Wandering in Endless Night

Перво-наперво запах захлестывает Эша с головой. Хуже того, что он всегда с ним — запах, который он никогда не сможет забыть. Приторно-сладкий аромат благовоний, которые расставлены повсюду с целью скрыть тяжелый запах мускуса: секса, пота, мочи и крови, отчего становится только хуже; эта вонища бьет в нос и мерзким привкусом оседает во рту. Ресторан на первом этаже выступает в качестве маскировки реального бизнеса, разворачивающегося под землей; он прикрывает эту червивую дыру своим солидным фасадом и богатым видом со стороны — прямо как громадный и идеальный особняк Дино. Под Club Cod скрывается бордель с малолетними проститутками, и во всю процветает секс-бизнес по торговле детьми от девяти до пятнадцати лет. В клубе собирается превеликое множество педофилов и извращенцев со всего мира, которые слетаются сюда, как мухи на мед, желая попробовать предлагаемый им ассортимент товаров. Лестница, ведущая вниз от главного входа в ресторан, была ярко освещена, а двери там — нараспашку; сюда и приходили клиенты, дабы зафиксироваться в системе и затем выбрать любого ребёнка, которого они хотели. Им давали целый каталог, в котором были перечислены, как блюда в меню, дети; на каждой странице прилагалось краткое резюме: фотография, возраст, телосложение и цена; дешевый товар находился на первых страницах, а самый дорогой — в конце. Менее привлекательные дети стоили дешевле, но ни один из мальчиков не выглядел реально страшно, ведь Папа Дино не допустил бы такого, чтобы товар в его клубе был с дефектом. Но чем лучше выглядел мальчик, тем дальше находился он в каталоге: например, дети со светлой кожей и волосами, а особенно ценились голубоглазые дети, но зеленоглазые были еще выше в цене, поскольку их немного. Все они были трофеями Club Cod. Эш же попал ровно по всем параметрам, что поместило его на самую последнюю страничку, ибо уродился он со всем тем, что Дино ценил и лелеял больше всего: молочно-белую кожу, изумрудные глаза и дьявольски красивое лицо. Порой Эш жалел, что не появился на свет уродом. Может, родись он таким, ничего такого никогда бы с ним не случилось. Дальше приемной коридор превращался в лабиринт из абсолютно одинаковых залов. Вдоль стен находились комнаты на расстоянии примерно трех метров с внушительными дверьми и односпальной кроватью в каждой из них. Снаружи двери запирались с помощью навороченного электронного замка, что делало невозможным открыть дверь изнутри. Внутри комнат также не было окон, разве что небольшая прорезь на двери, но, не имея доступа к часам, было сложно следить за временем. Единственным и точным вариантом был тот момент, когда выключали свет и закрывали клуб, а происходило это в районе четырёх-пяти утра, и заведение оставалось закрытым до раннего вечера следующего дня. Детей из комнат не выпускали, за исключением водных процедур или осмотра врача. Во все остальное время дети находились в своих комнатах: они спали и ели там. Иногда некоторых ребят выпускали размять ноги — разрешали погулять по коридору и увидеть что-то, кроме четырёх стен. Обычно в таких случаях Эш всегда старался заговорить с другими детьми и помочь им, но времени постоянно не хватало. Всех детей в клубе держали как можно дальше друг от друга, чтобы между ними не возник план побега. Это место было освещено таким образом, дабы дезориентировать и сбить с толку детей — верхний приглушённый свет в какой-то мере сливался с бра, закрепленными по всей длине коридора, а красные бумажные обои вкупе с освещением придавали залам, комнатам и коридорам оранжево-сумеречный оттенок. Такой хитрый ход заставлял всех присутствующих здесь — и клиентов, и проституток — чувствовать себя словно в сюрреалистичном сновидении; все перед глазами приобретало размытые, мягкие очертания, как если бы это место находилось под водой и все смотрели на происходящее через мутную линзу. Рассеянный свет стимулировал клиентов оставаться здесь дольше и, соответственно, тратить больше денег — вот почему освещение в этом месте было сделано именно так. Но противней было то, что в воздухе постоянно витал густой дым от сигар и травы, ведь Джоны затягивались