***
Он ненавидит это место. Эш так блядски сильно ненавидит его. Врач ушел пару минут назад. Провел быстрый осмотр и сказал, что тот сильно ушиб почку, и, в принципе, беспокоиться больше не о чем; сказал мальчику быть аккуратным и не ударяться этим местом — Эш чуть не расхохотался из-за его слов. Хотел спросить его, как, блядь, он должен был «постараться быть аккуратным»? Хотел спросить, а есть ли что-нибудь еще, что, может, вызвало у него беспокойство? Этот мужчина был частным доктором Дино, и он знал, что творится в этом особняке, но делал вид, что все нормально, ведь деньги, плаченные ему, были очень хороши. Эш сидит на кровати, глядя в большие, от пола до потолка, окна, на идеально подстриженные, яркие и пышные лужайки, простирающиеся далеко вперед; на цветочные клумбы, высаженные в специально разработанной симметрии — все ухоженные и идеальной формы. Ну просто картина маслом. В воздухе витает тяжелый аромат свежескошенной травы. В этом месте тихо, не считая редкого щебетания птиц на деревьях, журчания причудливого фонтана, расположенного по центру небольшой аллеи, тянущейся прямо вокруг особняка. Любой другой назвал бы это место настоящим Раем на Земле, но все это было ебанными декорациями. Территория резиденции окружена кованым железным забором высотой в четыре метра с единственными центральными воротами. Через этот забор невозможно перелезть, но даже если каким-то чудесным образом у кого-то получится взобраться хотя бы наверх, то его встретят двадцатипятисантиметровые пики, на которые не составит труда напороться перелезая. А если и пики не остановят, то падение с четырёхметровой высоты — вполне. А на случай еще более непредвиденных ситуаций по всему периметру расставлены два десятка вооруженных охранников, патрулирующих территорию двадцать четыре часа в сутки и готовых пальнуть тебе в спину за любую попытку побега. Это место — чертова тюрьма. Совершенная роскошь, богатство, вся эта дорогая импортная мебель и со вкусом подобранный дизайн, это все — маска, ублюдочный фасад, выставленный напоказ, дабы скрыть всю гниль внутри. У Эша кружится голова, мутит желудок от отвращения и ярости. Однажды он попытался сбежать — первый и единственный раз. Тогда Дино решил оставить мальчика у себя на выходные. Десятилетний Эш даже не успел дойти до ворот, как его перехватил один из головорезов Дино и привел обратно. Тогда старик задал мальчику жару — несколько раз ударил по лицу, а ночью изнасиловал. Эш поджимает ноги к груди, обхватывает их руками и кладет голову на колени. Он ничего не ел уже два дня. Каждый раз, когда встает, его шатает из стороны в сторону, а перед глазами темнеет. Сегодня Эш уже упал, прямо перед Дино — тот просто уставился на мальчика с пустым лицом, спросив, усвоил ли он урок. Эшу ну очень хотелось послать Папу нахуй, но сердце в груди ёкнуло, и он только кивнул. И Дино по-прежнему не разрешал ребенку съесть ни кусочка. Зато снова одел его в один из своих обезьяньих костюмов: девственно белую рубашку, которая, должно быть, стоила не меньше пятисот баксов, пару модных брюк, сто́ящих еще больше; туфли, белые гольфы и прочую херню. Дино сказал Эшу, что вечером к ним на огонек заедет его новоиспечённый приятель-политик, поэтому мальчишка должен вести себя подобающе. Впрочем, как всегда, его использовали в качестве наживки. Обычно на таких встречах Дино представлял Эша как одного из сироток, которым он помогает встать на ноги и расправить крылья. Схема такая: они ужинают вместе, а Дино наблюдает за реакцией гостя; если он проявлял хоть какое-то внимание и интерес