Wandering in Endless Night

Кто-то сильно бьет Эша по лицу. — Вставай! Ах ты маленькая блохастая сучка, я сказал: вставай нахуй! Эш окончательно приходит в себя только со второй затрещиной, — жгучая боль волнами раздается у него в висках и в больном глазу, а мир вокруг сотрясается, и Эшу неумолимо хочется снова стошнить. Перед глазами нет ничего, кроме мешанины из расплывчатых линий и очертаний чужого лица. Паника наступает Эшу на горло — он узнает в этом силуэте, нет, по этому запаху… Он узнает Марвина. Эш не успевает ничего толком предпринять из-за страха осознания, кто перед ним; Марвин хватает его за волосы и тянет с нагретого места, а затем с глухим стуком прикладывает головой о бетонную стену — в ушах звенит. Толстыми пальцами мужчина впивается ему в челюсть и рывком поднимает к себе безвольную голову; Эш задыхается, его мозг судорожно пытается понять сквозь подсознательный страх, что именно происходит. Он уснул. Пришел сюда сразу после… После неудачного трюка… Да, точно, тот… Джон… — Обжираешься втихаря сладким, да?! — лицо Марвина слишком близко — от его зловонного дыхания у Эша сводит желудок. Тот поднимает наполовину съеденную пачку пирожных. — Интересненько, что же на это скажет Папа Дино? Нет, думает Эш, нет, — и почти произносит свою мольбу вслух, но одергивает себя, потому что лицо Марвина теперь в непозволительной близости, и ужас снова пожирает его заживо, а кожа начинает гореть, как от тысячи воткнутых иголок. Марвин целует Эша, крепко, сильно и от этого у него в желудке встает ком. Он яростно извивается, и Марвин отступает — просто разжимает руки, удерживающие Эша за лицо, и он падает на четвереньки. Мальчишку снова тошнит — все тем же самым. Происходящее вокруг него вращается со смертоносной скоростью, и Эш даже не понимает, что упал, пока ослабевшие руки под ним не подгибаются: Эш больно ударяется щекой об асфальт. — Щенок! Марвин дергает Эша за капюшон толстовки вверх, к себе. Перед глазами летают красные мушки — мир вокруг снова сужается до размеров булавочной головки. Сердце колотится о ребра. Он не может дышать. — Я тебе сейчас зубки-то пересчитаю, подзаборная шваль… Еще одна отрезвляющая пощечина. Во рту — боль, на языке же яркий привкус меди. — Будь моя воля — я бы так и сделал, но Папа Дино жуть как расстроится, если я подпорчу твое личико, дрянь. Может, это все сон? Может… Как вообще Марвин нашел его? Как? Который час? Он должен был поймать такси утром. Он не мог спать так долго. Не мог… Ему что, это все приснилось? О, проклятье… — Сюда смотри! Эй! На меня смотри, я сказал! Сука, — Марвин снова сжимает лицо Эша: крепко держит за щеки. — Какой же ты мерзкий, Господи Иисусе. Только взгляни на себя… Ладно, хуй с тобой, пошли. Несколькими грубыми тычками в затылок Марвин выталкивает Эша из перехода под эстакадой обратно в свет. Эш спотыкается и падает. Земля мокрая от дождя, прошедшего прошлой ночью. Джинсы протерты на коленках, и ссадины на них болезненно горят. — Ради Бога, блядь, поднимайся, неженка… — Марвин вновь хватает его за капюшон и гонит вперед. Глаза жжёт от солнечного света, когда они выходят из тени. Эш быстро моргает, сердце стучит в ушах. Он ничего не слышит. Совсем. Он не может слышать? Не может видеть… Боже… о, Господи… Это все наяву. Марвин нашел его. Марвин нашел его и теперь Эш снова у него в руках. — Ты потеешь, блядь, как свинья. Сейчас даже не жара. Давай, залезай! В машину залезай, кому говорю! Гадёныш… — Мужчина остервенело толкает Эша в салон. Звук захлопывающейся двери звучит как смертный приговор, и паренёк сворачивается калачиком, прижимаясь лицом к потертой обивке сиденья. Эш сильнее жмется к двери, когда слышит, как Марвин плюхается на водительское сиденье. Воздух в машине пропах им: чесноком, по́том, сигаретным дымом и свиными рульками. — Сука, тебе это все даром не пройдет. Я тащился из самого Нью-Джерси за тобой. Дино ждал тебя не позже полудня. Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?! Посмотри! — Марвин тычет ему в лицо своими наручными часами и постукивает отросшим ногтем по циферблату. Ужасный звук. — Два часа дня. Два! Или ты цифры не знаешь? Папа все кичиться тем, какой ты мозговитый у него, но я знаю, что ты просто тупоголовая давалка. Эш моргает и качает головой. — …я хотел прийти. — Че вякнул? — Я… я хотел прийти. Хотел поймать такси, честно, я… — Врёшь. Сидишь и в наглую врешь мне в лицо, чтобы просто поиздеваться надо мной! Ты у меня еще попляшешь. Но не волнуйся, у нас есть время в запасе, так что Дино не хватиться тебя еще ближайшие пару часов. Надеюсь, ты хорошо отдохнул от работы прошлой ночью, потому что я выебу тебя так, что ноги отнимутся. От страха горло сжимается сильно, и Эш не может вдохнуть. Хочется заплакать, но его слезы только подстегнут Марвина. Ему нравится, когда Эш плачет — им всем нравится, когда он плачет. Поэтому он терпит. Терпит до скрипа в зубах… Эш так хотел, чтобы мама была с ним. И Гриффин. Но они, скорее всего, мертвы. Умерли давным-давно. Тяжелая рука Марвина опускается Эшу на бедро, сжимает и скользит к промежности. Эш до крови закусывает губу, отворачивается, обнимает себя руками крест-накрест и утыкается носом в собственное плечо, будто это его спасет. Будто бы все происходящее сейчас развеется, окажется не реальностью, а дурным сном.

***

Марвин заставляет его помыться в отеле, аргументируя свои слова тем, что парень похож на заблеванный диван. Его слова — хрень. Хрень полная, как и вся грязь, вылетающая у него изо рта вместе со словами. Просто Марвину нравится наблюдать за ним в душе. И сейчас он сидит на унитазе и смотрит. Тянет свои лапы, когда ему хочется, лапает и ласкает мальчишку между ног, пальцами щипает его за задницу. Эш изо всех сил держится особняком. Ведь парни вроде Марвина ждут совсем другой реакции — им в усладу видеть, как детишки ерзают и смущаются. Но Эш долго работал над тем, чтобы со стороны казаться полностью невозмутимым. Терпеть — это тяжело. Он чувствует, как желудок скручивается в клубок от унижения и взгляда маленьких свиных глазок Марвина; от ощущения его грязных прикосновений по всему своему телу. Ему хочется стряхнуть с себя чужие руки. Хочется прикрыться. После душа мужчина кидает Эша голым на кровать. Мальчик знает, что сейчас произойдет, и в глазах у него темнеет от страха. Он ненавидит это. Он ненавидит, когда они делают это с ним. Он ненавидит свое собственное глупое тело за инстинктивную реакцию. Но на самом деле Эш этого не хочет. Нет, не хочет. Его воротит от ощущения чужой руки на своем члене, и когда тепло разливается внизу живота, он против своей же воли возбуждается. В глазах стоят невыплаканные слезы, так сильно ненавидит себя, и — кончает, заходится рыданиями, а Марвин ржет, потому что знает, как сильно это ударяет по самолюбию мальчишки, глупого и такого слабого. Мужчина слегонца шлепает Эша, чтобы привести в чувства. А затем — насилует. Так, как ему нравится, так, как он хочет, — обездвиженный мальчик под ним с привязанными запястьями к изголовью кровати, заводит еще сильнее. Потное брюхо грузно липнет к тощей спине, пока Марвин нависает над ним сзади и толкается вперед до упора. Зрение сужается до точки, и Эш снова не может дышать. Все повторяется. Снова. Снова. И снова… Господи, почему… Эш сам бы пришел к Дино утром. Сам, своими ногами… Это происходит сейчас, а затем повторится, но вместо Марвина будет уже Дино и… О, Господи, помоги… помоги, помоги, пожалуйста, помоги… Эш зарывается лицом в подушку и сжимает в зубах ткань, подавляя стоны. Зажмуривает глаза и пытается думать о чем-нибудь другом. О чем угодно, только не об ужасе, перекрыващем воздух. Эшу кажется, что он не выдержит и умрет, но сердце продолжает упорно биться: бам, бам, бам. Кровь закипает в жилах. О, Боже мой… В голове у парня пролетает мысль о Гриффине, но в ту же