RED 2.0

— Отпустите его, пожалуйста. — Хм? — Мужунь Цзи вопросительно поднимает бровь. — Не рекомендуется держать человека с повреждением носовых хрящей вниз головой. Внутричерепное давление может спровоцировать течение крови из носа. Учитывая состояние молодого господина Шэнь, он даже не сможет ее выдохнуть. — Ботаник или сектант? — Мужунь Цзи спрашивает, смерив Се Ляня долгим взглядом без выражения. Перехватив сумку с бенто в зубы, Се Лянь бросается на Мужунь Цзи. После пары движений понимает — другой уровень. Мужунь Цзи легко пропускает его с бока, поворот, удар — Се Ляня с отобранным Шэнь Лэем уносит метров на пять. Но цель достигнута. Се Лянь быстро проверяет травмы, выдыхает — лицо пострадало серьезно, но повреждений черепной коробки нет. На грани подсознания тревожно звенит осознание — против него не сражались всерьез. Мужунь Цзи достает из кармана брошюрку со знакомым отпечатком тракторной подошвы, пристукивает корешком по дверному косяку. — Пойдем-ка. Пояснишь мне одну непонятную фигню. Мужунь Цзи ведет не в комнату совещаний и не в спортзал, а за приглядный фасад главных улиц, в темные дворы. Еще перед недостроенной многоэтажкой Се Лянь слышит звуки борьбы — с каждым этажом вверх они становятся громче. Ни люка, ни двери на крышу еще не установили. Провернувшись маятником вокруг стальной балки, Мужунь Цзи одним кувырком преодолевает два этажа до застроенного лесами провала в небо. — Фью-ю, ну и кадр! — Восторженный свист раздается далеко за пределы крыши. Мужчина с торчащими ежом осветленными волосами, в кругляшах черных очков и розовой гавайке под формой Люхэй снимает бой на профессиональную камеру. Хотя нет. Не бой. Се Лянь моргает, разбирает несуразную картинку на последовательные фрагменты. Первое. В сравнении с остальными Тарантулами Шэнь Лэй отделался легко — по крайней мере, все конечности уцелели. У Мао Минцина с Шао Яньфу руки вывернуты под неестественным углом. Избитые, они лежат ближе всего, состояние остальных трудно оценить из-за тьмы. Второе. Из всех Тарантулов Ци Жуна остались в строю только Мэй-Мэй с Сяо Цю — бешено вращаясь в боевом танце, они напоминают война о двух головах и четырех руках. Глаза блестят, как у загнанных волков. Третье. Почему-то Се Лянь ни в мешанине тел, ни в руках Сяо Цю с Мэй-Мэем не видит бокена. Обе стороны сражаются, используя Баком. Удар-удар-удар-треск — рука Сяо Цю ломается под напором скалообразного бойца с татуировками по всему телу, кроме головы в вязи скорпионьих кос. В кулаках по тяжелому кастету в шипах — боксируя в бешеном темпе, он прорывается к Сяо Цю, встречается с контратакой Мэй-Мэя — но не отступает. Две слоновьи скалы, они примерно равны по сложению. Не такой ловкий и скорый на мысль, как Мужунь Цзи, его боец берет телосложением и звериным напором. — Что, уже все? — Рычит в лицо скалящемуся от напряжения Мэй-Мэю. — Бей давай! Гребаные месяцы без нормальной драки, ты не обломаешь меня сейчас! Давай, мать твою! — Гуан-эр, потише! Если бойня будет длиться меньше десяти минут, у меня запись никто не купит! — Мужчина с камерой подбирается, чтобы заснять эффектный удар. Заметив Мужунь Цзи с Се Лянем, приспускает кругляши очков, улыбается во все тридцать два: — Хэй, это ты новенький, Шунь Сюань? Я Си Луося, вон-тот громила — Гуан Бэйтун, мы служили в одном подразделении с Мужунь-гэ. Слушай, ты круто придумал с этим фехтованием на палках — сейчас в боевом снаффе как-раз модна красивая эквилибристика. Только ни Гуан-эру, ни Мужунь-гэ оно не понравилось. Хотя, — чешет в затылке, — это же Мужунь-гэ. Чуть в стороне от основного костяка идет бой на равных. Вспоров воздух, авто-бокен отклоняет пули от цели. Наньгун Фэй цыкает со злой досадой, прыгает прочь, чтобы перезарядить магазин автомата — но Ци Жун бросается следом, успевает поддеть его ударом снизу вверх. В онемевшем существе Се Ляня тлеет гордость. Ци Жун отлично научился компенсировать отсутствие силы скоростью реакции. Сбитый Наньгун Фэй летит вниз, удар — издав сдавленное «гхы!», распластывается по земле и больше не поднимается. Тяжело дышащий Ци Жун смахивает с запотевшего лба налипшую челку. Хлопок ладонями — не громкий, но все на крыше останавливается. Си Луося досадливо «мэх»-ает на счетчик в окошке камеры. Гуан Бэйтун застывает с занесенным кулаком за миг до того, как успевает пробить оборону Мэй-Мэя — видом напоминает бешеную лошадь, которую утянули за стремена на полном ходу. Мужунь Цзи, что до того игнорировал существование Се Ляня, оборачивается, глядит в упор. — Что это за фигня с палками, кто ты, мать твою, такой, чтобы загаживать моему мясу мозги своей самодеятельностью и кому продал задницу, чтобы сдвинуть Наньгун Фэя, — Мужунь Цзи звучит, будто говорит о погоде. — Имя Сюань, фамилия Шунь, был рекомендован в Люхэй Хозяином Долины Призраков, победил отряды Наньгун и Ци разом, ныне являюсь третьим по величине офицером Тарантулов, получил от Е Цзинхуа добро на проведение сеансов по повышению квалификации подразделения. Этот Шунь раннее состоял в школе Сяньлэ и решил, что внедрение стиля поможет отряду Ци подтянуть силы, — Се Лянь ответил в тон. — Досадно, что вы не пожелали оценить их новых умений и заставили использовать Баком. Возможно, исход боя был бы не так очевиден. — Ага, — Мужунь Цзи отвернулся, оборвав диалог. Когда он приблизился, навис над Ци Жуном, тот дрогнул, но с вызовом взглянул в равнодушное лицо. — Хорошая махалка, — Мужунь Цзи помахал чужой рукой с авто-бокеном туда-сюда, — что-то из поделок Ци? — Сам изобрел, — Ци Жун прошипел воинственно, выдернул руку. Мужунь Цзи поднял бровь. — Котенок, ты когда таким умным стал? Нарочно изображал дурачка, чтобы мне с тебя меньше пользы перепало? — Осведомился, потрепав того за ухом