I wanna take you somewhere so you know I care
But it's so cold and I don't know where…
***
Ｆｒｉｄａｙ， 20：40
Кофе-бар Destruction
Василиса протирала кофе-машину, когда он подошел к бару и остановился у стойки, не решаясь прервать девушку. Бедром облокотился о покатый край каменной столешницы и просто наблюдал за Никольской, увлеченной своим занятием. Она словно приносила с собой… чувство дома, где бы не оказалась. Пахло зернами свежемолотого кофе — Василиса уже опустошила контейнер для «таблеток»: выкинула гущу, которая и наполняла воздух вкусным ароматом. А теперь сухой мягкой тканью проходилась по каждой серебряной кнопке, капучинатору и экрану меню. Тихое спокойствие и едва ли не гипнотический уют, от которого у него волоски на руках дыбом вставали и мурашки по коже бегали, исходило от нее теплыми волнами. Телефон Никольской лежал на барке: из динамика негромко играла музыка. And I'd sing a song that'd be just ours But I sang 'em all to another heart And I wanna cry, I wanna learn to love But all my tears have been used up On another love, another love… Мужской голос пел песню о другой, бывшей когда-то яркой любви, пока Василиса приводила в порядок рабочее место, еле слышно подпевая себе под нос на кривеньком английском. А слова песни, в которую он невольно вслушался, залюбовавшись плавными линиями женского силуэта, — Вик вообще впервые видел ее в обычных джинсах — подобно автоматной очереди пуль, летели точно в голову. Но в этот миг — в миг, когда он словно оказался укутан в кокон из чего-то мягкого и согревающего, — пули не пробивали до нутра. «Пялиться на задницу и ноги девушки брата — не комильфо. Даже ради созерцания прекрасного». Виктор едва не цокает вслух. Иногда, стоит сказать, не окружающие, а он сам себе действовал на нервы своими противоречивыми желаниями и мыслями. Чтобы как-то отвлечься от Василисы, потянувшейся вперед, — теперь протирающей стол за кофе-машиной — он отводит взгляд влево. В глаза бросаются аккуратно разложенные в секции трубочки, салфетки, одноразовые приборы и стаканчики. Педантичный порядок. Идеально вписывающийся в галерею. И снова это проклятое слово «идеально». Нельзя контролировать чувства — так считала Агнесс. Глупости — Вик практиковал это вот уже как пять лет. Топил внутри отравляющую мешанину из непережитой боли и предательства, неподъемную вину и сожаление, невозможность ни искупить свои грехи, ни простить тех, кого считал самыми близкими на свете людьми. А уж сдержать в себе зарождающуюся симпатию — проще простого. Вик только собирается отвлечь ее от столь важного занятия, как уборка, когда слышит девичий голос. — Виктор Александрович? Вы что делаете? Девушка, сложив руки на груди и задрав свой дурацкий нос, смотрит прямо на него. — Я уже говорил, что разделяю твое пристрастие к созерцанию? — Нет у меня никакого пристрастия. Бестужев уверен — она и сама понимает, что врет. Сама помнит, как бесцеремонно его разглядывала сначала в этом самом кафе, а потом ночью на кухне. Щеки снова приобретают оттенок акварельных пионов. Интересно, что именно она вспомнила и о чем подумала? — Как скажешь. — Он вскидывает руки, подобно сдающемуся преступнику, в жесте повиновения и подмигивает, но сейчас она не улыбается в ответ. Василиса прокашливается и внимательно на него смотрит. — Вы… О чем вы хотели поговорить? Виктор отвечает не сразу. Почти минуту рассматривает мило-кукольное личико. Надо признать, что он был слепым ослом неделю назад: девушка совсем не похожа на Алю. Она вообще ни на кого не похожа. Вик мог бы подобрать столько слов, чтобы описать эту девчонку-противоречие… Но, «he sang 'em all to another heart». Василиса явно достойна большего. Того, кто, как Кай, будет способен не на игры, а на искренность. — Я сказал Пожарской, что люблю тебя. А Вик… Единственное, что может — устроить дешевое шоу, оцениваемое выручкой и выгодой для них обоих. Ну, хотя бы быть честным получится? — И что ты любишь меня.***
