Ｍｏｎｄａｙ， １5：15
Кофе-бар галереи.
Виктор подавил раздраженный вздох, в очередной раз готовый сорваться с губ. Спокойно. Это просто люди. Это просто толпа молодых людей. — Кто они? Сосредоточиться на работе не получается. Голова раскалывается после перелёта — в висках, отбивая каждые три секунды, стучит отбойный молоток. Перспектива ужина с симпатичной стюардессой уже не радует. Кто его за язык тянул? Разговоры-смех-чёртов-шум. Изо всех щелей бесперебойный галдёж. — Это кандидаты на участие в волонтёрской программе кураторов. Мы в процессе отбора десяти подходящих человек. Все резюме с комментариями будут у вас на почте, — без запинки скандирует управляющий. Виктор оборачивается. Рассматривает людей в помещении блоков А и B. Пространство объединили, убрав перегородку, чтобы пёстрая толпа, в большинстве своём состоящая из молодых людей, могла дышать воздухом, а не выдыхать углекислый газ друг другу в рот. Волосы всех цветов радуги. Девушка, изображающая готическую диву, парень с тату на шее в рваной футболке. И все они не вызывают ни толики доверия. Десять человек будут таскаться месяц по галерее в момент подготовки к выставке? В момент установки технических конструкций? Оборудование для AR, VR, инсталляций и проекций стоит миллионы. Его команда прогеров и установщиков будет безмерно рада таким «помощникам». Кто-то чихает. Этого еще не хватало. Тут еще и аллергики? На кой черт приперлись? Бестужев снова поворачивается к Александру. — Хорошо, я понял, спасибо. Напомни, зачем мы их набираем? Есть проблемы с бюджетом на зарплаты? Саша отпивает популярную среди молодежи бурду зелёного цвета. Когда в их кофе-точке появилась матча? Слово созвучно понятию, обозначающему другую жидкость. К раздражению и головной боли добавляется мерзкий спазм тошноты в горле. — Галерея — участник программы реализации творческого потенциала населения города через креативное пространство «Искусство в массы». — Саша ему что, цитирует пресс-релиз мэрии? — По ее условиям мы должны в год взять под крылышко десять человек, желающих приблизиться к прекрасному. Апчхи! Он в очередной раз дергается от звука. Раздражение всё сильнее зудит под ногтями. Боль в висках усиливается. Пульсирует в венах. Акклиматизация и джетлаг дают о себе знать. Зеленая жидкость в кружке Саши. Зеленая пенка. Зеленые разводы на белой керамике. Галерея, превратившаяся в новомодный арт-простигосподи-объект. Снова долбанный аллергик чихает. У него сейчас у самого аллергия на зелёный разовьётся. — Когда и зачем мы в нее вписались? — мужчина сильно жмурится в попытке прогнать головную боль. Сжимает переносицу большим и указательным пальцем. Надо было после перелёта домой поехать. — В прошлом году. Я подал заявку и нас взяли. — Зачем? — Ну… это выгодное сотрудничество с мэрией. — В чем выгода для нас? — Мы… — Тяжелый прямой взгляд руководителя заставляет Александра запнуться на миг. — …получаем поддержку от городской власти. На грани, Александр. Твои ответы на грани! — В чем заключается поддержка? Апчхи! Да кто там блять.! …Именно в этот момент, находясь в шаге от ебаного взрыва, находясь в шоке от того, во что превратилась галерея, он видит её. Источник раздражающего звука. Девочка сидит в углу. Мелкая, белобрысая, с пачкой салфеток в руках. Сидит и носом дергает на всё здание. Никакой это не аллергик. Она, блять, больна! — Хотите выйти из программы? Хочет, чтобы из здания вышла эта девочка. Она сейчас тут всех заразит. Неужели родители больше не говорят детям не шляться по общественным местам простуженными? — Виктор Александрович? — Вопросительная интонация Александра его не колышит. Потому что девочка опять чихает! Управляющий оборачивается. Тоже смотрит на неё. — А! Это, кстати, уже отобранная нами стажёрка. — ЧЕГО?! Эта чахоточная успела сходить на собеседование? — У меня тут была ее характеристика от Марии. — Саша быстро в планшете листает письма. А у Виктора мигрень сейчас начнется от всего происходящего. Не дай Бог Маша заболеет! Она же ведет кучу бумажно-бюрократических дел. — О, вот она. Никольская Василиса, двадцать один год, студентка… — Александр снова без запинки тарабанит, читая текст с планшета. Девочка прислоняется головой к углу стены и закрывает глаза. Этого не хватало еще. Пусть валит домой и лечится. Если ей станет хреново, нужно будет вызвать скорую прямо в галерею. По такому ливню и почти за город ехать они будут не пять минут. Он подхватывается с места раньше, чем соображает, что вообще хочет сделать. — Я сейчас. — Бестужев в несколько быстрых шагов оказывается у ее стола. Господи, и это их стажер?! Курносая, с