Ｍｏｎｄａｙ， 23：10
У дома Бестужевых
Последний рейсовый автобус из поселка до ближайшей станции метро всегда совершал поездку вхолостую. В поздний час редко кто выезжал в сторону города, предпочитая тишину и уют сентябрьских долгих вечеров шуму тусовочного Питера. Но этим вечером пожилой водитель с удивлением наблюдал, как за автобусом, уже отходящим от остановки, бежала юная девушка. Конечно, он остановился, впуская единственного пассажира. Особа была очень молоденькой, растрепанной, явно чем-то расстроенной и в совсем ей не по размеру огромной кофте. Хотя, может и по размеру… кто их разберёт сейчас? Да и не дело старику-водителю совать нос в дела молодежи. Девушка всю дорогу ехала, прижавшись виском к стеклу. Экран ее телефона периодически светился, на что она не обращала внимания. Только один раз пассажирка что-то быстро напечатала, подержала пару секунд телефон в руках и сунула в карман толстовки, так и не отправив получателю долгожданный ответ.***
ЗА 7 ЧАСОВ ДО
Глоток теплого топленого молока согревает горло, а от жара стеклянной кружки чуть покалывает ладони. На маленьком журнальном столике у огромного углового дивана — открытые баночки с темно-коричневым мёдом и малиновым вареньем. Мокрая насквозь рубашка и брюки сохнут в ванне на втором этаже, а Василиса, переодетая в сухую мягкую футболку, кутается в тонкий плед. Дома у Кая тепло и в накидке, на самом деле, нет нужды, но ей так спокойнее. А он, кажется, всё понимает: принёс плед и оставил у дверей ванной комнаты вместе со своей футболкой. Они приехали домой к Каю минут пятнадцать назад. Промокшая до нитки, взбудораженная после неприятного разговора с хамоватым незнакомцем, раздраженная его правотой, ведь, в общем-то, Василиса прекрасно понимала, о чём он говорит и в чем её обвиняет, и в какой-то степени была согласна, ошарашенная его угрозой, она не обратила внимания, в какую сторону развернулось их такси. Они сидели на заднем сиденье, Василиса чересчур эмоционально рассказывала Каю о том, что произошло в галерее. Кай обнимал её за плечи и молча слушал гневную отповедь первые пять минут. Но на замечание о том, что, кажется, Вася имела несчастье нарваться на директора или владельца, или кого-то вроде того, парень сразу же ответил. — Вась, уверен, это был управляющий. Владельца там быть не могло, — пальцы на её плече напряглись и он сильнее прижал её к своему боку, — а на этого придурка не обращай внимания — слишком много на себя берет и пытается самоутвердиться за чужой счет. Она всё ещё часто чихала, но парня это совсем не пугало. Он продолжал обнимать, согревая, и Василиса чувствовала, как хорошо ей было рядом с ним. Тело Кая дарило тепло. А вот его слова разожгли огонь любопытства. — Почему ты так уверен в том, что это не владелец? Такси остановилось слишком быстро: до дома доехать они не успели бы. В окно Василиса ничего не видела — стекло заливали ручьи. Руки с её плеч исчезли. Кай немного отодвинулся. — Вась, про владельца… Я тебе кое-что расскажу. Только давай сначала зайдем в дом? Она тоже садится прямо. Водитель молча ждёт, когда парочка соизволит выйти. — Мы приехали к тебе? — Ага. Он выпрыгнул из салона под ливень. Держал дверь открытой. Конечно, это было ужасно — заставлять его ждать. Но за спиной красовался частный дом. Молодой парень не может жить один за городом в таком доме. А она не в лучшей форме для знакомства с его родственниками. — Кай… слушай, я не хочу ещё и на твоих родителей чихать. — Да забудь ты про этого придурка и его мнение! Идем! Тем более, у меня никого нет. Спустя пять