по растрепавшимся кудрям. Ци Жун прострелил Мужунь Цзи взглядом, способным убить, но не ударил — задрав подбородок, скрестил руки на груди: — Ха? Этот предок должен тебе клановые технологии за кусок чертова хлеба? Хочешь, чтобы я был более полезным — плати золотом! — Гюрза, — Мужунь Цзи бросил, отворачиваясь к Наньгун Фэю. Тот, кое-как оправившийся от удара, полулежал, опираясь на локти, завидев тень главы над собой, испуганно осел. — И? Как ты так сплоховал, что сперва сектанту продул, — кивок на Се Ляня, — а теперь вообще моей девке? Махать той авто-хренью сломанной рукой должно быть тяжелее, чем драться врукопашную. — Прошу прощения, господин Мужунь! Этот просит прощения! — Наньгун Фэй торопливо кинулся тому в ноги. — Это он! — Указывает на Се Ляня пальцем. — Он и ублюдок Ци сговорились против меня! Мужунь Цзи приподнял бровь, смерил Ци Жуна пристальным взглядом, аккуратно прихватил дубовой ладонью белое запястье, придавил большим пальцем пульсирующую жилку. — Трахался с ним? — Кивок на Се Ляня. — С ним? — Ци Жун фыркает, глядит на Мужунь Цзи, как на идиота. — Ты слышал, как это ископаемое разговаривает? У меня не стоит на отсталых. — Не врешь, — отпускает запястье Ци Жуна, выжидающе оборачивается на Наньгун Фэя. — Я… Честно, глава! Этот не виноват! Просто… Этот не сразу понял, что ублюдок Шунь представляет угрозу, а потом случились все эти кражи и… Этот просит прощения! — Тц. И где красноречие растерял, — Мужунь Цзи внезапно приседает рядом с Наньгун Фэем, беззлобно потряхивает дрожащее плечо — давай, соберись. Тот действительно успокаивается, хлопает глазами с оторопью. — Ты здорово сплоховал, но, в принципе, все можно поправить. Не надо было тебя, дубину, оставлять за главного, но Янь Ван с ним. Поднимайся. — Спа… Спасибо, глава! Этот всегда будет благодарен…! — Едва не обезумевший от облегчения Наньгун Фэй торопливо подскакивает следом за главой. — Ага, — Мужунь Цзи кивает. И ударом ноги сбивает Наньгун Фэя с крыши. Каждый, кто успел заметить, моргает — почему-то мгновение тянется очень медленно. Наньгун Фэй распахивает глаза в растерянности, будто сам не может осознать. Э? Что сейчас произошло? Рывок, с недостроенной крыши осыпается строительный мусор. Испуганный и жалкий Наньгун Фэй, перехваченный за воротник, беспомощно висит в руке Се Ляня. Он успел в последний момент. — Этот Шунь просит прощения, — Се Лянь рокочет сквозь зубы, — но как бы ни провинился человек, этот не может принять самосуд, — вздернув Наньгун Фэя вверх, закидывает его обратно на крышу. Сверлит Мужунь Цзи взглядом разъяренного Асуры. — Этот Шунь вызывает главу Мужунь на поединок за его должность. Мужунь Цзи взирает равнодушно. Кисло. — Пханьин, «Золотая клетка». Если размажу тебя по стенке где-то рядом с Люхэй, Е Цзинхуа срежет зарплату. — …Он очень верткий. Когда входит в раж, мотается по рингу, как гребаная юла и бьет, пока тот, кто против него, не начнет путать пол с потолком. Не знаю как, но он жарит людям мозги. Короче. Не дай к себе подобраться. Бей своим супер-воздушным комбо издалека, если ублюдок Мужунь подберется ближе — беги, — Ци Жун инструктирует скоро, выдает концентрированную базу. От напряжения истекает потом по вискам. — Не волнуйся так, — Се Лянь легонько хлопает того по плечу, улыбается успокаивающе. — У меня есть мысль, как его победить. На отборе боец из Саблезубых Горилл упомянул, что кроме Шань есть другие исполнители, подчиняющиеся Мо Лаоху. Мужунь Цзи и его офицеры, исключая Ци Жуна, занимаются охраной и перевозками экзоскелетов из Люхэй. Могут ли они быть в кругу исполнителей? Скорее всего. Каждый встреченный Се Лянем исполнитель не только заведовал куплепродажей технологии, но и сам пользовался ею. Ему не придется искать слабости техники Мужунь Цзи — он ослабит его вполовину, просто нанеся удар по экзоскелету. Когда Се Лянь оказывается на ринге напротив Мужунь Цзи, толпа пьяных боевой горячкой тел притихает. Софиты светят флуоресцентным, медицински-белым светом, высвечивают обоих рентгеновыми снимками на пленке. Мужунь Цзи бинтует кулаки, отгрызает край, прежде чем совершить удар на пробу. Се Лянь с бокеном ждет, обратившись идолом спокойствия. Секунда, минута, час, год, миг — Успевает уклониться от удара по затылку, кувырок на десяток метров, стойка. Каждая мышца в теле напряжена. Мужунь Цзи, что секунду назад стоял в противоположном углу ринга, каким-то образом телепортировался Се Ляню за спину. — Хо, — Мужунь Цзи приятно удивлен, что противник не полег с первой атаки. Осклабившись, бросается навстречу. Пока они обмениваются пробными ударами, Се Лянь составляет план. Он не заметил в ладонях Мужунь Цзи характерных отверстий — значит, экзоскелет не новый, значит, его можно вывести из строя перегрузкой. Как перегрузить? Заставить увериться в том, что план с борьбой на скорость сработает и метаться по рингу с максимально быстро. Пока напряжение копится, обороняться, зачищая пространство вокруг себя спиральным покровом. Когда экзоскелет даст сбой — кинуться в зону удара и точить точечными силовыми атаками до победного. Первое, что Се Лянь не понимает — зачем противник перешел на дальние атаки. Летая метеором из угла в угол, Мужунь Цзи бил Се Ляня исподтишка, раз за разом умудряясь заставить кости не сломаться — но хрустнуть. Решил блеснуть, уничтожив Се Ляня его же манерой боя? Хорошо, хорошо. Легче драться, когда так легко прочитать противника. И Се Лянь бросается следом. Они носятся, как заряды молний, воздух искажается и искрит. Где-то за рингом ревет толпа, но Се Лянь слышит лишь свист в ушах, поступь Мужунь Цзи. Оттолкнуться от оградительного столба, кувырок, подрезать в воздухе — удар, сравнимый столкновению двух шаровых таранов сбивает обоих. Мужунь Цзи