RED 2.0

— Эти штуки вас убивают. А он знает и все равно собирается использовать вас. Две нервных системы, действующие в одном организме вразрез друг другу, взаимоизничтожают мозговые нейроны. Это приводит к стремительному развитию шизофрении и тремора. Наньгун Фэй продержался всего несколько дней без стимуляторов — значит, вредоносный коэффициент примерно 6:8. Пользоваться этими штуками все равно, что запивать мышьяк унитолом — сразу не сдохнешь, но яд накопится в клетках. Как минимум никто из вас никогда не сможет иметь детей. Это полное научных терминов, совершенно не в своем стиле сообщение Ци Жун отчеканил в раздевалке, когда Тарантулы размышляли, чем бы прикрыть свежие швы на руках. Се Лянь пошатнулся. Такой прыти от Ци Жуна он не ожидал. Тарантулы сперва не поверили, а потом устремили на того мрачные, отчужденные взгляды. Жун-эр, день назад эти смертоубийственные экзоскелеты им жизнь спасли. Ты, мать твою, уверен, что возня с мелким, которого может не случиться от того, что помрут раньше, чем успеют его заделать, для них дороже, чем гребаное выживание? Ци Жун пытался убедить их еще долго. В том числе привел прогноз — отучиться от новомодного железа они смогут, если будут носить его не дольше трех недель, после выработается непреодолимая зависимость и разрушительный процесс станет необратим. У него не было доказательств кроме расчетов, но Се Лянь чувствовал, как по позвоночнику бежит холод. Потому, что прогноз соответствовал истине. — …Аргх! — Утянутый в туалет, прижатый к двери Ци Жун зверем уставился на нависшего сверху Се Ляня. — Что, проняло?! Не сможешь оправдать это дерьмо, а?! — Я планировал уложиться в две недели. Ты вносишь разлад и это может замедлить дело. Сделаешь только хуже, — Се Лянь говорит холодно и спокойно, давит аурой. — Не уложишься, — Ци Жун шипит, щерит клыки. — Тебе ведь, чтобы удержаться в Цзянху, понадобится боеспособное мясо, а? Ты просто пересадишь их на экзоскелеты послабее, придумаешь какую-то отмазу и продолжишь использовать, пока не выдохнутся. А после найдешь новых идиотов. Се Лянь долго молчит, сверлит ледяным янтарем. Кажется слишком широким в плечах, слишком большим, слишком всеобъемлющим — ледяная глыба, от которой по туалетным зеркалам вьются морозные узоры. — У меня нет мотива поступать так. Криво ухмыльнувщись, Ци Жун вскидывает руку — дергает полу форменной куртки Се Ляня — цап! — зажимает в кулаке пачку ментоловых леденцов. — От тебя куревом за три ли несет. Ты зависимый. И справляться с этим не умеешь. Думаешь, когда дорвешься до славы наследного принца, у тебя внезапно прорежется выдержка? Хрена с два! — срывается — щерится маленькой кошкой на охотничью псину. — Хрена с два они помрут из-за твоих идиотских амбиций! — …Господин Е, этот расследовал инцидент с похищением моего отряда адептами клана Мо и полагает, что, получив отпор, он решится развязать войну против Люхэй. Мы можем совершить превентивный удар и, воспользовавшись Мо, даже получить статус легальной боевой единицы. Прежде, чем дело дошло до моего отряда, Мо Лаоху ограбил клан Цзинь — сейчас те должны точить зубы и искать посредника, чтобы разобраться с Мо. Мы можем предложить главе Цзинь свои услуги, если тот согласится перенести наше противостояние на официальный отбор в Цзянху. — Стать кланом Цзянху? — Е Цзинхуа тянет задумчиво. — Неплохо. Мужунь Цзи, стоящий по стойке смирно рядом с Се Лянем, бросает острый взгляд. Идея пройдохи Шунь звучала как что-то, за что можно получить билет на вершину иерархии ЧОП Люхэй. Если затея выгорит, все лавры отойдут ему. — Этот Е созвонится с главой клана Цзинь. Если он согласится на переговоры, ЧОП выдвинется, как кандидат клана Люхэй. Главой станет молодой господин Шунь, господин Мужунь — заместителем… — Этот Мужунь просит пояснения, почему главой должен стать глава низшего отряда Шунь, — Мужунь Цзи говорит отрывисто, с нажимом. Кулаки за спиной стиснуты добела. — Ты проиграл в бою с Мо Лаоху, — Е Цзинхуа отвечает, не отвлекаясь от бумаг. — Недавно этот Е упрекал господина Шунь за нерациональное поведение в бою, но после инцидента в Cata Comb понял, что то же относится и к вам. Кроме того, в случае становления Люхэй, как клана Цзянху, ни один из вас все равно не будет ничего решать — вашим настоящим главой был и останусь я. Бомбы все еще находятся в ваших телах. — …Старые добрые времена… — Си Луося тянул под проигрыватель, не попадая в ноты. — Выруби уже эту попсу! — Гуан Бэйтун крутил стальную трубу в восьмерку. В павильоне Лао Бо — двухэтажный дом, первый этаж которого перестроен под курилку «для своих» — играли Libertines. Лао Бо — загорелый