RED 2.0

— Мне нужна работа, — Се Лянь глядит твердо, в руке — деревянный бокен. Вэнь Кэсин моргает. — Там в ангаре лежит куча мяса, если уберешь, пока не сгнило, дам триста юаней, — указывает пальцем в проржавевший провал. — Нужна работа в фармацевтической компании, где вы успели побывать в день переговоров с Цзюнь У. — Хо-о, — Вэнь Кэсин протянул, оглядев Се Ляня сверху вниз. — Давай сперва ты простоишь здесь на коленях сто дней и сто ночей, а после, когда я поверю в твое раскаяние, мы вернемся к вопросу, — разворачивается прочь, белый шелк скользит блеском в ночи. — У меня ребенок, — за спиной звучит безнадежное прошение — Вэнь Кэсин невольно сбавляет шаг. — Я должен получить эту работу. Вэнь Кэсин резанул Се Ляня сканирующим острием, прикрыл рот в нарочитом удивлении. — Ха? Ты пытаешься давить на жалость человека, которого сам же обвинил в бесчеловечности? Голова молодого Се работает крайне занимательно, этот мог бы дать деньги, чтобы посмотреть, что там внутри. Если ты против, то я назвал цену — сто и ни днем меньше, — Вэнь Кэсин продолжает путь, оставляя Се Ляня позади. — Прошу прощения, господин Вэнь, — воздух позади сгущается, Вэнь Кэсин слышит тонкий свист, голос совсем рядом, у уха, — но у меня совершенно нет времени на ваши капризы. Пространство коллапсирует, Вэнь Кэсин ласточкой уворачивается от взрывной атаки сзади. Тупое, широкое древко бокена не взреза́ло — оно по инерции гнало воздух, создавая эффект приливной волны. Когда та встречалась с объектом, его плющило давление атмосферы. Присвистнув, Вэнь Кэсин пригнулся, заскользил зигзагами, уходя от серии атак. Оттолкнувшись от земли, Се Лянь совершил длинный, изящный прыжок — кувырок, заложить левую руку за спину, несколько атак с места. Оба не используют всей силы, исследуют противника, ищут зазоры в броне. Вэнь Кэсин быстр, Се Лянь силен. Изящный стиль Сяньлэ совмещал ловкость Цзянь и статичную мощь Кэндо — масштабные, воздушные атаки с дальнего расстояния, при возможности свободно лавировать на местности. Вэнь Кэсин порывистый и легкий, двигался по непонятной траектории смазанной, непредсказуемой тенью. Танцевал в тенях, уворачивался от воздуха. Се Лянь не мог определить стиль: силат? Арнис? Хапкидо? В любом случае, главное не подпустить противника к себе, достать издалека. Глубоко вдохнув, Се Лянь возводит бокен, отставляет ногу и — поворот вокруг своей оси, круговая атака разносит кольцо воздушной волны. Дуновение расходится по Бохайскому заливу, по стене ангара проходит линейная вмятина. Неслышно маленького, стремительного топ-топ-топ. «Где»? — Се Лянь оглядывается, когда до его ушей долетает не поспевший за движением звук: «Медленный». Белая, сияющая комета прилетает с высоты. Янтарь пораженно расширяется — Вэнь Кэсин летит вниз лицом, прямо на навершие воздетого бокена, сияющий взгляд чист — невинный ребенок играет в мироздание. Доля мгновения тянется, как в замедленной съемке — ладонь складывается в лодочку, кончики пальцев соприкасаются с навершием бокена и — Се Лянь откатывается от взрыва, кашляет. В руке — лопнувшая рукоятка бокена, вокруг — древесная щепа. Вскочив, бросается по хаотичной траектории — по пятам его преследуют рванные разрывы на асфальте. Так. Он не может догнать Вэнь Кэсина. И не может сражаться с ним вблизи — атаки двух типов, режущие и разрывные, веер и «лодочка», любой щит бесполезен. Однако — стиль Вэнь Кэсина рассчитан на ближний бой, значит Се Лянь может достать его издалека. Вопрос — что использовать в качестве поражающей силы, если тот уворачивается даже от воздуха. Нужно что-то, чего невозможно избежать, что-то… В голове щелкает — Се Лянь бросается к свалке металлолома у ангара. В Вэнь Кэсина летит массивный жестяной бак. — Дурак? — ожидавший от противника большего Вэнь Кэсин тянет, чирк-чирк веером — бак разлетается осколками, грани подсвечивает золотой свет фонаря. Осколки еще висят в воздухе, когда на скорости, что обгоняет звук, в них врезается стальной лист. Две противостоящие силы порождают мощнейшую вибрацию. Се Лянь падает на землю, зажимает уши. Вэнь Кэсин успевает молвить короткое «твою…», когда звуковая волна взрывным импульсом расходится по заливу. Воды Хайхэ идут рябью, зрачки Вэнь Кэсина пульсируют. Оглушенный, он едва не падает навзничь, стоит на подогнувшихся ногах. Пользуясь мгновением, Се Лянь бросается на противника, хватает за грудки, рывком забрасывает в темноту ангара, кидается следом, вооруженный парой металлических листов. Вэнь Кэсин не успевает прийти в себя, когда с разных сторон его накрывают новые волны — акустика полого ангара лишь способствует распространению звука. Заткнув