Ｗｅｄｎｅｓｄａｙ， １6：4０
Один из клубов Кирилла Воронова
— Ты сегодня как с цепи сорвался! — ржет за спиной патлатый приятель-барабанщик, наблюдая за ловко спрыгивающим со сцены Каем, наспех бросившим скомканное «всем пока, до вечера». Бестужев показывает фак товарищу и, не оборачиваясь, уносится в крохотную обшарпанную каморку, где на засаленном диванчике валяются его байкерская куртка и шлем, на полу разбросаны бутылки из-под энергетиков, а в углу стоит неработающий огнетушитель и коробка с каким-то барахлом. Кай торопится. Кай, черт возьми, очень торопится! С утра, как только разговор с братцем закончился пролитым кофе и чувством вины за свои резкие слова, которые он сдуру наговорил Вите, все пошло наперекосяк. Кай попал в пробку, которую не объехал бы даже на мотике, и опоздал на репетицию кавер-группы в клуб. А на репе Кай безбожно лажал. Казалось, что телефон то и дело вибрировал от сообщений. Но как только парень отвлекался на него, доставал из заднего кармана джинсов, так сразу чувствовал себя последним идиотом. Экран был чёрен и пуст. Ни одного уведомления. И пусть с Васькой они назначили час и место свидания, пусть девчонка, кажется, уже не дулась и не обижалась, быстро и бодро отвечала на сообщения, в душе Кая поселился тот самый мерзкий червь сомнений, разъедающий оболочку его непомерного эго и самовлюбленности изнутри. И ведь дело было не в Никольской. Дело было в смс-ке от брата, что прилетела два часа назад. Когда Виктор прислал фотку женской белой рубашки, все еще висящей на полотенцесушителе в их ванной комнате с подписью: «Она мне глаза мозолит. Отдам твоей подружке в галерее, но, будь добр, дальше занимайся подобным сам», Кай решил, что черт с ней, с договоренностью о встрече у Иссакия. Он заскочит в галерею и заберет девчонку оттуда. А после Василису Никольскую, конечно, исключительно в целях профилактики, ждет занимательная, но отнюдь невеселая история про ее любимую галерею и её владельца. Достала. Пора уже развеять ее очарование эти местом.Ｗｅｄｎｅｓｄａｙ， １6：50
Конференц-зал Destruction
Вася стоит посреди конференц-зала и смущенно прячет улыбку. Смущается не от того, что ей хлопали, а от того, что узнала о себе: ей нравится! Нравится быть в центре внимания и нравится видеть удивленный взгляд человека, которым она в тайне восхищается. Голова все еще как в тумане, и девушка смутно осознает, что выдала все свои скудные познания в сфере управления, а их оценили! Ну, приятно же! А после фразочки Бестужева и вовсе нет желания дуть губы и носиться со своей обидой как курица с яйцом. Решила же в этом году использовать все возможности на полную катушку. Так вперед! — Нет-нет! Желание есть! Паренек слева неумело маскирует неприятный лающий смех под кашель, но помня слова Виктора Александровича, быстренько сводит неуместные смешки на нет. Капец! Прозвучало, наверное, не очень. — В смысле вопрос есть… — быстро исправляется, со всей силы стараясь не скорчить рожицу и не зажмурить глаза. — Я понял, Василиса. — Ее имя звучит красиво в исполнении мягкого мужского голоса, лишенного присущего ему обычно яда сарказма или злости. — Будет здорово, если вы перестанете волноваться. Я серьезно. Нет ни одной причины переживать или бояться. И ого! Кто бы мог подумать, что этот человек физически способен на пусть и слегка нахальные, но подбадривающие улыбки и вполне нормальный миролюбивый диалог?! Никольская переводит дыхание после своего звездного выступления и снова собирается с мыслями, стараясь игнорировать факт того, что, кажется, когда Виктор не ведет себя как мудила, разговаривать с ним довольно интересно и приятно. Не часто ли слово «приятно» всплывало в ее голове за последние пару минут? Ладно. Над этим она подумает позже. Наедине с собой, вечерком, за закрытой дверью в свою комнату. Возможно, все дело в том, что ей в целом просто