Ничто не...

      Она поднимается с постели. Их постели, уже семь лет как их. И направляется к окну. У неё есть только этот краткий миг безвременья, чтобы излить свои чувства. Только свои и только для себя. Нет, сначала она поправит на нём одеяло, укутывая худое поджарое тело, погладит кончики волос, разметавшихся по подушке. И только потом отойдет к окну.       Ночь сегодня тихая и звёздная, как все последние двенадцать лет, почти тринадцать, на Земле, в деревеньки Тадфилд.       А сейчас её миг. Это её чувства, её боль. Всё больно. Ей не было так больно, когда прекратили творить звезды, когда Её Творцов сбрасывали с Небес, в Ад. Даже когда Он ушёл в первый раз, сманенный предложением, как и этот... этот. У неё и слов для этого кудряшки не было: ни неприличных, ни тем более приличных.       А сейчас…       Сейчас она кричит в Пустоту, в Ничто самой своей сутью, чтобы завтра снова улыбаться, смеяться, поддерживать.       Богиня, за что ты так с ним?       Он был лучшим из Творцов, лучшим из Архангелов. Банальная ревность? Или захотелось посмотреть мелодраму длиною в тысячи лет?       За окном хлопнули тёмные крылья – прости, брат. И её мысли перескочили на другое.        Как странно, люди и все помнят о её близнеце Азраили (вот и ещё одна странность, они родились из одной божественной искры, единственные, и одними из первых), на напрочь забыли её имя. Как только не называли её – Дженхуо, Бхаве, Дживань, Зои, Вита. А самое первое забыли.       И полюбили повторять, что она та ещё стерва. Но стервой она быть не может по своей сути, ведь стерва - это труп околевшего животного.       Хотя ради кое-чьих прекрасных глаз она будет пытаться.       И вот она снова отвлеклась.       Когда начались Небесная война, Падения, когда Ангел поднял оружие на Ангела, они с братом пытались это остановить. Прервать саму идею насилия Англела над Ангелом. И….       Не смогли. Они не справились.        Первым ушёл Азраил – отринул Небеса и не принял Ад. Потом ушла и она. После тех троих последних Творцов. После того Судилища. За что с ними так?       Они с братом больше не Ангелы Небесные, но и не Демоны. Странники с серыми крыльями, прилагающие огромные усилия, чтобы спасти своих братьев и сестёр. Защитить их от чего-то страшного. Но руки уже опускаются. Трудно спасать тех, кто не хочет этого.       А пятнадцать лет назад брат срочно вызвал её, выводя из транса, Нирваны, как называли это состояния индусы. Срочное дело – её любимый прекрасноглазый звёздотворец погибал, его разрывало изнутри.       Брат смог. Он его выдернул в то самое последнее мгновение (а он всегда всё делает в последнее мгновение, для которого всегда найдется ещё время), но это мало что изменило –он всё равно распадался на части. Им с братом пришлось приложить огромные усилия, чтобы вернуть его в равновесие, в целостность: три долгих года в реальности и целая вечность в Безвременье.       О да, он стал целым. Он забыл – всё. Что был Ангелом, что творил Вселенную (Туманности, звёзды, планеты, системы, чёрные дыры, планетоиды), потом просто творил, как был Архангелом, Верховным Архангелом, как стал не прощаемым демоном, что должен быт творить, когда работал на Ад, и как выскальзывал из этого, выкручивая адские приказы, как подбивал мешать Воле Небес (и с Потопом, и с Армагеддоном).       И она, Вита, не смогла его оставить, уйти, как делала обычно, для других братьев и сестер: прийти, исцелить, поправить и исчезнуть. Как делала и для него раньше, в 1941 года, после его ужасающих танцев на святой земле, до этого в христианских войнах, крестовых походах. Самым страшным был девятнадцатый век, когда он провалился в сон после ссоры с этим… этим…       Хотя она этого кудряшку в чем-то и понимала – Он ведь такой творческий, любопытный, с уймой вопросов.       Так стоп.       