ANEMOIA. Встретимся на этом самом месте

Я проснулся поздним утром, уже после десяти, с тяжёлой головной болью и неспокойным сердцем. Рассеянно наблюдал, как на белоснежном потолке спальни движутся тени. И хотел лишь одного — уснуть ещё на несколько часов. И так далее, далее, далее. Пока не настанет последний день моего маленького "отпуска" и мне не придётся вернуться в агентство, а затем и на учёбу, когда не будет ни единой свободной минуты. Может, хоть тогда мысли уйдут... и прекратится этот дурацкий сон... Хотя кого я обманывал? Ничего бы не изменилось. Я строил все эти ложные надежды, словно песчаные замки на краю океана, заранее зная, что их вот-вот накроет волной. Я вновь прикрыл глаза. Натянул одеяло на голову и повернулся на бок, надеясь уснуть. Ничего не вышло. Только головная боль усилилась. По пути на кухню сильная вспышка боли пронзила виски. "Я тебя не понимаю" Заслезились глаза. Разноцветные круги заплясали на внутренней стороне век, свинцовая тяжесть навалилась на плечи. "Вспомним мы друг друга, не вспомним. Какое это вообще имеет значение?" Я стиснул зубы что есть сил. Из горла вырвался сдавленный звук, похожий на рычание. Злость вновь закипала внутри, но уже не такая ярая. Усилием я заставил себя выпрямиться и пойти в ванную. Холодная вода помогла прийти в себя, ледяными каплями скатываясь за воротник. Я смотрел в зеркало, с трудом узнавая в измученном отражении себя. Излюбленный утренний кофе на вкус казался отвратительно горьким. Я сделал всего один глоток, прежде чем чашка полетела в раковину. Уселся за книгу. И лишь спустя страниц двадцать поймал себя на том, что всё прочитанное ускользнуло от моего сознания. Начал заново. Перечитывал одну строчку по несколько раз, но смысл ускользал. Раздражение копилось в горле тяжёлым комом. Но сил на злость уже не осталось. Мигрень так и не прошла. Уже многим после, ближе к вечеру, когда ни одна из бесчисленных попыток хоть чем-то себя занять не увенчалась успехом, я вынырнул из душного дома наружу. На улице было по-прежнему тепло, нагретый дневным солнцем асфальт медленно остывал. Несильный ветер рассеивал запахи тёплой весны, уже ставшие знакомыми: поздний цвет слив и терпкость скошенной травы. Не раздумывая, я уходил всё дальше. Мимо возвращающихся с работы людей, смеющейся детворы и шумных дорог. Я не знал, куда держу путь. Но тяжесть, одолевающая меня с самого утра, наконец отступила, а потому возвращаться домой в ближайшие часы я не собирался. Я сам не заметил, как оказался на станции... Приближающийся поезд заскрипел рельсами, распахнулись железные дверцы, выпуская в лицо разгорячённый воздух. Я обернулся, оглядываясь. Не знаю, что я ожидал увидеть — на станции, кроме меня, никого больше не было. На размышления ушло не больше пары секунд. Не дав себе времени передумать, я ухватился за поручень и вскочил на подножку, вваливаясь в пустой вагон. Сердце забилось чаще. Но впервые за этот день появилось ощущение, что хоть что-то идёт так, как должно идти. Только сейчас, вновь привычно уставившись в окно, я понял, как сильно скучал по тем местам. По тому далёкому тайному раю, доступному лишь двоим. И пусть даже человеку из моих снов суждено было остаться в прошлом, то место по-прежнему таило в себе часть меня. Ту часть, которую я, вероятно, никогда уже не вспомню. Ту часть, которая всегда будет стремиться к тем далёким воспоминаниям. Уже ступая по мягкому травяному ковру, откидывая низко висящие ветви, я неожиданно для себя понял, что впервые направляюсь туда без определённой цели. Просто потому, что душа сама просилась к знакомым местам, туда, где весь мир прекращал свой бег. И больше ничего не имело значения. Я ничего не собирался искать, никого не ждал, даже оставил любые попытки что-либо вспомнить. И только брёл знакомой