секунд они, полностью мокрые, стояли в светлой прихожей в абсолютно пустом доме. Не было ни обуви на коврике у входа, ни верхней одежды на высокой черной вешалке, ни брошенных ключей или сумок на столике. Кай скинул куртку и ботинки первым. — Так, сейчас покажу, где кухня, туалет, ванная и всё такое. И высушим тебя. Он выглядел как ребёнок, радующийся тому, что мама разрешила привести в гости друга. Вася не могла поверить в это, но ответ на прозвучавший в следующий миг вопрос она знала заранее. — А с кем ты живешь? — Один. — Он улыбается, но Василиса слышит в голосе отнюдь не радость. — Вась, не переживай. Никто сюда не придет. — Ну что, уже лучше? — Кай заходит в гостинную, переодетый в домашние коричневые шорты и бежевую футболку. Мокрые волосы сушил полотенцем и теперь на его голове совсем не художественный беспорядок. Пряди растрёпанные и влажные. Он как домовёнок Кузя. — Да, — она и правда перестала чихать, — спасибо тебе. Василиса улыбается от собственных мыслей. Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал, что его — парня в рваных джинсах и берцах, не слезающего с мотоцикла — только что сравнили с самым милым мультяшным героем? — За что, Вась? — Кай плюхается рядом, а Вася ставит кружку на столик. — За банку мёда с молоком? Так их курьер привез. Она снова оказывается прижата к теплому боку. Глаза закрываются, а запах его парфюма укутывает так же, как плед. — Кай. — Мм? — он включает телевизор, но ей совершенно не интересно смотреть ни фильмы, ни шоу сейчас. — А где?.. — наверное, это не очень корректно прозвучит и Вася запинается на вопросе. Перестраивается на ходу: — Ты обещал рассказать про Destruction. И немного о себе. Её пальцы теребят край пледа, а сама она бормочет в пахнущую апельсинами ткань. Наверное, будь у неё более-менее нормальный опыт отношений, а не летняя лагерная дерьмовая влюблённость пятилетней давности, сейчас было бы проще. — А что ты хочешь знать? — Кай включает Вуншпунш. Господи, Вася! Успокойся, расслабь свои пальцы и отпусти уже эту тряпку. — Как получилось, что ты живешь один в огромном доме? И, ну… ты же закончил универ в июне, да? Знакомая с детства песня про формулу двойного зла так и подначивает подпеть. — Окей, я понял. По биографии, значит, пробежимся. Вася только жмется к нему, обнимая его торс. Чувствует, как он улыбается ей в макушку и гладит по спине, не опуская ладонь ниже талии. — Предупреждаю, у меня не такая идеальная семья, как у тебя. И я буду материться. И… — он на пару секунд замолкает. — Если честно, я не знаю, с чего начать. Можешь задавать вопросы? Блин, она же еще не понимает толком, что можно спрашивать, а что лучше оставить нетронутым до того момента, пока он сам не захочет рассказать. — Ну… начни… расскажи о маме, например. Как её зовут? Или про отца что-нибудь. Кай молчит. От глубокого вдоха его грудь поднимается. Видимо, история намечается не самая светлая. Обнять его покрепче в этот момент — правильное и само собой разумеющееся. — Про мать, значит… — Кай хмыкает. Слово «мать» в его исполнении неприятно режет слух. — Моя мать — эталонная шлюха. Сплюнутое. Брошенное. Резкое. Болезненное, пусть он и старался произнести резче. Безразличнее. От выдоха его грудь и плечи опускаются, словно тяжесть четырёх слов давит на Кая неподъёмными валунами. Признание зависает в воздухе наточенным клинком, готовым опуститься на его голову. Понимает ли он, каким уязвимым выглядит в этот момент? Она не знает. Но сердце щемит от его слов и лица, лишенного уже привычной улыбки. Моя мать — шлюха. Моя. Мать. Шлюха. Как