полумексиканец с хвостом жестких, курчавых волос — натаскивал добермана по кличке Пуч рвать в клочья «врага» — старую, тяжелую грушу на растяжке. Граненные стаканы на столике, подкопченный сигарным дымом потолок — давно знакомая, приятная конура сегодня совсем не греет. — Гуан-эр, не гони! Помнишь, когда Мужунь-гэ только собрал Тарантулов… Эх… — вздохнул мечтательно, — какие были времена… Кровь в ушах, адреналин кипит в мозгу… Что ни день, то бойня не на жизнь а насмерть. А сейчас у меня записи раз в два месяца выходят. С другого конца стола тянет осязаемой, темной тяжестью. Мужунь Цзи выдыхает сигарный дым, глядя в потолок взглядом, каким окидывает свежезабитое мясо. Си Луося только вздыхает тоскливо. Как так вышло, что они в собственной банде опуститься до мальчишья на подхвате? Когда Мужунь Цзи поднимается из-за стола, зовет: — Мужунь-гэ, Мужунь-гэ, мы еще ни разу не подрались, ну! — Рот прикрой, — Гуан Бэйтун молвит низко, прижимает за кисть. Провожает взглядом мертвенно-черную, удаляющуюся скалу. — Мы ему живые нужны. Шагнув на порог родной свечки, Мужунь Цзи успевает уклониться от стремительного, тяжелого удара — стальной косяк прогибается, рябит искрами. Хо. Ему как раз хотелось убить кого-нибудь. Боевая стойка, уклон — взгляд цепляется за смазанный силуэт, сталь кулаков. Кастеты? Нет, так вспороть косяк позволит только полный доспех. Шань уже варятся в Диюе, остается… Цап! — Мужунь Цзи закидывает нападающего на плечо, прыжок в ванную — зубами вспороть лодыжку в стали до кости, сорвать ветнели, перекинуть ношу в ванну — Экзоскелет не взрывается. Мужунь Цзи обдумывает странность, когда, подняв шлейф брызг, из воды на него прыгает верткая, гибкая фигурка. Кривая ухмылка, насмешливый шепот на ухо: — Не угадал. Опрокинутый на пол Мужунь Цзи перехватил чужие руки, поднял глаза и… Ох. Это что-то новенькое. С Ци Жуна стекала вода — жгучие, угольно-черные кудри в капельках, румянец по щекам, по плечам, по демонстративно выставленной груди. Стальные обвесы по рукам и ногам соединял увитый проводами «корсет» — походит на те, кружевные, что начинаются с бедер и кончаются у диафрагмы, полностью оголяя грудь. Мужунь Цзи мог узреть новую поделку во всем великолепии, потому, что кроме нее на Ци Жуне была лишь черная полоска чокера — блядски выгнув поясницу, он восседал на чужих бедрах, выставлял себя на обозрение, как чертово произведение искусства. И ухмылялся также — как породистая кошка ценой в пару миллионов. Глядит на простолюдинов с высоты своего величия — завидуй, чернь, волосок с моего хвоста стоит дороже твоей никчемной жизни. — Псина, — Ци Жун кривится, глянув на змеящийся по воде ручеек крови из прокушенной лодыжки. Гибко выгнувшись, вытягивает ногу, упирает Мужунь Цзи пятку в подбородок. — Приберись. Пару секунд Мужунь Цзи осмысляет произошедшее — а потом думает, что этот день не так уж плох. Обычно он не терпит приказного тона, но котенку готов сделать исключение. Приникает губами к раненной лодыжке, прикусывает, пьет кровь. — И? Что это значит? — кивок на стальной корсет. — Думал, что уже стал достаточно силен, чтобы свернуть тебе шею, раз ты проиграл бездарю Мо. Только я, в отличии от вас, не сижу на анаболиках и решил помочь себе своим мозгом, — гаденькая ухмылка. Игривое настроение Мужунь Цзи тенит глухая злость. — Прости, котенок, — рванув Ци Жуна за запястья, вынуждает упасть на себя — когда твердь вжимается в твердь, тот издает рассеянный «ах», — но если ты решил напасть на меня, мозги тебе не помогут. — Да ну? — сладкая издевка — выгибается, жмется, трется задницей там, где печет. — Проверим? Прыжок, рывок — сделав сальто в воздухе, Ци Жун отталкивается от стены, вылетает в студию. Боевая стойка, кулаки в стальном обвесе наготове. Азартный, огненный, опаляющий до угля. Мужунь Цзи вышагивает из ванной мокрый — пронырливая тварь напоследок окатила его кипятком из лейки. Проводит рукой по слипшимся волосам, заглаживает назад. Боевая стойка, рывок! — Мошкара! — Ци Жун вертится бешеным стальным волчком, льет масло в огонь. — Слабый, как чертова мошкара! Как ты, Мужунь, мать твою, Цзи, докатился до того, что тобой помыкают зануда-сектант да престарелый корп?! — Меткий удар — ступня в стальном обвесе врезается в скулу. Мужунь Цзи на секунду выходит из игры — злится. Острый взгляд на Ци Жуна. Обнаглел? Схватив за пущенную в удар ступню, совершает рывок — пока Ци Жуна раскручивает по кругу, «разоружает». Согнутая сталь скрежещет — кошка болезненно шипит, хочет впиться — но оказывается заброшена на постель. Крупный хищник нависает, сверлит ощерившуюся кошку маленьким, звериным зрачком. — Все равно