побит, но собран — оттолкнувшись от бетонных глыб, в кои их борьба обратила ринг, ловко приземляется на острие уступа. Се Лянь лежит на спине в кратере обломков, глупо пялится в огонь софита. Он споткнулся, он напоролся спиной на острый обломок. Рана несерьезная, но он спасовал. Оглянувшись, видит, что ринг был разбит и более не пригоден для боя — весь, кроме маленького пятачка по центру. Мужунь Цзи сузил ему радиус атаки его же силой. Эта гора мышц притворилась тупой, а Се Лянь глупо повелся. Изнутри вскипает азарт, замешанный со злобой. Прыгнув на пятачок к Мужунь Цзи, Се Лянь пробивает бокеном ринг и, извернувшись, как на шесте, впечатывает противнику удар ногой с разворота. Он действительно думал, что Се Лянь беспомощен на близкой дистанции? Второе, что Се Лянь не понимает — как у Мужунь Цзи получается драться так долго и не испытывать побочных эффектов. В голове искрящий, ядовитый дым. Удар за ударом, Се Лянь все чаще мажет. Скалится, дышит сквозь зубы — вот-вот у него кончатся силы, вот-вот он начнет слабеть, а Мужунь Цзи мелькает, как видение в тумане. Се Лянь упускает миг, когда теряет себя, когда на его место приходит клыкасто-безумное нечто. Надо только увидеть, поймать, застигнуть в потоке фигуру противника и нанести удар. Секунда — в смазанной череде кадров белесого света проступают очертания противника. Рыкнув зверем, Се Лянь скалится, наносит удар — и попадает…! Но цель не получает никакого физического урона — даже не замедляется. Третье, что Се Лянь не понимает — каким образом у Мужунь Цзи получилось так быстро материлизоваться у Се Ляня за спиной, сгрести его череп дубовой клешней и, опрокинув, вбить в ринг лицом. Черт, он проигрывает, нельзя сдать сейчас, дави чертов экзоскелет! Извернувшись так, как сам не знал, что может, Се Лянь вгрызается в запястье Мужунь Цзи, надеется сместить металлическое крепление — и не находит под кожей ничего, кроме мышц и костей. В голове воцаряется пустота. То, что показал Мужунь Цзи — это его настоящая сила? — Кровожадная сука, — в рокоте над ухом слышится кривая ухмылка, — жаль, не в моем вкусе. Рассеянный Се Лянь не успевает сложить в единую картинку шум толпы, флуоресцентный свет, шок и прошивающее ледяными иглами отчаяние — сознание накрывает тьма. В какой-то момент силы возвращаются — Се Лянь рывком выворачивается вперед — еще не все потеряно, он не может проиграть сейчас…! И кувырком скатывается на пол с больничной койки. Посторонние звуки откуда-то со стороны — аханье, женские руки помогают подняться из одеяльного куля. По губам течет кровь — сдернутые рывком трубки дыхательного аппарата вспороли ноздри. Где-то у форточки беспорядочно вьется маленький рой бабочек. — Аккуратнее! — Медсестра утирает Се Ляню лицо салфеткой. — Вы пробыли без сознания три дня! — Э? — Се Лянь рассеянно моргает. Под ржавый скрип шестеренок пытается уложить информацию в голове. Он был без сознания три дня. Он проиграл три дня назад. Он проиграл Мужунь Цзи. Мужунь Цзи сильнее него. Се Лянь не сможет оспорить его право на лидерство доступным способом, он не понимает, как теперь достать черный ящик Е Цзинхуа, поиски матери Хун-эра опять затягиваются — Хун-эр! — мысль гремит, отдается по черепу раскатами эха. Что с Хун-эром?! Он же не мечется по Шанхаю в поисках Се Ляня, он знает, где он?! Нет, не может быть, ребята должны были позаботиться о нем — Ребята! Черт, черт, Се Лянь проиграл! Что с ними теперь?! Мужунь Цзи за просчет хотел скинуть с крыши своего офицера, с ребятами все в порядке?! — Погодите! Куда…?! — Медсестра не успевает позвать на помощь — похватав свои вещи в охапку, Се Лянь поднимает оконную раму, сбегает вниз по уступам балконов. Черт-черт-черт, только бы они были целы! — Гэгэ! — Хун-эр больше напуган, чем обрадован его явлением, но все равно накрепко влипает в объятия, отчаянно жмется носом куда-то между плечом и шеей. Се Ляня пробирает от бледноты и черного круга под глазом в сеточке лопнувших сосудов. Судя по виду, Хун-эр не спал все три дня, пока наконец не дождался своего гэгэ. — Гэгэ выздоровел, не сбежал больной?! Гэгэ нужно отдыхать и… — Прости, Хун-эр, прости, — Се Лянь шепчет в черный пух. — Как ты один? Виделся с ребятами из Люхэй? — Они приходили, — Хун-эр отвечает с задержкой. — Выглядели, как будто очень боятся, но делали вид, что все в порядке. Привезли еду, один раз свозили в больницу. Гэгэ спал и не помнит. И… вон там, — указывает пальцем куда-то на стол. На столе лежит маска Шунь Сюаня. На вид потрепанная, но все еще годная к носке. Пробоины залатаны так, чтобы можно было принять повреждения на маске за травмы живого человека. Под столом Се Лянь заметил пару забытых шпилек Шао Яньфу. — Хун-эр, я не совсем здоров. Но я должен проверить, что с ребятами в Люхэй все хорошо. Они адепты Сяньлэ. Я в ответе за них. Выспись, пока меня не будет, а после приготовим что-нибудь вместе. Хорошо, Хун-эр? По тому, как жалко и яростно скривился Хун-эр, видно, насколько он не хочет выпускать Се Ляня в опасность. Однако в своем состоянии он действительно будет бесполезен. Башня Люхэй выглядит знакомо и незнакомо одновременно — наверное потому, что с Се Лянем никто не разговаривает. По коридорам ходят люди в черно-зеленой форме, а пониженный на два ранга офицер Шунь идет, озираясь, как чужак, по коридору с коробкой бенто. Мужунь Цзи собирался низвести его до рядового в «низшем» отряде, но за случай с предотвращением кражи Е Цзинхуа отстоял за Се Лянем офицерский ранг. В углу раздевалки, где Тарантулы ставили бокены — пустота. В раскрытых шкафах нет брошюрок «Великое учение». Все то доброе и вечное, немного нелепое в исполнении бродяг-Тарантулов словно стерли из реальности. Странно, больно, в голове смятение и беспомощный