Ｔｕｅｓｄａｙ， 22：0５
Квартира девчонок
Поздний осенний вечер завершал вальс с городом, уступая ночи право кружить в танце с Санкт-Петербургом. Горели в чернильном сумраке бесчисленные квадраты окон многоэтажек: то тут, то там видны были мелькающие силуэты жильцов, неспешно провожающих почти завершившуюся рабочую неделю. Теплый уютный свет из таких окон, что знакомы каждому, мягко рассеивался в сентябрьских сумерках — и спальный район города в это время суток казался прекраснее, чем есть на самом деле. Сквозь приоткрытую пластиковую раму слышались далекие отголоски попсовой музыки и негромкий смех каких-то ребят, а тонкие струйки студеного воздуха проникали в квартиру, разнося по комнате отчего-то горько-грустный запах медленно увядающей природы. Крохотная кухня, стены которой увешаны мигающими теплыми гирляндами и забавными открытками, утопала в аппетитных запахах сливочного масла и грибов, чеснока и сливок, свежесваренных фетучини и тертого сыра. Что может быть вкуснее свежеприготовленной пасты с грибами под сливочным соусом? Насыщенный нежный аромат соуса заставлял Василису пускать слюни с того момента, как загустевшие на сковороде сливки и сыр вкупе с пряностями превратились в ужин на троих. Да, на троих. А она все еще смотрит то на свою тарелку, то на пустующий стул рядом. — Мммм… — прикрыв глаза, тянет Злата, уплетая за обе щеки поздний ужин, — …как же вку-у-сно, Вась! Забей ты на нее! Василиса, хмурясь, наблюдает за подтаявшим тертым сыром, что тонкими золотисто-сливочными нитями тянется в рот рыжей девчонки. Широкий капюшон домашней огромной толстовки падает на ее лоб, почти касаясь прикрытых от наслаждения глаз, — Златка упрямо дергает его назад. Никольская подпирает рукой подбородок, закидывает ногу на ногу и качает стопой в пушистом коричневом тапке. — Я переживаю. Она сегодня из комнаты выходила? Карина всегда появлялась на кухне первая, стоило Васе только начать готовить. За год это стало почти традицией. — Не зна-аю, — накручивая на вилку длинные широкие макароны, жмет плечами соседка, — я с пар приехала в обед, но ее не видела. — Хм… А я утром не видела. Уезжала в обед, а она вроде еще спала. — Я ее звала еще полчаса назад, как только ты на кухню зашла. Ну, не хочет — нам больше достанется. Не будешь же ты бегать за ней? Василиса ничего не отвечает. Просто чувство необъяснимой, неподдающейся рациональному ответу тревоги зарождается в груди. Если этот ублюдок что-то сделал, если Карина заперлась из-за рыжего недоноска… Девушка поджимает губы, мысленно воображая, как заедет в пах коленом самопровозглашенному королю без короны! Если, конечно, когда-нибудь наберется достаточно смелости или глупости. Блин! Раньше Вася его просто недолюбливала, а теперь начинала ненавидеть! Никольская поднимается со стула и направляется к шкафу, где лежит небольшой деревянный поднос. Достает его, бутылку красного полусухого вина и тянется за бокалами, когда слышит за спиной звук отодвигающегося от стола стула. — Вась, да не будь ты такой липучкой-доставучкой! Василиса со звоном ставит бокалы на разделочный стол. «Ты знаешь, что ты невероятно доставучая?» — звучит вкрадчивый — и вовсе не ее собственный — голос в голове. Губы слегка приоткрываются в немом ироничном «О-у». А уже в следующую секунду она резко разворачивается, отчего полы короткого белого халата разлетаются. — Считаешь меня доставучей? Злата подхватывает пустую тарелку с вилкой, направляется к раковине. Бросает посуду и хитро на нее косится. — Ну-у… Иногда, да, бывает. — Соседка облокачивается пятой точкой о столешницу и смотрит на Васю. — Ты только не дуйся, окей? На правду ж не обижаются? Дуться Василиса не собиралась. Серьезно? Она выглядит настолько обидчивой? «Скорее, избалованной, Василиса». Никольская трясет головой, отгоняя насмешливый голос. Однако ж интересно, как порой