тропинкой, едва-едва касаясь пальцами прохладной листвы. Тишину разбавлял щебет птиц и далёкий шум воды — едва уловимый, но я слышал его слишком часто, чтобы не расслышать сейчас. Солнце пробивалось сквозь плотные кроны, устилая мшистый ковёр россыпью золотистых клякс. Подошва моей обуви уже привычно скользнула по свежей влажной траве вниз. Мне даже не пришлось смотреть, куда я наступаю — все движения казались выученными до мельчайших деталей. Однако, не успел я спуститься, не знаю, что именно заставило меня поднять глаза, но взгляд тут же застремился дальше, к прозрачной воде у каменистого берега. И моё тело в то же мгновение застыло, словно повинуясь немому приказу. Перед глазами на секунду поплыло, а по позвоночнику прошёлся холодок. Я стоял, точно каменное изваяние, не уверенный, что собственные ноги всё ещё подчиняются мне. На несколько бесконечно долгих секунд показалось, словно кто-то внезапно выключил звук во всём мире. Эта тишина всё длилась и длилась, пока оттуда, снизу, возле самой кромки воды, на меня смотрели два бесконечно завораживающих аметиста. Стоит ли говорить, что я узнал эти глаза сразу? Такого глубокого цвета я не видел прежде ни у кого. Там, внизу, у самого берега, в безмолвной тени деревьев сидел Кокичи Ома. Наши взгляды встретились, и в чужих глазах мне удалось прочесть удивление. Такое незнакомое, словно принадлежало оно кому-то другому. Несильный порыв ветра всколыхнул листву над его головой, и золотистый свет вечернего солнца узором засверкал на бледной коже. — Ома-кун, — услышал я собственный полушёпот, не чувствуя даже, как сомкнулись мои губы. Его тонкая рука несмело взметнулась в воздух и дрогнула, словно в последний момент он хотел одёрнуть себя, но оказалось поздно. И, точно осознав свою оплошность, Кокичи поспешил отвернуться, возвращая всё внимание к сверкающей поверхности реки. А я по-прежнему оставался на месте, не зная, как стоит поступить. Сердце колотилось, как бешеное, отдаваясь в висках, воздуха почему-то перестало хватать. А в моих мыслях что-то наконец стало проясняться. Об этом месте никто больше не мог знать… никто, кроме… Это... правда был он? Всё это время? Сам того не осознавая, я скользнул ниже и на ватных ногах ступил на камни, осторожно приблизившись к фигуре у воды. Поймал в отражении внимательный взгляд. Я опустился на землю рядом с ним, сохраняя при этом достаточно расстояния между нами. Ведь совершенно не знал, как вести себя. Мы были знакомы, нас многое связывало. А теперь, судя по всему, гораздо большее, чем я изначально думал. Хоть эта мысль всё ещё казалась мне дикой. Разве могло всё сложиться так? Но всё же я чувствовал, что да. Это не было ложью, не было обманом или злой шуткой. Мы и вправду были знакомы до Игры. И мы... наши прошлые личности были довольно близки, если судить по воспоминаниям, которые мне удалось сохранить. Интересно, сам Кокичи помнил это? Помнил то... как многое нас в прошлом связывало? В тишине вокруг нас висело напряжение, я ощущал его покалыванием на коже. Кокичи сидел в полуметре от меня, словно бы боясь приблизиться хоть немного ближе. Это разительно отличалось от моих снов. Там мы всегда сидели плечом к плечу, разделяя тепло на двоих. Наверное, только сейчас, в этот самый момент, я как никогда раньше твёрдо осознал, что во снах всегда чувствовал тепло. Его тепло. — Ты знал? — негромко спросил я, сжимая ткань куртки от нервозности. — Догадывался. — Ты... всё вспомнил? — Нет. — Тогда... как? Он вздохнул, устремляя взгляд вдаль, явно не имея ни малейшего желания отвечать. Его глаза блуждали по раскидистым ветвям ив, а тонкие пальцы нервно теребили край куртки. И я не был уверен, решил он просто проигнорировать мой вопрос или подбирал подходящие слова. В конце концов, спустя долгую минуту, когда я уже не рассчитывал