А ты не сдерживай слёз - реви, реви
Ведь я не всерьёз в твоей любви
А ты не сдерживай слёз - реви, реви
Как птицу, любовь корми с руки
***
Марьяна испепеляюще смотрела на Иру, по-прежнему мёртвой хваткой держа ту за локоть. — Сотрудничество прекращается. Статью можешь не дописывать — мне уже нет дела. Половину суммы отдам в конце месяца, так сказать, за старания, — грозно сверкнула глазами, уходя. Ира с ухмылкой глядела в спину Марьяне. Наконец-таки, она свободна! Конечно, было какое-то чувство предвещающей беды, но это было сейчас таким незначимым, что Ира не стала на этом зацикливаться. Смольская до сих пор не знала, зачем Цой это всё надо было? К чему? Авторитет группы с каждым днём рос, поэтому те статьи, что Смольская писала, были чуть ли не бесполезными. Зачем были эти мнимые статьи? Она понимала, что тратила время впустую, хоть и получала за это деньги, огромные деньги... Отца она всё-таки спасла от ужасов болезни. У него была длительная реабилитации, на которую тоже нужны были средства. Ира знала — у неё нет поводов для волнения. Она со всем справится. Смольская глянула на сцену — там вовсю шёл концерт: музыканты отыгрывали уже четвертую композицию, «Пачка сигарет», отдаваясь мероприятию на все сто. А ведь Ира никогда ничего плохого не имела к ним, испытывала только симпатию к их коллективу и вредить сильно не хотела. Так, пару раз из-за неё концерты отменяли, билеты сдавали даже, но это, как ей казалось, было мелочью. Последствия могли бы быть и похуже, но их, как таковых, не наблюдалось. Наверное, нужно поменять своё направление. Ире жизненно необходимо было попасть за площадку, туда, где и было всё самое важное и интересное. Ира стала обдумывать план.***
— Закро-ой за мной две-ерь, я ухожу-у! — кричали Олег и Кир в унисон, прыгая во все стороны. Никита тоже подпевал, но мирно стоял, ощущая, как сзади к нему кто-то жмётся и трётся о его спину, а с обеих сторон друзья прыгали и махали руками так, что пару раз не влепили парню по лицу. Морозов начинал думать, что это самый настоящий дурдом. Нельзя же так тащиться по какой-то там группе. Ему вообще не нравился отечественный рок. Он считал его примитивным, неинтересным. Не то что Deep Purple, Led Zeppelin, Bon Jovi и многие другие крутые исполнители, которые нравились Морозову.***
Концерт подходил к концу. Виктор смущённо всех поблагодарил и в конечном итоге произнёс небольшую речь с запланированным концертным туром в октябре. Цой был обессилен, и ему жизненно необходимо нужно было прилечь. Он сделал небольшой поклон толпе, помахал им двумя руками и искренне, но устало, улыбнулся. Мужчина развернулся и побрёл за сцену, скрываясь в темноте. Агата увидела Виктора, ярко улыбаясь тому. — Па-а-па-а! — завопил Саша, прыгая на отца. — Сын, — Цой обнял сына и подхватил его на руки. — Ну, тебе понравилось? И где мама? — он, несмотря на усталость, с сыном общался довольно бодро. — А мамуля ушла по делам, — Саша обнял отца за шею. — Со мной была спящая красавица. Мы с ней играли! Агата стояла рядом, улыбаясь. — Агата, как вы? Он не замучил хоть? — с доброй усмешкой поинтересовался мужчина. — Нет, что вы! С принцем интересно, — закивала она. — С кем? — спросил Цой. — Мы решили, что, если я спящая красавица, то Саша — принц, — смущённо ответила Лучезарная. — Саша сам до такого додумался, кстати. — Ничего себе, — хмыкнул Виктор. Сзади Агаты показалась Марьяна. — Сына, беги к маме, — Виктор выпустил из рук Сашу, а тот ушёл прямиком к маме. Мужчина вдруг подвис, какое-то время следя за супругой и сыном. Спустя несколько секунд его взгляд перестал светиться, улыбка пропала с лица, а взгляд приобрел усталость. Взгляд его карих глаз, уставших и печальных, уставился на Агату. Он не стал с ней разговаривать, предпочёл оставить её нетронутой, по крайней мере в сегодняшний вечер. Ушёл, оставляя после себя лишь запах карамели. Лучезарная немного погрустнела, но прекрасно понимала, что Цою сейчас не до неё.***