выходит. Она ставит бокалы и бутылку на поднос. Накладывает порцию пасты в чистую тарелку и сама не понимает, как с её языка слетает тихое замечание. — Ты раньше этого не говорила. — А может я ради твоей стряпни готова многое стерпеть! — весело и задорно отвечает Злата, с присущей ей прямотой. — Да не бери ты в голову, а то ещё запаришься из-за такой ерунды. И вообще. Хочет наша прима одна побыть — ну, со всеми бывает. Лучше расскажи, как там твой сказочный роман? Вася хватает со столика свою тарелку и водружает на поднос: если все это полетит в коридоре на пол, макаронами будет облеплено несколько квадратных метров. — Ты прости, — Вася мимоходом улыбается Злате, пока сооружает на подносе Эйфелеву башню, бросая туда еще пару салфеток, — но я побуду липучкой и все-таки схожу к ней. — Окей! — Злата отталкивается от стола и направляется к выходу. — Посуду можете потом в раковину закинуть. Я помою завтра — и только ради тебя, Васек! Спокойной ночи желать не буду — просто не захлебнись там в тонне драмы! — хмыкает Злата и скрывается в темном коридоре. Василиса закрывает окно. Подходит к подносу и пару секунд молча пялится на него, прикусив губу. «Ну что? Теперь ты со мной согласна?» Губы сами расползаются в дурацкой улыбке, сдержать которую она не в силах. «Не совсем». «М-м-м». «Ну ладно! Может быть, частично!» — мысленно отвечает голосу в голове, стараясь не думать о том, что это, похоже, первый признак медленно отлетающей кукушки. «Но только не с «агрессивной». «Ну коне-е-ечно. Слабительное и удар по яйцам с размаху — вовсе не твои мысли только за последние два дня?» Василиса прикрывает глаза и медленно выдыхает. Кажется, вино она все же берет не для Карины, а для себя.***
— Я знаю, что ты там! Поднос стоит на полу у ног, а Василиса подпирает спиной дверной косяк. Стучать нет смысла — несмотря на запертую дверь она слышит включенный сериал. Голос Керри Брэдшоу можно узнать из сотни. То ли первый, то ли второй сезон «Секса в большом городе». Карина часто включала легкие сериалы, когда хотела «отвлечься». — Мне тут сказали, что я доставучая! Представляешь? — Затылком упирается в стенку и поворачивает голову вбок, говоря прямо в щель между дверью и откосом. — Так что у тебя нет шансов! А еще рядом со мной папино вино и паста. Щелчок — и дверь распахивается одновременно с тем, как губы Василисы расползаются в хитрой улыбке. Заспанная Карина с растрепанным пучком на макушке, в майке и шортах, демонстрирующих идеальную фигуру, ухмыляется ей с порога, складывая руки на груди. — Тебе сказали? — Да. Два раза за последние два дня, — довольно улыбаясь, отвечает Василиса. — Что думаешь? — Думаю… Если это тот хрен из универа, то ему крупно не повезет на сессии, когда ты откажешься помогать, если это Кай, то он идиот, с которым еще пару дней не будут разговаривать… Ну, а если это снова Злата... Ты лишила ее доступа к своей еде? На удивленно вскинутые брови Никольской Карина закатывает глаза, однако теперь лицо ее освещает пусть и уставшая, но искренняя улыбка. — Шучу я. — Троянская отодвигается и распахивает дверь, приглашая Василису к себе. — Напомни, когда я не разговаривала с кем-то из-за ерунды? Когда вообще отказывалась с кем-то говорить? И когда я запрещала есть то, что готовлю? Я все равно не съем столько… Василиса с подносом в руках подходит к подножью небольшой раскуроченной кровати. Ставит поднос на пол, и сама усаживается рядом, облокачиваясь спиной о мягкий край матраса. В комнате Карины перемешался аромат ее терпких духов с черным перцем и сладковатой нероли с запахом табачного дыма. Будто она курила прямо в комнате. И не одну сигарету. Перед Васей — телевизор, на экране которого начинается очередная серия «Секса в большой городе». Знакомая песня, виды Нью-Йорка девяностых и сумасбродная мисс Бердшоу, в очередной раз спускающая на туфли