Ｆｒｉｄａｙ， 20：50
Кофе-бар Destruction
«В следующий раз, когда решишь загадать желание, формулируй четче, Никольская! Хотела же поучаствовать в подготовке выставки — получите, распишитесь!» — То есть… Мы сыграем влюбленную пару только для Агнессы Юрьевны? — Пряча лицо в ладонях, Василиса на миг думает, что, быть может, это сон? Может, она так вымоталась, что не заметила, как уснула в подсобке? — Не совсем… — Вася слышит усмешку мужчины и не решается посмотреть на него. — Придется посетить одно мероприятие в ее отеле через две недели. Вдвоем. До этого перед некоторыми людьми нельзя светиться в обнимку с Каем. А еще лучше вовсе не разгуливать на свиданиях с братом по центру города, не отсвечивать в СМИ и соцсетях после того, как Агнесс узнает о нас. — СМИ?.. Как вам вообще это в голову пришло?.. — До ярких кругов перед глазами давит пальцами на веки. «Но ты все равно же не откажешься, да?» — Пожалуйста, Василиса. — Ее имя прозвучало так мягко и спокойно. Красиво. А в сочетании с просьбой в его исполнении вызывало дрожь волнения в коленках. — Всего на пару недель. Пару недель поиграть комедию перед Агнессой Юрьевной — не так уж и сложно. А потом они «расстанутся». Но в обмен — то самое заветное место помощника управляющего до конца работы выставки. До Нового года! И она будет главным куратором среди стажеров… Звучит как самый соблазнительный комплимент для ее эго. — Тебе понравится работать с Александром. Держу пари, втянешься и, кто знает, чем все закончится… — Ох, лучше бы он этого не произносил. Ей и так сомнений хватает с лихвой. Но что-то в его голосе заставляет убрать руки от лица. Посмотреть прямо на стоящего в двух метрах от нее мужчину. Рассматривать Виктора — а перед глазами видеть свою старую комнату в доме родителей. Воспоминания проносятся так стремительно, что она едва успевает различать картинки прошлых лет. В детстве Василиса точно знала, кем она станет, когда вырастет. Разрисованные стены в спальне, краски, мелки, альбомы и фломастеры заменили кукол, когда ей было около пяти лет. А маленький синтезатор вызвал больше восторга, чем все подарки от тёть и дядь на Новый год. Каждое нажатие на игрушечные клавиши казалось волшебством. Она могла создавать музыку сама! В семнадцать Василиса точно знала, кем она станет, когда вырастет. Репетиторы по иностранному языку, подготовка к вступительным экзаменам в экономический университет, первое близкое знакомство с бизнесом родителей и ждущим её грузом ответственности быстро заменили детские грёзы о рисовании и музыке. А теперь, в двадцать один Василиса больше не знает, кем станет, когда вырастет. И виной тому перевернувшие с ног на голову её идеальную жизнь братья Бестужевы. Потому что прямо сейчас один из них предлагает исполнить детскую мечту: стать главным куратором новой выставки в галерее современного искусства взамен на небольшую услугу. Виктор подходит ближе. Протягивает ладонь с изящными длинными пальцами, создающими чертежи из тончайших линий, наброски невероятных зданий, от которых у неё дыхание перехватывало. Губы пересыхают от того, что она стесняется даже вообразить, как именно они будут притворяться, а память услужливо подсовывает аромат его парфюма. И пусть этот фантомный аромат — лишь ее