слабый! — Ци Жун бросает с вызовом — проиграл, но глядит непобежденно, скалится в гневе. — Из-за того, что ты, слабак, не прибил чертова Шунь Сюаня, он теперь глядит на меня свысока, хотя я старше по званию! А ты что? Сидишь в дыре и грустишь о днях, когда не был пустым местом?! Смотреть противно! — кривится брезгливо. Схватив Мужунь Цзи за ворот, притягивает к себе, шипит в лицо, — Слушай и запоминай, слабак Мужунь. Или ты стираешь с лица земли всех, кто смеет заставлять тебя пресмыкаться, или сблюю от твоего ничтожества прямо в момент, когда ты потянешь ко мне свои липкие лапы. На Мужунь Цзи спич произвел впечатление. Это было настолько же дурацки, насколько величественно. — …И? Что у тебя за план? — усталый Мужунь Цзи потягивает сигарный дым, ссаживается на край кровати. — Пока ты был в отъезде, Шунь Сюань использовал мой отряд, чтобы выследить мудаков, пытавшихся обокрасть Люхэй. По ходу дела мы зацепили Мо. Ты знал, насколько у них плохо с «классовой раздробленностью»? Почти как у нас. Мо Лаоху пихнул своему неудачнику-ди Мо… Лаобаю? управление разменным мясом, пока сам гребет самые ценные кадры. Этот Мо Лаобай должен зубы себе сточить, что он, придавленный пяткой, никогда не оторвется от плинтуса. — Хм, — Мужунь Цзи тянет задумчиво. В голове живо вырисовывается план. — Предлагаешь помочь Мо Лаобаю, чтобы на отборе он перегрызся с Мо Лаоху? Лажа. Я все равно останусь под пяткой у Шунь Сюаня, только помогу ему скорее вы… О черт. Цзянху регламентирует количество кланов, вхожих в альянс. Отбор проходит по сценарию — клан-претендент бросает вызов клану, состоящему в Цзянху, происходит сражение. В случае победы новичка, он вступает в альянс взамен проигравшего — тот изгоняется из Цзянху. Клан-претендент не может вызвать на сражение двух противников — сражение происходит строго в формате один на одного. — Понял? — по губам Ци Жуна змеится ядовитая улыбка. Приникнув сзади, обнимает Мужунь Цзи. — Мо Лаобай не идиот, просто невезучий. Если хорошенько поможешь ему, он сможет бросить вызов Мо Лаоху и выступать со своим мясом за право перенять управление кланом Мо. Две команды — Мо Лаоху и Мо Лаобая, какая выбьет Мо больше побед, та и возглавит клан. По правилам Люхэй должна выставить против них две команды. Первой будет управлять мудак Шунь. Другой — ты. Мужунь Цзи воздевает обе брови. Очень, очень неплохо. — Получается, сперва две команды от клана сражаются между собой, потом победивший от Мо с победившим от Люхэй. — Ага. Выбьешь Люхэй больше побед — втопчешь выскочку Шунь в землю на глазах всего Цзянху. Договоришься с Мо Лаобаем и проведешь к победе над Мо Лаоху — и он поможет тебе отправить Е Цзинхуа к Янь Вану. — Е Цзинхуа? — Мужунь Цзи прищурился задумчиво. Старикан его бесил. Потянул морщинистые лапы в его группировку, назначил на место офицера выскочку, коего в ином случае давно стоило казнить. Лишил Мужунь Цзи права закончить дело так, как он делал с основания Тарантулов — боем. Раздавив сигарету о пепельницу, Мужунь Цзи ухмыляется в ночь. На самом деле мысль о том, чтобы добиться высот через Цзянху жила в нем давно. А еще он привык прогибать мир под себя. Его бесит выскочка Шунь. И бесит старикан Е, возомнивший о себе черт знает что. Он уничтожит обоих. Повезло, что у него есть эксклюзивный доступ к оружию, способному подтянуть слабаков Мо Лаобая до уровня Мо Лаоху. — …Еще один претендент от Мо? — Се Лянь озадаченно прищурился. Это не входило в его планы. — Да. Глава клана Цзинь одобрил план по уничтожению Мо Лаоху через турнир и согласился ходатайствовать за проведение отбора в Цзянху. Мо Лаоху принял мой вызов, но помимо него от Мо выступил Мо Лаобай. Он также пообещал главе Цзинь уничтожить Мо Лаоху. Боюсь, что Люхэй придется разделиться на две команды. — И наша задача? — Доказать главе Цзинь, что ему все еще необходима услуга Люхэй, — Е Цзинхуа помрачнел. — Может статься, что у Мо Лаобая те же амбиции, что у Мо Лаоху. Этот Е может ручаться за свою безопасность лишь в случае, если будут уничтожены все Мо. Цзинь Гуаншань вызвал их на совещание в небольшой, изысканный павильон близ Цзинь Хон Лу — любимого своим главой дома изящных боевых искусств. Фусума в каллиграфии, убранство времен Цин, золотое плетение в узоре покрова на окне, в хрусткой ткани фонарей, в кисточках подушек, в шитье соцветий «сияния средь снегов». Е Цзинхуа расположился на софе, по обе руки — Се Лянь с Мужунь Цзи. Из угла их сверлит взглядом Мо Лаобай — ожесточенный, поседевший раньше времени мужчина лет сорока в куче рубленных шрамов по коже. Сидит так, будто готов в любую секунду кинуться в бой. Пряные, щекочущие нос