Маноло весь свой месячный гонорар. — С Каем на этой неделе? Разве нет? С каким-то Андреем в июне, когда он тебя заколебал с экзаменами? — Карина запирает дверь и садится с другой стороны подноса. Василиса молча кидает колючий взгляд на подругу и тянется к тарелке, мысленно зачем-то пытаясь объясниться перед собой и перед ним. Для чего-то спорит с эфемерным, существующим только в ее голове Виктором Бестужевым. «Это же не в счет. Андрей тогда и правда меня достал тупыми вопросами, а Кай… Это… Это случайно и на эмоциях…» «Да. Конечно, Василиса». Василиса почти отчетливо слышит ироничные интонации — как если бы он сидел в метре от нее. — А еще, когда мы только съехались, ты стерегла свою полку в холодильнике как коршун. И сама ничего не брала с моей. — размахивая вилкой, продолжает Карина. — Помнишь, как я пришла после смены из клуба в ночи и перепутала твой йогурт со своим? Девушка уже откровенно забавляется, вспоминая, как они тогда поцапались, — и, в общем-то, это хорошо. Судя по всему, Карина отвлеклась от своих переживаний. — Господи… — Только вот Василиса отставляет недоеденную пасту и подтягивает колени к груди. Утыкается носом в коленки, прячет лицо и пребывает в тихом ужасе от знакомства с собой. Кто ты такая, Василиса Никольская? И как давно торчишь в этом теле? Помнишь: ты тогда чуть глаза ей не выцарапала из-за несчастного обезжиренного йогурта. И считала, что все делаешь по правилам. По своим дурацким правилам. — Эй, Ва-ась? — Судя по звуку, Карина тоже отставляет тарелку в сторону. А уже в следующую секунду по полу скребет и поднос. — Крошка, ну ты чего? — девушка подсаживается близко-близко и кладет руку ей на плечо. — Просто… — Василиса тяжело выдыхает в колени, думая о том, что она, кажется, еще и эгоистка. Она пришла поддержать подругу, у которой явно что-то стряслось. И? И что в итоге? Утешают ее! Потому что развела тут целую драму Василиса, а не Карина! Никольская поднимает голову. Трет щеки и глаза. А Карина убирает руку с ее плеч, но не отодвигается. — Знаешь, будто сама с собой знакомлюсь. — И как? — В голосе Карины звенит та осенняя горечь, что пропитала весь этот вечер. — Не спрашивай. Пару минут они молча сидят перед телевизором, наблюдая за таким глупым, почти комично преувеличенным и чересчур эмоциональным переживанием Керри из-за очередного ухажера-однодневки. Да, кстати об ухажерах. Василиса бросает на подругу быстрый взгляд из-под ресниц: Карина снова погрузилась в свои мысли. Стеклянный взгляд на экран явно свидетельствует о том, что мысленно она сейчас где-то не здесь. Всегда веселая, яркая, болтливая, легкая Карина будто начала тухнуть на глазах. Василиса тянется за бутылкой и штопором. Пихает подружку локтем под бок — та, впервые на ее памяти, дергается от такого невинного жеста. И она сдается. Сдается, потому что волна ненависти к рыжему недоноску захлёстывает ее в один миг и с невероятной силой. Потому что видит, как прямо на ее глазах дорогой ей человек оказывается в ловушке, в паутине, в чем-то очень нехорошем, о чем, кажется, боится сказать, боится признаться даже себе. Потому что, спасибо Вселенной, Василисе повезло родиться и вырасти в хорошей семье — сейчас она как никогда остро ощутила ценность этого. Но далеко не у всех все так радужно в жизни. И теперь Карина, попавшая в зависимость от самовлюблённого эгоиста, стала ярким примером того, как же легко обычным девчонкам попасть в сети к таким ублюдкам. «Да. Знаешь, может быть, я агрессивная. Но только потому, что некоторые понимают лишь тот язык, на котором говорят сами. Потому что иначе не выходит: или ты можешь за себя постоять, сказать «нет» или вот… Видишь, что получается?» — Откроешь?***