уши руками — не помогает — методично вращает зрачками в поисках чего-то, что может помочь. Се Лянь стискивает зубы — звуковые волны также бьют по нему, помогает лишь крепкое телосложение. Нужно закончить это быстро, противник уже дизориентирован. Расправив листы, Се Лянь прыжками отталкивается от стен вниз, готовится совершить хлопок — Подброшенное в воздух мертвое тело — кажется, знакомый Се Ляню Шунь-сюн — взрывается кровавым фейерверком. Ошметки с осколками костей разлетаются, как конфеты из пиньяты. Се Лянь не успевает сориентироваться — красное, мягкое, склизкое накрывает его с головой, застилает глаза. Где-то весело хмыкает Вэнь Кэсин. Се Лянь приземляется тяжело, загнанно дышит, едва не поскальзывается на склизком, красном… К горлу подкатывает тошнотворный ком. Стиснув зубы, Се Лянь пытается атаковать железными листами — ничего не видит, ориентируется на звук, но все равно, он должен… Вэнь Кэсин лениво уклоняется от косых атак, переступает с носка на носок. Изящный, маленький танец. Лист лязгает о лист. Слабые звуковые атаки почти не причиняют урона. Но Вэнь Кэсин — мстительная натура. Се Лянь успевает лишь коротко «а!»-кнуть, когда его хватают за ноги. Кувырок, рывок — Се Ляня раскручивают по кругу, листы все еще в руках. В слепой попытке вырваться, он посылает через металл ударную волну — но то приводит к неожиданному результату. Рассеченные воздухом по ровному кругу, жестяные стены ангара трескаются, съезжают и — Вэнь Кэсин отпускает ноги Се Ляня. То, что Се Лянь вылетает в проем входа, оказывается непреднамеренным совпадением, счастливой случайностью. Оглушенный жестяным грохотом, прокаченный по асфальту, он, стирает кровь с глаз. Кряхтит и задыхается, когда, схватив за горло, его поднимают вверх. — Что с тобой не так, а? — потрепанный Вэнь Кэсин держит его на весу, глядит глазами-рентгенами прямо в душу. — Ты до сих пор торчишь в Сяньлэ, потому что мечтаешь в один прекрасный день отобрать его и снова стать наследным принцем, так? Но ты только что чуть не завалил меня. Ты можешь просто прийти в любой более-менее богатый клан, размазать по стенке тамошнего главу и получить то же, что имел. Ты мазохист? Дыхание вырывается сквозь стиснутые зубы, трахея пережата, перед глазами черные мошки — но Се Лянь находит силы, чтобы ответить. — Я человек чести… кх… или по крайней мере… хочу им быть. — Человек чести? — Вэнь Кэсин хлопает глазами, произносит по слогам, словно пытается осознать значение слов. А потом заливается диким, расхлябанным хохотом — Се Ляня трясет, как тряпичную куклу. — Ты когда-нибудь видел себя со стороны, когда кто-то унижает твое королевское достоинство? Да ты синеешь от злости, кажется, кинешься и порвешь зубами! Но при этом изображаешь из себя смиренного тихоню! И этот спектакль даже не для других — он для тебя самого! — Вэнь Кэсин заливается, из глаз в сеточке лопнувших сосудов бегут слезы. — Да если я — псих, то я не знаю, кто ты! Се Лянь глядит в прозрачный, заливаемый кровью океан — и видит пламя Диюя, видит в отражении свою искореженную, испуганную, чудовищную душу — Никто не успевает ничего сообразить, когда белоснежный, шуршащий крылышками вихрь сбивает Вэнь Кэсина с ног. Тот выпускает Се Ляня, летит за ограждение — в воды Хайхэ. — Гэгэ! — Хун-эр выбегает из укрытия, поддерживает скрючившегося в кашле Се Ляня под спину. — Он сильно побил гэгэ? Я слишком поздно? — В самый раз, — Се Лянь кое-как восстанавливает дыхание, бросает взгляд за ограждение, — ты хорошо справился, Хун-эр. Плеск — вскарабкавшись на каменный отвес по ржавой лестнице, Вэнь Кэсин разбрызгивает воду, как собака — брызги летят фонтаном. С любопытством взирает на сонм бабочек. Одна приземляется ему прямо на нос — Вэнь Кэсин забавно скашивает глаза к центру. Хун-эр морщит брови, дергает носом — и выносит вердикт: — Запах испарился. Он не из лаборатории. Только встречался с людьми оттуда. …Се Лянь с Хун-эром тесно сгрудились на продавленном сидении кожаного кресла. Прело-желтый свет, желтые ленты c налипшими мухами под потолком, динамики разносят монотонный, цивильно-домохозяйский напев Элвиса Пресли, Вэнь Кэсин напротив с аппетитом трескает огромную, залитую маслом гору спагетти. В мокрой двойке бордо, с волосами, скрученными в неряшливый пучок. Посетители — угрюмые грузчики в потрепанных комбинезонах — лениво скользят по раритету взглядом, но мгновенно забывают о нем, стоит официантке в фартучке с лейблом «У большой Мэйбл» принести поднос. — Итак, — Вэнь Кэсин неаристократично чавкает. — На кой черт тебе работа в Люхэй? — Они ставили эксперименты над Хун-эром и его матерью. Я хочу найти ее. Какие