гнев. Нет, все не могло закончиться так, он обязательно что-нибудь придумает, найдет способ сместить Мужунь Цзи — А может, все случилось так, как должно? Се Лянь проиграл. Возгордился, решил, что противник не может быть также силен и умен, как он. Опять оказался слаб, как наставник. Беспорядочные фаталические мысли преследуют Се Ляня до кафетерия. Ох. Надо было догадаться, что сюда ему лучше не ходить. Надежда трепыхается, когда взгляд выхватывает знакомые лица. Мрачный Ци Жун на комфортном диване, что раньше по статусу занимал Наньгун Фэй. Последний, сидя за столиком для «низшего класса», с ненавистью жует пресный тофу. Сгорбившийся Мэй-Мэй заслоняет собой от мира Сяо Цю с перевязанной рукой. Шао Яньфу без особого интереса препарирует вилкой куриную ногу. Шэнь Лэй с носом, что все еще не выглядит целым, но уже не вдавлен в лицо, чахнет над похабным журналом. В какой-то момент они все замечают Се Ляня. Неверие, судорожная надежда — и болезненная безнадега, которая давит ее, как только включается трезвая мысль — «их наставник проиграл. Он ничем не поможет». Тарантулы Мужунь Цзи как-то автоматически сдвигаются так, чтобы свободного места в кафетерии не осталось. Группу, посвященную в ряды Сяньлэ подталкивают с намеком. Ненавидящий прищур. Борьба. Покорность. Се Лянь, весь какой-то маленький и сгорбленный, стоит в кафетерии, где ему не оставили места и ощущает дежавю. Аналогичная сцена происходила тут месяц назад. И года два назад — в Сяньлэ. Надо было догадаться, что сюда ему лучше не ходить. Надо было догадаться, что жизнь наследного принца, потерявшего собственную школу, будет ездить по одним и тем же рельсам из раза в раз. Надо было догадаться, что сколько бы усилий ни приложил, он останется одиноким неудачником. Ноги несут за дверь кафетерия, когда позади слышит звонкий окрик: — Хэй, наставник Шунь! Я уже наелся, садитесь! — Когда Сяо Цю соскакивает со стула, атмосферу словно ломает напополам. Свои глядят в смятении, чужие — как программисты, обнаружившие ошибку в кропотливо выстраиваемом коде. — Наставник, а я вообще не голоден! У меня тут двойная порция пекинских крылышек, съешьте за меня? Голос за голосом Тарантулы предлагают Се Ляню еду, места, Сяо Цю, выскользнув из-под Мэй-Мэя, настойчиво тащит наставника за свое место, Шао Яньфу красиво нарезает мясо на пластики в форме бокенов. — Эй, — где-то за спиной Гуан Бэйтун сверлит их звериным зрачком-точкой. — Берега попутали? Дубовая клешня, протянутая к затылку Се Ляня, оказывается остановлена Мэй-Мэем. Раунд армреслинга длится пол минуты и не оканчивается ничьей победой. Спокойный Мэй-Мэй сверлит Гуан Бэйтуна взглядом в ответ. — Наставник, побочное действие допинга закончилось, — говорит по-японски. Се Лянь вспоминает не сразу, а потом понимает — кафе перед Пханьином. Допинг. Прошло пять дней, ослабленные Тарантулы уже должны были прийти в себя. Там на крыше они могли сражаться лишь в пол силы. У всех за столом разом проносится в голове одна мысль. У них есть шанс. Слишком много хищных взглядов разом устремляется за стол, где сидит Мужунь Цзи. Атмосфера в кафетерии понемногу искрит, ноздри щекочет запах дыма. — Хэй! — Наньгун Фэй подскакивает с места, напустив на себя гневный вид, чеканит к столу мятежников. — Захотели вылететь из Люхэй?! Глава приказал — Восклицание обрывается падением — Наньгун Фэй впечатывается в пол, не заметив вытянутой в проходе ноги Ци Жуна. Мужунь Цзи переводит на того взгляд, поднимает бровь. Ци Жун брезгливо отворачивается, фыркает: — Визжит, как девка. Раздражает. Се Лянь поднимается из-за стола. Проходит через весь кафетерий, останавливается напротив Мужунь Цзи. Не глядит назад, просто знает, что за его плечами — Сяньлэ. — Глава Мужунь, этот просит вас дать моему отряду возможность сразиться с вашими офицерами повторно, но на этот раз используя стиль Сяньлэ. Мужунь Цзи смеряет его долгим взглядом сверху вниз. Откуда-то слышен трест натянутого каната. Их снова ведут в недостроенный дом. В сопровождение Мужунь Цзи берет Си Луося и Гуан Бэйтуна — те идут за главой, не оглядываясь на отряд позади. Обстановка мрачная — туманная, душная ночь, редкие прохожие, строительный мусор под ногами. Впрочем, было бы странно, согласить Мужунь Цзи провести спарринг в спортзале. Не в его стиле отказываться от заученных способов устрашения. Под грудиной кололось холодное чувство опасности, но Се Лянь не собирался отступать. Испугаться за очередной проигрыш сейчас — значит потерять все, что он сделал уже. — Что вам дал отброс Шунь. Выкладывайте, — облокотившись о жестяную перегородку, Мужунь Цзи взирает на застывших перед ним Тарантулов во главе с Се Лянем. Те молчат. Невольно пробирает от того, как спокойно Мужунь Цзи обращается к ним один против двадцати. — Приемчики, — Сяо Цю вздергивает подбородок. — Те самые, которыми твоя «девка» избила твоего бывшего офицера, — презрительный плевок в сторону скривившегося Ци Жуна. — И мы бы победили, не запрети ты нам использовать чертовы бокены… — Мужунь Цзи обрывает речь жестом. — Задумал подвинуть меня и переманил этих кувырками с палкой? — обращается к Се Ляню. — Глава Мужунь, офицер Ци победил офицера Наньгун моими «кувырками с палкой». Если я сумел переманить себе ваших бойцов, просто научив полезной технике, то почему бы мне действительно не подвинуть такого некомпетентного главу, как вы? — Се Лянь сложил руки на груди. Мог ли он до приключений с Хун-эром представить, что вновь сможет защищать своих людей словом, как глава? Мужунь Цзи похлопал себя по карманам в поисках пачки Мальборо — найдя, неспешно поджег фитиль, затянулся. — Все ваши сберегательные счета на самом деле проходят через меня. Ваши документы лежат в Люхэй. То есть тоже у меня. Вы — мои, — за