— Эксклюзивная коллекция, созданная специально для «Казино «Красная Поляна» в коллаборации с семейными винодельнями Бордо. Уникальный купаж, выдержанный в бочках из французского дуба, вобрал в себя неповторимые нотки Мерло и Каберне Совиньон с южных земель… — Карина с интонацией прожжённого сомелье нараспев читает описание с этикетки. Ее щеки после первого бокала слегка порозовели, а глаза перестали напоминать о старых красивых куклах, лица которых умело прорисовывал мастер-художник. Василиса разворачивается полубоком и с легкой улыбкой наблюдает за приходящей в себя Кариной. — Эксклюзив, Васек? — На манер гурмана девушка поднимает прозрачный бокал с плещущейся в ней гранатовой жидкостью и, прищурившись, с улыбкой повторяет: — В честь чего мы пьем эксклюзив, а? Вася, слегка захмелевшая от бокала напитка, только открывает рот, чтобы ответить, как Карина ее опережает. — У вас с Каем что-то намечается, м? — Девушка многозначительно играет бровями и хитро улыбается. — Или уже было? Василиса делает очередной большой глоток. Рубиновая жидкость оставляет во рту согревающее тепло терпкой вишни и черной смородины. — Кари-и-ин, я вообще не поэтому пришла. — Ставит бокал около бедра и собирается с мыслями. Как бы начать? — Только не говори, что он снова накосячил… — Карин! Я вообще не из-за Кая тут! — Оу… О! Карина делает удивленное лицо. Деловито отставляет свой бокал и полностью разворачивается к Васе, садясь по-турецки. — А из-за кого? — Сама как думаешь? Карина, надувшись на то, что ей ответили вопросом на вопрос, молчит пару секунд. А потом жмет плечами и тянет с каким-то почти детским вопросом: — Я… не зна-аю?.. — Из-за тебя, Карин. — Меня? — Она растерянно хлопает глазами пару раз. — Я что?.. Что я сделала? Василисе кажется, что впервые с момента их знакомства она видит и слышит испуг в глазах и голосе Троянской. Страх? Стараясь говорить как можно мягче, стараясь не упустить ни одной эмоции, что может пролить хоть каплю света на поведение подруги, Вася продолжает: — Думаю, сделала не ты. Вы поругались с Кириллом? — О. Так ты не из-за меня, а из-за него пришла. — Девушка натянуто улыбается, но улыбка такая фальшивая, что и сама Карина тут же бросает эту попытку одурачить их обеих. — Не переворачивай. Я переживаю за тебя. Карин, что он сделал? Карина смотрит на бежевый ковер. Ковыряет короткие ворсинки ногтем. — Почему думаешь, что он, а не я? Это бесполезно. Она не готова говорить сейчас. Может, чуть позже. Через пару-другую бокалов. «Хитрая. Сообразительная. Пользуешься лестью для достижения целей. Я все перечислила, Виктор Александрович? Довольны тем, что правы?» Только вот голоса в ее голове больше нет. Потому что Василиса понятия не имеет, что он мог бы ответить. — Ладно, знаешь, — Вася снова берет бокал в руки и легко улыбается Карине, решая не давить на нее сейчас, — не хочешь говорить, не нужно. Просто, если что… Если тебе нужна помощь или вдруг надумаешь поговорить — я тут. Буквально за стенкой. Карина благодарно улыбается в ответ, берет свой бокал, и они тихо чокаются. — Спасибо. И за ужин и за… за все. Очередная серия старенького сериала подходит к концу, а они просто смотрят на четверых подруг, сидящих в ресторанчике на Манхэттене и попивающих коктейли. Каждая думает о своем. Иногда так хорошо просто помолчать рядом с кем-то, кто тебе дорог. И вот уже паста доедена. Выпито полбутылки. И Карина тихо, не отводя взгляда от экрана, задает вопрос: — Слушай, а кто тебя доставучей называл? Вася допивает вино. И отвечает — также не глядя на Троянскую. — Злата. — Злату тяжело достать. Она сама кого хочешь доведет до белого каления. Что ты ей сделала, что она это повторила несколько раз? — Она один раз сказала: когда я к тебе собиралась. И пусть Карина ничего больше не спрашивает, спустя минуту Василиса, с откуда-то взявшейся хрипотцой в голосе — будто признается в чем-то запрещенном! — произносит: — Я разговаривала с Виктором. «И уже два дня продолжаю болтать с ним в своей голове», — мысленно