услышать ответ, он тихо выдохнул: — Просто это не мог быть никто другой. Ветер стих. Как будто только затем, чтобы я смог услышать каждое слово, что он произнёс. Не мог быть... никто другой? Что-то содрогнулось у меня в горле. Я понимал, что означают его слова. Мы оба это понимали. Но... слишком много времени с тех пор прошло. Мы изменились. Не было больше тех наивных мальчиков, играющих каждый свою роль. Реальность многое переменила, нас она стороной не обошла. Я осознавал это, потому что сколько бы ни пытался сопоставить два образа, знакомый и кажущийся чужим, ничего не выходило. Я как будто пытался соединить две детали разных пазлов, заранее зная, что это не имеет смысла. Он больше ничего не сказал. Я молчал от растерянности. В голове я тщетно пытался подобрать правильные слова, но сдался, поняв, что слова ничего не решат. Слишком много между нами было спорного, неразрешённого. Но мы оба предпочли промолчать, игнорируя нависающую тень недосказанности. Тишина звучала, как разговор на повышенных тонах. А напряжение было настолько ощутимым, что время от времени мне приходилось напоминать себе дышать. Раньше... я никогда бы и подумать не мог, что среди всего того хитросплетения наших судеб найдётся место подобной встрече. Я и не надеялся увидеть его вновь. Но... вот мы здесь... неловко отводим глаза, тайком прожигая взглядом дрожащие отражения в воде. Глотаем глухие слова, словно вновь пытаясь разыскать язык, на котором сможем понять друг друга. Но подходящих слов так и не находим. Мысли блуждали, извиваясь, точно шипящий клубок змей. И в этот самый неподходящий момент в моей памяти всплыл последний сон, и я почувствовал, как горят щёки, а сердце вот-вот готовится пробить грудную клетку и броситься прочь. — И... как многое ты помнишь? — негромко спросил я, надеясь скрыть тревожное смущение в голосе. — Не так много, — просто ответил он, даже не взглянув на меня. — В основном отрывками. И когда я уже собирался облегчённо выдохнуть, он внезапно обернулся ко мне с невинным взглядом и приторно-сладкой улыбкой, застывшей на губах. — Но если ты о нашем поцелуе, то я всё помню, — заявил он, всего одной фразой выбивая весь оставшийся в моих лёгких воздух. И в тот же миг улыбка сошла, не оставив после себя и следа, а черты его лица приобрели мрачно-равнодушные линии. Он вновь отвернулся, как будто пытался убедить себя, что меня здесь нет. — Но не думай, что теперь это что-то значит. Я растерянно прокашлялся: — Я... и не думал... И вновь между нами повисла тишина, давящая каждой прошедшей секундой. А я снова вдруг ощутил всю ту разницу между тем, прошлым Кокичи, и этим, сидящим рядом и вроде бы даже знакомым, но почему-то кажущимся совсем другим, чужим. Я не мог вспомнить ни единого момента из Убийственной Игры, когда между нами была тишина. Кокичи всегда заполнял её. Шутками, смехом, сбивающими с толку фразочками. Порой даже не оставляя мне времени, чтобы сказать что-то в ответ. Теперь же этого времени было предостаточно. Вот только... говорить было не о чем... Сколько бы я ни перебирал в голове вопросы, которые хотел бы задать, подходящего так и не нашлось. Я сидел рядом с человеком, которого когда-то понимал с полуслова, но всё больше узнавал в нём незнакомца. — Жалеешь? — неожиданно нарушил тишину он, так и не посмотрев в мою сторону больше. — М? — О том, что узнал правду. Жалеешь? Я стушевался, не уверенный, что мне стоило на это сказать. Не спешил с ответом, но Кокичи и не торопил. Я собирался всё тщательно обдумать, взвесить, может, даже решить что-то для себя, но поздно понял, что уже открываю рот. — Нет, — произнёс мой голос. — Не жалею. И это была правда. Стоило этим словам сорваться с моего языка, и я как никогда ясно понял: Это. Была. Правда. Кокичи тихо усмехнулся, похоже, принимая такой ответ, а