веснушками, с какими-то детскими вьющимися волосами у висков. Кто взял на стажировку ребёнка Барби?! ЧТО она вообще будет тут делать? Она хоть знает, чем AR отличается от VR? Да просто аббревиатуры если знает, уже хорошо. Если оставшаяся девятка такие же кукольные девочки в белых рубашках, Мария отправится в принудительный декретный отпуск. Её мечты о дочке мешают работе. Виктор лично ее в этот декрет сопроводит! Он стоит уже полминуты, Александр наблюдает за разворачивающимся представлением с интересом и усмешкой, а девушка так и сидит, не открывая глаз. — Кхм. Девушка резко садится прямо. Моргает. И абсолютно не смущаясь рассматривает его. У неё нос напротив его ремня и ширинки, а она его рассматривает, не краснея! И так дотошно, словно он тут — один из экспонатов. Наглое, малолетнее, безмозглое создание. Один плюс, что хоть симпатичное. Поставить её на вход — пусть гостей встречает, молча улыбаясь. — Простите, что отвлекаю. — Она наконец-то соизволила поднять красные, чуть слезящиеся глаза на уровень его лица. — Но, пожалуйста, покиньте здание. «Езжай домой», — хочется сказать, но он не даёт скопившемуся раздражению взять верх. Пока ещё не даёт. Вообще-то, глаза не красные. Зелёные. Но этот оттенок не вызывает тех же чувств, что напиток Саши. Напротив: зелёный такой яркий, словно листва после майского дождя. Смотрит на него молча пару секунд. Видно, что старается носом не дергать. Блин, ему уже даже неловко: сорвался на ребёнка, ей-богу. Приступ злости испарился, стоило ей вот так посмотреть на него. Не испуганно. Скорее как на идиота. Салфеток что ли ей еще предложить? Бестужев только собирается открыть рот для объяснения своей реплики и грубо прозвучавшей просьбы, как она его перебивает. — Добрый день. Извините, не разобрала, когда вы здоровались. — Так мило улыбаясь, совсем невзначай пытается ткнуть его носом в хамское поведение. — А вы кто? Она наглая. Какая-то слишком спокойная для юной девочки, на которую рыкнул здоровый мужик. Она бесячая. И она, сука, опять чихает! — Я тот, кто беспокоится о здоровье других людей. Хотите заразить коллектив накануне выставки? Ему не хочется говорить, что он хозяин. Пусть будет просто сердобольным, переживающим за других самаритянином. — Вы же не охранник, чтобы прогонять посетителей? — Ну, да. Вопрос был риторическим, конечно. Можешь не отвечать на него, Виктор. Но кто бы слушал голос разума в моменты, когда его СТОИЛО бы послушать. — А с чего вы взяли? — У вас нет бейджа сотрудника. Раздражение от лишенного логики диалога снова вскипает в крови. Она может просто уехать? Обычно Бестужев не срывается на людях, но чёрт… девочка оказалась не в том месте, не в то время. — Вы сейчас заразите всех присутствующих, вы понимаете? Белобрысая твоя головка соображает? Хоть немного? Она тяжело вздыхает. Смотрит на стол. Становится еще меньше, когда обхватывает себя руками. — Я же не специально. Жду друга. Через пять минут уйду. Друга она ждет! — Так ждите на улице! Девушка молча переводит взгляд на стеклянную стену и поджимает губы. Головой от удивления трясет. А, ну да. Питер, мать его! Там же ливень — не выгонять же её, в самом деле, под дождь. Просто выбесила его эта… их новый стажёр. — Знаете, что?! — она резво вскакивает с места. Это даже смешно — курносый нос едва достает до его груди, а она сурово смотрит. Точнее, ей, наверное, кажется, что сурово. — Столько раз я тут была, но впервые вижу в этом месте такого… такого… Вид её злости смешит. Явно старается подобрать какое-нибудь грязное словечко, отсутствующее в её лексиконе. — Подсказать? — он учтиво улыбается, вскидывая бровь. — Такого напыщенного индюка! Правда, он не собирался превращать это всё в фарс, но её попытка оскорбить… заканчивается взрывом его хохота. Бля-я-я… выдала так выдала… напыщенный индюк! — Вы что, идиот? — Тихое шипение и не слышно было бы за смехом, но он все же слышит. — О, вот так уже лучше. Попробуйте ещё. Говорят, третья попытка самая удачная. Приступ внезапного веселья заканчивается, когда девушка хватает со стола телефон и сумку. И снова чихает. За перепалкой он и забыл, зачем вообще к ней подошел. Точно. Как там её? Вероника? Нет. Что-то другое. Ва… Варвара? Пофиг. Девушке нужно пройти между ним, стеной и столом. «Ой, в ловушке», — легко считывается с миловидного личика. Поэтому донести до белокурой головки свою мысль будет проще простого: сейчас она точно его услышит. Виктор старается не рассматривать ничего ниже девичьей шеи — не собирается уподобляться ей. Не сдвигается с места ни на шаг, когда говорит. — Послушайте меня внимательно. Можете ждать