Влюблённые бабочки

      Это его долг. И он его выполнит.       Нет нужды повторять себе это чаще. Приученный с малолетства исполнять обязанности первого принца, а после воздвигнутый отцом на пост генерала юго-западной армии, Хакую осознает значимость своих действий со всей ясностью.       — Ваше высочество, — робко произносит слуга, подходя к нему с кисточкой и краской для лица.       — Убери, — велит Хакую. — И уходи, помощь мне не требуется.       Слуга клана Ян угодливо подчиняется и, опустив голову, спиной вперед покидает комнату.       Собственных слуг Хакую не держит: выученный самостоятельности с детских лет, он не видит надобности в помощи других при выполнении тривиальных занятий, наподобие одевания или мытья, а объяснить свое презренное отношение к подобной помощи хозяйке дома оказалось невозможно.       Су Хуикинг — жена Ян Гувэя и хозяйка поместья — выразила крайнее изумление, узнав, что наследный принц прибыл в Кай без слуг, и проявила любезность, по ее собственному мнению, предоставив их.       Госпожа Су оказалась настойчивой женщиной во всем, что касалось правил и норм. Приземистая, маленького роста, она двигалась с умелой грациозностью и легкостью, которой обладали обычно юные девушки, и несмотря на ее ярую, почти маниакальную, приверженность правилам и этикету, Хакую она понравилась из-за чуткого подхода к гостям: она не надоедала пустыми беседами и с тонкой проницательностью улавливала, когда разговор касался опасных тем, и переводила беседу в мирное русло.       Краской для лица Хакую не пользуется и не видит необходимости начинать, поэтому отложенные слугой инструменты игнорирует, и берет в руки нефритовую корону, закрепляя ею высокий пучок.       В наряд, приготовленный для церемонии венчания с принцессой, одевается не торопясь, опасаясь мозолистыми руками задеть гладкую ткань. Насыщенно-пурпурное одеяние выполнено из шелка столь тонкого, что он кажется невесомым, словно нити сделаны из эфира, а вышитый на подоле дракон поражает мастерством даже не чуткого к подобным вещам Хакую. Каждая золотая чешуйка выполнена с тщательной скрупулезностью, и Хакую остается гадать, сколько же времени ушло на работу.       Торжественный халат отличается от всех его нарядов. Хакую не любит показную роскошь, отдавая предпочтение практичности и незаметным землистым оттенкам в одежде, поэтому, видя свое отражение, он долго, пристально рассматривает себя, ощущая как некомфортно сидит верхний халат, сдавливая плечи; как неудобны ему, привыкшему держать меч, длинные рукава, достигающие кончиков пальцев; как яркая расцветка режет глаз.       Отцовское лунпао было еще ярче — сверкало и блестело, ослепляя, и Хакую стоило начать привыкать к ярким церемониальным одеждам. Всю жизнь в доспехах не проходишь.       На пояс Хакую вешает печать в виде хвоста дракона — символа их рода —, дающую ему власть наследника престола и право командовать армией. Вторая часть — голова дракона — находилась дома, у отца, и вместе являет собой неизменный атрибут имперской власти.       Хакую привычно тянется за цзянь, который лежит рядом, и только ухватившись за ножны понимает — появляться на церемонии с оружием нельзя. Тем более ему — жениху и наследному принцу, прибывшему в некогда вражескую страну в миротворческих целях. Но за последние года, проведенные на поле битвы, в бесконечных боях, он настолько сросся со своим мечом, что отсутствие его тяжести на поясе кажется ему неправильным, будто пропала часть его самого. Если он и решит пойти против всех установленных правил приличий и здравого смысла, то прикрепить меч к шелковому праздничному одеянию не вышло бы: ткань настолько тонкая, что от тяжести меча треснула бы.       Нелепость ситуации, в которой он мог бы оказаться, вызывает у него слабую улыбку. Младший брат точно оценил бы представление, а вот его невеста маловероятно — по всем данным, что им удалось собрать о ней, она серьезная молодая девушка, не покидающая пределы заднего двора дворца. «Прозрачна, как лед и чиста, как нефрит» , — так о ней отзывались посланные в Ракушо сваты.       