Ｍｏｎｄａｙ， １２：００
Аэропорт Пулково. Рейс «Берлин — Санкт-Петербург» успешно завершён.
Хмурое небо и ливень-ливень-ливень. Крупные капли на стекле запотевшего иллюминатора. Кривые дорожки воды, искажающие мир за окном. Здравствуй. Медленно опускающийся пассажирский трап самолёта. Плавно открывается тяжёлая автоматическая дверь, с порывом ветра впуская в салон запах дождя и сырости. Питер гостей встречает. Хлопки раскрывающихся зонтов. Кто-то кутается в ворот куртки, кто-то натягивает капюшон, прячась от ливня, нагрянувшего к обеду. Хлюпает обувь бегущих до здания аэропорта по мокрому асфальту. И вот уже в салоне пусто. Последним, кому стюардесса у выхода желает хорошего дня, оказывается мужчина лет тридцати в темных очках. В совсем легком тренче без капюшона. И без зонта в руках. Ей ведь не составит труда предупредить иностранца о том, что солнцезащитные очки в это время года ему не понадобятся. — Excuse me, sir. May I give you some advice? — Он летел из Германии, но девушка надеется, что мужчина знает английский. Хотя бы стандартный набор фраз. — Yes, of course. Call me Adrian, Katerina. — Его речь без немецкого акцента. Неторопливо-мягкая, с чуть певучими гласными. Сочетание произношения и грудного бархатного голоса превращается в притягательную симфонию звуков. Нет, он не немец. Есть небольшие проблемы с русским или английским: имя с бейджа прочитал неправильно. Екатерина. — Nice to meet you, Adrian. It's always cloudy in this city. You won't need glasses. You'll need an umbrella. Адриан прекрасно сложен. Широкоплечий и высокий. Густые угольно-черные волосы оттеняют золотистого цвета кожу. Щетина подчеркивает широкий подбородок и изогнутую линию губ. В черном расстегнутом тренче и такого же цвета водолазке под горло. Он улыбается, демонстрируя ряд ровных белых зубов. Резцы острее, чем у многих. Красивая улыбка, но... Её мысленное «но» обрывается, когда мужчина снимает очки. — O-oh, really? — Глаза резко контрастируют с волосами и одеждой. — This is my first time in St. Petersburg. I'm here for work and I'll be busy until the evening. Bu-ut… maybe you'll have dinner with me? Необъяснимое, похожее на страх чувство, пробегает по спине стюардессы волной мурашек. Глаза серые. Как небо Питера в этот ненастный день.***
Destraction. Крупные черные буквы из камня на вечнозеленом идеальном газоне. Прямая тропа из гранитной крошки от парковки. Метров пятнадцать до бетонно-стеклянной коробки. Перед тобой здание галереи в форме скошенного трапецевидного прямоугольника. Одна стена полностью выполнена из прочного закалённого стекла. Она под наклоном — словно вот-вот рухнет на головы посетителей. Что красивого люди находят в этом месте? Destraction. По мнению Кая Бестужева здесь веяло мертвечиной больше, чем на кладбище. Стекло, бетон и камень лишь на первый взгляд вписывались в ансамбль лесопарковой территории, засаженной соснами и елями. Но только на первый. Моргнешь — холодок по спине. Оглушающе тихо. Слышны только звуки природы. Посетители словно в трансе. В легком трипе, — парень усмехается от своего сравнения. У Васи чутьё на конченные места. Чем они её привлекают? Пока она где-то внутри, чихает на толпу конкурентов, желающих провести пару недель жизни среди могильной атмосферы этого места, Кай сидит на мокром после ливня песке. Он вышел к заливу, как только спина девчонки скрылась за входными дверями. Был не в силах видеть ни кричащее о разрушении название, ни странное здание. На заднем дворе галереи лучше не стало. Destraction. Здесь все напоминает о владельце. Создателе. Свинцово-серое низкое небо затянуто разорванными клочками туч. Вода неспокойная — ветер поднимает небольшие волны. Они бьются об острые камни, одиноко раскиданные