отношения у господина Вэнь с Люхэй? Люхэй — небольшая сеть премиальных аптек, что базировалась на перепродаже европейских медикаментов и местном производстве трав для народной медицины. Недавно Люхэй получила государственный статус и уже сотрудничала с передовыми медицинскими заведениями. Запах, что учуял Хун-эр, вел по двум путям: к Вэнь Кэсину и в штаб-квартиру фирмы. — Ху-му, — Вэнь Кэсин втягивает длинную спагетти. Масло брызгает. Се Лянь не может удержать ровное выражение лица. Ничто в этом собранном по осколкам человеке не работает гармонично. — У меня картель для элиты в Циндао, Люхэй поставляют травку. Недавно из бюджета стали пропадать деньги, покопавшись по каналам, обнаружил, что Люхэй тянут больше, чем поставляют товара. Однако ни яхты, ни виллы на Бали ни у кого из профессората не появилось, следовательно — они тратятся на внутреннее производство чего-то, о чем я не знаю. Хочу узнать, во что конкретно ввязались Люхэй, как раз искал, кого бы заслать в пекло. Могу порекомендовать тебя в охранный патруль, если сдашь мне их черный ящик. — И? В чем загвоздка? — Се Лянь морщит брови. Если бы все было так просто, Вэнь Кэсин уже послал любого из своих бойцов. Промасленные скульптурные губы растягиваются в ухмылке. — В Люхэй за охрану отвечает группировка Тарантулов. Раньше охраняли доки в Пханьине, потом к ним в компанию влились опальные офицеры — выправка, пара уроков Бакома и вот они на вершине Арасаки. Эти ребята как пауки в банке, очень нелегко вписаться в компанию. Сможешь пролезть наверх иерархии, если победишь того, кто выше тебя — тот же принцип, что в Долине. На том разговор можно было считать законченным. Когда Се Лянь с Хун-эром приближались к двери, Вэнь Кэсин окликнул: — Эй, парень. Если твоему гэгэ отстрелят башку, могу принять в Долину и организовать месть. — Ты же не берешь в Долину детей до четырнадцати, — Се Лянь наморщился. Пожалуй, единственным, что отличало Вэнь Кэсина от предшественников в лучшую сторону, был его категорический отказ от использования в делах Долины детей. — Точно. До четырнадцати — не беру, — Вэнь Кэсин загадочно ухмыльнулся и, потеряв к ним интерес, вернулся к спагетти. Оказавшись на улице, Се Лянь с Хун-эром еще некоторое время идут в молчании. В какой то-момент, уйдя достаточно далеко, дружно валятся на колени, потеют, дышат судорожно — позволяют стрессу вырваться наружу. — Хе-хе… пойдем домой, Хун-эр? — А…Ага, — Хун-эр отвечает с нервной, подрагивающей улыбкой. Когда в ларьке Се Лянь пытается украдкой присовокупить к покупкам пару баночек Tsingtao, Хун-эр тянет его за рукав: — Гэгэ, — детский голос звучит укоризненно. Вздохнув, Се Лянь ставит Tsingtao на место. Не то что бы Се Лянь злоупотреблял пивом. Просто любил расслабиться в тяжелые дни. Потому что хэй, все так делают. Проблема состояла в том, что тяжелые дни превалировали. Се Лянь сам бы не заметил, как пристрастился, если бы однажды Хун-эр не открыл холодильник и не позвал севшим голосом: — Гэгэ. Это…? — Ха-ха, ничего, Хун-эр! — Се Лянь торопливо хлопает дверцей — десятки составленных в стопки Tsingtao звенят на всю квартирку. — А-ха, как много мусора по углам, давно надо было выбросить! — Клинг-клинг — торопливо выгребает из-под умывальника жестяные горки опустошенных банок, шуршит черными мешками. Хун-эр не мигая сверлит его круглым черным глазом. — Гэгэ, не пей больше. Дядь, которые много пили у меня в деревне, весной откапывали из-под снега, — тем же днем просит Хун-эр, взволнованно потягивая Се Ляня за рукав. — Хун-эр, не бойся, с гэгэ такого не случится, — Се Лянь успокаивающе потрепал пушистую голову. — Гэгэ больше не будет. Се Лянь уважал волнение Хун-эра и верил, что тот умен, но хэй. Он взрослый. И ему нужно как-то расслабляться. Хун-эр же ничего не заметит, если Се Лянь спрячет Tsingtao в более укромное место или будет пить не дома? Хун-эр заметил. — Хун-эр? — Вернувшись с работы, Се Лянь сразу понял, что что-то не так — пушистая липучка не выпрыгнула встречать его, нос уловил прелый, сладковатый запах… Се Лянь расширил глаза. Пиво! Хун-эр лежал в жестяном гнезде опустошенных банок и взирал на мир маслянистым, абсолютно пьяным взглядом. Красный «фонарь» странно мерцал — сталкиваясь в воздухе, бабочки выделывали извилистые виражи. — Э? Гэ… — Заметив побледневшего Се Ляня, Хун-эр растянул губы в резиновой улыбке и попытался встать — но тут же позеленел, торопливо прикрыл рот рукой. В тот вечер, реанимируя ребенка, Се Лянь трижды проклял мироздание. — Хун-эр, зачем ты это сделал? — Се Лянь вопросил подрагивающим голосом, по капле отмеряя дозу ацетилсалициловой кислоты. Кап-кап — вода