нравится здесь находиться. И вот сейчас нужно как-то начать, подвести к вопросу. Признаться ребятам из ведущих ВУЗов страны, явно не приехавшим из далекой южной провинции, лощеному Александру и Виктору в том, что для нее все это — новый удивительный мир. Василиса смотрит прямо на собеседника, когда начинает: — Впервые в галерее я побывала в день ее открытия. Мне было семнадцать. Я приехала из маленького городка, где в то время фраза «интерактивная выставка Ван Гога» ничего не значила. Ну, знаете, просто увидела буклет и пришла сюда в надежде скоротать время, пока отец был на встречах с партнерами. Она говорит чистую правду и с каждым словом словно чувствует себя… Свободнее? Неловкость и зажатость постепенно отпускают, уступая место в груди крохотному разгорающемуся огоньку любопытства и зарождающейся уверенности в том, что все получится. И пусть в голове настойчиво нудит голос разума, подозрительно похожий на голос матери, требующий поговорить о выстраивании бизнеса, она, споря сама с собой и мамой, подводит совсем к другому. К ничего, по сути, не значащему, бесполезному вопросу, который, однако ж, не давал ей покоя года три. — Вы были здесь в день открытия? — Виктор Александрович выпрямляется, отлипая от стены. — Да. Да и если честно, я еще тогда влюбилась в галерею. В здание, в парк, в побережье, в атмосферу, что царит здесь. И в картины. Целый зал был посвящен вашему творчеству. Там были наброски здания, чертежи, зарисовки городских улиц, людей, за которыми вы точно наблюдали. Мне так понравилось находиться здесь! Понравилось настолько, что я и сама влюбилась в ту девушку… — погруженная в собственные воспоминания она, увы, не замечает перемен в лице того, кем так искренне восторгается. — Да, точно! Больше всего меня поразили портреты… — БАХ! Звук глухого удара прерывает ее оды его таланту: это Александр роняет телефон — тот приземляется у носков блестящих коричневых лоферов. Молодой человек подхватывает мобильный с пола, вертит его в руках и бубнит, не глядя на Никольскую: — Простите, продолжайте… Василиса только намеревается задать-таки вопрос, как снова ее бесцеремонно перебивают: — Не стоит продолжать. Я догадываюсь, к чему вы ведете. — Непонятно откуда взявшиеся нотки надменности в ответ на ее ничем неприкрытые искренние восторги режут слух. — Но, по-моему, Василиса, вы просто видите волшебство там, где его нет. Виктор Александрович стоит прямо, сложив руки на груди, и выглядит совсем не как человек, которому только что отвесили тонну комплиментов: от его кривоватой улыбки не осталось и следа — ее место заняла ухмылка, что тянет вниз уголки губ и портит его лицо прорезью двух тонких морщин у губ. Серьезно?! Что такого она сказала?! Видимо, Виктор считывает вопрос в ее взлетевших в ответ на его реплику бровях и глазах по пять рублей. Он шумно выдыхает, засовывает руки в карманы брюк. Сжимает губы в тонкую линию, а через несколько секунд, запинаясь так, что становится слишком заметно, как тщательно он подбирает слова, продолжает: — Вы… Не боитесь разочароваться, Василиса? Поймите, видеть что-то со стороны, с точки зрения посетителя, всегда приятнее, чем знать пр… — и словно перестраивается на ходу: — Вы же наверняка знаете, как много недоработок и проблем часто кроется за фасадом? Ну надо же! Как метафорично и поэтично завернул! Неужели и правда бросил рисовать из-за банального желания избежать «проблем и недоработок»?! Неужели отец прав? Неужели, блин, невозможно «заработать на жизнь творчеством»? Неужели и правда всегда придется выбирать между мечтой и действительностью? И ничего с этим не сделать? Пусть наивно и по-детски, пусть глупо, но как же не хочется в это верить. Виктор быстро поджимает губы, и на миг кажется, что на этом все. Вася едва заметно машет головой, пряча невеселую усмешку. — Поэтому вы перестали