать шарик со всех сторон. Тонкие пучки магии ощущаются, как нити. Их контроль – это почти медитация, и Дима чувствует, как понемногу стихает стук в висках.       – В шестнадцать. Когда привезли Джема.       Да, этот день Дима до сих пор помнит так, будто всё случилось вчера, максимум – каких нибудь пять-шесть дней назад.       – Я так ждал. Как ненормальный его хотел. И вот, родители приезжают, паркуются. Открывается дверца машины, появляется Джем…       Дядя Серёжа смотрит на него, ожидая продолжения.       – Всё, – Дима бы развёл руками, но он ещё сосредоточен на металлическом шарике. – Потом – ничего. Буквально ничего. Ни радости, ни разочарования, типа как если бы я осознал, что больше думал, что его хочу, чем на самом деле хотел. Совсем ничего. Это было жутко. Я думал, что… Да рандом его знает, не знаю. Что со мной что-то не так. Что, может, что-то с головой или с башкой – ну, вы понимаете… А потом – опять всё нормально: все эмоции на месте. Просто какая-то аномалия. Одноразовая акция, так сказать.       Дядя Серёжа слушал его внимательно.       – Джема вечером привезли?       Дима вздыхает и понимает, что дядя Серёжа не верит. Точнее, верит в историю и относится к ней со всей серьёзностью, но связывать это с тварями не торопится.       – Днём. Почти утром даже, – отвечает он на вопрос. Ну да, твари проявляют активность только ночью, в худшем случае – вечером. Солнце они почему-то не любят. Вроде как. – Ну, а что, если это значит, что они и днём могут выбираться?       Дядя Серёжа затихает, но через некоторое время всё-таки задаёт встречный вопрос:       – А ты их тогда видел?       Дима снова недовольно выдыхает:       – Нет.