я не решился спросить его о том же. Кокичи Ома был человеком из моих снов... эта мысль всё ещё казалась мне абсурдной, но... вот она правда. И, на самом деле, теперь многое становилось понятным. И та фраза из сна: "Ты забудешь обо мне", и глупое наивное обещание... И то, почему он не пытался встретиться до этого: он тоже не помнил всего — Убийственная Игра забрала не только мои воспоминания. У нас было общее прошлое, которое мы даже не помнили, а события Игры как будто специально были нацелены зародить в нас желание даже не знать друг друга. Но... вот мы сидим здесь, на этом напряжённо-смехотворном расстоянии вытянутой руки, словно упорно пытаясь сделать вид, что не знакомы. Мне так многое хотелось спросить у него. Что именно из прошлого ему удалось вспомнить? Когда впервые начала возвращаться память? Снились ли ему сны так же, как снились мне? Или воспоминания возвращались постепенно? Вопросов было слишком много, а я просто слишком не хотел превращать этот удивительный вечер в допрос. Не сейчас. Даже если возможности больше никогда не выдастся. Я бы всё равно не посмел разрушить этот миг. Солнце стремительно близилось к горизонту, его отражение на воде дрожало, неровной красноватой линией протягиваясь к нашим ногам. Поднялся несильный ветер, принося издали яркие запахи цветущих деревьев и прохладной свежести. Где-то вдалеке кричали ласточки, а над самой водой метались стрижи, пронзая вскриками воздух. Мне приходилось время от времени напоминать себе, что это не сон. Но лёгкое чувство тревоги, что вот-вот это всё закончится, никак не оставляло. Я боялся... боялся, что лишь выдумал всё это, боялся проснуться в своей постели и обнаружить, что всё это неправда. Проснуться с осознанием, что так и не нашёл ответов. Но тихая мысль меня успокаивала: "Это не сон". И на душе вмиг становилось теплее. Кокичи был здесь, со мной, не выдумка, не мираж. Человек из моих снов наконец вновь был рядом, как бы ни было сложно в это поверить. — Кажется... это твоё. Я незаметно вздрогнул, когда собственные блуждающие мысли перебил тихий голос. Кокичи протянул ко мне сжатый кулак и, когда я в ответ вытянул к нему руку, на мою ладонь упало что-то маленькое и тёплое, по-видимому, согретое в его руках. Когда он вновь отвернулся, обращая взгляд на спокойную гладь воды, я поднёс вещицу ближе, чтобы суметь рассмотреть то, что он мне дал. Это был камешек. Прозрачный и блестящий, с фиолетовым отливом. Хотя... скорее небольшой вытянутый кристаллик, прикреплённый к гладкой чёрной верёвочке. Подвеска. Та самая. Я видел её впервые в жизни, но определённо знал, что именно держу в руках — то, что пару дней назад безуспешно пытался отыскать на дне реки. Я зажал кристалл между двумя пальцами и поднёс к солнцу. Лучи преломлялись, и казалось, словно маленький камешек сияет изнутри неестественным волшебным светом. В его глубине переливались мелкие трещинки, появившиеся, судя по всему, из-за долгого пребывания в воде. И это делало его ещё прекраснее. Всё это время... эта подвеска была у Кокичи. Мне было интересно, как давно он нашёл её, но я так и не решился спросить. Кулон выглядел хрупким и маленьким, его с лёгкостью могло унести даже несильным потоком воды. Но вот он, лежал у меня в руке — неоспоримое доказательство когда-то данного обещания. Слуха коснулся тихий, едва слышный смешок. Глянув в сторону звука, я заметил взгляд Кокичи на себе и понял, что глупо улыбаюсь, крепче сжимая в ладони фиолетовый камешек. Держа эту маленькую "безделушку" в руках, я чувствовал, как что-то внутри наконец успокоилось. Ещё одна деталь пазла. Всего одна, но пока и этого было достаточно. — Ты... сдержал обещание, — неожиданно потухшим голосом произнёс он. Я вздрогнул. — Сдержал... — эхом повторил он. — Так что... тебе не обязательно оставаться