работать с реальностью? Бросили ради… — она жмет плечами, — …не знаю, выгоды? Или как еще объяснить вашу переквалификацию последних лет? Ну, пожалуйста. Скажите, что это не так. Тяжелый стальной взгляд мог бы пробурить в ней дыру — только вот она и сама умеет играть в гляделки не хуже. На долгую бесконечную минуту конференц-зал погружается в звенящую тишину и даже шепотки ребят стихают. Бестужев молчит. Хмурится, смотрит испытующе, будто в ожидании ответа на какой-то незаданный им вопрос, и молчит. Да как же он не понимает! Как не понимает, что крайне важно знать правду! Что его слова могут повлиять на всю ее дальнейшую жизнь. На несколько жизней! Что для всех находящихся тут студентов он стал примером, вдохновением и воплощением того, к чему хочется стремиться. Василиса делает крохотный шаг вперед, глядя прямо на Виктора. — Виктор Александрович, я была здесь в день открытия! — Они словно поменялись ролями, и теперь Бестужев зажат между ней и кухонным столом в неловкой ситуации. Но ей вовсе не хочется мстить или ставить его в неудобное положение. Ну, почему он зарывает свой дар, почему прячет его ото всех? Зачем?! Какая несправедливость! Будь у нее хоть толика его таланта, крупица его возможностей, частичка его мира, ни за что бы так не поступила сама с собой! — Я обошла все залы по кругу раза три. В том числе и тот, который знакомил посетителей с вами. Еще один шаг вперед чуть больше, и она останавливается. — Я видела, у меня даже есть пара фотографий… Я видела проекты, чертежи, наброски, рисунки. В них отражалась история: от идеи до воплощения Destruction в жизнь. Целая стена полностью посвящалась галерее. Но другие, то, что там было — это просто… Это было очень красиво. Я могу показать всем, если можно подключиться к проектору? — Вася бросает взгляд на управляющего, но Саша и рта раскрыть не успевает. — Нет! Не нужно! — Виктор возвращает себе ее внимание категоричным отказом. Не хочет видеть те работы сам? Или не хочет, чтобы их видели другие? Но ведь в день открытия картины были выставлены. Значит, что-то изменилось? И дело не в деньгах? — Так почему Destruction — единственное, что вы создали в реальности? Почему после перестали работать с настоящей реальностью и ушли в выдуманную? Василиса не замечает, как дергает коленом, как тон ее голоса меняется, звенит и дрожит от напряжения, как Александр трет переносицу, как ребята о чем-то снова перешептываются. — Почему вы перестали рисовать?! Уф! Аж легче стало, когда эти слова наконец-то оказались произнесены вслух. — Выдуманную реальность? — Я не сильна в терминологии. — Она закатывает глаза в ответ на придирку. Мужчина опускает голову и пару секунд смотрит в пол. Снова усмехается своим мыслям, и желание залезть в мозг к этому странному человеку и откапать все ответы едва не приводит ее к очередной порции вопросов. Но Виктор снова опережает ее. Его речь кажется поначалу очень точно выверенной и по-учительски строгой. — Рад, что все-таки спросили прямо. Но для начала: я не считаю компьютерные игры, проекции, инсталляции и все, что вы можете увидеть в галерее, выдуманной реальностью. Но то, как вы это назвали, — думаю, «выдуманная реальность» дает больше возможностей для фантазии и творчества, чем традиционное творчество в вашем понимании. — То есть дело было не в материальной стороне вопроса? Не в деньгах? — И после ее невинного вопроса Бестужев неверяще моргает. Хах! И кто там не хотел спрашивать про деньги двадцать минут назад? Не она ли? — В деньгах? Причем тут?.. Вы же сами перечислили все источники заработка. Вы не хуже меня разбираетесь в финансировании и способах монетизировать… Шумно выдыхает и одной рукой взлохмачивает волосы, и Вася замечает, что он сейчас очень напоминает Кая, когда тот теряется. Только вот она готова поклясться, что Виктор не растерян. Скорее