в сторону Эша, то абсолютно бесплатно, «за счет заведения», так сказать, дон мафии устраивал «личную встречу» вместе с мальчиком в клубе. Эш был взяткой — костью, кинутой изголодавшейся собаке, дополнительным стимулом к новой сделке. Так Папа Дино и получал рычаги давления на тот случай, если партнер решит расторгнуть контракт; он угрожал тем, что обнародует видео, на котором они занимаются сексом с детьми. Должно быть, этот ублюдок был важной шишкой — иначе Дино просто взял бы какого-нибудь мальчика из клуба. Эшем он приманивал только важных и реально нужных ему союзников, тех, кто готов был заплатить. Сука… Должно быть, это и есть та работенка, о которой говорил Папа. Он не хочет идти ужинать сразу с двумя старыми извращенцами и не хочет заниматься сексом с мистером-важная-шишка. Не хочет снова идти в Club Cod. Не хочет, Боже… Нет… Эш даже не осознает, что сильно сжимает голову пальцами, пока не чувствует боль от вонзившихся ногтей. Он медленно разжимает ладони. …он мог бы попытаться сбежать. Каким будет наказание на этот раз, если его поймают? И ведь, по правде говоря, у Эша не было в руках ни одного козыря — даже если бы ему удалось сбежать из этого концлагеря, то люди Дино с легкостью выследили бы его на улицах Нью-Йорка, а сам дон мафии пришел бы в такую свирепость, что лучше и не думать об этом. Когда-нибудь Эша все равно застрелят. Хотя, может… может быть, быстрая смерть лучше пытки длиною в жизнь. Может быть, и в самом деле лучше. Но что, если в отместку Дино исполнит свое давнее обещание и найдёт отца мальчика? Эш качает головой. Он не допустит этого. Он знает, что папа его не любит, но… Отец не заслуживал быть ввязанным во всю эту белиберду. Эш не мог так рисковать. И в первую очередь потому, что у него все равно ничего бы не вышло. «Придется смириться», — медленно соображает он. Эш лежит на кровати, спиной к двери, свернувшись клубочком и обняв себя руками. Стеклянными глазами он смотрит в стену. Пришло время смириться…***
Эш прячет свои дрожащие руки под столом и сжимает ими коленки. Перед ним огромное количество еды — всевозможные изысканные блюда, поданные на серебряных тарелках и в утонченном фарфоре. Крабы, омары, стейки и другая еда, названия которой тот даже не знает. Теперь Дино дал Эшу добро на трапезу, сказал брать все, что захочет. Желудок у мальчика сжимается от голода, и ровно до этого момента Эш был уверен, что сметет все, что есть на столе, но аппетит внезапно исчез. Тот самый гость, о котором говорил Папа Дино, — сенатор Киппард, и прямо сейчас они сидят и ведут разговор об Эше так, словно мальчик не находился с ними в одном помещении, или его не существовало вовсе. Они говорят все, что думают, полагая, что Эш слишком тупой, чтобы уловить суть беседы — будто неважно ни происходящее, ни он сам — Этот мальчик — наш эксклюзив. В среднем цена составляет триста долларов в час, но если Вы хотите снять его на всю ночь, то я предлагаю фиксированную цену — две тысячи пятьсот долларов. Но Вам, дорогой сенатор, я предоставлю целую ночь с ним абсолютно бесплатно. За Вами остается только выбрать дату и время, а мои люди запишут Вас. Киппард поворачивает голову и смотрит на Эша с лицом, полным вожделения. Именно в этот момент мальчик понимает, что крупно влип, ведь сенатор явно не собирался отказываться от такого подарка судьбы, летящему ему прямо в руки. — Я надеюсь, что вы его хорошенько выдрессировали, ведь в прошлый раз, когда я снял одного из ваших мальчиков, тот расцарапал мне лицо, и тогда мне пришлось придумывать байку, дабы объяснить свой внешний