словами последовала звенящая тишина. Се Лянь заозирался — каждый Тарантул глядел на Мужунь Цзи с недоверием и страхом. — Хэй! — Шэнь Лэй срывается, выкрикивает. — В контракте было сказано, что мы можем уволиться по своему желанию! — Ага, — Мужунь Цзи кивает как ни в чем не бывало. — Если вы станете бесполезными калеками, держать не стану и даже счет с документами верну. Если так хотите уволиться, можете по своему желанию переломать себе руки с ногами. Честно говоря, мне до черта лень устраивать тут шоу для вас, так что давайте вы свернете свой хренов бунт, отброс Шунь исчезнет куда-нибудь, пока цел, а мы вернемся в Люхэй и продолжим жить так, как жили, — не предложение — приказ, который не предполагает возможности отказа. Се Лянь быстро размышляет, как повернуть ситуацию в свою пользу. Он оплошал, когда обвинил Ци Жуна в прокрастинации. Ловушка. Мужунь Цзи загнал его адептов в самую настоящую ловушку. Толком не имевшие понятия о свободе в жизни, они поставлены перед выбором, которого нет. — Не хочу, — тяжелый, уверенный ответ. Все Тарантулы оборачиваются на говорившего. Сведя брови, Мэй-Мэй глядит Мужунь Цзи прямо в глаза. Молчание затягивается. — Дальше по-китайски не скажешь? — Мужунь Цзи выдыхает дым. — Скажу, но все равно не поймешь, — Мэй-Мэй отворачивается от Мужунь Цзи. Больше не страшно и не интересно на него глядеть. — Документы в Японии. Денег никогда не было. Ломаете и не даете извинений, — Сяо Цю выглядит растерянным и смущенным, когда Мэй-Мэй осторожно поправляет съехавшую перевязь на его загипсованной руке. — Тебе нечего у меня забирать, кроме друзей. Я ухожу. Все уходим. И Мэй-Мэй спокойно ступает прочь. Все его внушительное существо кажется легким, как лодчонка на воде. Вопреки всему он не боится. Просто принимает очередной виток жизни и уверенной неспешностью походки будто транслирует остальным — не торопитесь, я знаю, что это сложно. Каждый из Тарантулов в ступоре, растерянности и ужасе разом — думай, что говоришь, восточный черт! Луна светит ярко-ярко, выстилает серебристым путь под ногами Мэй-Мэя. Из вспаханной ураганом земли проклевывается росток надежды. Черт возьми, это нереально, но хэй, какие круги Диюя они не обошли, когда стали адептами полного сюрпризов зануды Се? — Мэй-Мэй, подожди! — Отмерев, Сяо Цю бросается за напарником — Выстрел взрывает барабанные перепонки, заставляет застыть на месте. Никто сначала не понимает, что произошло. Сяо Цю, оступившись, неловко замирает рядом с Мэй-Мэем. Который, качнувшись, заваливается на землю. Из округлой дыры в затылке пульсирующей струйкой вытекает кровь. Мужунь Цзи опускает пистолет, вставляет обратно в поясную кобуру. — Ну? Кто еще хочет уволиться? — осведомляется, придавив сигаретный бычок подошвой. Сяо Цю моргает. Сомнамбулически опустившись на корточки легонько ерошит напарника по коротким волосам — хэй, все в норме? Нахмурившись, переворачивает тяжелое тело. Глядит в очень знакомые, родные глаза. Открытые. Потухшие. — Мужунь-гэ, почему так скучно? Прошлому ты голову пинком сшиб! — разочарованный Си Луося подкручивает объектив камеры. Защищай — инстинкт кричит Се Ляню, когда он замечает направленные на оцепеневших Тарантулов задумчивые взгляды. Рванув в боевую стойку, судорожно просчитывает траекторию удара и путь отступления, или лучше остаться на месте, ведь он проиграл Мужунь Цзи, или лучше убить, но нельзя, но он ненавидит, но — Сяо Цю бросается на Мужунь Цзи. Рычит и воет, как зверь, щерит зубы и когти, как зверь. В горящих бешенством глазах не осталось ничего от человека — только слепая ненависть. Мужунь Цзи быстр — палец уже на спусковом крючке — — Тварь! — Сяо Цю не успевает уклониться, когда по затылку его бьет авто-бокен. Его, опрокинутого ударом, затылок, оказывается придавлен к земле подошвой. — Нападать на того, кто дает тебе твои гребаные деньги? Берега попутал? — Ци Жун скалится, обращается к Мужунь Цзи. — Глава, этот отсталый из моего отряда. Я сам займусь им, давно хотел глянуть, как он своим болтливым языком будет вычищать толчки. — Глянешь, котенок, — Мужунь Цзи милостиво кивает. И подходит ближе. — Но вот в чем дело. Если какая-то сука укусила хозяина один раз, то она обязательно сделает это опять, сколько не бей. Чтобы такого дерьма больше не произошло, остается одно, — склонившись над Сяо Цю, поддевает его за подбородок. — Вырвать суке зубы. Пять, десять, пятнадцать минут. Сяо Цю все еще пытается рычать и кусаться, но уже в полусознании. Мужунь Цзи ломает кости, рвет мышцы с видом бывалого мясника, время от времени закуривает новую сигарету. Ци Жун стоит подле, не двигается и, кажется, не дышит. Се Лянь в защитной стойке тоже. Он не совершил ни движения, но мышцы горят, как обожженные огнем. Если он двинется хоть на миллиметр, кто-то из Тарантулов у него за спиной будет мертв. Потому. Он. Может. Только. Смотреть. Никто не помнит, когда все прекращается. Просто Мужунь Цзи бросает что-то в напутствие и исчезает из поля зрения. Кажется, Сяо Цю срочно нужно в больницу — Тарантулы не прихватили с собой телефонов, потому его заворачивают в черно-зеленые куртки и несут так. И Мэй-Мэя несут. Два тела, в одном сердце бьется, но мертвы оба. Никто никого не укоряет, никто не вопит и не льет слез. Се Лянь, Ци Жун, Тарантулы — волочатся, как побитые собаки, не могут выдавить слова. Настолько растерянны от степени сокрушительного поражения, что не могут поднять жалкого, больного взгляда от земли. Никто не знает, что будет. Что делать. Что думать. А Се Лянь опять чувствует дежавю. Судьба сделала круг. А может все случилось как долж… Нафиг. — Я ухожу тренироваться, — Се Лянь заправляет бокен за пояс, одергивает полу черно-зеленой формы. — Ты бросишь нас сейчас? — Ци Жун звучит