воспоминание, потому что Виктор больше не позволяет себе подойти так близко, но состояние слабости и головокружения подозрительно напоминает последствия солнечного удара. Вася ловила их дома часто, когда сбегала на весь день погулять в горах. «Тебе понравится работать с Александром». Он… уговаривал ее? «Пожалуйста, Василиса». Внутри пятилетняя девочка с фломастерами в руках вот-вот расплачется от счастья — ей дают шанс исполнить мечту. Ладно. Разве это не стоит любой цены? Особенно того пустяка, что он попросил? Попросил… Медленно в голове зарождается осознание того, что она нужна ему. Действительно нужна ее помощь. Захотелось узнать, насколько сильно. Василиса смотрит на протянутую ладонь. Старается как можно тише и незаметнее вдохнуть побольше кислорода. — Я могу попросить еще кое-что? — И теребя край форменного фартука, она наконец-то решается посмотреть прямо на него. А Виктор прячет руку в карман и улыбается. Улыбается так, будто его развеселил вопрос. — Хочешь поторговаться? — Бросает взгляд наверх и снова смотрит на нее. — Хорошо. Но у тебя не больше пяти минут. — Я хочу работать здесь. Официально. До защиты диплома. Бестужев быстро находится. Словно заранее знал о том, что она попросит. — Срочный трудовой. Позиция помощника управляющего. Устроит? — Да. — По рукам? Василисе жутко стыдно, но она отрицательно мотает головой. — Нет, еще не все. Виктор чуть поднимает подбородок. Улыбка превращается в ухмылку. — Аккуратнее. Если так настойчиво давить на партнера, он может слиться в любой момент. Василиса и сама не верит в то, что собирается сказать. — Да. Если у партнера есть варианты. Но, зная Агнессу Юрьевну и учитывая, на что вы уже пошли… Кажется, я — ваш единственный шанс. Разве вы бы не воспользовались такой возможностью? — Что ты хочешь? Вася отвечает не задумываясь. — Вы расскажете о галерее? «Ты что, поболтать с ним захотела?!» — Что именно? У тебя и так все карты на руках. Спросишь у Саши все, что пожелаешь узнать. М-м-м. Нет, он не понял намек. — Нет. Нет, Саша вряд ли ответит. И… мне хочется узнать все из первоисточника. Без пересказов. — Нет. — Как создали это место, почему такое странное название, почему тут больше не выставляются ваши работы? Все, что я захочу узнать. — Нет. — Пожалуйста. — Проси еще что-нибудь. «Ты собираешься пойти ва-банк… Плохая мысль, Никольская!» — Ладно. — Она жмет плечами, делая вид, что происходящее ее несильно волнует. А у самой сердце готово из груди выскочить, и внутренний голос в истерике бьется от поведения хозяйки. — Как хотите. Только, знаете, Агнесса Юрьевна вполне может рассказать о моих «отношениях» с вами отцу. А он будет готов приехать сюда с охотничьим ружьём. И мне, а не вам грозит разговор с ним. Для меня эта сделка довольно рискованное предприятие. Я просто хочу получить… бонус за риски. «Не лесть, так шантаж. Да, блин, ты шантажируешь его!» Бестужев молчит. Видимо, пытается понять, каким образом мелкая девочка-стажер решилась на то, чтобы ставить ему условия. Три. Два. Да ну на фиг! Вася уже готова уступить, ведь и без последней просьбы, без желанного ещё одного разговора её все устраивало. Один! — Я… — Я согласен. О боже! Сработало?! — А ты согласна, Василиса? — мягкий, тихий, бархатный голос без тени шутки или насмешки. Взгляд цвета свинцового грозового неба. Вася вкладывает свою руку в его. Чувствует, как легко Виктор сжимает ее ладонь, — а у нее руки словно ватой набили. «Смотри, не расплывись тут лужей ему под ноги, Никольская». Да что с ней?! Лёгкая дрожь и слабость в пальцах выдают восторженное волнение с головой, но девушка только вздёргивает