сосредоточен и слегка обескуражен. — Василиса, я могу создать целый мир Атлантиды и ее жителей для игры. Могу посреди пустой комнаты сделать иллюзию морского дна! Черт, да я могу перенести вас всех в любую точку планеты, в космос, в любой мир, который только можно вообразить! — Вася слушает, затаив дыхание, вспоминая все те видео с японских выставок инсталляций, что пересматривала на днях. Он же, напротив, переводит дыхание после столь неожиданно эмоциональной речи. Бросает мимолетный взгляд на стеклянную стену и снова на нее: — Разве это не… Не знаю… Не более захватывающе, чем те несчастные рисунки, о которых вы говорите? Более захватывающе? «Могу создать мир Атлантиды». Да! Это звучало очень захватывающе. Чудесно. И ни слова об этом чертовом бизнесе! — Неужели этого мало? Что такого вы увидели в тех работах? Ощущение, будто она одержала победу в важном споре с самой собой и со всем окружающим её миром. Просто вау! Чертовски приятно! И опять это слово. При-ят-но. Василиса могла бы ответить и хотела это сделать, но за спиной ребята уже недовольно ворчат в ожидании своей очереди, и нет никакого желания в первый же день испортить отношения с теми, с кем предстоит плотно работать весь следующий месяц. Но не поддеть по-доброму, не закончить этот то ли спор, то ли один из самых увлекательных диалогов за последние месяцы дружелюбной улыбкой, без слов предлагающей мир, она не может. — Хотите сказать… — Василиса легко улыбается мужчине, чувствуя, как щеки чуть горят от точно выступившего румянца, — …Вы видите волшебство в технологиях, так? Виктор Александрович с беззлобной усмешкой вскидывает брови, и ей кажется, что он принимает неозвученное предложение о перемирии. Щекочущая, лёгкая радость от хорошего финала их нехорошей истории знакомства зарождается в груди. А улыбка ее — уже самая искренняя, настоящая. — Простите, но… Василиса, и всей лекции не хватит, чтобы дать исчерпывающий ответ на эти вопросы. Мы и так уже отняли много времени у остальных. А это непозволительная роскошь и некрасиво, не так ли? В серых глазах — впервые с момента знакомства — искреннее сожаление. Может за несложившуюся первую встречу, может за тот скользкий вечер на кухне или, правда, за то время, которого у них попросту нет на этот разговор. Непонятно. Но тоже отчего-то жаль. И вроде она ничего не сделала, о чем стоит сожалеть, но все же — жаль. Не за затянувшийся диалог, а просто так. Горькое на вкус ощущение. Василиса ненавидит горечь. Она только собирается поблагодарить за честность и тот ответ, что получила, и закончить общение на дружеской ноте, как помещение оглушает мелодия звонка. Вибрирует и звенит её телефон, брошенный на стуле. Василиса быстро оборачивается, слыша со стороны входа хриплый смешок. А в следующий миг все резко меняется. Будто время разворачивается на сто восемьдесят градусов — вспять. Она замечает, как Виктор переводит взгляд за ее спину. Вскидывает подбородок, выпрямляется и уверенно, твердо, сухо продолжает, перебивая звук телефона: — По итогу общения с вашей коллегой у меня есть обращение ко всем. Если сочту, что вопрос касается тех немногих личных тем, о которых я не готов рассуждать на широкую публику, вопрос аннулируется. Таких тем немного и, поверьте, надо очень постараться, чтобы спросить что-то подобное. «Личные темы». «Не готов рассуждать». «Что-то подобное». В растерянности она тяжело сглатывает. — Надеюсь, опыт Василисы никто не повторит. Губы слегка приоткрываются, а душа со свистом несется куда-то в пятки. Телефон замолкает. Василиса вновь видит перед собой того самого Виктора Бестужева у барной стойки на темной кухне. Видимо, настоящего Бестужева. А не того, кем он прикидывался последние полчаса, непонятно чего от неё добиваясь. — А в остальном, добро пожаловать в Destruction.Ｗｅｄｎｅｓｄａｙ， １7：00
Приморское шоссе