секунду он давится от стыда — глаза начинают гореть сильнее. Он не хочет думать о старшем брате, пока это делают с ним. Страшно представить, что сказал бы Грифф, узнай он об этом. От боли из глаз сыпятся искры. Не имеет значения, кто и как часто это происходит с ним. Больно всегда. Пламя пронзает его тело, прямо, сквозь внутренности, до самых кишков. Эш не может сдержать приглушённый от зажатой в зубах подушки стон боли, когда Марвин делает особенно грубый толчок. — Нравится, сладкий? Кайфуешь от моего члена в своей узенькой дырочке? Руки Эша сжимаются в кулаки, — ногти впиваются в ладони, он желает сосредоточиться на этой боли, — и по рукам течет теплый ручеек крови. Теперь Дино разозлится еще больше. Плечи ноют от затянувшегося положения. Внезапно Марвин хватает Эша за волосы и отрывает его голову от подушки: кожа на голове мучительно натягивается, и из горла у мальчика вылетает полузадушенный визг. Зажмуривается. Двумя пальцами Марвин проникает Эшу в рот, прямо до самой стенки горла и давит на язык. Волна паники захлёстывает его. Он сам не замечает, как начинает брыкаться, а веревки на запястьях сильно натирают кожу. Марвин смеется. — Что не так, милый? Я-то думал, ты уже давно привык тому, что тебе заталкивают всякое дерьмо в глотку. Так что давай, соси. Эш хочет откусить блядские жирные пальцы Марвина под самый сустав. На какой-то дикий, безумный миг, он думает, что так и сделает. — Только посмей меня укусить, и я не посмотрю на то, как сильно тебя любит Дино: я откручу твою хорошенькую голову. Соси! Резче! Эш сглатывает, а во рту собирается слюна, когда Марвин сует пальцы глубже, и это движение непроизвольно вызывает рвотный позыв — мальчик плюется желчью. Марвин что-то бормочет злым голосом, но Эш не может разобрать о чем он, ведь стук собственного сердца слишком громко отдается в ушах. — …сучий выблядок! Чужие пальцы исчезают, и Эш вдыхает спасительный кислород, но только затем, чтобы его из него снова выбили — Марвин бьет Эша по лицу, прямо по синякам, а массивное золотое кольцо на руке мужчины с легкостью рассекает тонкую кожу вдоль левой скулы. Эш ахает, и мужчина замахивается снова — на этот раз удар приходится по уху, а мир взрывается оглушительным звоном, растворяется в дурмане. Он бьет его вновь, по спине. Прямо в почку. Эша рвет. А потом Марвин кончает с протяжным стоном, и его жирное, омерзительно потное тело падает на паренька, больше не двигаясь. Эш замирает. Слезь с меня, в отчаянии думает он. Глаза красные от слез, на языке у Эша едкий вкус собственной рвоты и пальцев Марвина; ноздри щиплет. Головокружительный ужас сжимает его сердце, и он срывается на внутренний крик: Слезь, слезь с меня! Уйди! Марвин поднимается, и Эш чувствует, как теплая струйка стекает по внутренней стороне бедер. С кровью, наверное. Тошнота снова подступает к горлу, и ему с трудом удаётся сдержаться. — Помойся и оденься. Жду тебя внизу в пять, — Марвин хватает его за лицо, вынуждая посмотреть на себя, — слушай сюда, сучка. Скажешь Папе, что порез получил там же, где и фингал. Усек? Скажешь так, как я сказал. Иначе пожалеешь. Марвин отпускает его лицо и развязывает веревки. Руки безвольно соскальзывают с изголовья кровати. Мужчина какое-то время возится со своей одеждой, а затем уходит. Эш лежит без движения, в голове — пустота. Сердце колотится в груди. В номере пахнет сексом, кровью, мочой и блевотиной. Боль оседает глубоко в костях, нестерпимая, жестокая. Желудок крутит и сводит судорогами — там не осталось ничего, кроме желчи, а в горле снова появляется привкус тошноты… У него болит горло. Внутренности просто горят. Эш думает о смерти. Он думает о своей смерти. Задается вопросом, настигнет ли Она его когда-нибудь в таком же месте, как это? Задается вопросом, будет ли он чувствовать все это по-прежнему, когда умрет? Протянет ли он руку Смерти в ответ? И будет ли Смерть добра к нему, избавит от страданий?..