Любимица отца, дорогое сердцу сокровище, сокрытое ото всех — Хакую успел убедиться, насколько принцесса любима. Один ее титул, дарованный отцом на совершеннолетие, не просто говорит, а кричит о том, как Чжао Шуай дорожит дочерью. Дочь второй, возможно, любимой жены — принцесса не имела право на титул, однако отец нарушил закон, даровав его, как и проигнорировал традиции, решив не отдавать дочь замуж сразу после наступления совершеннолетия, а продержал около себя вплоть до сего момента. Хакую сложно представляется, с каким же трудом Чжао Шуай решился на предложение его отца обручить принцессу с ним, с наследным принцем Ко.       О пороках принцессы ничего не известно: если они были, то никто не поведал Хакую о них. Ее дядя, Ян Гувэй, в чьем доме остановилась делегация Ко, о племяннице не говорил. Будучи военным генералом, он знал цену информации и ее важность, как и понимал ее и сам Хакую. Беседовали они только о делах, даже в часы отдыха — Хакую необходимо было собрать информацию о размере запасов зерна на зиму, просмотреть бывшую столицу и ее окрестности, познакомиться с министрами и учеными, и еще сотню дел, которые в его мысленный список едва помещались. И, конечно же, сперва он должен был узнать о принцессе Чаннин чуть больше, чем гороскоп и имя. Интересовала она его не только из личных целей: он хотел бы знать, кому отец решился вверить будущее империи Ко. Эта девушка станет императрицей, и хотя отец настроен благожелательно по отношению к ней, Хакую не собирался довольствоваться высокопарными словами сватов о ней.       Проявляя осмотрительность, Хакую не расспрашивал семью Ян о принцессе, лишь изредка касался ее в беседах, ожидая, что Ян Гувэй или его жена обмолвятся словечком, однако они упорно хранили молчание, и выяснить ему ничего не удалось.       Свою женитьбу Хакую оценивал как новую войну — войну с пока что неизвестным противником. Младший брат назвал бы его параноиком, узнай он о мыслях Хакую. И, к сожалению, оказался бы прав. Отец воспитывал Хакую на поле битвы и научил быть солдатом, но как быть наследным принцем, достойным уважения подданных, не поведал.       От сборов Хакую отвлекает стук в дверь — уже знакомый шифр: сначала один стук, потом три непрерывных и в комнату, не дожидаясь разрешения, заглядывает его брат Хакурэн, который при взгляде на разряженного в шелка старшего брата, нахально усмехнувшись, прикладывает руку к груди и, издевательски растягивая слова, декламирует:       — О, мой принц, вы словно солнце в облаках!       Хакую подавляет желание кинуть в брата чем-нибудь. Смысла мало: Хакурэн ловок и увернется от любой атаки в лоб.        — А ты словно бродяжка, — критично замечает Хакую, оглядывая брата. — В гроб и то краше кладут.       Хакурэн, в их делегации занимавший пост советника принца, на протяжении всего времени носит одни доспехи, которые изрядно истаскались, но поменять их Хакурэн отчего-то отказывается. Хакую предполагает, что взять сменные он попросту забыл, а брать вещи брата не хочет из гордости и делает вид, что у него все под контролем и так им и задумывалось.       — Я выгляжу свирепо! — убежденно восклицает Хакурэн. — Девушкам такое нравится.       Хакую в жизни не видел ни одну девушку рядом с братом, за исключением их младшей сестры, так что если и была доля истины в его словах, на Хакурэне она не работала.       — Ты просто так зашел или есть что сказать? — интересуется Хакую.       — Есть кое-что, на самом деле. — Брат как-то нервно усмехается и проходит по комнате, оглядывая вещи Хакую с подозрительно сильным интересом, будто никогда их не видел и не он утаскивал половину вещей к себе, забывая возвращать. Нарочито, разумеется.       — Ты же в курсе, что у бывшего короля Кай был сын? — Дождавшись кивка Хакую, он продолжает: — Мы тут кое-что выяснили, точнее это был Коэн. Ты же его знаешь, он и мертвого из могилы достанет, чтобы узнать интересующие его вещи. К тому же, он свободно мог разгуливать по городу, пока мы торчали с этим генералом. — Хакурэн корчит гримасу. Ян Гувэй не пришелся ему по душе: Хакурэн считал генерала заносчивым стариком без грамма юмора.       — Этот принц, в общем-то, погиб четыре года назад в одной из битв. — Хакурэн одаривает брата испытывающим взглядом, словно уже сказал достаточно и пора бы догадаться.       — И эта битва была с нашей армией, — говорит Хакую. Это и так известно: новость, что наследный принц — единственный сын царствующего монарха — умер, сражаясь с Ко, поразила не только жителей Кай, но и Хакую с отцом, и разнеслась по всей равнине, словно чума. В какой именно битве пал принц — им известно не было, их тогда велось излишне много: стычки и битвы вспыхивали повсюду, словно огни, а наступления и осады велись беспрерывно, не давая ни одной стороне право на свободный вздох.       Отец тогда предполагал, что Чжао Шуай сдастся — гибель сына не то, что каждый способен пережить. Однако Чжао Шуай отринул оружие лишь спустя четыре года после гибели наследника, лишившись и дочери, которая вскоре станет принадлежать династии Рэн.       — Верно! Оказалось, что это было при каньоне Каннан четыре года назад. И, насколько мы с Коэном помним, ты со своей дивизией стоял как раз в авангарде.       Как бы ни старался Хакую, но вспомнить о той битве он мог сущую малость: планы, стратегия, расположение войск, собственное отчаяние при наступлении. Но брат клонит к другой теме — подобные обстоятельства, гибель наследного принца от армии, в которой был Хакую, возымеют действие бомбы среди горожан и дворянства Кай. Могут начаться мятежи, снова война. Резня повторится.       — Кто-то еще в курсе? — напряженным голосом спрашивает Хакую. О принце он не думал — мертвым не помочь, как и не способны они помешать живым, однако этот мертвец все же смог внести сумятицу и вызвать у Хакую головную боль.       — Мы этого не знаем, — признается Хакурэн с заминкой. — Коэн лишь передал, что отставные солдаты в одной из таверн распевали песни по поводу принца, он пораспрашивал их о том, как он погиб, а потом свел все воедино.       Коэн сообразителен, один из умнейших людей, каких Хакую знал, но это не означает, что кто-то другой не сможет прийти к похожим выводам.       Присутствие Хакую на поле битвы не скрывалось никогда, наоборот, весть, что наследный принц Ко присутствует среди них, обычных солдат, распространялась повсеместно, повышая боевой дух.       Хакую устало потирает переносицу.       Следовало сосредоточиться на более важном — на принцессе Чаннин и их церемонии. И так всем известно, что бывший наследный принц Кай погиб, сражаясь с Ко, но Хакую понимал — буря поднимется, если выяснится, что и он сам присутствовал в той битве, хоть и на другом конце поля. Обвинительные слухи не совместимы с логикой, а люди способны и ветер в пустой пещере найти.       — Брат, — тихим, драматичным, голосом зовет Хакурэн. — Как думаешь, твоя принцесса подсыпет тебе яд в еду или задушит, если узнает об этом?       От его беззастенчивой нахальности у Хакую вырывается смешок.       — Надеюсь, она выберет удар напрямую.       Хакурэн усмехается в ответ.       Мягкие округлые черты лица, большие глаза с темными ресницами под тонкими дугообразными бровями — свою внешность Хакурэн унаследовал от их матери, как и был он ниже и худощавее старшего брата, однако в его лице — то ли в приподнятых уголках рта, то ли в хитром выражении — прослеживался его дурной нрав и безжалостное озорство, которым младший искрил, словно подожженная петарда.       Их схожесть с Хакую начиналась и заканчивалась небольшой родинкой под губой, доставшейся им от матери.       Высок, плечист, с тяжелым взглядом из-под нависших век, с острыми, будто отточенными, чертами лица: Хакую – копия отца не только во внешности, но и унаследовал суровую часть его характера и железную непоколебимость принципов.       — Как там Коэн? — интересуется Хакую спустя пару минут молчания.       Двоюродного брата не видел давно, почти с самого их приезда. Занятого делами Кай, у Хакую не оставалось времени справиться о самочувствии Коэна или просто перемолвиться с ним словом.       Хакурэн широко улыбается от его вопроса.       — Не меняется. Пытался пройти в библиотеку генерала, но его не пустили туда, разумеется, вот и сидит теперь грустный в своих комнатах. Говорит, что хотел взглянуть на оригинальные тома какого-то стратега, а вот как вышло. — Хакурэн хохочет на последних словах, испытывая несравненное веселье от любви их брата к книгам и знаниям. — Надо бы ему сказать, чтобы подружился со своей новой сестрицей, тогда и получит доступ в библиотеку.        — Сестрица? — настороженно переспрашивает Хакую и, опасаясь ответа, уточняет: — Ты же не планируешь называть принцессу Чаннин сестрицей?       Улыбка Хакурэна становится гадковато-дерзкой, так хорошо знакомой Хакую. Чтобы он дальше не сказал, Хакурэн сделает ровно наоборот.       — А что нельзя? — усмехаясь, спрашивает Хакурэн.       — Если она сама будет не против, — уклончиво отвечает Хакую.       Ухмылка Хакурэна становится шире, и Хакую заочно сочувствует принцессе. У младшего дурная голова — приди в нее что-то, то он не успокоится, пока не добьется.       — Отлично! — Хакурэн хлопает в ладоши. — Я проверю все ли готово. Для переезда невестки все должно быть идеально.       Подмигнув старшему брату, Хакурэн уносится проверять готовность их отряда к путешествию.       Хакую остается надеяться, что младший брат не развяжет новую войну, ненароком оскорбив принцессу какой-нибудь пошлостью. Или еще хуже — подговорит Коэна к проказе, надавив на возможность получить книги из библиотеки генерала через принцессу. Доверчивый к словам брата, Коэн последует совету и тогда беды не миновать: кузен твердолоб и немного наивен в силу юного возраста, поэтому пойдет до конца, какой бы он не был.       Подхватив цзян, Хакую покидает комнату. Как он и предполагал, двигаться в торжественном одеянии сложно, движения стеснены, будто его скрутили по рукам и ногам.       Дом семьи Ян походит на столичные поместья в Ракушо: великая путаница галерей и павильонов, тихие укромные сады и небольшие искусственные пруды с лотосами, чей терпкий аромат разносится по всему дому. Хакую потребовалось две ночи, чтобы тайно изучить все выходы и тропы. Привыкший к жесткому военному режиму, бессонные ночи не сказались на его самочувствии, а знание местности утихомирило паранойю. Как и младшему брату, генерал Ян не внушал Хакую доверия, но не по причине отсутствия у него юмора, а из-за его леденящей ауры, какого-то морозного ощущения, которое невольно возникало у Хакую рядом с ним, и из-за раболепного страха слуг перед своим хозяином.       Хакую сворачивает в сторону павильона, в котором разместилась его стража и сразу же сталкивается с Коэном.       — Ваше высочество! — приветствует Коэн, склонясь.       Высокий, крепкий с уже обозначавшейся щетиной Коэн выглядит старше своих четырнадцати. Черты лица Коэн унаследовал от отца, младшего брата императора: резко выделенные скулы, заостренный подбородок, строгий взгляд из-под кустистых бровей, из-за которого он вечно казался смурным и вид имел неприветливый, отчего заводить с ним знакомство решались немногие. И только близкие — его братья — знали, как Коэн мог ночи напролет проводить в библиотеках, забываясь и растворяясь в пожелтевших от старости страницах и покрываясь пылью, а потом сбивчиво, восхищенно, рассказывать о вычитанном.       Хакую жестом велит брату подняться. В Кай они сохраняют формальные отношения — необходимо убедить окружающих, что между ними нет родственной связи. Только так, под покровом безвестности, Коэн мог беспрепятственно выходить в город и общаться с прислугой в доме генерала, узнавая нужную им информацию.       — Ты к главным воротам? — спрашивает Хакую, оглядывая облачившегося в доспех Коэна. Он кивает, и Хакую делает жест в сторону, говоря: — Пойдем, надо поговорить.       — Хакурэн передал мне все. — Поблизости никого: ни слуг, ни евнухов, но Хакую все равно понижает голос, опасаясь быть услышанным. — Мне бы хотелось выслушать твое мнение обо всем.       Суждениям Коэна он доверяет. Начитанный, любознательный Коэн демонстрировал удивительную способность мыслить объективно; из разнородных фактов он умело собирал цельную картину и оценивал ее, не примешивая личные суждения.       — Я думаю, что о вашем участии в битве у каньона четыре года назад никому не известно, — говорит Коэн тихим голосом. — Данный факт не должен быть обнародован, по крайней мере, до церемонии венчания с принцессой Чаннин. Принц был любимцем народа, и даже ваша невиновность не убедит людей Кай. Вас объявят убийцей и армия Кай вновь может взяться за оружие. Принцесса Чаннин, как ваша жена, сможет, в теории, сдержать гнев земляков — под началом ее дяди большая часть армии и статус племянницы, как наследной принцессы, должен убедить его не поднимать оружие и сдержать людей.       Мысли Коэна созвучны с размышлениями самого Хакую.       Империи Ко нужен мирный союз с Кай даже больше, чем бывший король или Ян Гувэй предполагают. Ко истощена, у них не хватит сил на ведение нового вооруженного конфликта, а политика территориальной экспансии заставила армию Ко растянуться на большую местность, создавая бреши в защите и делая их уязвимыми. И в подобное слабое место били мятежные отряды бывшего королевства Го. Словно паразиты, они скрывались и подъедали страну изнутри, ослабляя ее.       Мысли Хакую мечутся в сторону организации, но он тут же осаждает себя. Как и отец, он не планировал полагаться на их мощь больше необходимого. Тем более мощь настолько непостоянную и имеющую характер восьмилетки.       — Не было донесений с границы? — вспомнив о Го, спрашивает Хакую.       — Нет, после нашего отъезда я не получал ничего, — качает головой Коэн.       Подобное затишье может означать только одно — предстоящую бурю.       Мятежные отряды Го нервируют Хакую. Они — бельмо, незаживающая рана, с которой Хакую никак не мог справиться. Отец покорил Го, использовав грубую политику, и стократно пожалел о содеянном: жители Го не желали жить под флагом семьи Рэн и объединившиеся остатки армии Го доставляли массу неприятностей, нападая на малозащищенные посты Ко.       Хакую остается положиться на честность Чжао Шуая — низвергнутый до гуна король должен предоставить солдат, провиант и обмундирование после свадьбы. С подобной помощью Хакую надеется положить конец мятежам и поставить жирную точку в долгой борьбе за равнину, не прибегая к помощи организации.       — Пока что это нам на руку. Их бездействие даст время перебросить армию Кай к нашим восточным границам, — рассуждает вслух Хакую. Увлеченные беседой, они незаметно доходят до внутреннего двора. Остановившись, Хакую кладет руку на плечо брата и сжимает, искренне благодаря его: — Я признателен тебе за все.       На похвалу Коэн робко улыбается. Для него Хакую непререкаемый образец подражания; принц, рядом с которым он желал сражаться, и будущий император, которому хотел служить. Его похвала — лучшая награда.       — Сохрани его для меня. — Хакую отдает Коэну собственный цзян. — Явиться к принцессе с оружием — неподобающе, тебе не кажется? И еще: не доверяй Хакурэну, чтобы он тебе там не обещал. — Хлопнув брата по плечу, Хакую оставляет растерянного Коэна с имперским цзяном в руках.       Меч принца — фамильная ценность; клинок, передававшийся от отца к сыну, и Коэн с осторожностью прижимает его к себе, обещая беречь.       Во внутреннем дворе людно: слуги топчутся на месте, создавая рабочий вид, а сами заглядывают за ворота на собирающуюся к отъезду делегацию Ко. Хакую бегло осматривает двор, отмечая себе, что среди собравшихся нет ни Ян Гувэя, ни его семьи. Должно быть они уже отбыли и встретят их во дворце.       Слуги, шептавшиеся до появления принца, замолкают и припадают на колени, уперевшись лбом в землю, отбивая поклон, и только, когда Хакую проходит мимо, поднимаются и начинают шушукаться, обсуждая и свадьбу, и его самого.       За воротами имения Хакурэн уже дожидается брата рядом с лошадьми.       Хакую оглядывает всю их процессию, проверяя правильность расположения каждого сопровождающего: в начале поедет Коэн с отобранными солдатами, после — Хакую в сопровождении охраны, прикрывающей его с двух сторон, повозка для принцессы и выкуп за нее будут идти сразу за ним, а в хвосте Хакурэн с оставшимися солдатами. После церемонии им придется перегруппироваться, к ним присоединится стража Ян Гувэя и сам генерал.       