Черт! Камера! Штраф обеспечен. Кай гнал мотоцикл по Приморскому шоссе со скоростью, явно превышающей разрешенную. Черная кожаная куртка, перчатки и шлем спасали от свистящего ветра и пронизывающего холода, что был неизменным спутником высоких скоростей. Парень неотрывно смотрел на дорогу, и чувства и мысли его, и так спутанные в клубок противоречий, кажется, запутывались все сильнее и сильнее. Кая здорово напрягало то, как остро он стал реагировать на девчонку, выбранную Вороновым для спора, на которую сам бы он в жизни не обратил внимание. Впервые увидев ее фотки у Карины в телефоне, Кай твердо был уверен, что его ждет пара недель красивых ухаживаний, скучный пресный перепихон, ну, может парочка перепихонов, если девчонка окажется не совсем уж монашкой, и фотки в обмен на переоформление клуба на Васильевском острове в его собственность. На Ваське… Хах! Кир — гребаный шутник. Да, определенно пугало, как быстро Никольская просочилась в его сумбурную жизнь и начала наводить в ней порядок, расставляя мысли, до этого болтающиеся в голове то тут, то там, по местам. Пугало, напрягало, будоражило и, вот же гадство, нравилось! А Кай с детства привык получать то, что ему нравилось.Ｗｅｄｎｅｓｄａｙ， １7：40
Конференц-зал Destruction
— Верите или нет, но в моем детстве не было ничего необычного. — Виктор Александрович весело отвечает на последний вопрос, принадлежащий светленькой девочке по имени Оля. — Серьезно! Я не был пятилетним Пикассо и вообще не был юным дарованием из разряда тех, что не могут самостоятельно завязать шнурки, но орудуют карандашами как академики со стажем. Как же он ее бесит! Значит, вопрос о детстве не счел той самой темой, на которую не готов говорить публично? Наложил табу только на картины? И улыбается еще так миленько. Беситбеситбесит! Бесит заискивающе моргающая девчонка, бесит мило улыбающийся Бестужев, бесит удушающий воздух, переполненный запахами парфюмов и остывшего кофе в картонных стаканах, бесит луч яркого солнца, что светит прямо в глаза! Все бесит! — Мне пришлось рано повзрослеть и научиться заботиться о себе самостоятельно. Скажем так, у меня, точнее, моей семьи, не было возможности отдать меня в художественную школу. До десяти лет я скакал с бандой таких же сорванцов по крышам гаражей на окраине города. Вы только посмотрите! Не было у него возмож… Мысль прерывается, когда в голове всплывают слова Кая: «Моя мать выскочила замуж за отца, когда Вите было десять». А, точно. Да. Они же не родные. Никольская смотрит на улыбающегося черноволосого мужчину, что сидит в паре метров от нее прямо на краю сцены, по-позерски проигнорировав стул рядом с Александром, — откуда-то взявшийся неприятный ком в горле не дает сглотнуть. Та женщина, вроде, родила Виктора в семнадцать-восемнадцать. То есть она была даже младше Василисы сейчас. И как только решилась? По глупости что ли? А с другой стороны, если бы его мать не решилась?.. Это так странно: смотреть на кого-то и знать, что его могло бы не быть. Вообще не существовать. Вот окажись она на месте той девушки, то что?.. «Ты и так знаешь, что. Какие тут могли бы быть вопросы? Да мать тебя бы сама за ручку к врачу отвела, Вася. Как вообще можно вырастить ребенка в семнадцать, когда ты сама ребенок? Ребенок растит ребенка, да еще и в нищете, судя по всему». Василиса тихо выдыхает через рот — раздражение из нее выходит вместе с углекислым газом, и она, будто воздушный шарик, сдувается. Моргает несколько раз и головой машет. Ерзает на стуле, чувствуя, как тело ломит от длительного сидения. — Ваши родители много работали, да? Ваш отец в те годы бюро создавал? — Оля задает еще пару вопросов, которые Василиса слышит как сквозь толстый слой ваты. Душно здесь. Поскорее бы выйти на улицу. Проветрить голову и подышать. Это все эмоциональные качели — они выматывают. За последний