вдоль песчаного побережья. Привет, братец. В ответ — привычная тишина. Шум ветра в кронах сосен. Плеск воды. Тихие голоса людей с террасы неподалёку. Ну да. Брат никогда не был разговорчив. Он уехал в Берлин сразу после окончания стройки этого чудовища. Свалил вечером после торжественного открытия прямо в костюме. Создатель, похоже, ненавидел своё творение, раз отдал его в управление какому-то профессионалу с зализанными волосами и затянутым под горло галстуком. Намечающаяся выставка — единственное мероприятие, которое Бестужев-старший организовывал сам. Но вовсе не из любви к искусству. На это ведутся только долбоёбы или такие наивные создания, как Никольская. Бабки. Контакты. Контракты. За ширмой выставки жило и процветало искусство зарабатывать. Destraction. Сметающей всё на своем пути волной накатывает ощущение неминуемого разрушения. Вместе с первыми каплями вновь начинающегося дождя Кай поднимается с песка, направляясь в сторону здания. Нужно увезти девчонку отсюда. С братом она вряд ли пересечётся — Виктор вернётся на днях, но скорее в Питере солнце появится в ноябре, чем он лично будет собеседовать волонтёров. Только вот чем чёрт не шутит? Destraction. Не хватало еще, чтобы брат узнал о Кирилле и его предложении раньше времени. Каю хочется рассказать правду только тогда, когда всё уже закончится. Когда Кай станет полноправным владельцем клуба. Членом тусовки Воронова. Когда завалит Никольскую в кровать. С последним есть проблемы, но парень уверен: всё получится. В конце концов, Виктор проворачивал этот трюк в молодости миллион раз. Кай действует по схеме брата. Она поведётся. Так же, как и все.***
Destruction. Впервые за порог галереи Василиса переступила, когда ей было лет шестнадцать. Она тогда часто приезжала с отцом в Питер: папа с кем-то встречался, договаривался о поставках вина в сеть ресторанов. Питер, по сравнению с курортными южными городами, казался бесцветным, обшарпанным, холодным и скучным. Василиса не понимала странного ажиотажа вокруг хмурого города. На одной из встреч скучающая девчушка нашла брошюру с фотографиями красивого здания и информацией об открытии очередной галереи. Можно подумать, в этом городе недостаточно галерей. От нечего делать выпросила у отца разрешение на прогулку, вставила наушники в уши и поехала коротать часы до поезда, особо ни на что не надеясь. Destruction. То была мультимедийная выставка Ван Гога. С помощью проекторов, гигантских экранов и объемного звука «Звездная ночь» та самая знаменитая «Звездная ночь» вдруг стала настоящей: кружили по потолку, по стенам и полу золотые звезды. Падали к её ногам и снова поднимались вверх. Мерцал и переливался полумесяц, словно отражение на водной глади. Дрожал от ветра одинокий кипарис. Василиса стояла в центре помещения, где кто-то устроил звездопад, и отчего-то хотела плакать. Фантазия на ее глазах стала реальностью. Вот оно — место, где эфемерное искусство воплощается в жизнь. Нарисованное красками на холсте оживает. Двигается. Дышит. Destruction. Удивительно, но магия этого места жила даже за пределами помещений, отведенных под выставку. Дотошное внимание к деталям и пропорциям того, кто это создал, приводили её в тихий трепет. Всё, начиная от высаженных вдоль ровных тропинок елей и заканчивая расстановкой маленьких столиков на террасе, — всё было идеальным. Всё воспевало красоту невычурной строгости и совершенство чистой геометрии. В тот день — в день открытия галереи— она просидела внутри бара за столиком с кружкой кофе до позднего вечера. Мечтала, что, может быть, однажды, у нее тоже получится сотворить волшебство в отеле родителей. Создать из него место, откуда совсем не захочется уезжать. Никому и никогда. Где нарисованные звезды оживут в небе над виноградниками, унося гостей шато в сказочный мир. Destraction. — Никольская Василиса Николаевна здесь? — Из-за двери кабинета для собеседований выглядывает женщина средних лет. В черной водолазке и черных брюках, с бейджем на груди и с уставшим взглядом. Да уж. Волонтёры им точно не помешают. — Да! Да, это я. — Вася встаёт со своего стула. — Замечательно, — мягко улыбается собеседница и отступает в сторону, жестом приглашая ее пройти, — давайте начнём.***