в стакане идет рябью. — Гэгэ соврал, — свернувшийся в калачик Хун-эр простонал, не отрывая рук от гудящей головы. В искаженном болью голоске подрагивала обида. — Гэгэ сказал, что не будет пить, а сам пил. Я решил, что если гэгэ не может отказаться от отравы, то пусть она отравит меня, а не гэгэ. Возьму то, что заставляет гэгэ чувствовать себя плохо, и спрячу внутри себя. В странном умозаключении таился парадоксально глубокий, пугающий смысл. С того дня перепуганный Се Лянь не взял в рот ни капли. Первый час ночи, футон — Се Лянь прижимает Хун-эра к себе сильнее обычного. Завтрашний день обещает быть тяжелым. …Се Лянь смотрит на маску. Лицо Шунь-сюна сохранилось очень неплохо — Вэнь Кэсин прокомментировал намедни, когда снимал кожу с костей. Заспиртованная, свежая на вид, совсем живая, она должна хорошо подойти Се Ляню по строению черепа. Се Лянь смотрит на маску. Маска смотрит на него. Давя тошноту, Се Лянь торопливо прилаживает ее к лицу, в ушах звучит инструкция от Вэнь Кэсина. Он возится час, он опаздывает на собеседование в Люхэй, он пытается думать об отвлеченной чепухе: муравей может поднять вес в пятьдесят раз больше собственного; тысяча минус семь равно девятьсот девяносто три. — …Приятно иметь дело с настолько учтивым молодым человеком, как господин Шунь, — профессор Е Цзинхуа растягивает губы в масляной улыбке, по углам собираются морщинистые гармошки. Они сидят в стеклянной, футуристичной свечке в центре Путо. Снаружи на стальных кольцах, опоясывающих здание, горит зеленый неон: «Люхэй». Профессор Е Цзинхуа — привилегированный химик Китайской академии наук, исполнительный директор и главный меценат Люхэй. Лысый, сморщенный старостью, в круглый «ученых» очках, белом халате и с Ролексом на запястье, профессор тем не менее, имеет высокий рост и мощное сложение. Уже около часа Се Лянь старательно завораживает его от имени Шунь Сюаня — отучился в военном училище, но не нашел себе места при государстве, помог господину Вэнь отбиться от нападения за что был порекомендован им на хорошее место. Е Цзинхуа слушает с глубоко заинтересованным, одухотворенным видом — истовый верующий на воскресной проповеди. Вэнь Кэсин сидит с выражением человека, которого держат на панихиде по дальнему, никогда не встреченному при жизни родственнику — изящная поза покосилась, застывшие глаза гипнотизируют пустоту. — Господин Вэнь, наверное, уже рассказал вам о наших мальчиках. Трудно так сразу влиться в коллектив, но я думаю, с вашей коммуникабельностью это не станет проблемой. Мужунь Цзи — глава охранного подразделения, очень требовательный, но неделю назад отлучился вместе со своими генералами в соседний филиал, так что вы успеете обвыкнуться. Подружитесь с его заместителем, Наньгун Фэем — он очень заботится о состоянии своих ребят, даже обустроил специально для них спортивную площадку на нижнем этаже. Будьте искренни, не принимайте близко к сердцу дружеские тычки и вы быстро станете командой! — Приму за благо следовать советам профессора Е! — Се Лянь одаривает того ослепительной улыбкой. Кажется, еще чуть-чуть и по кабинету разлетятся сахарные блестки. Когда они с Вэнь Кэсином покидают кабинет, острая кромка веера едва не вспарывает Се Ляню горло — увернуться удается лишь благодаря инстинктам. — Какого хр…черта, — в последний момент Се Лянь успевает смягчить оборот. — Хрена, — Вэнь Кэсин поправляет с бесцветным выражением. — Ты хотел сказать «какого хрена». Тарантулы — не Сяньлэ, тут тебя не погладят по головке за вежливость. Так что отрывайся. Будь эгоцентричным нарцисом, кровожадным боевым психом — но только не девочкой из воскресной школы — Вэнь Кэсин сверлит Се Ляня в упор, глаза в глаза, так, что тянет отшатнуться. — Месяц не смогу есть сладкое после того, как вы со стариком вылизывали друг с друга сироп на брудершафт. — …Рекомендован Хозяином Долины? — Тип в легкой черно-зеленой амуниции приподнимает бровь, взглядом перебегает с формуляра на лицо Шунь Сюаня. — Ты Призрак? — Нет, просто выручил господина Вэнь в непростой момент, — Се Лянь изображает смущенную улыбку. Несмотря на рекомендацию от Вэнь Кэсина, сперва он собирается попробовать наладить отношения с Тарантулами дипломатией и добром. Тип оглядывает его сверху вниз, издает сальный хмык и, в конце концов шлепает печать, ловко клацает медвежьими лапами по клавиатуре — микрофон в ухе Се Ляня шипит, извещая о получении разнарядки. Жизнь завертелась. Чтобы не обречь себя на безвылазное существование за диспетчерским столиком в Сяньлэ, Се Лянь не стал брать отпускной, потому его график выглядел немного дико: Шесть ноль-ноль: — Гэгэ, просыпайся, на завтрак