Господин Разрушитель

Выход нового трека на радио был запланирован на сегодняшнее утро. Пятнадцатое августа, день её рождения. Я узнал дату из нашего с Евой контракта, прописал вокал в студии у волгоградского знакомого, получил сведённую песню на руки и томительно ждал. Одновременно с предвкушением, когда Никольская, наконец, услышит этот «шедевр», и с содроганием. В большей степени мне всё-таки было стыдно за своё низкосортное творчество. Но скрывать его почему-то оказалось ещё невыносимее, чем бороться с приливами жара к щекам. С течением времени песня всё больше «настаивалась» в моих мозгах, мешая скользнуть ночью в спасительный сон. Ведь чем ближе становилось пятнадцатое августа, тем бесповоротнее я убеждался в правильности каждой строчки. Вообще-то, я был уверен, что Лёша меня уничтожит, когда прочтёт текст. Но нет, даже не усмехнулся. Быстро подобрал лёгкий струящийся риф на сочинённый мною мотив, соблюдая стилистику, и даже сгонял со мной на студию в Волгограде перед концертом. Правда, я заставил его посидеть в коридоре, пока прописывал вокал… Говорю же, мне было пизда как стыдно. Ранним утром я сходил на очередное отвратительное интервью в одиночестве, чтобы моё недовольное, всё на свете отрицающее лицо могли закрепостить в экраны. Почему я скрывал талант Юдина?.. Встречался ли он с Мисс Кисс? А я? Может быть, я встречаюсь с Мисс Кисс? Да пошли вы на хер, ёбаные шныри! Проснувшуюся в моё отсутствие Никольскую поздравили парни, а когда я вернулся в отель с охапкой кроваво-красных бутонов, в нашем номере уже стоял букет белых роз. На тёплом ветру колыхались балконная тюль и связка гелиевых воздушных шаров. Девчонка торчала в душе, пока расстеленную кровать заняло припекающее сочинское солнце. Несмотря на затишье в блоге анонима, я не терял бдительности: брезговал ночевать там, куда ступали ноги этих ушлёпков, поэтому планировал, что номер так и останется складом вещей до самого утра. Я собирался увезти Еву в Pullman с закрытым пляжем, куда до нас не добрались бы фанаты и журналисты, и заночевать там, любуясь закатом на Чёрном море. Это ощущалось странно — готовиться ко дню её рождения, за месяц бронировать стол в ресторане… Даже дико. Но ещё более дико оказалось сидеть над ноутбуком с включённой радиостанцией и колотящимся в глотке сердцем… — Приветик, — загадочно проронила девчонка, высунувшись из-за косяка в одном полотенце. Оно уже сползало с её груди. Когда Ева появилась в комнате, я забыл, как дышать. — Это мне? Глядя на букет, что я оставил на кровати, она тряхнула мокрыми волнистыми волосами, закидывая их за спину, и просияла в счастливой улыбке. По смуглой коже, успевшей окутаться в загар, стекали капли воды. Я подскочил на ноги и схватил веник. Чёрт! Не ожидал, что она выйдет так быстро. Обычно Ева кипятилась в ванной час, до красных щёк и задницы. — Тебе, — лишь выдавил я и протянул розы на длинных стеблях между нами. Девчонка звонко рассмеялась, принимая вздрогнувший в моих руках букет. — Я не умею говорить, — тревожно подытожил я. — Извини… С днём рождения. Ева уже вовсю хохотала. Шумно затянулась запахом бутонов. Отложила их бережно на тумбу и толкнула меня в подушки, не замечая, что полотенце слетело на пол. — Я выключу радио? Есть идея получше, — игриво шепнула она мне на ухо, привычно усевшись сверху. На пол упал один мой тапок. Я стащил второй и вскарабкался ногами на кровать. — Нет, не надо. Пускай играет, — по ощущениям, стук моего сердца раздавался не просто в ушах, а сотрясал стены номера. Ничего не подозревающая Никольская в ту же секунду устроила торнадо горячим языком, закравшись в мой податливый рот, и довела меня до истомного головокружения. — Раздевайся! — приказала девчонка. — Секунду. Вслед за закончившейся попсятиной в комнате распространилась давно известная мне волнительная мелодия. Долбанный момент икс. Пока гитара тонко изливала мотив под спокойный ритм, я понял, что как бы не пытался держать на губах улыбку, она тянет неподъёмные уголки вниз. Я поднялся с подушек, уткнувшись губами в приоткрывшийся рот Евы, и ждал, когда начнутся слова. Никольская, уловив моё настроение, тут же нахмурила свои ровные тонкие брови, затаив дыхание. О нет… — Ароматные русые волны волос, Во взгляде зелёные горы и скалы. Она росла под присмотром небесных слёз, В тёмных объятиях густого тумана. — Лёнь… Это что, твой голос? Я впал в ступор. Кивнул, продолжая следить за её бегающим по моему лицу ошалелым взглядом. — Девушка-чай С горы Уишань. Братья её — ветра, ураган и утёс Взрастили в ней послевкусие сладкое. Тому, кто пленился горечью девичьих слёз, Девушка-чай откроется с пятой заварки. Ева слушала внимательно, стремительно меняясь в лице. Не понимая, как дождаться её вердикта, я беспрестанно надувался воздухом. Плечи задрались, дыхание перехватило, а выдохнуть не получалось. Я нахмурился, поняв, что она выглядит уже не так счастливо, как пару минут назад. — Девушка-чай С горы Уишань. Чиста, как глоток проступивших рос На листьях раскрывшихся чайных. Я боялся близости с ней, словно гроз, Но понял, что ближе её не бывает. Песня увенчалась соло и стихла, началась реклама. Тогда тяжело дышащая голая Ева, продолжающая сидеть на мне, отвернулась к балкону и спряталась за копну высыхающих волос. Из меня будто выкачали кровь. Я обледенел изнутри, страшась пошевелиться. Что это значит? — Эй… Тебе не понравилось? Боже… Я всё испортил! — Очень понравилось! — напугано выпалила девчонка и вдруг рухнула сверху, нервно впиваясь губами в мои напряжённые. По сравнению с нашим поцелуем до прослушивания её подарка на день рождение теперь Никольская показалась мне жутко холодной, растерянной, а её шкалящий пульс, раздающийся в теле, что я тревожно сжимал, было слышно чуть ли не громче моего. Сам я чуть не лишился сердцебиения от её реакции. В рёбрах мерзко скреблось и ныло. Кажется, я шокировал Еву. Не стоило выдумывать глупости... — С тобой всё в порядке? — она так шумно дышала и прижималась, что я не мог подобрать слов. — Да! — жалобно всхлипнула девчонка. — Просто… Я поймал Еву за подбородок, чтобы убедиться. Её зелёные глаза покраснели, пока она вздумала суетно гладить меня по голове. Сама этого не замечала. Я понял, что такими темпами останусь без волос, и взял её тонкое запястье. Мягко переплёл наши пальцы, пытаясь передать ей через прикосновение немного оставшегося у меня спокойствия. Но её слёзы забрали последние крошки самообладания. Нам было хорошо вместе без лишних сантиментов... Дебил. — Просто это очень трогательно! — вдруг выдохнула Ева и улыбнулась. — Лёнь, мне никогда не посвящали песни... Она вцепилась в меня, не понимающего, что и думать, мёртвой хваткой и не отпускала до тех пор, пока не перестала реветь.