здесь, если... "Если тебе хочется уйти" Я опешил, в груди что-то ухнуло в самые пятки, оставив холодок под кожей. Неужели... Он думал, что я всё ещё здесь лишь потому, что когда-то давно дал обещание человеку, которого уже не существовало?.. Думал, что меня удерживает лишь чувство долга. Некая ответственность. Так глупо. — Я здесь... — начал я, надеясь, что твёрдости в моих словах хватит, чтобы он мне поверил. — Не потому, что кому-то что-то должен. Наши глаза наконец встретились, но в глубине фиолетовых зрачков темнилось сомнение. Я видел его. — Тогда почему? Я небрежно пожал плечами, стараясь улыбнуться. — Не знаю. Может... мне просто нравится твоя компания. Вот оно. Кокичи на это лишь усмехнулся, отворачиваясь — мне показалось, что таким образом он хотел скрыть улыбку. Я видел, что мои слова что-то в нём затронули — сделали то, чего я никак не мог добиться в Игре. Но здесь, в нашей реальности, не было места дурацким Убийственным Играм. Были только я и он. И может... это был мой шанс? Он ничего не ответил. Подобрал маленький гладкий камешек с берега. Покрутил его в руках. Солнце, просачиваясь сквозь листву, играло в его волосах золотистыми всплесками, окрашивая знакомый фиолет в чарующий красноватый. Камешек на секунду замер в его ладони, прежде чем сорваться вдаль и, ударившись о воду, устремиться ко дну. Брызги пустили по воде мелкие круги. И что-то в этих коротких мгновениях показалось мне чертовски знакомым. Другой камешек перед погружением успел удариться о воду три раза. Следующий всего два. Кокичи потянулся за очередным камешком, но его рука замерла в паре сантиметров над землёй. Он чуть повернул голову в сторону, наконец наградив меня взглядом. — Хочешь увидеть кое-что крутое? Я растерялся на мгновение, не до конца понимая, к чему он клонит. И всё же негромко ответил: — Конечно. Он тут же поднялся на ноги, небрежно отряхивая одежду, и, подхватив с земли рюкзак, устремился вверх по травянистому склону. Я подскочил следом, когда он скрылся прямо в зарослях дальше вдоль реки. Высокая трава царапала руки, когда я пробирался следом за ним, понятия не имея, куда мы держим путь. Для Кокичи Омы (по крайней мере для Кокичи Омы, которого я знал) "кое-что крутое" могло быть чем угодно. Абсолютно чем угодно. Поэтому мне не было смысла даже пытаться представить, что же такое он собирался мне показать. К тому же... теперь я с трудом узнавал в нём человека, что в жестокой Убийственной Игре обвёл всех вокруг пальца. И воспоминания, которые мне удалось частично вернуть, наслаивали ту его личность на эту. Получалось что-то странное — совмещение несовместимого. Даже теперь, когда я знал, что Кокичи и есть голос из моих снов, я понимал, что эти два человека — совершенно разные. Как я и моя прошлая личность. Это то, что сотворила с нами Данганронпа. Это то, что мы сами с собой сотворили. Подобные мысли вновь так и норовили заполнить голову. Но я не собирался этого допускать. Наконец мне удалось выбраться на более свободный участок. Густые заросли остались позади. Здесь река была ближе и казалась ещё мельче. Поверхность сверкала в лучах уходящего за горизонт солнца и чуть пенилась, разбиваясь о небольшие каменные островки, расположенные, словно не особо надёжный мост от одного берега к другому. Камни, торчащие из воды, опасно скользили под подошвой. Но Кокичи словно и вовсе этого не замечал. Он без малейшей опаски переступал с островка на островок, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не остаться позади. Я с трудом переставлял ноги, стараясь наступать туда, куда наступал он, чтобы не упасть в воду. Когда мы наконец спрыгнули на другой берег, усыпанный мелким крошевом камней, я с облегчением выдохнул, до этого даже не подозревая, что задержал дыхание. Он на это лишь усмехнулся. И этот приятный, но