якисоба с имбирем! Ванна еще горячая, но если не залезешь в нее сейчас, станет просто теплой! — Се Лянь трет слипшиеся глаза и шаркает в ванную, Хун-эр одновременно хлопочет по дому и караулит, чтобы его гэгэ не утонул с недосыпа. Восемнадцать ноль-ноль: — Се! Мать твою! Лянь! Я что, сам должен разгребать это дерьмо?! — Тао Оуянь багровеет от гнева, но не решается поднять руку на подчиненного. Тот весь день механически клацал по клавиатуре, безучастно сносил ругань и когда дергали за плечо, глядел в ответ мертвыми глазами восставшего зомби. Се Лянь спокойно волочится домой, не просидев ни минуты на сверхурочных. Двадцать тридцать: — Будь осторожен, гэгэ! В бенто жаренная сельдь, омурайс и блинчики с луком! — Хун-эр беспокойно мерцает черным глазом, тянет Се Ляню коробочку в красном платке. Тот смеется, зарывается ладонью в пушистые волосы, легонько треплет — не волнуйся, все будет хорошо! После двух часов живительного сна Се Лянь чувствует себя гораздо бодрее, трусцой бежит на ночную смену в Люхэй. Хозяйственный, остроумный, заботливый Хун-эр — главное чудо этого мира. И бабочки тут ни при чем. Четыре ноль-ноль: спящий на ходу Се Лянь заваливается домой, где кто-то маленький и теплый помогает ему ползком дотащиться до футона. До нового головокружительного витка остается два часа. В общей сложности Се Лянь спал около четырех часов в день. Добавить, что в ночную смену он носил чужую кожу, чтобы заниматься шпионажем в штаб-квартире наркокартеля и, казалось, психоз обеспечен. Однако Се Лянь вовсе не ощущал утомления. Он ощущал раж. Он ведет двойную жизнь, он может использовать табельное оружие и получать за это деньги, он наконец-то применяет свои навыки по назначению, наконец-то не ради размытого «иначе будет плохо», а для спасения невинного человека из беды. Особых продвижек в деле не было — во-первых из-за того, что конфиденциальность Люхэй была на высшем уровне. На входе в здание и рабочие помещения сотрудники проводили через ридер именные чипы, Тарантулы ежедневно проводили общий сбор. Рядовые Тарантулы получали новую разнарядку почти каждый день, согласованный с руководством Люхэй план спускался Наньгун Фэем и оглашался бойцу через персональный наушник. Башня Люхэй делилась на открытую и закрытую зоны — в первую допускались посетители и бизнес-партнеры, во вторую предоставлялся доступ лишь доверенным сотрудникам и Тарантулам, отобранным лично Мужунь Цзи. Было нереально исследовать открытую зону незамеченным, не зная маршрута остальных Тарантулов. Еще более нереально было проскользнуть в закрытую зону. Занимающая почти половину башни Люхэй, она была относительно малопосещаема. Привилегированные белые халаты с зелеными бейджами входили группками, Тарантулы без опознавательных знаков выносили запакованные в сталь коробки, чтобы увезти куда-то в ночную тьму. Чутье подсказывало Се Ляню, что именно там творилась магия. Увидеть ее ему мешало досадное «во-вторых». Тарантулы избрали в отношении Се Ляня японскую тактику издевательства — тотальный игнор. На ежедневном сборе Наньгун Фэй периодически забывал окликнуть Шунь Сюаня, чтобы после гаркнуть что-то о «блатных идиотах». Во время ужина в кафетерии для сотрудников оказывались заняты все места. Несколько раз, переодеваясь, Се Лянь вытряхивал из своих поношенных мокасинов бычки сигарет. Новичка рекомендовал человек, крышующий самого Е Цзинхуа, потому Тарантулы не могли сломать ему шею в подворотне, но могли аккуратно выживать с места. Ты — чужак. Тебе тут не рады. На исходе первой недели Се Лянь мог лишь удрученно вздохнуть. Как ему добраться до секретов Люхэй, если Тарантулы не позволяют ему сделать шага ни влево, ни вправо? — …И она мне — черта с два ты выпьешь пятнадцать шотов! — И как? — Сказал, что выпил. Она к тому времени закинулась восьмой текилой, все равно ничего б не запомнила… Се Лянь сидел на нижней ступеньке широкой лестницы и распаковывал бенто. Забота Хун-эра выражалась в мелочах, но совокупностью являла нечто, способное возжечь жизнь в погребенных под землей костях. Приготовить еду, позаботиться о доме, подбодрить после неудачи. Се Лянь не уверен, что без этих мелочей смог бы выжить в водовороте, которым стала его рутина. Крышка бенто поднимается, выпускает пряный аромат. Се Лянь издает восхищенное «хо». В имбирных завитках-бабочках лежат рисовые шарики — один с огуречным бокеном, другой, поменьше, с томатно-красным глазом, оба улыбаются. На желтом омурайсе надпись кетчупом: «Сворачивающему горы гэгэ». Глуповатая, умиленная улыбка наползает на лицо сама собой, слюна скапливается во рту. Се Лянь собирается прихватить палочками первую