же он презирает эту женщину. — Своего первого ребёнка родила в восемнадцать. О её жизни тогда я ничего не знаю. Знаю, что моего папу она охмурила, когда брату было уже одиннадцать. Точнее… она залетела мной. Развела на брак. Отец принял её первого ребёнка и признал меня. Когда мне было лет десять или около того, она бросила всех нас ради очередного оленя с кошельком побольше, чем у отца. После смерти отца она периодически кидает мне на счет бабки и присылает смс с поздравлениями на Новый год и День рождения. От его глухого, сухого голоса не по себе. Это не его голос. — О папе… — он прочищает горло. — Отец умер, когда я учился в старшей школе. Сгорел от рака в пятьдесят семь. Он был архитектором. Супер крутым архитектором, вообще-то, и супер крутым мужиком. Знаешь, никогда не понимал, как такой, как он, мог купиться на мать. Он был трудоголиком, прожившим последние дни на работе, но вырастил меня и брата, — смешок прерывает речь на мгновение. — Витя вообще стал его гордостью. Кай замолкает. А она не шевелится. Просто… нужно пару секунд, чтобы переварить услышанное. Витя. Значит, их двое… От этой мысли становится легче. — Спроси ещё что-нибудь, пожалуйста. — Где брат сейчас? — В Берлине. Он там работает. А сюда приезжает в сентябре-октябре для работы над выставкой, разбирает вопросы, которые копятся за год и учит неразумного младшего братца уму-разуму. Потом опять сваливает на год. — Давно вы в таком режиме живёте? — Как я в универ поступил. Получается, уже пятый год. Приезжает в сентябре-октябре. Для работы над выставкой. — Кай… так он… твой брат, значит?.. — Да. Он создатель и владелец галереи. Так что поверь, я точно знаю, что на него ты нарваться не могла: до его приезда ещё неделя. А на управляющего не обращай внимания: он у них ебанутенький какой-то. Серия мультфильма заканчивается. Загружается новая. И снова песенка, снова знакомые строчки и мелодия из детства, а они так и сидят, прижавшись друг к другу. Двигаться не хочется. Кажется, дождь прекратился. Теперь на улице холодно и тихо, а гостиная, освещенная лишь экраном включенного телевизора, медленно погружается в вечерние сумерки. — Не могу поверить, что я тебе всё это вывалил. — Звук приглушенный, задушенный. — Хочешь, расскажу про… ммм… друзей и планы на ближайшее время? Василиса помнит его рассказ про друга и какой-то клубный бизнес, к которому Кай должен присоединиться. Подробности могут немного подождать, да? — Хочу. Но давай серию досмотрим? Люблю её с детства. Кай молча добавляет громкость. Чуть сползает по мягкой спинке дивана, полуложась. Вытягивает ноги и, кажется, расслабляется. Доканала своими расспросами, Никольская. — Спасибо, — выдохом в его футболку. — А сейчас-то за что? За то, что ты такой. Такой, о котором можно было только мечтать. Но вслух она ничего не отвечает.***
Тёплая ладонь с её плеч неторопясь поднимается выше. Пальцы путаются в распущенных прядях, и вот уже подушечки легко касаются кожи, путешествуя по шее и выше, поднимаясь к затылку. Мурашки от места соприкосновения бегут по позвоночнику вниз, вызывая легкую дрожь, когда его ладонь ложится на голову. Легко, даря такие невесомо-нежные прикосновения, от которых трепет рождается внизу живота. Он её гладит. По голове. По волосам. Гладит и гладит. Пока сумерки не окутывают комнату полупрозрачной дымкой, а за окном не начинают мелькать лучи от фар проносящихся мимо машин. Все торопятся по домам, а ей кажется, что она уже дома. Почти не меняя положения слегка поднять голову. Тут же столкнуться с внимательным