вид жене и сотрудникам. Дино смеется, и Эшу до одури хочется схватить со стола сервировочный нож и всадить в глаз старику. Убить их обоих. Перегрызть им глотки. — Уверяю Вас, сенатор, цена отражает качество. Эш стоит Вашего внимания, ведь нигде больше Вам не предложат проститутку с таким опытом. Он совершенен и намного красивее других, а также, — выдержанная пауза, — он прекрасно обучен манерам. Ведь так, Эш? — Дино смотрит в его сторону проницательным взглядом, а в голосе слышится угроза, предупреждение. Руки у парнишки трясутся сильнее. — Д-да, Папа Дино. Дон мафии растягивает губы в улыбке, все еще не отрывая глаз от мальчика. — И последнее: Эш, продемонстрируй нам свои манеры. Расскажи все об этом вине. Эш чувствует, как его сердце неприятно колотится в груди — он пока не очень хорош в различении вина. Дино всего месяц назад нанял ему учителя по винному этикету и по совместительству — сомелье. Эш ненавидел кислый вкус вина, но старик сказал, что мальчик обязан разбираться во всех его сортах. Естественно, Эш знает, зачем Папа забивает ему голову подобного рода вещами — чтобы, как сейчас, произвести впечатление на своих друзей-извращуг. Смотрите, какая у него обученная игрушка! Эш сглатывает. Если он все испортит, Дино будет в бешенстве. Руки, сцепленные в замок, дрожат еще сильнее. Он рассоединяет их и одной рукой тянется за стоящим перед ним бокалом — и в моменте задевает его. Вино красной лужей растекается по белоснежной скатерти, заливая близстоящие тарелки, подносы и еду на них. Во рту у Эша пересыхает от ужаса, а желудок скукоживается до размера грецкого ореха. НЕТ… О, Господи… Он поднимает глаза на Дино. Взгляд Папы прикован к пятну на скатерти, а лицо напоминает пластиковую маску с черными от ненависти глазами, и резко две эти точки устремляются на мальчика. — Прошу прощения! — выпаливает Эш. — П-прошу прощения! Дино улыбается, жестко и гадко. — Видите, сенатор? Что я говорил о его манерах? Молодец, Эш. Очень хорошо. Киппард смеется, и Эша снова подташнивает, у него кружится голова. Глаза начинает печь, и горло сжимается в спазме, из-за чего мальчик не может даже сглотнуть. — Извините, — говорит он тихим писклявым голоском. И Эш впервые не отдает себе отчет в своих действиях, а только через мгновение понимает, что ему страшно. Он показал свой страх. Никогда нельзя показывать то, как ты напуган. Это только раззадоривает их. Но с Дино… все было иначе. — Да, Эш, тебе очень жаль и ты очень извиняешься. На минуту все происходящее окутывает дымкой. Дино продолжает говорить. Киппард продолжает говорить. А Эш ничего не слышит. Грудь как стальным обручем схватили — он не может нормально вздохнуть. Дрожащей рукой Эш оттягивает ворот своей рубашки, а паника, нарастающая внутри, подавляет любые мысли. Крепкая старческая рука хватает его за запястье и встряхивает. — Идиотский мальчишка! Вставай! Дино дергает его на себя, и Эш рефлекторно хочет вырваться, но один взгляд в перекошенное гневом лицо Папы, и намерение умирает. Он силится не заплакать от того, насколько сильно Дино сжимает его тонкое запястье; кажется, еще чуть-чуть и затрещат кости. — Вы уж простите за это недоразумение, сенатор. Неуклюжий мальчишка, что поделать? Прошу Вас, если Вы все еще заинтересованы в моем предложении, то я как следует подготовлю Эша к назначенной встрече. — Да, я заинтересован, — весёлым голосом отвечает Киппард. — Мне было бы интересно узнать, на что он способен, а, судя по вашим словам, месье Гольцине, я буду ожидать от него многого, поэтому надеюсь, что мальчик меня не разочарует, ведь