вашего друга сколько хотите. Но если завтра мои сотрудники поголовно окажутся на больничном, клянусь, в галерею вы больше не зайдете. Чёрт! Фраза «Мои сотрудники» вырвалась непроизвольно. Редко он не контролирует речь и эмоции, но возвращение в родной город будто превращает его в несдержанного юнца, каким он отсюда уезжал. И стоит светлым бровям удивленно выгнуться, а губам приоткрыться в забавно-мультяшном немом «О», он резко разворачивается и уходит за свой столик. Выражение крайнего удивления на её лице доставило удовольствие, конечно. Но давить на девочку положением он не собирался. Просто хотел, чтобы она уехала домой. Перестала чихать на его сотрудников, которые сегодня и так совершили подвиг, обрабатывая весь этот поток кандидатов. В этом году всё обязательно должно пройти без косяков и неожиданностей. А наличие десятерых стажёров — почти стопроцентная гарантия косяков. Напыщенный индюк. Надо запомнить. Василиса подобрала прекрасное описание его управляющего, решившего вписаться в дурацкую программу. Василиса, точно. Он усаживается за свой стол — лицом к выходу. Раздражение больше не зудит под кожей. И даже зелёная жижа в кружке Саши не вызывает тошноты. А уже через пару минут наблюдает за тем, как девчонка в одной рубашке выскакивает под дождь и бежит в сторону парковки. Друг, видимо, приехал. — Саш, пришли мне сейчас её резюме и характеристику. Надеюсь, Василиса, в вашей милой головке есть хотя бы капля мозгов.***
Ｍｏｎｄａｙ， 22 ：15
Дом Бестужевых
С наступлением сумерек ливень заканчивается, открывая взору любого, кто поднимет голову вверх, полуночно-синюю высь. Чистый небосвод усыпан крошечными звездами, светящимися особенно ярко за городом. В коттеджном поселке хрупкая тишина нарушается лишь шуршанием колёс редко проезжающих машин. Окна однотипных частных домов рассказывают наступающей ночи сказку о чём-то тёплом и светлом. О семейном счастье с запахом вишнёвых пирогов и черничных кексов. Здесь, в этом посёлке, не водится пьянчужек-родителей и брошенных на произвол судьбы детей. Здесь нет матерей и отцов-одиночек, нет ни капли всего того, что он видел двадцать лет назад в Купчино. Внедорожник паркует у дома около одиннадцати часов вечера. Фары гаснут и двигатель замолкает. Мужчина выходит из автомобиля. Мотоцикла нет. Кай наверняка где-то развлекается и думать забыл о том, что брат приедет в этом году раньше, чем обычно. Бестужев ставит машину на сигналку, направляясь домой. Ужин с Екатериной прошел удачно, с мыслью о волонтёрах он примирился, а его кабинет вот-вот закончат ремонтировать. И он закроется там на весь месяц. В доме свет не горит. Точнее, горит только подсветка в кухне-гостинной. Кай, видно, счета за электричество и в глаза не видывал. Бросает ключи, глубоко вдыхая. Боже, как пахнет вкусно. Брат нанял домработницу? Чем он тут вообще занимался всё лето? После окончания универа мать должна была прекратить содержание брата. Но, видимо, все ещё переводила на его счёт своеобразные извинения за полное свое отсутствие в их жизни. Запах домашнего куриного бульона — в этом доме так никогда не пахло. Тут вообще редко готовили. Ладно, возможно, решение о найме домработницы стоит одобрить. Но график нужно поменять: не верится, что женщина тут торчит поздним вечером. Скидывает тренч и ботинки. Хочется сначала в душ и переодеться, потом спуститься на кухню. Но желудок завязывается в тугой узел, протестуя против выбранной последовательности. Ужин так ужин. Тем более, пока ест, сможет ответить на все накопившиеся за день сообщения. Он заходит на кухню, собираясь познакомиться с домработницей. Женская фигура в какой-то несуразной свободной футболке повернута к нему спиной: она стоит у варочной панели; высокая барная стойка скрывает всё, что ниже талии. — Добрый вечер! Ноль реакции. Какой-то бубнеж под нос. Кай что, нанял кого-то… не совсем здорового? — Добрый вечер! — в тишине дома его голос звучит грубее и громче, чем хотелось бы, но зато она слышит. Выдергивает из уха маленький белый наушник и оборачивается с улыбкой на губах. — Ка… — имя до конца она так и не произносит. Фа-а-а-ак. Это выражение лица он уже видел сегодня. Только глаза были красные. Сейчас простуда её не портит. О нет. НЕТ! Нет-нет-нет! Бестужев замирает у барной стойки, разделяющей зону кухни и гостинной. Дыхание замирает вместе с ним. Она же пятится назад — вглубь кухонного островка. Она. В футболке. Его. Брата. Несложно предположить, что, скорее всего, она в ОДНОЙ футболке. — Не может быть… — В этот раз испуг отчётливо слышен в девичьем голосе. Точно, Василиса. Именно! Не может, на хрен, быть!