подбородок, стараясь смотреть в его глаза. Стараясь понять, что скрывается за стальной радужкой, всю неделю до этого момента смотрящей словно сквозь неё. Тень улыбки мелькает на губах мужчины. Слегка сжимает ее ладонь, отчего дрожь еще больше усиливается. От самых кончиков пальцев трепет несется по телу. К коленкам. От оживающей в эту самую секунду детской мечты. Ее дрожь только от этого. — Сог… — хриплый шепот обрывается на полуслове. — Привет, Василёк! Голос — грохот грома в полупустом огромном зале галереи. — Этот сноб тебя уже достал, да? Гулкими раскатами отдается эхо от высоких стен и стеклянного купола крыши. О нет. Нет-нет-нет! Василиса выдергивает ладонь из его руки. Что она творит?! — Поздно. Ты согласилась. — Бестужев-старший так спокойно это произносит, словно не они только что заключили сделку за спиной близкого им обоим человека. — Я не… — С братом поговорю сам.***
Ｆｒｉｄａｙ， 20：50
Холл Destruction у входа
Виктор спокойно смотрел на Кая, в первые секунды после его просьбы потерявшего дар речи. Однако брат быстро пришел в себя. — Нет, в то, что ты выдумал такую дичь, я охотно верю. Это же ты! Но вот в то, что Васька согласилась подыграть... — Бестужев-младший бросает мимолетный взгляд поверх плеча Виктора. — Че ты ей наплел? На самом деле — ничего. Всего лишь предложил честную сделку. Это Василиса выжала из него по максимуму. Кай, кажется, недооценивает свою девушку. Но это его не касается. Да и сейчас это совсем неважно. Важно — поскорее подняться к Пожарской. Но без согласия Кая он просто не может этого сделать! Потому что Вик уверен: он не имеет права. — Послушай. Знаю, тебе сложно понять, но поверь, мне очень, очень нужно попасть на этот гребаный прием. Я собираюсь провернуть сделку, которая повлияет на всю нашу дальнейшую жизнь. Кай отводит взгляд куда-то в сторону и бормочет: — Нашу? Или твою? Что, обновишь тачку? Или снимешь в Берлине хату получше? Черт, нет времени сейчас это обсуждать! Вик хватает брата за плечи и слегка встряхивает, заставляя того снова смотреть на него, а не на пол. — Кай, пожалуйста. — Серые глаза смотрят прямо в голубые. Кай недовольно морщится. И Вик его отпускает. — Не пойму, от меня ты че хочешь-то? Она ж согласилась… Виктору и самому сложно до конца сформулировать свои ощущения, но он пытается: — Хочу, чтобы между нами не было недопонимания. Чтоб ты знал, вы оба — ты и она… Мне всего лишь нужна ваша помощь! Пару секунд ответом на просьбу становится лишь тишина, повисшая между ними. Кай — застывший комок нервов. Взгляд лазурных глаз мечется по лицу Виктора, словно ища подтверждение то ли искренности, то ли лжи. Видимо, не находя последнего, брат громко выдыхает — плечи его опадают, тело расслабляется, а он сам лишь растерянно машет рукой. — Ну, валяй… — обреченно тянет Кай. — Только вот я тоже тебя сегодня просил. Ты меня послал. Так что знай, тебя в гостиной уже ждут пара десятков воздушных шаров под потолком. — Кай так по-родному криво усмехается, что Вик не может не улыбнуться в ответ. Только вот улыбки их выходят совсем не веселыми — на губах обоих братьев остается горьковатый привкус состоявшегося разговора. — Ее, а не меня. Я не приеду. — Серьезно? — И снова Кай неверяще рассматривает Вика, который теперь уже улыбается по-настоящему. — Да. Не уверен, что хочу лицезреть розовое шуршащее нечто с надписями «I love you». — Они красные. — Младший закатывает глаза, почти копируя улыбку старшего. — О, ну это определенно все меняет. А вообще… Есть ещё кое-что. Вик достает из кармана брюк маленький черный прямоугольник с серебряной латинской L. — Сезон