благовония не разбавляют тяжелой атмосферы. — Этот приветствует гостей главы Цзинь, — створку фусума раскрывает юноша — покладистое выражение, приметные лисьи черты, одеяния клана Цзинь, — Цзинь Яо, глава поручил мне вести дело ликвидации Мо Лаоху. Глава занят инструктажем персонала Цзинь Хон Лу, просит гостей обождать пару минут. Всех в павильоне тянет воздеть глаза к потолку. Они ждут уже полтора часа. Персонал Цзинь Хон Лу сплошь состоял из прекрасных дев, слава Цзинь Гуаншаня говорила за себя. — Яо-гэ, Яо-гэ, ты забыл! — в павильон влетает вихрь. Встрепанный, запыхавшийся юноша в одеянии боевого подразделения Цзинь, под глазами — растекшаяся красная подводка, в руке — узелок с коробкой бенто. Улыбку Цзинь Яо перекашивает, словно тот съел целый лимон. — Сюаньюй, мы на работе. — Яо-гэ, ты ниже меня, хотя старше! Тебе надо лучше питаться, иначе будут проблемы со здоровьем! — Цзинь Сюаньюй простодушно треплет брата по макушке, ворошит изысканные локоны в «гнездо». Цзинь Яо каменеет — весь целиком. Забрав узелок с бенто, ставит на ближайший столик. Неловкость в павильоне стынет студнем, кажется, можно разрезать ножом. — Оте… То есть глава Цзинь! Цзинь Гуаншань вплывает в павильон разморенный, кутается в объемный мех воротника, из-под тонкого ханьфу в один слой виднеются носки босых ступней. Проигнорировав гостей, первым делом опускается в кресло, прикладывается к чарке вина. Просипев невнятно, трет глаза, моргает, будто пытается что-то вспомнить — и, обведя взглядом комнату, выдает: «а». Точно, забыл. — Этот Цзинь приветствует молодых господ, — мелодичный, поставленный голос — будто невнятный сип минуту назад принадлежал другому человеку. Сыновья прилежно складывают руки в приветствии, становятся по правую и левую от отца. Е Цзинхуа приподнимает бровь. Цзинь Гуаншань выглядел лет на сорок моложе него, но также причислил к «молодым господам». Они обсуждают порожние детали, пока дело не доходит до вопроса, может ли Мо Лаобай составить достойную конкуренцию Мо Лаоху и как ему удалось выйти на новый уровень за короткое время. Се Лянь вострит уши. — Украл технику, — отрывистый, грубоватый ответ. — Хо, — Цзинь Гуаншань заинтересованно оглядывает Мо Лаобая. — Чтобы превзойти старшего господина Мо, вы должны были овладеть техникой, превосходящей его. Какую именно технику и из какого клана вы украли? Мо Лаобай чуть воздевает ногу, примеряется и — треск! — пол павильона рассекает трещина. Стены подрагивают, медленно оседает пыль. Трещина ползет, останавливается у ног Мужунь Цзи. Подняв глаза, он пересекается с промораживающим взглядом Мо Лаобая. — Дорогую. Из клана обнаглевших толстосумов. Се Лянь примечает в Мо Лаобае детальки — застиранная рубашка под полицейской формой, стершиеся ботинки завязаны на весело-оранжевые шнурки. Явно не во вкусе Мо Лаобая — чей-то подарок? — Слышь. Берега попутал? — Мужунь Цзи лениво хрустит кулаками, делает шаг навстречу Мо Лаобаю. — Господа, извольте вести себя прилично… — Цзинь Яо пытается затушить пожар, но оказывается щелчком пальца по лбу отправлен в пол. Цзинь Сюаньюй успевает подхватить брата, направляет на Мужунь Цзи враждебный взгляд, хватает за запястье. — Старший брат сказал тебе сесть. Сядь и извинись. Мужунь Цзи дергает запястье — и обнаруживает, что не может выбраться. Нелепый дурак на вид, Цзинь Сюаньюй оказывается неожиданно крепок — под одеянием Цзинь бугрятся мышцы. Сжимает пальцы сильнее, сильнее…! — зло цыкнув, Мужунь Цзи садится. — И извинись! На этот раз Мужунь Цзи не подчиняется — чиркнув зажигалкой, мрачно закуривает, придвигает к себе пепельницу и тлеющую лампу благовоний. — Эй, глава Цзинь. Тебе не кажется, что табак Роки — дерьмо какое-то? Кислятина да гарь, будто ушную серу куришь. Пару лет назад на Кубе баржа разбилась и листья раскисли так, что пришлось добавить химической дряни — иначе это дерьмо даже не тлело, — деловито свинтив с лампы стекло, ссыпает в маслянистое гарево пепельницу. Цзинь Сюаньюй, так и не выпустивший запястья Мужунь Цзи, озадаченно хмурится. — Идиоты, как твоя сопля. Что получится, если смешать уголь с серой и бензином? — Сюаньюй, назад! — Цзинь Яо кричит на брата, оттягивает от Мужунь Цзи. — Порох получится, — Мужунь Цзи заканчивает и, прикурив, опускает тлеющий кончик сигары близко-близко к получившейся смеси. — Ха-хах. Прелесть, — впечатленный Цзинь Гуаншань тянет губы в острой улыбке. — По молодому господину Мужунь не сказать, что он умеет использовать мозги. Однако, этот Цзинь все же попросил бы быть аккуратнее — мне нужно, чтобы вы помогли мне сэкономить на уничтожении Мо Лаоху, а не разориться. Кстати об этом. Каков резон