Солдаты генерала будут охранять повозку с принцессой, а Хакую с Хакурэном поедут во главе конвоя, а Коэну придется переместиться в хвост. Идея растянуть процессию не нравилась Хакую, как и оставлять середину под надзором Ян Гувэя. Но и мешать солдат Кай и Ко между собой он не решался, опасаясь стычек. Выбранный вариант оказался единственным оптимальным.       — Разрешите отдать приказ седлать лошадей, Ваше высочество. — С ехидством Хакурэн кланяется ему.       Хакую кивает, игнорируя насмешку младшего, и первым заскакивает на лошадь одним быстрым движением, и натягивает поводья. Хакурэн отдает приказ: солдаты седлают лошадей, и процессия начинает двигаться медленным шагом вдоль поместий чиновников по направлению к дворцу.       Здания в Лоян располагались бессистемно, на первый взгляд, однако Хакую довелось увидеть полномасштабные карты столицы, и он был приятно удивлен хитрым переплетением улиц. В Лоян все улицы связывались между собой и сходились в центре — на главной городской площади. На местности различить это трудно, кажется, что любая дорога приведет ко дворцу, стоящему на вершине искусственного холма, однако на деле не знающему секрет улиц пришлось бы поблуждать и попасть в пару тупиков прежде чем осознать — ко дворцу ведет только одна улочка, и начало свое она брала не на центральной площади, а из квартала чиновников. Хитрый ход — подобраться ко дворцу целой армии было бы проблематично, если не сказать, невозможно.       Столица оставила у Хакую приятное впечатление, как и сам Кай с его широкими полями, на которых произрастала такая нужная Ко пшеница; с его быстрыми реками, полными рыбы; с его караванными путями, протяженными вплоть до Балбадда.       Передвигаясь по Лоян, Хакую не верил, что им удалось достигнуть соглашения с Чжао Шуай и получить столь плодородный и богатый край. Он все ждал удара в спину, яда в вине, ассасинов в ночи — чего угодно, что способно убить его и положить начало новой завоевательной бойне.       Но ничего не было — никакой опасности. И Хакую это не то, чтобы успокаивало.       Граждане Кай, знавшие о свадьбе их принцессы, встречают Хакую на улицах: люди кланяются Хакую в пояс, кто-то кричит поздравления, но на лицах некоторых Хакую замечает злое негодование, несломленную волю и не смирение с проигрышем. На подобных Хакую старается не смотреть, чтобы одним своим видом не сподвигать их на глупости.       Все должно пройти гладко — принцесса нужна ему и его империи. Ему нужен этот мир.       Путь до дворцовых ворот под жарким солнцем тянется бесконечно долго. Крепкие, мощные, сложенные из камня без единого стыка, дворцовые стены окружают дворец со всех четырех сторон неприступной обороной. Заметившие их люди с бойниц начинают бить в барабаны, и двери медленно отворяются.       Чиновники и местная аристократия, собравшаяся во внутреннем дворе, приветствуют принца поклонами — будто волна, накатывающая и постепенно уходящая, они склоняются перед ним и, стоит Хакую проехать мимо, поднимаются.       Звук барабанов усиливается — громыхает с неистовой силой, словно гром, подстраиваясь под шаг лошади Хакую.       Гун с семьей дожидаются Хакую на помосте около широких ступеней, ведущих в главный дворец.       Хакую спешивается и, стараясь идти медленно и степенно, поднимается на помост и принимает приветствия от гуна и его семьи. Чжао Шуай ненамного старше императора, отца Хакую, но выглядит он так, будто каждый год своей жизни он прожил вдвойне. Безрадостный, с поникшими плечами Чжао Шуай не похож на счастливого отца, отдающего дочь в жены, скорее, как утомленный невзгодами старец.       