преданно, как-то сломлено — если предположение оправдается, не сможет в своей обычной манере проклясть или за шкирку потащить обратно. — Нет. Чтобы нам выжить, я должен уничтожить Мужунь Цзи. Меня не будет десять дней. Если за это время я не смогу найти способ обойти его технику, вернусь, чтобы защищать вас. Пока меня не будет, проследи, чтобы с Сяо Цю и ребятами все было хорошо, — не оглянувшись, Се Лянь шагает в ночь. Отчего-то проснувшийся среди ночи Хун-эр не понимает, откуда взялось тревожное чувство. Потом, когда его гэгэ вбредает в квартирку и, упав на колени, прижимает к себе, зарывается носом в волосы, дрожит и просит прощения за что-то — ничего не говорит, но тревожится еще сильнее. Гэгэ кто-то обидел? Нет, он просит прощения? У него? Нет, не похоже — гэгэ ни разу не обратился к нему по имени. Хун-эр в смятении от того, что его гэгэ плохо, от того, что ничего не понимает — но не лезет с вопросами, позволяет взрослому заглушить боль, ткнувшись носом в детское плечо, легонько поглаживает дрожащую спину. Потом. Все потом. Главное — помочь гэгэ сейчас. Хун-эр запомнил Мэй-Мэя как угрожающего на вид, миролюбивого гору, который щелкнул гадкого Сяо Цю по лбу после попытки утопления в онсене. Тем вечером помимо мечты стать героем родилась еще одна мечта — вырасти намного выше и сильнее Сяо Цю, чтобы воздать за обиду. После того, как Се Лянь, усадив Хун-эра за стол, бесцветно, порой теряя нить, пересказал события прошедшей ночи, тот не плакал. Просто сидел и слушал такой же — потерянный, несчастный, беспомощный в нереализуемой злости. Не хотелось, не удавалось сходу поверить, что их радостный, наивный, маленький мираж уничтожила тупая, ничтожная реальность. На этот раз они выбираются не в Биньхай, а в окрестности Усонкоу. После истребления большей части кланов, населявших лес, тот стал почти необитаем. Используя для проживания резиденцию Зерен Одуванчика, Се Лянь ощущает себя крысой или жуком-трупоедом, но им с Хун-эром нужны комфортные условия существования, чтобы отдавать все силы тренировкам. Соорудив погребальный костер и отмолив тела, они немного прибираются, находят полную мелких водопадов пристань близ Хуанпу. — …Телепортировался? — Хун-эр переспрашивает с недоверием. — Да, — Се Лянь пытается и не может подобрать слова. Это наверное самое позорное объяснение, что он выдавал за свою учебную практику. — Я ударил Мужунь Цзи, используя всю силу и попал, но не нанес ему никаких повреждений. А потом моргнул на миг — и он оказался у меня за спиной. Будто телепортировался. Я пытался разобраться, что у него за техника. Возможно, это связано с быстротой его ног… — Се Лянь замолк в сомнении. Техника гашения ударного импакта движением превосходящим по скорости существовала, но была осуществима лишь с помощью разгона по прямой. Касательно ударопрочности, можно было предположить, что Мужунь Цзи позволил выстоять экзоскелет — только экзоскелета у него не было. Все, что оставалось Се Ляню с Хун-эром в сжатые сроки — импровизация. Случайный удар, свежая мысль посреди боя — надежда на озарение, которое придет само. Но оно не приходило. Весь мир Се Ляня сузился до каменных глыб, что Хун-эр на бешенной скорости пускал каруселью вокруг своего гэгэ, судорожной пляски в скользком арыке, туманного, болотистого леска, воняющего мертвечиной особнячка и сна одним глазом. Седьмой, восьмой, девятый, десятый день. Давно сломанный о глыбы бокен, перевязанные бинтами в три слоя руки, грохот, тонущий в тумане лесной тиши, бессонные ночи, усталость и безнадега. Уже ни на что не способные Се Лянь с Хун-эром валяются где-то между особнячком Зерен Одуванчика и арыком. За серым туманом не понять, утро или вечер на улице — даже глухая ночь и та казалась белой. — Пора возвращаться? — голос Хун-эра надломан, бесцветен от истощения. Се Лянь глядит в пустые небеса пустым, больным взглядом. Больше всего он хотел бы просто заглянуть в родные лица ребят, убедить себя и их, что они не одни, что они есть друг у друга. Но теперь он лишился этого права. — …Ты на какой главе? — Шэнь Лэй понуро поинтересовался у Шао Яньфу, заметив у того в шкафу «Великое учение». В последние дни шумные Тарантулы притихли — если обычно раздевалка была местом баталий и розыгрышей на пивную проставку, то теперь каждый переодевался молча, глядя в шкаф, но не на напарников. — «Яо Юэ». Второй параграф, — Шао Яньфу отозвался чуть слышно. — Хе, — Шэнь Лэй усмехнулся без веселья. — Я ее неделю назад прочитал. «Если народ не поучать, а убивать, это называется жестокостью», да? — Угу, — Шао Яньфу хлопнул дверцей шкафа. — Жалко, «наследный принц» не может отправить нашего «жестокого управителя» на казнь. Обычно заучка Шао Яньфу был впереди всего отряда, однако последние десять дней он только и занимался, что уходом за Сяо Цю. Понятно, почему его перегнал даже «двоечник» Шэнь Лэй. Что было непонятно, почему Тарантулы до сих пор читают навязанный занудой Се занудный бред. Казалось, что там, в недостроенном доме близ Люхэй, нелепый, взлелеянный Тарантулами мирок бокенов и онсенов после удачной работы рухнул прахом. Никто из них не понимал, зачем они продолжают читать. Когда мокрый с дождя Се Лянь прошаркал в раздевалку, не все Тарантулы поняли, что произошло. Потом обернулись. Треск — кто-то сжал пальцы так, что сорвал с форменной куртки бегунок. Воздух стоит студнем. В глазах судорожная, больная надежда. Се Лянь стоит на месте пол минуты. Открывает и закрывает рот. Наконец глухо выдыхает: — Провалился. Треск разорванной нити в мертвой тишине. Ничего не сказав, Тарантулы понемногу возвращаются к тому, чем занимались. В раздевалке будто стало еще темнее. Теперь у них нет даже надежды. Когда последний Тарантул покидает раздевалку, Се Лянь