Марьяна уехала вместе с Сашей, даже не попрощавшись с Виктором и остальной командой. Внутри она сгорала от сегодняшнего разговора со Смольской, и не знала, как дальше жить с этими эмоциями, потому что плакать — дело последнее, а пить нельзя — она пообещала Виктору. Оставалось проглатывать это, закапывать в себе, потому что так правильнее всего. Марьяна сделала ошибку, когда мстила Цою за то, что он бросил её. Сейчас, когда Виктор, наконец, объяснился с ней, она не держала на него обиду — хотя злость таилась в закромках души, наровясь выскользнуть наружу. Приехав домой, начала готовиться ко сну, несмотря на то, что было не так поздно. Саша ещё в такси начал засыпать, поэтому он заснул сразу, как его голова коснулась подушки. Марьяна же сидела, как на иголках: вздрагивала от каждого уличного крика, или же от того, как хлопала подъездная дверь — думала, что шёл Цой. Она боялась, что он обо всём узнает и уйдёт от неё. Уже навсегда. В конце концов, ромашковый чай спас — голова опустела от навязчивых мыслей, которые только и делали, что душили. Пришла другая беда — тремор рук. Вновь. Руки подрагивали, а кружка с чаем вываливалась из рук и чуть было не оказалась на полу. Цой достала сигарету, нашла пепельницу, которая стояла на подоконнике, и закурила. Стряхивала пепел в стеклянную пепельницу, потом вновь делала тягу — и так по кругу, пока в ход не пошла вторая и третья папиросы. Угнетающая тревога нарастала с каждой минутой.***
— Как тебе план? — Никита улыбнулся — хотя его улыбка была больше похожа на оскал, — и начал глазами показывать в сторону журналистов. — Ты издеваешься? — Кир, испугавшись последствий, замотал головой. — Я не собираюсь грабить журналюг, чтоб под их видом пройти к Киношникам. Мне че, делать нехрен? — вопил Лопатов. — Ой, чё ты как девка разорался, — махнул на него рукой парень, а сам поплёлся в сторону журналистов, которые уже ждали, когда их пропустят в здание, где находились офисы и гримёрная. — Не́кит, подожди, — он догнал друга, идя рядом с ним. — Тебе мало привода в милицию в прошлом месяце? Мне — нет! — Не нуди. Может даже и без криминала обойдёмся, — парни встали в очередь и стали высматривать «жертву». — Вон, пускают всех без проверки документов. Только сохраняй спокойствие, я тебя прошу. Иначе реально домой поедем без Глашки. Морозову уж очень хотелось увидеть Агату, про которую так верещал Кирилл. А Лопатов просто хотел вживую увидеть Цоя, поэтому и согласился. Олег, сказав, что они идиоты и занимаются какой-то ерундой, ушёл в ближайший кабак. — Молодые люди, ваши документы, — попросил мужчина у Лопатова и Морозова на входе в помещение. — Паспорт и удостоверение. — Вы же у них не просили ничего! — спокойно возразил Никита, указывая на журналистов с камерами и фотоаппаратами, которые встали за ленту, ожидая музыкантов. — Молодые люди, без документов мы не можем вас пропустить, — рядом оказался уже другой мужчина, у которого на шее висел бейджик. — Олег Василич, — начал Морозов, — Толмачёв, — добавил он. — А может быть решим это более мирно? — парень достал портмоне и стал его вальяжно открывать, лыбясь. Толмачёв внимательно посмотрел на парней и спокойно ответил: — Цирк решили устроить? Хорошо, проходите, только ненадолго, и без денег, — он убрал руку Морозова с купюрами в руках от себя и сказал охране, чтобы та отступила. Лопатов и Морозов, довольно улыбаясь, пошли к прессе, которая настраивала камеры и готовилась к выходу Киношников. Сегодня должна была быть небольшая пресс-конференция, посвященная