прищуром голубых глаз — Кай реагирует на каждое её движение. Несчастные сантиметры между ними — и он только смотрит. Смотрит так пристально, словно в небесной голубизне, тщательно сокрытое, плещется отчаяние. Или что это? Грусть? С чего бы? Откуда ей взяться сейчас? Василиса никогда не целовала первой — он дает шанс. И стоит только решиться, Кай едва заметно улыбается. — Вась, тебе надо посп… — Опереться о его плечо ладонью, другой всё ещё придерживая края пледа у груди. Чуть-чуть отодвинуться, выпрямляясь. Разворачиваясь к нему. Тихое «поспать» оседает на её губах сладким теплом, таким необходимым в этот момент. Им обоим. И обнять за шею, притягивая к себе — он ведь поддается так легко! Закрыть глаза. Коснуться уголка его губ, не размыкая своих. Это даже не поцелуй. Совсем легкое скольжение. Губы к губам — она сама себе напоминает жмущегося к хозяину котёнка. Он в этот миг — точно статуя. Пальцы в её волосах замирают, а на бедре горит легкое прикосновение не сдвигающейся ни на миллиметр ладони. Кай, кажется, дышать перестал. А она, наоборот, дышит не воздухом. Теплом чужого тела и сладким запахом туалетной воды. Её приоткрывшиеся губы. Выдыхая, обхватывает его нижнюю губу. Медленно проводит языком. В ушах — шум собственной крови, а на губах — головокружительный вкус его кожи. Кай отвечает на поцелуй не так, как раньше: трогательно, мягко и нежно. Неторопясь и почти невинно. Слегка оттягивая нижнюю губу, всасывая, будто пробуя на вкус первый раз. Легко прикусывая и тут же невесомо целуя. Не то, чтобы нежность была ему чужда, но сейчас он просто другой. — Ты теперь такая же сладкая, как мёд. — Прямо в губы, так, что его улыбку можно почувствовать. И что-то внутри переворачивается. Кувырком, с ног на голову. Василиса хватается за его плечо так сильно, чтобы только не отпускать. Прижимается всем телом, вырывая глухой стон из его горла. И вместе с этим звуком он словно оживает. Выходит из транса. Пальцы на бедре и в волосах сжимаются. В миг их невинно-легкий поцелуй он превращает в настоящий. Настойчивый. Такой, от которого мурашки по спине. От которого и прекрасно, и страшно одновременно. И жарко, и холодно. Холодно. Потому что прямо сейчас, он отрывается от её губ. Покрывая поцелуями шею укладывает Василису на спину, устраиваясь сверху. Сдергивает с неё плед. И страшно. — Эй, не надо пока. — Шёпот такой тихий, совсем не слышен за его сбившимся шумным дыханием, уже опаляющим ключицы. Руки изучают контуры тела. И одна ладонь останавливается на голой коленке. Её же пальцы цепляются за еще влажные пряди, чуть оттягивая. Пытаясь оторвать от своей шеи. — Кай… Рука, давящее на колено, быстро приводит девушку в чувство. Как это вообще вышло? Её дыхание сбивается, потому что Вася понимает: остановить его сейчас придется не словами. Она не хочет. Пока ещё нет. Прости, Кай. Но нет. — Стой… — Василиса хватает за плечи парня. Отталкивает. Со всей силы. Резко дергает ногой, сбрасывая его руку. — Я сказала нет! И в миг становится холодно — Кай отскакивает от неё так быстро, что Вася не понимает, как он вообще это сделал. В секунду оказывается на другом конце дивана. Она хотела просто притормозить, но он отреагировал так остро. Румянец на скулах, встрепанные белоснежные волосы и потерянный взгляд, мечущийся от ее ног к лицу. И обратно. Ей почти стыдно. Ей! — Бля… я… Вась, прости! — он сильно жмурится. — Пожалуйста!***