этому Цзинь оказывать поддержку троим претендентам, если для победы над Мо Лаоху хватит кого-то одного? Напомню, что клан, ходатайствующий за новичка на отборе, обязан из своего кармана оплатить процедуру. Се Лянь уже продумал этот момент. — Глава Цзинь, ходатайствующий клан волен выбирать, где провести отбор, так? Почему бы вам не избрать заведение, ориентированное на боевые ставки? Так вы не просто не потеряете деньги с троих участников разом, но хорошо заработаете с любого победителя. — Молодой господин… как вас? Шунь?.. знает легальную точку, где этот Цзинь не замарает свою репутацию? — Долина Призраков, Шанхайский отдел. Хозяин Долины Призраков содержит легальное казино, в том числе дозволяющее ставки на бои. Этот мог бы устроить вам приватную встречу для переговоров. Цзинь Гуаншань неизящно давится вином, стучит себя по груди, бросает на Се Ляня дикий взгляд. — У этого определенная связь с господином Вэнь, — Се Лянь невинно улыбается, прикусив губу правым клыком. По воспоминаниям о мерзком инциденте в Сяньлэ, у Вэнь Кэсина он острее, чем левый, сколотый. Реакция Цзинь Гуаншаня — травматичный опыт? Не «делал, как скажут»? — Хе, — Цзинь Гуаншань скалится в мрачной усмешке, окидывает Се Ляня новым взглядом. — Этот будет благодарен содействию господина Шунь. Но есть один ньюанс. Если Люхэй связана с настолько опасным человеком, этот Цзинь должен иметь гарантию на случай, если нечто в ваших действиях разойдется с принятым нами планом. Давайте так договоримся — в случае, если отряд от Люхэй не выйдет на сражение, этот Цзинь получит право распоряжаться им взамен на потерянные деньги. А чтобы не возникло соблазна сбежать, — Цзинь Гуаншань подает знак — в павильон вносят несколько чемоданов с тонкими металлическими браслетами. — …Шао Яньфу? Да, переговоры прошли удачно, — пока Мужунь Цзи сопровождает Е Цзинхуа к Поршу, Се Лянь держит трубку у уха, отсчитывает монеты, чтобы купить в автомате баночку Tsingtao, пачку Мальборо и пахучие леденцы от кашля. — У меня задание для вас — проанализируй примерный состав стимулятора, вычисли компонент, который частично нейтрализует действие и подготовь его в том количестве, чтобы ребята смогли разлить его по запасам в Люхэй. Мо Лаобай, на которого Мо Лаоху скидывает всю грязную работу, внезапно стал настолько силен, что в поединке один на один выбил ничью и возглавил оппозицию против главы клана. Страдает от нехватки денег, бросает очевидный упрек Мужунь Цзи. Дело ясное. Различные вариации будущего переплетаются в голове. Если эти двое выступят против Се Ляня единым фронтом, ему придется худо. Однако, если Се Лянь рассорит их, то сможет убить двух зайцев одним ударом. По раннему плану, кроме Е Цзинхуа ему предстояло лично расправиться с Мужунь Цзи и его отрядом. Хорошо, что нашлись чужие, удобные руки. Кончив разговор, Се Лянь щелкает крышкой Tsingtao и, запрокинув голову, делает глоток, когда телефон в руке оживает. — Се Лянь! — Фэн Синь на том конце звучит взбудоражено. — Когда ты… Му Цин, мать твою, отцепись…! — Фэн Синь? Что у вас случилось? — Се Лянь морщится — с той стороны шум, Му Цинье шипение и Фэн Синья ругань. — У нас?! — Му Цин все же выхватывает трубку. Подавив возмущение, выдыхает, чеканит холодно. — Так. Ладно. Просто объясни, как со своим благосостоянием ты смог усыновить ребенка. Се Лянь давится пивом на глотке. — …Хун-эр, зачем ты звонил моим друзьям? Я доверяю им, но все равно не следовало… — Гэгэ, я хотел показать кое-что, — Хун-эр смотрит просительно, манит встрепанного Се Ляня из квартирки. Они доходят до окраины Биньхая. Хун-эр идет быстро, не дает объяснений. Не добившись ни на один вопрос ответа кроме «гэгэ, подожди пожалуйста», Се Лянь идет следом. В голове роятся мрачные догадки, на лице лежит тень. Сейчас, проворачивая опасную аферу, Се Лянь меньше всего нуждается в сюрпризах. Хун-эр останавливается близ подворотни, откуда доносится скреб когтей и рычание — дикая собака. Бабочки шуршат крылышками — подпрыгнув, Се Лянь с Хун-эром влетает в пустой оконный проем. Тот не мешкает, спрыгнув с рук, снимает соломенную бабочку с красного глаза. Напряженно выдыхает, сжимает кулачки — вперивает горящий взгляд в крутящуюся по подворотне собаку. Та не подозревает плохого — грызет кость, только хвостом отмахивается от бабочек. Те слетаются ближе. Шуршат, шуршат — выделывают странные, зацикленные вензеля. Метаморфоза незаметна, но воздух будто становится тяжелее, а в глазах мутит. Иррациональное, не поддающееся объяснению напряжение растет секунда за секундой. Собака оглядывается, рычит тревожно. — Гэгэ, закрой уши, — Хун-эр предупреждает. Се Лянь