бабочку, когда нечто пинает его сзади, опрокидывает со ступеньки. — Тц, кто мусор не прибрал?! Короче, я ей… — двое Тарантулов как ни в чем не бывало спускаются с лестницы, заворачивают в кафетерий. Се Лянь трет отбитый лоб, растерянно оглядывается. Взгляд цепляется за край перевернутой коробки, переползает ниже — на растекшийся по полу омурайс, на смятые рисовые шарики. Различить, где «Се Лянь», а где «Хун-эр» уже невозможно. Се Лянь прибирает, выкидывает испорченную еду в мусорку. Внутри очень мало эмоций — что-то стылое, холодное промораживает их, не позволяя вырваться наружу. Как там наставлял Вэнь Кэсин? Отрываться? — …Вставил новые подшипники… И я ему ору — смотри, куда прешь!.. А она мне… — кафетерий гудит будничной тарантульей болтовней. Размещение за столами происходит по иерархии — доверенные Наньгун Фэя занимают диваны у окон, рядовые бойцы грудятся за длинными общими столами. Когда Се Лянь заходит в кафетерий и преспокойно берет поднос, Тарантулы не меняют тональность беседы и не поднимают взгляд — просто как-то автоматически получается, что один человек вытягивает ноги, занимая два-три места. Никому не интересно, что-там в башке у дружелюбного придурка, подумаешь, чуть-чуть сгустилась атмосфера. На что он способен? Кстати, подшипники отлетели и… Когда Се Лянь цепляет палочками курицу по-пекински прямо из тарелки доверенного Наньгун Фэя, никто сперва не осознает произошедшего. Разговоры примолкают, оторопелые взгляды устремляются в одну точку. — Хэй ублюдок! Се Лянь не сбавляет хода, ловко цепляет по чужим тарелкам любую приглянувшуюся еду. Отрываться? Хорошо, он как раз давно хотел попробовать львиные головы. Те, в тарелке пыхтящего, багрового громилы, выглядят очень аппетитно. Стол, еще стол, скользнуть под вскинутым в атаке кулаком — мясных деликатесов у него на подносе уже достаточно, стоит взять гарнир. Пожалуй, баклажаны в кисло-сладком соусе — уклониться, двинуть локтем по незащищенному носу, щелк-щелк палочками — половины порции ему хватит. — Ублюдок, ты оглох?! Какого хрена?! — А ну стоять! Выбитые из колеи наглостью, Тарантулы бросаются на Се Ляня беспорядочной толпой, кафетерий наполняет звук опрокинутых тарелок, топот и разъяренная ругань. К двери уже не пробраться — вздохнув, Се Лянь перехватывает полный поднос поудобнее и прыгает по головам. Ругань взвивается до крещендо. Пируэт, прыжок, еще прыжок, пнуть из рук воздетый автомат, кувырок — едва не выбитая с ноги дверь хлопает ставнями. Толпа Тарантулов высыпает из кафетерия, преследует убегающего Се Ляня. Лестница, коридор сорокового этажа, люк на крышу, задвинуть щеколду снаружи — порыв ночного воздуха бьет в лицо, колышит растрепавшиеся волосы. Се Лянь выдыхает, присаживается на парапет. Вид на ночной Шанхай с высоты птичьего полета волшебен — в синевато-серой мгле светлеет золотистая полоска заката, город внизу перемигивается неоном. Часы с двадцати одного до полуночи самые активные, ночная жизнь бурлит пробками и блюзом ресторанов. Хрустя курицей, Се Лянь чувствует себя разочарованным. Ну и дрянь, Хун-эр готовит гораздо лучше. Когда он закончит есть, ему придется столкнуться со стаей разъяренных горилл. И не то что бы Се Лянь сожалел. — …Хэй, братишка Шунь, — Наньгун Фэй подзывает панибратски. Молодой, с приглядной внешностью и язвительной ухмылкой в уголках губ, в движениях не видно особого умения — видимо, получил должность за организационную и представительную работу. Се Лянь шагнул из строя. Тарантулы провожают недобрыми, зловещими взглядами. Атмосфера больше соответствует стрелке в подворотне, чем рабочему сбору ЧОП-а. — Мне доложили, что ты погавкался с ребятами и разнес кафетерий. Ты странный, знаешь? Типа, не вписался в коллектив. И, — Наньгун Фэй усмехается, изображая доброту, — я решил, что вам надо поладить. Мы с парнями играем в баскетбол во время перерыва. Пошли. Компания загрузилась в лифт. В спину Се Ляню дышало двое вышибал — вздумай он поворотить, его перехватят насильно. Логика Наньгун Фэя была прозрачна — раз человека, рекомендованного Хозяином Долины, не получится убить просто так, можно подстроить несчастный случай. Играл в баскетбол и случайно получил по черепу мячом, с кем не бывает. Се Лянь видел в игре шанс для себя. Высокое положение позволит ему координировать обходы Тарантулов, расчистить себе путь. Игра — прекрасный повод вызвать главного Тарантула на дуэль. — Простите, — Се Лянь тянет руку. — Я никогда не играл в баскетбол и не знаю правил. — Не парься, — Наньгун Фэй склабится, крутит мяч на пальце. — Победит тот, кто набросает друг другу больше мячей в корзину, остальное знать