предстоящим концертам; а также многим было интересно узнать мнение музыкантов насчёт провокационных статей из газеты некой Ирины Смольской. Показались музыканты. Они шли через коридор, который связывал эту пресс-комнату и гримёрки с другими офисами. Дверь, через которую входили журналисты, стала закрываться, но в последний момент чьё-то тело быстро юркнуло в помещение, что почти никто не заметил, кроме Морозова и Лопатова, которые ошарашенно посмотрели на того, кто посмел так сделать. Никто, в том числе двое мужчин в форме, не заметили этой наглости. — Что нам мешало сделать так же? — шепнул на ухо Кир Никите. — Ты слишком огромный, чтобы так филигранно проскальзывать в такую маленькую дверную щель, — хмыкнул Морозов, а сам стал наблюдать за тем, как блондинка, которая проскочила в конференц-зал, встала сбоку от них. Она достала диктофон и стала записывать всё происходящее. Журналисты оживились, стали включать камеры; сразу же послышался звук щелчков фотоаппаратов и вспышек. — Девушка, а вы не против познакомиться? — Кир навис над блондинкой. — Извините, я не знакомлюсь, — холодно ответила девушка, доставая блокнот и ручку. — Тогда я расскажу вон тем дядькам в форме, каким образом вы сюда попали. Документов-то у вас явно нет, — Лопатов ещё больше навис над девушкой, ожидая её ответа. Та, самодовольно ухмыльнувшись, подняла взгляд, едва развернула голову и сказала: — Ира. — Что «Ира»? — Не тупи, баклан. Её Ирой зовут, — прыснул Морозов. — Извините моего тупоголового дружка, он просто немного в шоке от вашей красоты, — Никита перестал следить за Киношниками, которые уже сидели за столами и ожидала начала конференции. — Я Никита. — Очень приятно, — натянуто улыбнулась Смольская. — А я Кир, — пробубнил Лопатов. — Кирилл, в смысле… Ира смерила взглядом парней и, улыбнувшись, отвернулась. Кирилл и Никита тоже перестали зацикливаться на этом. — Вон она, — Кирилл затыкал Никиту в бок, когда увидел Агату, которая стояла рядом с Толмачёвым. — Я ж тебе говорил! Морозов увидел Лучезарную не сразу, потому что она очень поменялась с их последнего раза. Он не понимал, что могло поменяться за такой короткий срок, но видел, как её глаза светились, а сама она была действительно счастливой. Он стал улыбаться и сверлить юную взглядом, дожидаясь, когда та заметит. Конференция шла недолго — уже спустя двадцать минут всё закончилось. К Киношникам стали подходить за автографом, подходили для личной беседы, но, сославшись на усталость, те вернулись обратно в гримёрку. Толмачёв и Лучезарная провожали журналистов; иногда им приходилось отвечать уже на их вопросы, касающиеся концертов. Но те, говоря им, что на все вопросы ответили музыканты, прощались с корреспондентами. — Кир, погнали, — Морозов потянул друга в сторону гримёрных. — Что? Куда? — Не вопи. Нужно Глашеньку подождать, поговорить с ней, — они успели проскользнуть мимо, успевая затеряться в толпе. Смольская внимательно проследила за новыми знакомыми, которые делали поистине непонятные ей вещи. Она прошмыгнула за ними, наровясь узнать, куда они пошли. Конечно, она думала, что парни решили всё-таки найти Цоя, но было видно, как эти оба пялились на помощницу Толмачёва. Значит, за ней. Никита и Кирилл забежали в первый кабинет, закрывая за собой дверь. Это было подсобное помещение, в котором ничего особого не было. Морозов приоткрыл дверь, ожидая, когда пойдёт Агата. Но вместо Агаты показалась Ира, которая прошмыгнула мимо них и помчалась дальше. Смольская увидела табличку на двери «Группа Кино», стучась в дверь. Никто не отвечал. Ира повторила свои действия. В конечном итоге дверь медленно отворилась и показалась макушка Каспаряна. Он начал оглядываться. Никого, кроме девушки напротив он не увидел, поэтому