Она делает десять глубокий вдохов, успокаиваясь – она не одна. Она не имеет права расклеиваться – её состояние задевает всех, а больше всего Азраила.       Её телефон негромко звякнул –пришло смс. Она криво улыбнулась, прочитав сообщение: «Он спустился с Небес». Вот и ещё одна Веха пройдена, времени остаётся мало, если этот кудряш, конечно, сможет взять след из тех хлебных крошек, что она ему оставила. Творец всегда Творец. Вот и сейчас прекрасноглазый звездотворец, с очень выразительной и живой мимикой, не смог удержаться и снова сотворил (как будто мало ему было его Бентли, которая цела целёхонька стоит в гараже и на которой он рассекает по округе на почти световых скоростях)– на этот раз радио, которое озвучивает не только его любимые песни, но и те песни мира, которые отражают настроение и состояния души того, кто коснулся этого радио. И оно под видом проигрывателя стоит теперь в публичной библиотеке семьи Феллов, в которой распоряжается Мюриэль.       Взглянув на имя отправителя Вита, скривилась - Люцифер. Вот ведь то ещё бедствие – сбежавший из Ада под шумок не-до-Армагедона Светоносный – а ведь еле-еле распутали те грязные петли, что корежили его суть, и тут же смылся на Землю, к людям. Сначала заявился в Тадфилд, полюбовался на Адама, попытался наладить отношения, а затем затерялся где-то между миллиардами людей. Но хоть сам скрывает себя от Небес и Ада.       И сообщение более, чем понятное.       Ну, вот и заканчивается её горько-сладкое счастье – они обязательно встретятся (она сама оставила для него след). Да, встретятся и прекрасноокий звездотворец всё вспомнит и снова броситься спасать эти кучеряшки. И это в лучшем случае. А в худшем он снова начнет разваливаться на части. Именно поэтому она прекратили попытки отвезти его в Эдиннбург, в Лондон, В Мэйфер, в Сохо, в восстановленный «Глобус».       - Ты чего не спишь? – раздался хриплный сонный голос с кровати.       - Что-то не спиться. Солнышко, - она слабо улыбнулась ему. Его корежило от «дорогой», «милый», «добрый», «хороший», вот и появились – «солнышко», «золотце», «звездочка», «огонёк». И у него всё ещё были самый прекрасный смех и улыбка. О как он хохотал, тогда помогая ловить ей очередную сбежавшую химеру в виде трехголовой собаки, которая так и норовила его всего облизать. И Вите совсем не стыдно, что она сама собственноручно устроила побег этой своей лизучей прелести, неудачной попытки создать собаку, чтобы заставить его улыбаться и смеяться, и отвлечь от горьких мыслей, что очередной проект закончен, и он тоже будет конечен. Ага, так уж она с этим и согласиться, всё равно сделает по-своему и спорить ни с кем не будет, и разговаривать. План, не План, Непостижимый или какой он там, но пока она жива, существует, будет сохранять всё, что было создана Творцами в её лабораториях –и смешного утконоса, и ловкого дельфина и быстрого сайгака, и подобного человеку медведя, с таким же упрямством и пониманием во взгляде, и всех их. И самих Творцов.       - Иди сюда, - мужчина хлопнул ладонью по кровати, рядом с собой. – Надо изгнать твои тягостные думы, малышка.       Она шагнула к нему, словно кинулась в бездну. Отдаваясь его умелым рукам. Поцелуи, ласки, вздохи.       И снова горечь – он никогда не позволял целовать себя в губы и сам не целовал её, не позволял первой прикасаться к себе. А вот и вторая горечь – не её имя срывается с его губ.       О, она всё прекрасно понимает разумом. Но только разумом. Хотя и сама настояла на соглашении семь лет назад. А ещё она помнит все имена любопытного звездотворца. От самого первого, данного при рождение, до последнего. Но и здесь она пользуется только человеческим именем – Энтони, иначе он словно каменеет и замирает.       «Всё пройдет как с белых яблонь дым», но в её копилку прекрасных и счастливых воспоминаний добавиться ещё несколько, горько –сладких, словно украденных.