необязательно. Формально, спортивным комплексом Люхэй могли пользоваться все сотрудники, неформально это был маленький дар Тарантулам от Е Цзинхуа. Будучи полукриминальной структурой, Люхэй очень ценила своих бойцов. Площадка занимала подвальный уровень и размером была со школьный спортзал. Сверху светили софиты, поперек висела сетка. Се Ляню показались странными две вещи. Во-первых: Наньгун Фэй в команде Тарантулов совмещал должности судьи, тренера и капитана сразу. Во-вторых: команда Се Ляня состояла из Се Ляня, команда Тарантулов — из тридцати человек. Наньгун Фэй бросает мяч через всю площадку — на миг он тенью зависает под лучами софита. Маленькое солнечное затмение. Се Лянь бросается вперед, чтобы подхватить — и едва не оказывается опрокинут кинувшимися ему под ноги Тарантулами. Кооперируясь, они заставляют Се Ляня подпрыгнуть вверх. Бах — мяч прилетает точно по лбу. Се Лянь успевает подхватить его — и тут же выбрасывает ввысь, потому что со всех сторон Тарантулы накрывают его слаженной паучьей сетью. В голове быстро вращаются шестеренки. Баком — скоростной стиль, рассчитан на выживание и убийство противника самым эффективным способом. Захват, удушение, переломы, удары по жизненно важным точкам — взращенный на высоком стиле Сяньлэ Се Лянь не учился и не мог долго противостоять таким атакам. Выскользнув из очередной западни, Се Лянь перехватил мяч. Вэнь Кэсин полагался на расчет и сенсорику — что если ему тоже попробовать? Наскоро наметив траекторию, Се Лянь бросил мяч в голову Тарантула. Бах — закатив глаза, тот падает на пол. Однако мяч летит не в висок очередного противника — оторопелый, тот перехватывает его. Секунду Тарантулы косятся так, что Се Лянь ощущает конфуз. Ох. Будь он хоть трижды наследным принцем, использовать чужеродный ему стиль посреди боя — плохая идея. Пока Тарантул, завладевший мячом, бежит к кольцу Се Ляня, на последнем повисает вся паучья стая. Собравшись с силами, он тяжело переставляет захваченные ноги, медленно, но неотвратимо преследует беглеца. На лицах Тарантулов возникает пораженное выражение. Дружелюбный придурок волочит их, вцепившихся в него, как взрослый стайку трехлетних непосед. Рывок — Се Лянь вскидывает руки — схватившие их Тарантулы зависают горизонтально полу. Рывок — вдвоем они снарядами летят в Тарантула с мячом. Бум — тела сталкиваются, Се Лянь подхватывает мяч и бежит, тянет время чтобы придумать план. Хорошо, Се Лянь — тяжеловес, он ничего не может сделать против верткого Бакома. Значит, надо придумать, как победить Тарантулов так, чтобы они не успели его использовать. Глаза шарят по площадке — нужно что-то, чтобы собрать кучу людей. Собрать, связать… В голове щелкает. Софит высвечивает темный силуэт золотым ореолом — Се Лянь приземляется на плечи громилы, сторожившего сетку. Пуинь-пуинь — нити рвутся, над полем летит огромная, гибкая тень. Сорвав сетку, Се Лянь в пару кругов обматывает один конец вокруг громилы, тюкнув по затылку, валит на пол — «колышко» готово. Пока Тарантулы не понимают, в чем дело, молнией расчерчивает поле по кругу. Удар, удар — один за другим, те попадают в сетчатый плен. Влекомых титанической силой, их проволакивает по сужающейся спирали. Выстрел — Се Лянь спотыкается прямо в кучу мала. Наньгун Фэй цыкает, перезаряжает глок. Тарантулы не медлят — Се Ляня хватают десятки рук, открытый, он может лишь бешено дергаться, чтобы не попасть под пули. Минута, две, три — пара подстреленных Тарантулов, на спине и шее Се Ляня росчерки от пуль, в полу три десятка отверстий. Пора. Собрав всю силу в ногах, Се Лянь совершает дробящий удар. Пол идет трещинами, Тарантулы невольно замирают — нет, этого не может быть, не может быть, чтобы они попали в глупую ловушку, чтобы под ними разверзлась земля, чтобы они провалились в Диюевы пары и… Сетка натягивается, заставляет пойманных Тарантулов зависнуть над многоярусным сплетением проводов и труб. Подвальные лабиринты Люхэй походят на декорации к техно-слэшеру. Громила-колышко понемногу сползает к дыре. Топ-топ — Се Лянь ловко взбирается по головам Тарантулов, прыгает наверх. Наньгун Фэй покрывается холодным потом, когда видит, что он так и не выпустил мяча. Выстрел и сразу — бах! — Се Лянь отправляет мяч навстречу пуле. Перешагивает через черно-оранжевые ошметки, зловещей тенью надвигается на Наньгун Фэя. — Мяч не в игре! — Наньгун Фэй покрывается холодным потом. Это был последний патрон. — Тебе фол! — На самом деле я знаю правила баскетбола, — Се Лянь примирительно улыбается — соврал немного. — Если верить им, ты и твоя команда нарушили столько, что я могу использовать твою голову вместо мяча и это не будет