подуспокоился. — Здравствуйте. Автограф? Фотография? Что? — быстро произнёс мужчина, осматривая с ног до головы Иру. — Здравствуйте, — Смольская была уверена, что, когда окажется вот здесь, на пороге, то не будет стоять и глупо лыбиться и пялиться на Юру. Ему такое внимание даже не казалось чем-то удивительным или новым, посему он не сразу обратил внимания на глупую улыбку и бегающие глаза напротив. Очередная фанатка. — Здравствуйте, — вторил Каспарян. — Так, девушка, если у вас только для меня «здравствуйте» есть, то я пошёл, — он стал закрывать дверь, но Ира, резко дёрнув ту на себя, вернула Каспаряна в исходное положение. Это привлекло не только Юрино внимание, но и Киношники стали заинтересованно поглядывать в дверной проём. Юра удивлённо поднял бровь вверх и немного усмехнулся. — Юрка, кто там? — спросил Густав. — Приводи гостей! — Проходите, — он впустил её в помещение, огляделся и закрыл дверь. Смольская, расправив плечи, широко и добродушно улыбнулась. Её взгляд прошёлся по тем, кто присутствовал: Цой, сидевший на диване, курил и с долькой интереса смотрел на Иру; Густав тоже улыбался, как и Тихомиров, у которого в руках лежала новая пресса. Ира уловила взглядом, что на первых страницах газеты красовалась её недавно вышедшая статья. Никиты и Кирилла здесь не наблюдалось, а значит, они действительно пошли за помощницей. Кажется, это будет увлекательный аттракцион. И Смольской показалось, что Каспарян, до этого стоявший спокойно и мирно, вдруг начал волноваться.***
Агата шла по коридору и думала. Сегодняшний день был настолько продуктивным и долгим, что единственное, на что хватало сил, — это доехать до гостиницы и лечь спать. Хотя, судя по тому, что никто никуда не собирался уезжать ближайшие часы, Агата тоже никуда не уедет. Толпа по-прежнему стояла возле арены, скандируя имена музыкантов. Через чёрный выход — тоже не особо хороший вариант, ведь и там могут поджидать. Оставалось ждать. Агата улыбалась. Это был её первый рабочий день, который принёс множество положительных эмоций. И, что неимоверно радовало, так это скорое возвращение в Москву. Агата успела соскучиться по маме, которую давно не видела. Она волновалась о ней, и каждый свободный миг думала — а не пришёл ли отец? Потом, в конце концов, терзать себя такими мыслями не хотелось — настроение было слишком хорошим. Только в голове настойчиво были воспоминания о Морозове. И он, несмотря на своё хамское и омерзительное поведение, не переставал нравиться Агате. Хотя, нет. Он ей не нравился. Ей вообще много чего в нём не нравилось. Но она каждый раз вспоминала о нём — и земля уходила из-под ног, а сердце колотилось так, словно он — её судьба. Словно Никита Морозов — тот, кто ей действительно нужен. Агата не знала, что чувствовала. Хотя, засыпая, она всегда представляла себе, что Морозов не такой. Она представляла, что он обнимал её с нежностью и трепетом перед сном, целовал не так грубо, не домогался, был тем самым героем, коим она всегда его представляла — ещё до их знакомства, ещё с момента их первой встречи. Агате нравилась его внешность — угольные волосы, тёмные глаза, выраженные глаза, — которая была слишком не такой, эдакой... Её путь преградил парень, на которого Агата даже не посмотрела за раздумьями, — сразу же обогнула его и пошла дальше. — Глашенька, — раздался знакомый голос. Мысли материальны? «Морозов?!» — кричал внутренний голос Лучезарной. Она уже и сама захотела заорать это, но успела лишь открыть рот, который атаковали губы Никиты. Он, как и хотела Агата, целовал нежно, но всё-таки иногда переходил грань дозволенного и пытался укусить. Агата почувствовала запах карамели, который с каждым новым движением губ Никиты становился резче и довольно сильно вбивался в нос.