мимолётный смешок почему-то заставил моё сердце забиться чаще. — Не отставай, — бросил он, озорно сверкнув глазами, прежде чем сорваться с места. Казалось, он сделал это намеренно, даже не дав мне шанса отдышаться. Я последовал его совету, тут же бросившись следом, в густую зелень. Мягкая трава пружинила под ногами, пока я мчался сквозь лес, стараясь не упускать из виду яркую копну волос, мелькающую среди деревьев. Это было, мягко говоря, нелегко. Но было в этом что-то особенное: в лучезарном смехе среди листвы, в чужих самодовольных усмешках, когда я спотыкался об очередные торчащие отовсюду корни, в шуме шагов, ускользающих вдаль. Наверное, в те мгновения что-то внутри меня вновь ожило, пробудившись от долгого сна и согревая изнутри. И я сам не заметил, как тоже начал улыбаться. И меня даже не беспокоило сбившееся окончательно дыхание и влажный холодный воздух, обжигающий горло. Когда я наконец догнал Кокичи, он стоял под огромным деревом, уверенно вглядываясь в раскидистую яркую крону. Услышав мои шаги, он лишь на мгновение обернулся, одаривая меня мимолётным взглядом — в глазах плясали искорки, от которых я перестал чувствовать землю под ногами. Его пальцы сцепились на шершавой коре, а ноги оторвались от земли. Он вскарабкивался вверх с такой небывалой лёгкостью, словно за его спиной на мгновение распустились крылья, сверкая в красноватых лучах. И моё оцепенение спало лишь тогда, когда нетерпеливый голос окликнул меня откуда-то сверху. Его силуэт уже почти затерялся в листве, и я понимал, что не могу и дальше стоять столбом. С трепещущим сердцем я попробовал ухватиться за дерево так же, как это сделал он, и нервно выдохнул, пытаясь согнать тревогу. Наконец и мои ноги оторвались от мягкого мшистого ковра. Кора опасно потрескивала под моими ладонями, когда я пытался зацепиться за едва заметные выступы. И моя обувь совершенно не подходила для подобных занятий, то и дело норовя соскользнуть и сбросить меня обратно вниз. Волновало ли меня это тогда? Ничуть. Всё, что для меня имело значение — едва заметный отблеск фиолетового среди зелени. И потому я продолжал карабкаться. Далеко не так ловко и быстро, как Кокичи, но, к моему удивлению, это оказалось куда легче, чем выглядело изначально. Наконец, моя рука нащупала более устойчивую поверхность. Сухая кора снова хрустнула, но последним рывком я зацепился за ветку и вскарабкался наверх, опускаясь рядом. Рядом с Кокичи. Плечом к плечу. Настолько близко, что я мог чувствовать, как он дышит. И тепло... то же незабываемое тепло, что я так часто ощущал во сне. Это чувство, обретя реальность за пределами снов, вскружило мне голову, онемели кончики пальцев и часто-часто забилось сердце в груди. Я замер, на мгновение настолько растерявшись, что не сразу сообразил, что Кокичи странно притих. Не роняя лишних слов, он смотрел вдаль, молчаливо улыбаясь. Я проследил за его взглядом и оторопел. Под рёбрами что-то ощутимо дрогнуло. — Вау... Поражённый вздох сорвался с моих губ невольно, по спине прошёлся приятный холод. Небо горело. Полыхало красным пламенем. И рыжие облака, словно лава растекались по линии горизонта, почти ослепляя. Это длилось всего несколько минут. Достаточно долгих, чтобы оставить след в памяти, но слишком неумолимо быстротечных, чтобы суметь ими насладиться. Как вся человеческая жизнь: бесконечно долгие годы, обречённые однажды стать лишь далёким воспоминанием. Солнце уходило. Забирая вместе с собой и все сожаления ушедшего дня. Вместе с тьмой, холодной и неприветливой, пришла и тишина. Казалось, словно весь мир застыл. Замолк в одно мгновение, словно оплакивая всё то, что мы потеряли. Но такова реальность. Прошлому суждено оставаться прошлым. Я это понял не так давно, но теперь... повторял это, точно мантру. Прошлое в прошлом. Не было