подчиняется и — ох. Он не обратил внимания, насколько шумно отдавала в ушах искаженная, неправильная мелодия, порожденная крылышками бабочек. Собака прижимает уши, мечется по подворотне, лает непонятно на кого — беспорядочно, яростно, испуганно. Минута, две, три — бросается на стены, бьется с маху, воет настолько отчаянно, что Се Лянь слышит сквозь зажатые уши. Бросок о стену — ударившись всей тушей, валится, вяло подергивает задней лапой. Бабочки одна за другой опадают на землю осенними листьями. Искаженная мелодия словно выпила жизнь из маленьких телец. Прыгнув из окна, Се Лянь проверяет. Мертвые. — Я тренировался тайком, — Хун-эр признается. — У гэгэ много врагов, нужен неожиданный удар. Своим мозгом я влияю на мозги бабочек, они поют «отчаяние», тот, кто его услышит, заразится и станет бешеным. Се Лянь поражен новым открытием — разглядывает собаку, что, закатив глаза, капает пеной из пасти. Не обращает внимания на то, как бледен Хун-эр, как шатко стоит на ногах, как по прикрытому черной шевелюрой лбу стекает холодный пот. — Гэгэ, я попросил у твоих друзей билеты и они согласились. Давай увезем дядь из онсена к ним, а сами останемся, чтобы найти маму, но гэгэ больше не будет… — пытается подобрать слова, — не будет драться настолько усердно, — просит с хрупкой надеждой, стискивает рукав Се Ляня. Се Лянь ошарашен — не знает, что сказать. Просьба Хун-эра кажется невероятной. — Хун-эр, я не могу. Я должен защитить ре… — прерывается на полуслове. Нахождение Тарантулов вне зоны поражения автоматически означает их защиту. — Должен уничтожить Мо Лаоху с Е Цзинхуа и Мужунь Цзи. — Гэгэ, моя мелодия умеет убивать, — Хун-эр огорошил, глядя с решимостью, украдкой стискивая кулаки. — Бабочек сложно заметить, от них не сбежать. Если гэгэ не может убить тех плохих дядь сам, я убью их за него. Се Лянь удерживает себя от того, чтобы отшатнуться. После футона, после бабочкового хаори, после ночи тяжелых воспоминаний в маленькой квартирке Хун-эр опять лезет в червоточину вместо своего взрослого. Когда Се Лянь успел упасть так далеко ко дну? Когда лежал в госпитале, планируя переворот? Когда на неделю просто забыл о Хун-эре? Когда с помощью Хун-эра украл экзоскелеты, чтобы не-совсем-честно заставить своих адептов их надеть и сражаться за него, зная не-совсем-все? Нет. Нет-нет-нет-нет. Это не так. Это не он. Этого не было. Всему есть рациональное, правильное объяснение, а Хун-эр просто не-совсем-правильно понял детали. — Хун-эр, ты немного не понимаешь. Плохих дядь действительно можно убить, но тогда придут другие плохие дяди. В корумпированную полицию придет новый Мо Лаоху. Для того, чтобы полиция стала работать нормально, нужно, чтобы того от нее требовали разгневанные люди — а право голоса у них появится, только если Мо Лаоху будет уличен по закону. Прости, Хун-эр, но у гэгэ нет другого выхода или права отступить. Се Лянь отходит покурить за угол — горьковатый дым затекает в ноздри, окутывает воспаленный мозг дремой забвения. Хун-эр не сказал ничего страшного, ничего не было. А его новая техника может быть весьма полезна — мысль мелькает на очередной затяжке. Тем временем оставшийся в подворотне Хун-эр осторожно собирает мертвых бабочек — будто те еще живы и он может случайно им навредить. Выкопав в щебне маленькую могилку, хоронит. Руки подрагивают, от горечи сводит горло. Перед смертью им было очень-очень больно. — …Вау, — Шэнь Лэй окидывает Paradise Hunt взглядом широко распахнутых глаз. По протяженному зеленому парку в центре Пудун змеились дороги Поршей и Мерседесов. Пять минут езды от сектора частных вилл по шоссе Луцзяцзуй до дворца в стиле Юаньминъюань. Причудливая смесь европейского барокко с традиционным Мин — каменные беседки с вензелями и дорическим ордером, узорчатые колонны и постамент «мир богов» под многоэтажной пагодой. Комплекс мог производить впечатление дичайшего китча, не будь выполнен с филигранным вкусом. Тут и там в саду отдыхают мужчины в легких рубашках — сто-сто пятьдесят юаней — и незаметными ободками Ролексов на запястьях. Потомственно состоятельные, в жару они могут надеть что угодно и проигнорировать чужое мнение. Дорого. Все здесь очень-очень дорого. Се Лянь с Тарантулами благодарны мирозданию, что их нищее благосостояние скрывает черно-зеленая боевая форма. Все они немного Гэтсби. — Первые несколько боев мы должны отыграть против обычных бойцов, которые придут в Paradise Hunt драться за ставки. Не усердствуйте слишком, экономьте силы для боя против Мо Лаобая с Мужунь Цзи, — Мо Лаоху сослался на государственные дела и отказался появляться до пятого дня отбора в надежде, что ему достанется