грубой ошибкой. Треск, с которым кольцо отрывается от столба, ввинчивается в уши зависших над пропастью Тарантулов. Несколько глухих ударов, каждый заставляет синхронно вздрогнуть. Тарантулы беспомощно ждут. Спустя неопределенное время в дыре наверх показывается улыбающийся Се Лянь. — Ребята, господин Наньгун проиграл и, если верить уставу, я получаю место заместителя господина Мужунь. Если подчинитесь, я спасу вас! С рассветом Се Лянь покидает Люхэй. Дождь льет стеной. Интересно, Се Лянь сильно простынет, если вымокнет до нитки по дороге домой? Или — другой вопрос — разве это важно? Се Лянь выбил себе самое высокое место с момента воцарения Цзюнь У в Сяньлэ. — Гэгэ! — Знакомый голос проясняет сознание — Се Лянь крутит головой, находит укутанную в белый дождевик детскую фигурку под огромным красным зонтом. — Начался дождь, а ты ушел без зонта, я принес! — Хун-эр поднимается на носки, чтобы дотянуться зонтом до чужой головы. Хихикнув, Се Лянь накрывает их обоих. — Гэгэ кто-то побил? — Заметив в обычно аккуратной прическе колтуны, Хун-эр недовольно фырчит. — Это я их побил, Хун-эр, — Се Лянь смеется. — И получил повышение. — …В Цзиньцзы, господин Е? — шофер Порша уточняет. — Да, — Е Цзинхуа степенно кивает с заднего сидения, но внезапно вздрагивает, замечает сквозь стену дождя парочку — новенький Шунь Сюань и маленький ребенок. Тонкокостный, белоснежный с красным и черным мальчик лет семи, один глаз прикрыт соломенной игрушкой-бабочкой. — Стой, погоди. — Что-то не так, господин Е? — Тот прикипел взглядом к мальчику, глядел на него, как слепой, впервые увидевший солнце. — Интересно, — Е Цзинхуа облизывает губы, провожает парочку, пока та не растворяется за углом. — Очень интересно. …Стиральная машинка жужжит, раскручивая грязные вещи в клочьях белой пены. Загипнотизированный, Се Лянь сидит на корточках, глядит в барабан. — Гэгэ, скоро на работу, тебе надо поспать, — обеспокоенный, Хун-эр отвлекается от нарезания лука. — Гэгэ плохо себя чувствует? Се Лянь прислушивается к ощущениям, качает головой. Не плохо, скорее очень… круто? Адреналин бушует в крови, Се Ляню кажется, что он может свернуть горы. Ему, привыкшему чувствовать себя тряпкой на полу, такое кажется слишком странным — настолько, что он совершенно не понимает, как реагировать. Голова работает над неразрешимой загадкой, сон не идет. — Гэгэ, может, выпьешь молока, если не можешь уснуть? Идея дельная — когда Се Ляня мучила бессонница, он нередко вырубал себя с помощью сподручных средств. Пару таблеток того, пару таблеток сего, пять грамм соды и сонное зелье готово. Эффект мгновенный, вместо сумасшедших снов видишь умиротворяющую, пустынную черноту. — Гэгэ! — Хун-эр смотрит с укором, Се Лянь ощущает себя нашкодившим щенком. Виновато вздохнув, укладывает таблетки обратно в аптечку, убирает соду в дальний угол. — Хун-эр поработил мое сознание, как какой-то очень умный вирус, — Се Лянь смиренно отпивает молока. — Ага, совсем как вирус! — Подбоченившись, Хун-эр утвердительно кивает. — Проник в мозг гэгэ, чтобы образовать самый сильный симбиоз и эволюционировать! Издав сдавленное «п-ф-ф», Се Лянь заходится в смешке. — Если вирус-Хун-эр хотел эволюционировать, ему следовало выбрать другой организм. Твой гэгэ — крайне примитивная форма жизни, чтобы развиться во что-то достойное сожительства с тобой, у этого Се уйдет еще пара миллионов лет. — Гэгэ очень достойный! И вовсе не примитивный! — Критика Се Ляня даже из уст самого Се Ляня вызывает в Хун-эре яростное противление. — Примитивный, — Се Лянь легко улыбается, — если бы Хун-эр не подтолкнул меня, я до старости сидел в капкане и умер в одиночестве. После молока Хун-эр предложил спеть колыбельную — мама всегда пела, так сон придет быстрее. Заинтересованный экспериментом, Се Лянь соглашается. Хун-эр садится на футон в сейдза, хлопает по коленкам: — Ложись, гэгэ! Се Лянь задумчиво хмурится: он слишком тяжелый, если будет спать на коленях Хун-эра, отлежит ему ноги. — Хо, — поняв просчет, Хун-эр разочарованно кивает. Се Лянь укладывается на подушку, прикрывает глаза. Где-то рядом ощущается родное тепло. Хун-эр перебирает ему волосы, тихо затягивает что-то на непонятном наречии. — Хун-эр, чей это язык? — Мяо, — Хун-эр откликается мягко, умиротворенный голос звучит храмовым колокольчиком. — Мама сказала, что я хань только наполовину. Дома мы говорили и пели песни на мяо. Ох. Его Хун-эр не просто чудо, он еще и экзотическая бабочка. Маленькая, с черно-красным рисунком на белых крылышках, порхает в серебристом ареоле призрачным огоньком… Убаюканный, Се Лянь погружается в сон. Черные тернии расцвечивают бабочки.