смысла сожалеть об ушедшем. Ведь что-то нам только-только предстояло обрести. Нам... Я оглянулся на Кокичи. Он молчал, раскачивая ногами, вглядывался во тьму и как будто чего-то ждал. На чернильном небосводе загорались первые звёзды. Здесь, вдали от городов с их искусственной яркостью, их холодное мерцание казалось живее. Завораживало. Но Кокичи даже не поднял глаз на небо. Его взгляд блуждал где-то внизу, среди густой тьмы. Я всё вглядывался в этот мрак, но так и не сумел ничего разглядеть. А потому решил подождать вместе с ним. Что-то слабо сверкнуло. Я подумал, что мне почудилось. Но это повторилось. Слабое мерцание то тут, то там растекалось по ночному лесу. Появлялось и вновь затухало. Пока в один момент кроны деревьев не засияли искрами. Казалось, словно небо опрокинулось на землю, рассыпаясь звёздами. Но небо по-прежнему было на месте. А искры внизу были куда теплее, чем равнодушный отблеск звёзд. Светлячки, понял я. Крошечные земные звёзды порхали меж ветвей, словно кружась в лишь им одним известном танце. В городе такого не увидеть. Я прикрыл глаза, стараясь унять странное чувство в груди. Звуки, запахи, ощущения эти были для меня в новинку, но внутри что-то сжималось от тоски. Я не мог избавиться от мысли: как? Как же я мог забыть всё это? Этот робкий смысл? Эту хрупкую тайну? Нас двоих... Как человек, тот, кем я был когда-то, мог променять всё это? И главное… ради чего?.. Что-то тёплое коснулось моего плеча. Я неохотно приоткрыл глаза, тут же встретившись с внимательным взглядом Кокичи. Беспокоится. — Порядок? — просто поинтересовался он. Я кивнул. Он, чуть погодя, как будто ждал, что я передумаю, кивнул в ответ. И отстранился, возвращаясь в прежнее положение. Приятное тепло тут же исчезло. Редкие бледные облака неспешно плыли по небу. Его ресницы чуть дрожали под серебристым светом, отбрасывая длинные тени на светлое лицо. Я поймал себя на том, что откровенно пялюсь, пытаясь разглядеть в нём что-то знакомое. А потом он заметил мой взгляд. В глубине тёмных зрачков что-то блеснуло. И он улыбнулся. Нашёл, подумал я. Его улыбка... тот самый, такой знакомый изгиб губ, который каждый раз заставлял моё сердце колотиться в припадке. Потому что, в отличие от самодовольных и хитрых ухмылок, эта улыбка всегда доставалась только мне. Кокичи тихо фыркнул, стараясь сдержать довольную усмешку, и отвёл взгляд. Я сделал то же самое, чувствуя, как заметался в горле пульс, когда тепло неожиданно вернулось. Он придвинулся ближе, не говоря ни слова. Опустил голову мне на плечо, и мягкие волосы защекотали шею. Слабый огонёк подлетел к нам и, покружившись вокруг, опустился рядом со мной. Я протянул к нему руку, но замер, заметив в слабоватом свете то, чего не увидел сначала. Неровно нацарапанные на стволе дерева линии, прячась от посторонних глаз в густой зелени, складывались в самое простое послание. Такое наивное и сентиментальное, но я почему-то почувствовал, как сердце тревожно дёрнулось. Самыми кончиками пальцев я осторожно прошёлся по шершавым буквам, вспоминая, как когда-то давно сам их здесь оставил. "К + Ш" Где-то далеко, за пределами взора, протяжно заскрипели рельсы под тяжестью поезда. Этот звон пронзил ночной воздух на секунд пять, а затем тихий перестук умчался вдаль, возвращая лишь привычные ночные шорохи. Я понятия не имел, как буду добираться обратно в кромешной тьме, когда последний поезд, которым я мог уехать, уже давно покинул станцию. Но если Кокичи собирался остаться здесь хоть до самого утра, я был намерен остаться с ним. Даже если бы это означало, что домой я вернусь только завтра. Здесь, в этих тихих минутах моего ставшего явью сна я подумал, что всё былое уже неважно. Мы рядом, вновь плечом к плечу, разделяя одно тепло на двоих. И пока не настало утро... весь мир мог подождать.