отмирает. Деревянно передвигая конечностями, стягивает с себя повседневную одежду, чтобы надеть форму. Горькое, невыносимое чувство душит, поднимается изнутри, брякнет на кромке век. — Эй, — Ци Жун проскальзывает в раздевалку, чуть слышно скрипнув дверью. — Ты как, чудила? — Жив, — бинты на руках промокли под дождем, Се Лянь перевязывает их по новой. На этот раз не на три, а на четыре слоя. — Как Сяо Цю? — каждая секунда глухого молчания заставляет сердце сильней биться об грудную клетку. Ци Жун глядит не на Се Ляня, а куда-то в пол. — Жив, — Ци Жун ограничился этим. Не сказал о состоянии тела и духа, не отшутился. Просто жив. Се Лянь опускает голову ниже, стискивает зубы. Глухо всхлипывает. — Простите. Простите. Я… Пожалуйста, простите… Вина ест, ест поедом, выгрызает в коже изнутри скарабеевы ходы. Се Лянь не хочет думать о том, что испытывают Тарантулы, вынужденные работать на Мужунь Цзи, пытается спрятаться от мыслей, но его преследует знание. Он тащит на себе ту же ношу. И как наставник, не должен был допустить, чтобы его адептам пришлось пережить такое, но он допустил. А Ци Жун. Он вынужден не только подчиняться. Он вынужден отыгрывать отдушину Мужунь Цзи, смотреть ему в рот, терпеть косые взгляды от своих и продолжать играть не смотря ни на что — чтобы защитить их. Его Се Лянь тоже не защитил. Он провалился. — Перестань, — Ци Жун вяло огрызается. — До сих пор никто не мог победить этого ублюдка. Он до сих пор не штурмует Цзянху только потому, что убил какую-то охрененно важную шишку, когда работал на братанов Си и теперь у него, типа, лапки в дерьме. Он даже на спринтах обгонял всех, с кем дрался — те потом рассказывали, что из-за него у них в глазах мелькало… Се Лянь отирает глаза, привалившись лбом к стеклу. Дождь топит автостраду Люанбан, огни машин взрезают ночную тьму. Красные, оранжевые, белые они отпечатываются на сетчатке смазанными линиями — их вид остается перед глазами еще долго, даже после того, как машины простыл след… вид остается перед глазами долго… обгонял всех… в глазах мелькало… — Эй, ты чего? — Ци Жун окликает, когда отшатнувшийся Се Лянь расширившимися глазами буравит стекло. — Отойди-ка, — сипит бесцветно, отшагнув, воздевает кулак. — Хочу кое-что проверить. — Что ты… Ва! — Ци Жун отскакивает, косится испуганно. От мощи удара Се Ляня воздух в комнате взметнулся, прошелся от кулака к стеклу. Окажись на траектории человеческая голова, по комнате разлетелся бы мясной фейерверк. Но — кулак застыл в сантиметре от стекла. По которому все равно расползлись трещины — от воздушной атаки. А Се Лянь стоит без движения. Он не ударил, но почувствовал удар. Он ударил Мужунь Цзи, почувствовал удар, но не нанес урона. Потому, что ударил не его, а мираж противника — который, на самом деле, давно ушел за спину, чтобы схватив за затылок, впечатать лицом в ринг. — Мужунь Цзи, ты… ты чертов… — минуту назад топимый виной янтарь наливается звериной яростью. На гром из раздевалки сбегаются все Тарантулы — и едва успевают броситься врассыпную от Се Ляня, что молнией несется куда-то по коридору. — Что за хрень тут произошла? — вбежав за порог, Шэнь Лэй видит завалившегося в угол ошарашенного Ци Жуна. — Вао, — губы того рассекает подрагивающая, нервная улыбка. — Наш святой наставник умеет материться. Мужунь Цзи успевает застегнуть ремень, когда Се Лянь на полном ходу с ноги впечатывает дверь кабинки ему в лицо, затылок — в толчок. Древко кабинки трещит, под черепом трескается кафель — перекат, чтобы уйти от последующего удара, стереть кровь из носа. Мужунь Цзи взирает на противника оценивающим, задумчивым взглядом. Разъяренный Се Лянь скалит зубы, ковоточащие сквозь бинты кулаки стиснуты так, что слышен треск ткани. — На этот раз без бокена? — Мужунь Цзи интересуется, разминая плечи. Напасть в туалете Люхэй без объявления о намерении драться — правильный выскочка решил играть по крупной. С бокеном в таком узком пространстве? Ублюдок Мужунь издевается. Но менять место Се Лянь не намерен. Во-первых: бесполезно; во-вторых: он собирается замочить ублюдка Мужунь в сортире. Се Лянь бросается первым. Руки повторяют движения, которые по стилю Сяньлэ должны быть выполнены бокеном — рукопашная, слабая форма специально для битвы в замкнутом пространстве. Мужунь Цзи усмехается — он еще не дрался с лопастями вертолета. Так или иначе, противник скорее расшибет себе руки о стены, чем достанет е… Крутой разворот, Се Лянь совершает захват со спины, рывок вверх — мир проносится перед глазами Мужунь Цзи дугой. Хочет опрокинуть его головой в землю, как в реслинге? Не выйдет — оттолкнувшись ногой от целой кабинки, Мужунь Цзи захватывает Се Ляня из-за спины, клонит их обоих — тот должен выпустить его и — бах! Мир искрит перед глазами, в ушном гуле далекий звон стекла. Упав в «мостик», они с Се Лянем оба рухнули головами в зеркало. Вывернувшись, Мужунь Цзи пытается проанализировать произошедшее. — Ты знаешь Баком? Се Лянь слизывает стекшую с разбитой макушки к губе каплю крови, сжимает на манер бойцовских ножей продолговатые осколки зеркала и, не ответив, бросается навстречу. Подрезать — удар ногой, подрезать — кувырок, удар ногой, когда Мужунь Цзи, схватив за голову, хочет приложить о стену, хватает в ответ и в точности повторяет прием. Мужунь Цзи сплевывает кровь — противник орудует лезвиями движениями из Бакома, бьет ногами движениями из Сяньлэ. Отражать атаки в двух разных стилях, когда не понятно, какой следующий, становится проблемно. Но главное — почему он постоянно бьет по нога… Пошатнувшись, Мужунь Цзи отскакивает от Се Ляня. Тот пристально оглядывает стекло в крови — и бедро противника, откуда из разреза бьет ручеек. Попал. Двое закручиваются смертоубийственной