мотоциклов в Питере слишком короткий. Не хочешь пересесть? — Протягивает брату ключ от своей машины. — Шутишь? — Кай его забирает с приоткрытым от восхищения ртом. — Я все равно уеду, а машине вредно стоять в гараже так долго. Нужно кататься. — Эм… Кстати. Я пару раз ее брал. Ну, всего пару и только до магазина! — Скулы брата едва заметно розовеют, он не может сдержать улыбки, когда крутит ключ в руках. Об этом Вик уже и так догадывался, но сознающийся в шалости Кай напоминает ему о детстве. О времени, когда защищать младшего брата от всего и всех казалось чем-то само собой разумеющимся. Да и сейчас счастье Кая — аксиома и приоритет. — Знаю. И как? — Спрашиваешь?! — Кай светится от радости. — Круто, конечно! Наваливает от души. Вик тоже весело усмехается. Любовь к скорости у них, видимо, в генах. И ловко выхватывает ключ из рук брата. — А теперь сможешь забрать себе. — Ключ отправляет обратно в карман. — Точнее, когда я уеду. Кай кивает. Так, вот и ладушки. От души отлегло, все на всё согласны. А значит, пора к Агнесс. Виктор втягивает воздух через нос и на прощание улыбается брату. Кивает. Но стоит только развернуться и встретиться взглядом с Василисой, снявшей форменный фартук и шляпу и ждущей его у бара, как Кай, теперь уже без смеха и обиды в голосе, тихо адресует вопрос его спине: — Что, правда такая крупная сделка намечается? — Самая крупная в моей жизни. — Он оборачивается к Каю, прислонившемуся к колонне, и ловит в его взгляде промелькнувшую грусть. Однако на его губах — все еще улыбка. — Ну, тогда… Удачи, Вить. — Спасибо. И тебе. И когда Виктор подходит к бару, то слышит, как веселый голос брата разносится эхом под высоким сводом потолка. — Эй! Мы, конечно, договорились, но только без рук! И от его взгляда не скрывается то, как Василиса нервно сжимает кулаки и кусает губы. Ну твою же мать!***
Ｆｒｉｄａｙ， 21：00
У кабинета Виктора Бестужева
Надо сказать, он и сам переживал, когда они поднимались по лестнице. Но вот у девушки, идущей впереди, переживания были куда сильнее. Не заметить трясущиеся руки было невозможно. Даже с учетом того, что он смотрел исключительно на ступени под ногами. Надо как-то отвлечь ее. — Только не останавливайся перед дверью. Чёрт, готов поклясться, что слышит, как девчонка быстро-быстро дышит. Да вся галерея слышит! — Почему? Мне нужно всего секунд пять, чтобы собраться с мыслями. Они почти уже у двери, кстати. — Дверь стеклянная. Будет странно выглядеть, если ты вдруг прямо на входе закатишь истерику. Последняя ступенька — и они у входа. — Стойте! — Василиса резко разворачивается на сто восемьдесят градусов и, слава богу, понижает голос. — А как мы познакомились? И когда? Но взгляд Агнесс, откладывающей в этот момент телефон на его стол, не дает шанса придумать историю. Вик улыбается женщине сквозь прозрачную дверь и переводит взгляд на девушку. — Она смотрит, да? — Ей-Богу, если Василиса будет так трястись, ничего у них не выйдет. — Да. Тебе… нехорошо? Она на миг прикрывает глаза и вдыхает полной грудью. А в следующий — Василиса аккуратно обхватывает его запястье и уверенно смотрит на него. Агнесс… их «история любви»… Кай внизу… — все снова путается. Как она это делает? Одним прикосновением выбивает на хрен все мысли из головы! — Эй… — Тонкие пальцы на его руке сжимаются. — Ладно, просто… Просто подыграйте мне. Хорошо? И сама толкает дверь в кабинет с легкой улыбкой, выдающей ее волнение, что, впрочем, весьма кстати для их спектакля. «Кажется, главный актер вашей маленькой постановки вовсе не ты, Витя». И не скрывая довольной улыбки, Вик заходит за ней в свой кабинет.