всем эти дерьмом абсолютно везде. И дыму некуда было деться, поэтому, находясь в прокуренном помещении — неважно, в какой части клуба, — некоторые дети даже славливали кратковременный кайф, но по большей части их просто рвало от огромного количества наркоты. Хотя, даже если бы им установили надлежащую систему вентиляции воздуха, детям от этого было бы ни горячо, ни холодно, ведь их постоянно накачивали морфием, дабы они беспрекословно слушались и ими было легче контролировать, что уменьшало вероятность побега. Эш вспоминает, что только через год ему удалось убедить чуваков, заправляющих здесь, «снять его с иглы», мол, он и так получал отличные оценки от клиентов, но мог бы работать еще лучше, если бы его перестали накачивать наркотиками. Откат у этой дряни был охуеть каким мощным — однажды мальчик попытался сбежать сразу после того, как более-менее пришел в себя, но его тут же схватили, избили и вернули на место. Эш ненавидел быть под кайфом, ведь чувствовать то, как у тебя медленно съезжает крыша, чувствовать себя слабым и половину времени вообще не помнить, где ты, блядь, находишься, хуже, чем быть пьяным в стельку. Поэтому он не хочет возвращаться сюда. Боже, он ненавидит, ненавидит это место. Марвин идет впереди Эша, спускаясь по лестнице, а тот изо всех сил старается устоять на ногах, борясь с подступившей внезапно слабостью, — кажется, будто он сейчас потеряет сознание. Сегодня утром Дино заставил Эша сделать ему минет и проглотить все, что спустил ему в рот, в наказание за то, что он устроил вчера вечером. Мальчик все еще, блядь, чувствует этот вкус. Киппард зарезервировал Эша на полдевятого вечера, и парнишку должны были доставить в клуб до назначенного времени и закрыть в своей комнате — той самой, в которой Эш провел два года, прежде чем Дино решил, что не хочет делиться своей игрушкой с простолюдинами. А Эш просто хочет, чтобы это поскорее закончилось, ведь Дино пообещал, что после он может вернуться на улицы, но при том условии, что мальчик поучаствует в еще одной непыльной работе: на этой неделе должны будут состояться несколько мелких сделок по передаче наркотиков; дон мафии сказал, что через пару дней Эш должен встретиться с Алексом на двенадцатом пирсе Ист-Сайдовских складов — и затем несчастный снова вдохнет свободу. — Пошевеливайся! — рычит Марвин на него. Эш понимает, что застыл на месте, а мужчина спустился уже далеко вперед — они в двух шагах от входа в бордель. Мальчик не был здесь уже много месяцев, и он сглатывает, стараясь не зацикливаться на этой мысли. Один клиент, и Эш сможет уйти. Только и всего. Он идет за Марвином на ресепшен, опустив голову и крепко обняв себя руками — все на него пялятся; ублюдки, работающие здесь, и другие придурки, которых он даже в глаза не видел никогда. Джоны, скорее всего. Может, они уже тайком подумывают снять Эша на ночь, но как только увидят цену, то желания у них поубавится. — Здоро́во, Реджи, что нового? — обращается Марвин к парню за стойкой. — Да потихоньку все, — отвечает он. — Прикинь, вчера Фрогги привез к нам новеньких, и что ты думаешь? Этим плаксивым уебкам даже нихрена не объяснили, и одному из них мне пришлось хорошенько втащить, потому что слишком часто рот свой открывал. До сих пор в ушах стоят его ор и плач, — смешок. — Сомневаюсь, что от пацана будет какой-нибудь прок. Ставлю сто баксов на то, что он подохнет через месяц. Марвин говорит что-то в ответ, но Эш не обращает на их беседу внимания. Он не хочет этого слышать. Боже… …остается пройти по коридору, ведущему в ту самую комнату, которая находилась в конце здания; пройти мимо всех этих дверей, зная, что за ними происходит — Эша тошнит от одной мысли об этом. Один вечер. Один клиент, и он сможет уйти. — Мне сказали сопроводить этого щегла на встречу с тем важным сенатором. Он частый гость у вас здесь. Его вроде зовут Киппард, не знаю, мне известно только то, что подойдет он к полдевятому. — Ага, у меня записано: время, кто придет, кого заказали. Давненько я не видел его, — Реджи кивает в сторону Эша. Мальчик свирепо смотрит в ответ на мужчину. Как же он, блядь, ненавидел Реджи — хотя Эш в принципе терпеть не мог