измученный долгим боем противник. — Наставник, а куда пропал офицер Ци? Мы, вроде, половину ставок сделали на его механику. Се Ляня вопрос тоже волновал. С разговора в туалете Ци Жун словно в воду канул — не попадался на глаза, не отзывался на звонки. — А! — окрик у уха. — Вон! Проследив за пальцем Шэнь Лэя, Се Лянь увидел приближающихся со стороны ворот Мужунь Цзи с отрядом. По правую и левую руку — мрачный Гуан Бэйтун с улыбающимся до ушей Си Луося — оглядывает местность, подкручивает камеру. В углу построения Ци Жун — королевская осанка, надменный взгляд поверх людей. — Офицер Ци как раз вовремя. Этот Шунь хотел бы… — Се Лянь приближается с приветствием — и оказывается грубо оттолкнут плечом. — Дорогу загораживаешь, — Ци Жун посылает, не оглянувшись, следует за Мужунь Цзи. А Се Лянь стоит на прежнем месте и ощущает, как ему на голову валится потолок. …Турниры между претендентами на вступление в Цзянху делятся на таймы и проходят в два раунда. Противники распределяются жеребьевкой, команда один сражается с командой два, пока команда три сражается с командой четыре — в финале команды-победители схлестываются друг с другом. Команде засчитывают победу при условии, что та побеждает противника в двух таймах подряд — в случае ничьи результат обнуляется и команды сражаются заново. Таким образом Тарантулам Се Ляня, чтобы добраться до Мо Лаоху, сперва придется дважды победить Мужунь Цзи. Но для начала — отчистить список от посторонних. — Вуа-ха! — рванув к противнику в упор, Си Луося спускает курок дробовика несоразмерно огромного калибра. Бах! — изо рта кровь, в грудине вмятина — отброшенное отдачей тело сбивает еще двоих. — Жун-эр, твой «законный огнестрел» круче, чем настоящие пушки! — Скука, — Гуан Бэйтун с кислым выражением отряхивает воздушный ударный привод от брызг. Пара ударов и противник ложится, не успев махнуть кулаком. Се Лянь скрипит зубами. Регламент Цзянху запрещал поединки насмерть, а Баком Мужунь Цзи был рассчитан именно на убийственные атаки. Потеряв право применять их, он бы лишился половины арсенала и Се Лянь получил преимущество. Однако, Ци Жун нивелировал его, создав для отряда Мужунь Цзи не смертельные аналоги их обычного оружия. — Крыса, — Сяо Цю цыкает, сощурившись, наблюдает за рингом. Злая тишина со стороны Тарантулов дымится молчаливой солидарностью. Как только Ци Жун перешел на сторону их ненавистного врага, его слова об экзоскелетах потеряли всякий вес. Мо Лаобай со своим отрядом действовал удивительно слаженно — самые рослые Мо загоняли противников в кольцо, куда следом прыгали маневренные бойцы — сражались не по одному на противника, а по двое, один брал удушающим, второй наносил удар. Мо Лаобай сидел на шесту заграждения и следил за ходом боя прищуренным, орлиным взором — временами давал команды и сам спрыгивал с шеста, чтобы быстро расправиться с противником, что оказался его бойцам не по зубам. Под конец тайма одержавшие победу Мо орали, как футболисты-призеры и порывались утянуть в мешанину трепаний и плечных хлопков своего главу. Мо Лаобай недовольно гаркнул и прицыкнул, указав на противников с чересчур серьезными переломами — контролируйте силу, идиоты! Те оконфуженно чешут в затылке — перестарались слегка. Просто эти экз… наши новые техники так круты! А Се Лянь следит — маленький зрачок бегает по форме Мо. Не новая, в заплатках. И — ох, мило — у бойцов Мо сапоги завязаны на те же радостно-оранжевые шнурки, что у Мо Лаобая. Когда доходит очередь, Се Лянь отмеряет дозу стимулятора, Шао Яньфу заправляет шприцы. Уколы в спинной мозг заставляют Таранулов морщиться и шипеть. — У-угх! А это точно обязательно?! — Да. Иначе… — Се Лянь осекается. «Иначе нервы начнут отмирать и произойдет сбой» звучит удручающе. — Иначе окажетесь побеждены, не добравшись до Мужунь Цзи. — Воа, — шагнув на ринг с остальными Тарантулами, Шэнь Лэй оглядывается. Золото софитов, интерес со стороны богатых людей, впечатленных предыдущими боями. Серьезные деньги, доля с которых достанется им, когда победят. — Чувствуешь себя, как чертова знаменитость, а, Цю-эр? Сяо Цю не отвечает — размяв плечи, отталкивается от носка, летит навстречу подобравшимся противникам. — Цю-эр! — раздосадованный Шэнь Лэй костерит к концу пародии на поединок. — Ты нам на них даже подышать не дал! Сяо Цю все молчит — сидит на груде бесчувственных тел и растирает руки, что среди лета покрывались мурашками от иррационального холода. Мэй-Мэй был теплым всегда, Сяо Цю привык греться об него, как о печку, вот-так адаптироваться к холодному одиночеству было тяжело. И скучно. Как-то так получилось, что без возможности похвастаться