час испытала столько эмоций, сколько обычно и за день не чувствовала. От обиды и злости до восхищения и радости. А потом опять по кругу — от злости до сочувствия. — Да-да, очень много. И, думаю, нам всем стоит взять с них пример. Вышла неплохая беседа, но пора вернуться к делам. Никольская смутно понимает, что Александр перехватывает инициативу у Виктора. Звучат шаблонные слова про закончившуюся на сегодня лекцию, про следующую встречу и ближайшие планы. И вот уже шорох одежд переплетается с веселым разношерстным гомоном голосов, смехом и галдежом, обсуждением состоявшегося знакомства. Вася молча, за секунду, подхватывает тренч и сумку. И первая выбегает из зала. Каблуки отстукивают по мрамору пола — гулкий звук отражается от высоких стен коридора. Длинный коридор. Прямо, прямо и налево. Выход в огромный холл с кафетерием. Еще несколько секунд — автоматические распашные двери хочется пнуть! Чтоб не так плавно открывались. Пара шагов — вот он! Осенний, прохладный, свежий. Пропитанный ароматом хвои и побережья. Василиса останавливается в паре метров от выхода. Прикрывает глаза и глубоко дышит. Несколько выдохов — и ее отпускает. Будто кислород омывает изнутри, очищая от тошноты и тяжести в голове, от странных мыслей и душных спутанных эмоций. Перед встречей с Каем еще есть немного времени и, думается ей, неплохо бы взять стакан чая и прогуляться до воды, чтобы окончательно привести себя в чувство. — Василиса? — И сердце спотыкается. О нет! Нет-нет-нет! Хватит с нее на сегодня! Вася резко открывает глаза. Ее имя окриком звучит за спиной. Гравий дорожки подозрительно хрустит громче с каждой секундой. Идите вы, Виктор Александрович, куда подальше! А впрочем, проще уйти самой. Что она и делает, бодро стартанув в сторону выхода. Сердце стучит быстрее, когда Вася понимает, — этот индюк идет следом. — Да постой ты! Да иди ты к черту! Учись понимать язык жестов и намеков! И даже осознавая, что идея провалится, она все же срывается на бег. На такой быстрый, на какой только способна. Гравий под мягкой подошвой туфель хрустит, полы легкого пальто развеваются, а волосы выбиваются из пучка. Ненормальный, какой-то странный адреналин — как на мотоцикле — захлестывает тело, вытесняя все мысли. — Ты что, серьезно?! И едва не задыхается от возмущения, когда ее ловят за шиворот пальто! Как глупого ребенка, как котенка какого-то! — Вы!.. Она резко останавливается, сбивчиво дыша. Бестужев отпускает бежевую ткань. Останавливается рядом, наблюдая, как она поправляет пальто и пытается отдышаться. — Дай угадаю. Напыщенный индюк? Василиса бросает на него сердитый взгляд, но уже не особо надеясь, что до него дойдет ее нежелание общаться в данный момент. — Господи, ты что, астматик? — Нет. — Все вообще-то не так плохо — он преувеличил. Просто немного сбилось дыхание. — Всего лишь прогуливала физ-ру всю жизнь. — Ты и прогуливала? — Виктор Александрович, вы что хотели? — Поговорить. Нормально поговорить, Василиса. — Ого! Ничего себе! И чем это я заслужила подобное снисхождение? Да, разговаривать так с руководителем руководителя не лучшая затея, но такие, видимо, понимают только тот язык, на котором общаются сами. Только вот следующая его фраза и реакция вводят в настоящий ступор: Виктор удивленно вскидывает брови и усмехается. — Да что ж ты такая агрессивная натура, а? Агрессивная. Она. Никольская ждет полминуты. Ведь он шутит? Снова ирония, кажущаяся забавной ему одному? Только вот Бестужев молчит и словно правда ждет ответа. Да ну нафиг. — Я?! Я агрессивная? Из нас двоих вы действительно считаете агрессивной меня? Ладно, сейчас и правда вышло слишком эмоционально. Просто… она и агрессивная! И кто так считает?! — Ладно-ладно. — Он вскидывает руки в примирительном жесте. — Оба хороши. Вау. Вот это компромисс! — Василиса, давай пройдемся до парковки?