сейчас он ведет себя как среднестатистический уличный оборванец. Но он и вправду очень красив. — Сенатор, я даю Вам гарантию на то, что Эш будет вести себя наилучшим образом, а если же нет, то Вы вправе выбрать любого другого: вариантов у нас много. Разумеется, я Вам все компенсирую. — Отлично, — Киппард улыбается Эшу, в его глазах появляется то же собственническое выражение, которое появлялось у всяких, когда они смотрели на него. Эшу хочется плюнуть в его жирную свиную рожу. — Можно посмотреть на него? «Нет», — думает Эш. Он не хочет, чтобы этот ублюдок касался его, не хочет, чтобы смотрел на него изучающим взглядом, как на кусок мяса. — Конечно, — отвечает Дино. — Эш, подойди. Дай сенатору взглянуть на тебя. Хватка Дино на его запястье ослабевает отпуская. Каких-то нескольких долгих секунд Эш просто стоит на месте, не двигаясь. Он не хочет идти. Но нужно. Блядь, блядь… Дон мафии сидит позади него и уже поднимает руку с намерением подтолкнуть, но мальчик начинает идти, опустив взгляд в пол; на нетвердых ногах, спотыкаясь, он шагает вперед, прямо в руки Киппарду. Чужие руки бегают вверх и вниз по его рукам, скользят к плечам и массируют их через рубашку. Эш сглатывает, чувствуя вкус желчи глубоко в горле. «Убери свои лапы!», — хочется крикнуть ему, но он чувствует, как Дино сверлит его спину тяжелым взглядом, и если он сбросит с себя чужие руки, то неприятностей у него будет еще больше, чем есть сейчас, поэтому он стоит столбом, фактически не двигаясь, и быстро-быстро моргает. Киппард поддевает Эша за подбородок и проводит большим пальцем по губам, и мальчик зажмуривается. Он знает, чего хочет этот ублюдок; Эш раскрывает как будто онемевшие губы, и чужой палец проскальзывает в рот, дотрагиваясь до острых зубов и давя на безвольный язык, а подступающая дурнота одолевает его. Другой рукой мужчина поглаживает бедро Эша. Вскоре, наигравшись, Киппард вытаскивает палец, но только за тем, чтобы освободившейся рукой проникнуть под пуговицы рубашки — влажными прикосновениями он тянется прямо по мальчишеской груди, к соску. Мужчина сжимает и крутит сосок между пальцами, отчего у Эша начинает кружиться голова, но он все еще старается стоять неподвижно. Нужно вести себя так, будто ему нравится происходящее… делать вид, что получаешь удовольствие, но… Он просто хочет уйти. Из этого зала, из особняка, уехать из Нью-Джерси. Эш едва ли не всхлипывает от облегчения, когда Киппард прекращает изводить его. — Он прелестный, месье Гольцине. Вы не будете против, если я сниму его, скажем, на завтрашний вечер? — По рукам. Эш, можешь идти. И мальчик, путаясь в собственных ногах, пулей вылетает из помещения. На полпути по коридору из столовой его колени подкашиваются, и он падает; рукой зажимает себе рот, чувствуя, как в желудке поднимается что-то ужасное, когтистое, скребущее по стенкам горла. Вырывается тихий стон, и из глаз градом катятся по щекам крупные, горячие слезы. Он не может больше оставаться здесь. Если Папа увидит его, то взбесится еще больше… Эш так облажался… Словно слепой, Эш шарит руками по стене, цепляется за лепнину и поднимается на ноги. Новая волна головокружения грозит ему снова рухнуть, и мальчик прижимается лбом к стене, тяжело дыша. Нужно уйти отсюда. Куда-нибудь. В свою комнату, во двор или в любое другое место. Он подумает обо всем этом позже, когда найдет укромное местечко. Эш вытирает глаза и судорожно втягивает носом воздух. Держится за стену, используя ее в качестве опоры, идя прямо по коридору. Он подумает обо всем этом позже, когда найдет укромное местечко…