Косой ливень успокаивающе стучит по огромным окнам здания, погружая осенний день во мрак. Шум ветра из-за толстых стен не слышен, но сквозь пелену дождя видно, как верхушки елей клонятся вниз. Там, на улице, должно быть, жутко ветрено и холодно. Но здесь, в кофе-баре галереи, тепло, тихо и пахнет только что заваренным капучино. Она сидит за одним из маленьких круглых столиков из стекла. В самом углу. Чтобы никто не слышал, как Василиса чихает каждые пять минут, заглушая звуки болезни пачкой прижатых к носу салфеток. В баре только она и двое мужчин, расположившихся за первым столиком у окна. Они так тихо разговаривают, что со своего места Вася не слышит голосов. Интервью только что закончилось и, кажется, весьма успешно. Официальный ответ на почту должен прийти завтра, но женщина, проводившая собеседование, озвучила результат сразу же. Положительный ответ и дежурное «Добро пожаловать в галерею, только, пожалуйста, постарайтесь поправиться до конца недели». Лекарство, выпитое после пар, помогло продержаться несколько часов. Но уже к концу беседы Вася начала чихать и дёргать носом. Прямо сейчас она коротает время в баре, ожидая такси. Кай — спасибо ему огромное — вызвал машину сразу, как только она написала, что освободилась. Ей нужно было подождать всего минут десять-пятнадцать здесь — в сухом теплом помещении, — пока он отгонит мотоцикл на крытую парковку. Кай надеялся, что осень даст ему ещё парочку недель хорошей погоды. Но сегодня явно не его день. Она прислоняется виском к прохладной бетонной стене, прикрывая глаза от болезненного наслаждения. Температура невысокая, но все-таки есть. Убаюкивающий стук капель о стекло, мерное жужжание ламп под сводом потолка и отдаленные голоса смешиваются воедино. Снова чихает. Её уже бесит это чихание. Скорее бы домой приехать. — Кхм. — Звук тихого покашливания раздаётся совсем близко и заставляет вздрогнуть. Она резко выпрямляется, открывая глаза. Свет режет сетчатку. В голове будто вата. Василиса быстро моргает — картинка перед глазами обретает очертания. Фигура возвышается над столом. Высокий крепкий мужчина средних лет загораживает свет в её углу. Сложенные на груди руки, черная одежда, неплохая физическая форма — охрана? Никольская пробегается взглядом по водолазке. Фирменного бейджа нет. — Простите, что отвлекаю, — не особо приветливо и уж точно без ноток извинения в низком насмешливом голосе, — но, пожалуйста, покиньте здание. Душа в пятки уходит. Не от страха. От волны возмущения, затапливающей внутренности горячей волной эмоций. От просьбы убраться! От «пожалуйста», больше похожего на издёвку, и от прямого строгого взгляда человека, явно считающего себя вправе выставить её под дождь. Видит же, что она и так простужена. Что он о себе возомнил? Василиса дёргает носом. Окидывает незнакомца — хочется надеяться — презрительным взглядом. И отвечает с точно такой же интонацией. — Добрый день. Извините, не разобрала, когда вы здоровались. — Василиса мило улыбается, со странной радостью наблюдая, как кривится лицо мужчины от упоминания его «вежливого» приветствия. Она по-дурацки хлопает ресницами, строя из себя канонную блондинку из анекдотов, за которую этот тип её наверняка и принял. — А вы кто?