добавляет про себя. Видя, что Карина не может так сразу вспомнить, о ком идет речь, Вася уточняет: — Виктор Александрович — старший брат Кая и владелец… — А! — перебивая, вскрикивает Карина. — Тот придурок с, цитирую, «напрочь отсутствующим чувством такта и эмпатии»? Это действительно ее фраза? — Кажется, с эмпатией у него все более чем в порядке. Просто он пользуется ею по настроению. И я не называла его придурком. — Называла. Чувствуя, что начинает раздражаться, Василиса делает последний глоток и отставляет пустой стакан подальше от себя. Пожалуй, на этом стоит остановиться. — Я поторопилась. Вася не видит, как внимательно смотрит на нее подруга. А спустя несколько секунд та внезапно поднимается на ноги и направляется к крохотному письменному столу. Хватает зажигалку и достает тонкую коричневую сигарету. — Что изменилось после той ночи, когда ты свинтила из их дома? Щелчок. Пара секунд. И тонкий запах вишневого табака подползает к легким вздыхающей Василисы. — Ну… — она невидящим взглядом смотрит в экран телевизора, тщательно подбирая слова, — мы разговаривали. Сначала в галерее, потом по пути к его машине. Просто говорили… Совсем немного, на самом-то деле. Но у меня странное чувство, будто… — Вася заканчивает совсем тихо, но Карина слышит, — … будто мы знакомы полжизни. Троянская слушает, не перебивая. Слушает и молится, чтобы Вася не развернулась сейчас в ее сторону. А Василиса, не замечая, как трясется рука, подносящая к губам отраву, продолжает: — Прошла всего неделя сентября, представляешь? Семь дней, а у меня чувство, будто с Каем познакомились вчера, а с его братом — несколько лет назад. Это ужасно, да? Я… Что я вообще несу? Две затяжки — два раза Карина выдыхает сигаретный дым, прежде чем спросить. — Вась. Никольская знает, знает, черт возьми, что за вопрос сейчас разрушит ее последние иллюзии контроля собственной жизни, собственных мыслей и эмоций! Константа нерушимости и стабильности обращается переменной от одного вопроса из трех слов. Из вопроса, никак не должного относится к ней: к двадцатиоднолетней студентке экономического университета, к старосте группы, к девушке, по уши влюбленной в своего парня. — Он тебе нравится. Карина делает вопрос еще хуже — она не спрашивает. Интонация ее голоса до омерзения утвердительная. — Что? — Василиса оборачивается и только богу известно, каким усилием заставляет себя сидеть на месте и говорить с усмешкой. — Нет, Карин! Нет-нет! Не говори глупости! Взгляд Карины бегает по ее лицу. — Просто… это странно и все. А через пару секунд девушка тянется за второй сигаретой. Прикрыв глаза, Карина затягивается больше, чем обычно. — Это будет твой самый глупый поступок. — И выдыхает серый удушливый дым. — Да не будет никакого… — Окончанием фразы Вася едва не давится. Троянская подлетает к ней, опускается на колени и больно хватает за запястье свободной от сигареты рукой. — Послушай меня. Пожалуйста. — Карина говорит необычайно тихо и серьёзно, заглядывая в зеленые глаза, словно пытаясь донести всю важность своих слов. — В этот раз внимательно послушай, Вась. Он улетит в Германию через три недели. Ты это помнишь? Три, ну, может, четыре недели — и его здесь больше не будет. У него там — жизнь. Работа. Квартира, кухня и друзья. Если ты… если вы… Что будет с тобой в октябре? Три недели. У него там — жизнь. Там. Там, где ее никогда не будет. «Ты помашешь Каю ручкой и улетишь. Мы ведь похожи, да? Больно было увидеть собственное отражение?» Ей нечего ответить Карине. Потому что Карина права. Права на все сто процентов из ста. Пепел от сигареты летит на пол, и Карина, чертыхаясь, тушит бычок о тарелку. До рези в горле, до красноты и сухости в глазах, до сдавливающей грудь горечи — неприятно. Просто неприятно — от дыма в Каринкиной комнате. Не более того. Ведь если прямо сейчас списать все на вино