юлой. Удар, отразить, пролезть, сшибить коленом в живот — охотятся друг на друга, как дикие звери, и не могут ухватить зубами. Схватив кулак противника, Мужунь Цзи перенаправляет удар тому в бедро, взрезает кожу — но Се Лянь не уворачивается. Он рвется навстречу. Мужунь Цзи сбит с толку. Этот ублюдок решил умереть вместе с ним? Мысль мелькает в голове — а сам Мужунь Цзи опрокидывается на пол вместе с Се Лянем. А потом его ногу берут в захват. И тянут. Пока Мужунь Цзи пинается, теряя контроль, пытается вырваться, Се Лянь практически отключен от мира. Лезвия он потерял, так что ломать кости и рвать сухожилия придется руками. Мужунь Цзи крепкий, надо действовать быстро — Се Лянь размышляет, когда методично выворачивает чужое колено под неправильным углом. Удар ногой попадает куда-то в подбородок — отчаянно рыкнув, Мужунь Цзи вырывается из захвата. Споткнувшись на кафеле, бросается за кабинки. Оглушенный Се Лянь мотает головой, хлопает глазами за угол, где исчез Мужунь Цзи. На лбу взбухает пульсирующая вена. Этот ублюдок что. Просто взял. И сбежал?! — Стоять! Тараном проламывая кабинки, Се Лянь бросается за Мужунь Цзи. Тот петляет юрким зверем, вот-вот — и нету. Но ничего, зверю не остаться невидимым, если проредить лес. Оттолкнуться от стены, дуга — упорядоченный ряд кабинок превращается в бурелом обломков. Се Лянь склабится — он видит Мужунь Цзи. Мелькает по кругу тенью в щелях, круг, круг, еще круг, выбрасывает ногу, чтобы совершить удар — и Се Лянь бьет в ответ…! О черт. Се Ляню удается защитить голову, подстелив руку под лоб за миг до того, как материлизовавшийся у него за спиной Мужунь Цзи хватает его за затылок и впечатывает в пол. В полу кратер из трещин, ладонь колет бетонная крошка. Мужунь Цзи понял, что Се Лянь хотел лишить его главного оружия — быстрых ног, и использовал лабиринт, чтобы заставить высматривать его. Се Лянь все еще не может рассмотреть, но может понять, как Мужунь Цзи создает «остаточное отражение» чем-то похожим на… дриблинг? Вправо-влево, вправо-влево, отвлекать ударами исподтишка, и когда взгляд противника замылится, совершить удар из-за спины. Хорошо. Ясно. Но проблема все еще существует. Се Лянь физически не может разглядеть противника — глаза будут ему лгать… Но помимо глаз существуют и другие органы чувств? Мужунь Цзи отшатывается, шипит ругань сквозь зубы — развернувшись, Се Лянь мечет ему в глаза бетонную крошку. Бросается к ряду раковин — решил сбежать? Мужунь Цзи рвется на перехват, но — грохот, плеск. Се Лянь проносится вдоль линии раковин и толчков, сшибая керамику, разрывая трубы — вода хлещет отовсюду, стремительно заливает пол. Остановившись последи погрома Се Лянь дергает ленту из волос и, не обращая внимания на оторопелое выражение Мужунь Цзи, завязывает себе глаза. — …Что, мать твою, там происходит?! — Тарантулы мчатся к туалету, откуда по коридору растекается вода. — Черт! Назад! — Ци Жун успевает перегородить дорогу, когда вентиляция перед туалетом обрушается заслоном крест на крест. В трубах шум, будто в жестяном ведре трясут горох, мелькают крылья черных бабочек. — Вот дерзкая сопля! — Ци Жун шепчет тихонько, не зная, чего в нем больше — злости или иррационального уважения к мелкому телохранителю зануды Се. Вода плещет, Се Лянь стоит в лабиринте с завязанными глазами и слушает. Слева. Теперь справа. Блокировать удары вслепую тяжело, Се Лянь мажет, но терпит. Слушает. Плеск подошв по мокрому полу. Чужое загнанное дыхание. Удары сердца. Спереди слева, спереди справа, снова слева, десять, двадцать, сто раз, плечо раскроено, подбородок разбит. Плеск влево, влево, еще левее — Крутанувшись, Се Лянь перехватывает Мужунь Цзи за горло, рывком впечатывает затылком в пол. Треск кафеля, грохот, передающийся от тела к телу. Придушенный Мужунь Цзи хрипит, маленький зрачок мечется — а Се Лянь стягивает с глаз ленту, скалится широко-широко, склоняется ближе. — Дурак, — восклицает весело. — мы не в горах, вода тут не дает эха. Ты можешь обмануть мои глаза, но не уши. Надо было бежать, а не… эх. К черту, ты мне не ученик, чтобы я объяснял. И Се Лянь душит Мужунь Цзи. Тот сперва не верит — а потом бьется, как в припадке, пытается вывернуться, но — о, ты веришь, что он упустит тебя опять? Чтобы ты убил еще одного его адепта? О нет. На этот раз у тебя нет ша… Кровь из вспоротого бедра Мужунь Цзи затекает на осколки стекол. Красный развод на стекле. На осколке. Бентли. Взрыв. Убийца. Мужунь Цзи не понимает, почему Се Лянь внезапно застывает в ступоре, застывшим взглядом гипнотизирует стекло. Но пользуется моментом, вывернувшись, бьет, с хрипом втягивает воздух. Се Лянь приходит в себя наполовину, слепо бросается на противника. Нет, нет, нет, нет мать вашу! Он не может упустить Мужунь Цзи из-за гребаного ПТСР! Опять! Он потеряет шанс зваться наставником, человеком, да кем угодно, если провалится сейчас! Оба одинаково избитые, в полусознании они валят друг друга на пол. Не мастера боевых искусств — просто два зверя, что пытаются друг друга убить. Рычат, брызжат слюной, рвут друг друга на части, как угодно, лишь-бы, лишь-бы. Такую картину застает Е Цзинхуа, когда Тарантулы сдвигают вентиляционные трубы. С пол минуты глядит ошеломленно. Покашливает. — Кхем. Молодые господа. Молодые господа, этот Е попросил бы вас прекратить и… Дерущиеся даже не слышат — Мужунь Цзи не проигрывал и не собирается, Се Лянь не имеет права проиграть, потому что должен отомстить. Должен убить. Не имеет права не… Вздохнув, Е Цзинхуа дает знак Тарантулам. Ток от удара по воде слабым электрошокером расходится по туалету, валом проходится по телам вымокших противников. Когда сознание покидает их, прежде чем определяется победитель, в глазах обоих одинаковая эмоция — отчаяние и неверие.