Твои детские страхи смешны. В конце концов, Кай не придурок. Да, Вася? Да? Так какого лешего ты ломаешься? Но мозг вот уже лет пять не мог побороть животный, почти осязаемый дикий страх — снова доверить свое тело кому-то ещё. То, что произошло сейчас было для неё и так рекордом в игре под названием «доверие». — Ты тоже прости… Просто, я пока не… — пока до ужаса боюсь, Кай. — Пока не могу. Кай все еще сидит в паре метров от неё. Откидывается на спинку. Сгибает ноги в коленях, упираясь пятками в край дивана. Руки расслабленно лежат на коленях, а он выравнивает сбившееся дыхание. — Ты не должна извиняться, просто… — шумно вздыхает. — Думал, это проще. Его слова — укол. Не больно, но неприятно. Василиса ничего не отвечает. Подбирает плед и снова укутывается. Встает с дивана. Надо проверить, высохла ли одежда. И собираться домой. — Вась! Подожди! — Он подскакивает и в пару шагов оказывается рядом. Не трогает. Вскидывает руки в провинившемся жесте. — Я не то имел в виду. Да ладно? Что тут можно ещё иметь в виду? Василиса уверена — по её лицу он легко может угадать степень скептицизма. — Просто… ты слишком… — Кай улыбается и всё же кладет руки на её предплечья, укутанные пледом. — В смысле, хорошенькая. Я хотел сказать, что ты… Вась, не уезжай, а? Ей и самой не хочется возвращаться в свою квартиру, но он же понимает, что тогда придется решить ещё один вопрос? — Только я не буду, — господи, а можно щеки не будут краснеть сейчас?! — спать с тобой. В смысле не буду спать с тобой, пока я в одной футболке, полураздетыми, в одной кровати в пустом доме — у тебя слишком быстро сносит крышу. Кай впервые за этот вечер становится сам собой: криво улыбается, а в глазах снова пляшет веселье. — Весь дом в вашем распоряжении, мисс! — Он кивает на лестницу. — А если серьезно, можешь лечь у меня. А я тут. Или наоборот, как скажешь. Телеки, кухня, можешь даже воспользоваться джакузи. — А что на счет ужина? — Вася бросает взгляд поверх его плеча. В сторону кухонной зоны. Прекрасной, светлой, блестящей, нетронутой кухни. Которой, видимо, пользовались очень редко. Он отступает и забавно морщит нос. — Ну… я обычно не ем дома. Мы с другом вечерами ужинаем в каком-нибудь из его баров. — Я-я-ясно, — Василиса тоже улыбается в ответ. — Ну, хоть что-то же должно быть в твоём холодильнике? Она не ела весь день. Аппетита не было из-за переживаний и простуды. Но теперь, когда Васе стало легче, желудок сжался в комок, напоминая о необходимости покормить истощённый организм. — Вась… лучше не надо. — Кай перехватывает её взгляд, тоже оборачиваясь. Румянец снова возвращается на его скулы. — Почему? Там чей-то труп? Василиса всё же направляется в сторону кухни, к холодильнику. Кай — за ней. — Хуже… Хм. Василиса открывает дверцу под подозрительное молчание. Да тут даже есть сковородка с чем-то… ФУ!!! Ее визг слышали, наверное, все соседи, а стены дома чудом не затряслись, когда она хлопнула дверцей холодильника. — ФУ, блин!! КАЙ! Что за?! В холодильнике Кая был не труп. Неизвестная науке форма жизни завелась в сковородке с чем-то, что уже никогда и никто не мог бы идентифицировать, как пищу.***
Они ужинают пиццей, что привезли к восьми. Смотрят мультики и много разговаривают о будущем. К десяти часам вечера Кай засыпает перед телевизором в гостиной, а Василиса решает, что завтра, когда парень проснётся, он не будет против домашней еды. Ему должно понравиться. А доставка продуктов ещё работает. Сюрприз будет приятным, готовить она любит, спать совсем не хочется — так почему нет?━━━━━━━━━━━━━
Мне с тобой хорошо, но а в общем… а в общем, прости. Я не тот, кто тебя донесёт на руках до такси, Даст водителю денег и скажет: «верни её завтра».
© Marshak