Хакую обводит быстрым взглядом группу людей, стоящих позади князя: семью Ян узнает сразу. Уже знакомого ему Ян Гувэя сопровождает жена и сын, которого Хакую мельком видел в поместье: юноша-калека с любопытным взглядом и какой-то неунывающей улыбкой человека, который пережил самое худшее в этой жизни. Министров и советников, сопровождающих князя, Хакую уже имел честь видеть и быть им представленным, и только один человек остается для Хакую незнакомым: то была женщина, оцепенело наблюдающая за Хакую с внимательностью тигра, который весь схватывается перед прыжком, чтобы загрызть свою жертву.       Ян Гуйни — мать принцессы и сестра генерала Ян Гувэя. Хакую помнил ее имя из астрологических сводок, присланных сватами.       — Для меня большая честь быть сегодня здесь. — Хакую делает широкий жест в сторону повозок, нагруженных сундуками и тканью. — Выкуп за принцессу Чаннин.       Чжао Шуай бросает беглый взгляд на повозки. Драгоценности и шелк не утешат отца и мать, как и не заменят они им дочь.       Хакую краем глаза наблюдает за матерью принцессы: она тяжело дышит, грудь ее часто вздымается и опадает, словно от нехватки воздуха. Глупой эта женщина не выглядит; маловероятно, что она решится на тяжелый проступок, но ее злобное отчаяние так явно, что Хакую всерьез опасается, как бы оно не взяло над ней вверх, затуманивая рассудок, и она не вцепилась ему в горло.       Вот потеха-то будет: наследный принц отбивается от будущей свекрови. Хакую уже почти слышал смех Хакурэна, которого ситуация явно позабавит.       — Приданное принцессы. — Шуай делает жест рукой в сторону стоявших поодаль лестницы груженых повозок. Слуги торопливо запрягают лошадей в повозку с приданным, а выкуп укатывают на задний двор. Все это время Шуай наблюдает за их действиями, не проронив ни слова, а барабанщики продолжают размеренно бить.       Свадьба — событие по обыкновению радостное, однако ни одной улыбки Хакую не замечает, как и сам не испытывает восторга от женитьбы. Это его долг. Не больше и не меньше.       Шуай медлит, а Хакую не набирается наглости поторопить его.       — Введите принцессу, — произносит Шуай слуге голосом тихим, едва слышным.       Получив приказ, барабанщики начинают бить быстрее, ускоряя темп, в такт с бешено колотящимся сердцем Хакую. Отчего он так сильно волнуется — понять не может. Возможно, торжественность момента захлестнула его с головой.       Двери дворца раскрываются и поначалу Хакую не видит ничего — только темный проем. А затем появляется принцесса.       Яростно обласканная солнцем, ее фигура словно искрится и блестит, купаясь в лучах света. Она вышагивает медленно, ведомая служанками, державших подол ее платья и ее саму под руки. Движения у нее плавные, будто умело рассчитанные или отрепетированные; каждый ее шаг сопровождается ударом в барабан. Она вся закутана в пурпурный шелк и золото; на виду остаются только кисти ее руки с длинными тонкими пальцами, увенчанные кольцами, и кожей, отливающей мраморной белизной.       Принцесса замирает около отца — неподвижная, безропотная, она кажется неживой, какой-то статуей, разряженной в шелка. Лицо ее скрывает плотная вуаль, и даже та не шевелится, будто девушка под ней не дышит.       С осторожностью, словно касаясь хрупкой драгоценности, Чжао Шуай берет дочь под руку и подводит ближе к Хакую.       Увлеченный рассматриванием принцессы, Хакую теряет момент, когда гун протягивает ему свою ладонь. Несколько поспешно Хакую подает свою руку.       Взяв обе ладони венчающихся, Чжао Шуай церемониально вкладывает руку дочери в ладонь принца. Она холодная — первое, что понимает Хакую, как настоящая каменная статуя, не нагретая на солнце, а кожа у нее столь белая, что он может разглядеть синеватые вены под ней. На его огромной ладони ее рука кажется крохотной.       — Я рад быть свидетелем союза между моей дочерью. — Голос князя дрожит. Он прочищает горло и продолжает: — И наследного принца империи Ко.       В руки князя слуга передает священный жезл, а тот уже вручает его Хакую.       Перехватив жезл поудобнее, Хакую подносит его к краю вуали принцессы и мешкает. Нерешительность сковывает разум, и на миг он задается вопросом — стоит ли рушить жизнь и себе, и принцессе браком? И быстро поднимает вуаль, открывая лицо невесты.       Стоит.       Ради мира и империи Хакую готов заплатить любую цену.