каждого взрослого, который работал в этом клубе, ведь все они были сборищем извращенцев и мудаков, но к Реджи мальчик питал особую ненависть. В первые дни его пребывания здесь именно Реджи избивал Эша за то, что тот выводил клиентов из себя, да и просто так, «для профилактики». Он был настоящим садистом, как и его дружок Марвин — оба больные ублюдки. — Ты же знаешь, Папа готов с него пылинки сдувать. Не понимаю, что он в нем нашел. От этого засранца больше проблем, чем пользы. Короче, сенатор снял пацана на всю ночь, как все закончится, ты его отпускаешь. — А если кто-нибудь другой захочет снять его? — Если у них есть деньги — пускай, — Марвин пожимает плечами. — Но не раньше, чем Киппард с ним наиграется. Чуть не забыл, — он лезет во внутренний карман пиджака, — вот его пистолет. Вернешь пацану, когда с ним закончат. Эш отводит взгляд, уставившись на свою обувь. Папа напялил на него новую одежду — ничего вызывающего, просто классика — рубашка, брюки и ботинки. В скором времени Эш избавится от этого ужаса, называемого одеждой, а на вырученные деньги купит что-нибудь в Salvation Army — тем более что у Эша остались деньги с прошлого раза, ведь тогда Дино не забрал свою долю. Он вернется на улицы, продолжит работать… Надо будет купить что-нибудь перекусить, ведь вчера на ужине он едва ли съел половину того, что было в тарелке, а сегодня утром завтраком ему был сахарный рогалик. Хотя голод можно и потерпеть. Если Эш заработает достаточно денег, то сможет снять себе комнату на ночь, если же нет — то пойдет в приют до того, как туда набежит народ. В их последнюю встречу тот парень, Алекс, предложил Эшу переночевать у себя. Но мальчик не знал его, а значит, и доверять тоже не мог. — Ладно, отдам. Бывай, Марвин. Эш несказанно рад тому, что Марвин уходит, но, как только он скрывается из виду, Реджи хватает Эша за руку и буквально волочит по коридору: мальчик спотыкается и путается в собственных ногах. — Заделался к Дино в личные проститутки и теперь считаешь себя особенным, да? Думаешь, здесь к тебе будут относиться как к святому? Что ж, спешу тебя расстроить: все по-старому. Эш даже не утруждает себя ответом. Что бы он ни сказал, Реджи просто использует его ответ как предлог, чтобы ударить. Отвратительный сладкий запах становится сильнее с каждым пройденным метром коридора, и мальчику приходится зажать себе нос и рот ладонью. Двери номеров будто бы возвышаются над ним, окружают его, как стеклянный колпак, и Эш стремится отвести взгляд. Стоит гробовая тишина, ни из какой комнаты не доносится ни звука, ни шороха — а все потому, что они все с хорошей звукоизоляцией, но легче от этого не становится. Он ненавидит этот клуб. Всего один клиент, и Эш сможет уйти. Пожалуйста, Господи, пожалуйста, пусть так и останется. — Напыщенный молокосос, — буркает Реджи, когда они наконец доходят до нужной комнаты. — Сиди тихо и не создавай мне лишних проблем. Иначе ты знаешь, что будет. Мужчина набирает код на двери, затем заталкивает Эша внутрь и молча захлопывает ее. Электронный замок встает на место. В комнате ничего не изменилось с его последнего визита: кровать заправлена, а на столике рядом лежат презервативы, смазка и прочее, прочее, прочее… Конечно, практически никто из Джонов этим всем не пользовался — да и зачем? Вряд ли Киппард решит выделиться. О стену справа раздаётся громкий удар, и Эш вздрагивает от неожиданности. Он закрывает глаза, пальцами вплетается в собственные волосы и дергает их. Просто… блядь, просто не думай об этом… Ты ничего не можешь сделать. Рассуждая логически, Эш и вправду не смог бы ничего сделать. Казалось, что все полицейские, которые когда-либо арестовывали его за проституцию, были продажными — Дино хорошо платил им за молчание и закрывание глаз остальным. Любые попытки Эша донести до копов хоть что-нибудь закончились бы ничем, ведь, в конце концов, те передали бы его в руки Папы, который без сожалений убил бы мальчика. Полицейские никогда не были на его стороне. Они никогда не помогали. И Эш прекрасно это понимал. Никто ему не помогал. Никто и не поможет. «Один клиент, и я смогу уйти»,— говорит он сам себе. Он сможет уйти. Он сможет…