и табак, то можно пройти точку невозврата безболезненно. Можно вообще ее не пересекать. — Кирилл флиртовал при мне с другой, — сдавленно, отвлекая ее от ушедших в крутое пике мыслей, шепчет Карина. Искренность в обмен на искренность? Это сделка или дружба? А точно ли одно исключает другое? Никольская машет головой, отгоняя странные пьяные мысли, что ближе к полуночи совсем вышли из-под контроля, почувствовав слабость хозяйки. — С девушкой, килограмм так на тридцать больше меня, — тем временем продолжает Троянская. — С сиськами размера четвертого. Она заигрывала с ним. А Кирилл… Только рад был, представляешь? Василиса смотрит на Карину, подбородком упирающуюся в острые коленки. Обнимающую ноги руками — она совсем хрупкая в этот момент! Совсем молоденькая и абсолютно не такая, какой ее видят окружающие за дверями спальни. Васе безумно жаль подругу, но что она может сделать сейчас? Карине и так несладко. Сказать ей что-то вроде «шли его куда подальше» — да, конечно! И когда это работало? — Зачем он тебе? — Потому что я дура. Влюбленная дура. Я же правда… Тогда, в мае еще влюбилась. Все лето поверить не могла в свое счастье — такой парень со мной не на пару ночей. И мы правда вместе… А потом… Как-то все закрутилось… — А теперь розовые очки слетели? Карина хмыкает, оставляя вопрос без ответа. Впрочем, ответ в этот момент Васе уже и не требуется.***
Ｆｒｉｄａｙ， １4：30
Галерея Destruction
Наша жизнь — шаблонный сериал. Одни и те же сцены и декорации, одни и те же герои и диалоги. И все же. С очередной новой серией что-то незримо меняется. Неуловимые перемены происходят каждую минуту — нам бы только суметь их заметить. И Василиса замечает. Замечает, что сегодня она сталкивается в галерее с Виктором Александровичем целых два раза. Но он, кажется, оба раза ее избегает. Василиса торопилась на лекцию — опаздывала из-за затянувшейся последней пары в университете — и столкнулась с ним у входа. На ее приветливое «Добрый день, Виктор Александрович», мужчина лишь коротко кивнул, пропустил перед собой и… И все. Улетел на второй этаж. В перерыве Вася видела, что Бестужев разговаривал с Сашей и несколькими ребятами, но стоило ей попробовать присоединиться к группе, перебарывая ощущение того, что она навязывается в уже сложившуюся компашку, ему кто-то позвонил, и Виктор быстро ушел. Конечно, все это могло быть просто фантазией — фантазией, порожденной воспаленным после алкоголя, посиделок и пьяных откровенных разговоров воображением. По крайней мере, Никольская изо всех сил старалась заставить себя верить в это логическое объяснение ее не вполне адекватных речей и мыслей в прошлую ночь. Василиса ведь до утра не могла уснуть. Слова, обрывки воспоминаний и собственных эмоций, будто битые стекла детского калейдоскопа, сменяли друг друга, никак не укладываясь в гармоничную картинку, — словно бы калейдоскоп сломался. — Ребята, возвращаемся! Наша команда наконец-то здесь! Пора знакомиться! — Звучный голос Александра разносится эхом по просторному холлу, а за ним следуют возбужденные голоса ребят, уже заждавшихся знаменитую команду галереи. Василиса допивает свой черный чай. Выкидывает в мусорку картонный стакан — а вместе с ним и все мысли о владельце этого здания. Хватит! Они поговорили и пришли к миру. У него много дел. А ее время не стоит глупых переживаний, пустых фантазий и пространственных рассуждений. На следующей неделе — распределение волонтеров по направлениям. И ей нужно погрузиться в обучение с головой, окунуться в кулуарный, закрытый для посторонних мир искусства на грани бизнеса, узнать тонкости бизнеса как особого вида искусства, и получить то место, ради которого она сюда и пришла. Три года она об этом мечтала. Глупо отвлекаться от мечты, что воплощается на ее глазах в жизнь, из-за парочки странных, пусть и открывших ей глаза на многое, диалогов.