перед Мэй-Мэем, удивить Мэй-Мэя, защитить Мэй-Мэя драться стало совсем не так интересно. Может просто мало дрался? Чтобы проверить догадку, Сяо Цю тянет руку: — Судья! Еще жребий! К четвертому часу утра из всех участников отбора остаются лишь два отряда от Люхэй и столько же от Мо. Се Лянь силой утаскивает Сяо Цю с ринга. Тот не сопротивляется потому, что догадка не подтвердилась — сколько бы мяса не избил, все равно не интересно. Вздыхает с усталой безнадегой. Значит, ему остается только месть. — …Перенапряжение при ношении экзоскелета смертельно опасно, — Се Лянь старательно пытается донести мысль до отрешенного Сяо Цю, — я не смогу вывести тебя на ринг еще дня три… — Неплохо, — их прерывает посторонний голос. В темном закутке для бойцов Цзинь Гуаншань — хули-цзин в золотом ханьфу и свитой под стать — выглядит уместно и неуместно одновременно. — Твои ребята сорвали мне солидный куш. Удивленный Се Лянь оглядывается на табло и… Ох. Ох. — На вечернем застолье появишься, чтобы я презентовал тебя, как свою лошадку. Делай вид, что тебе «просто повезло» и все в этом духе, так больше богатых дурачков клюнет и поставит на… как его… Идеал маскулинности с механическими побрякушками. И еще, — скользнув ближе, оттягивает Се Ляню ворот, куда толкает пальцем золотую карточку. — Купите себе нормальную одежду. Меня поднимут на смех, если явитесь в тряпье с рынка, — брезгливо морщит нос на отбитые носки тарантульих ботинок. — …Молодой господин Шунь? — Се Лянь оглядывается на господина преклонных лет — облачно-белая борода, перстень в фамильных вензелях, бокал вина в руке. Кажется, министр Ван? — Этот рад приветствовать… — Не стоит, не стоит, — министр Ван «фу-фу»-кает в бокал, останавливает попытку Се Ляня сложить руки для поклона. — Ваши бойцы прекрасно сражались. Надеюсь, что не буду разочарован, когда вы продемонстрируете собственные навыки. Скажу по секрету, я поставил на вас круглую сумму. — Этот постарается не разочаровать, — Се Лянь смеется чуть неловко. Когда он участвовал в подобных состязаниях, будучи наследным принцем, светские беседы давались ему легко. Было откровенно странно участвовать в них теперь, после проигрыша, который, казалось, поставил точку в его боевой карьере. Странно и волнительно. Поглаженное эго мурлыкало довольной кошкой. Все эти знатные господа снова подобострастничают перед ним, как перед наследной принцессой… Ох. Се Лянь мотает головой. Нельзя предаваться гордыне и алчности, надо думать о том, как укрепить свое положение в Цзянху… — Хэй, наставник! — со стороны звучат восклицания восхищения и испуга– поддатый Шэнь Лэй ловко жонглирует бокалами раритетного вина, блестит глазами. — Идем весели — ик! — ться, — звон! — А, черт! Прошу-ик! — прощения, я… Еще есть? Ва-ха! Се Лянь морщится. Не та культура, кою следует блюсти адептам Сяньлэ. С другой стороны, ребята не пили ничего дороже самогона — почему не дать им почувствовать себя настолько значимыми, насколько они являются? На пару вечеров, не больше. А что до денег, — Се Лянь задумчиво оглядывает лепнину под потолком, свои новенькие туфли от Армани, — разве его клану не нужны деньги для становления в Цзянху? В мире корысти доброе дело не проживет на энтузиазме. А еще Се Ляню просто нравится, как на его ногах сидит качественная, дорогая обувь. Звон — Шэнь Лэй разбил очередной бокал. Мо Лаобай с отрядом поглядывают с отвращением. — Свинья, — Мо Лаобай кривится, отпивает из бокала слабого вина — слишком маленький и аккуратный жест, как для мужчины с внешностью северянина, в драке снявшего с медведя шкуру на плащ. Се Лянь сощуривает взор. Мозг сортирует сведения, складывает цепочку. Отряд Мо не кажется сильным из-за того, что не разобрался толком в возможностях экзоскелетов, но на деле он опаснее всех, с кем Се Ляню придется сразиться. Не в пример ополоумевшим от восторга Тарантулам, Мо не теряются и работают слаженно. Однако. Мо Лаобай скрывает это, но он пылок не меньше, чем брат — Се Лянь победит, если сможет вывести его из себя. А тем, что выводит Мо Лаобая из себя, очевидно, являются деньги. Жик-жик — шестеренки вертятся, раскручивают механизм. Се Лянь испортил стимулятор, что Мужунь Цзи передал Мо Лаобаю, но эффект должен наступить нескоро. Однако, чрезмерные нагрузки способны ускорить процесс. И Се Лянь может обеспечить их Мо, просто посорив деньгами. Прожившие жизнь в клетке тигры все равно тигры — будут яриться и бросаться на противника тайм за таймом. Куда менее обдуманно, чем если бы были спокойны. Отлично. Кроме того, что быстрее уничтожит обоих своих противников, Се Лянь еще и заработает с них денег. — Смотри, куда прешь! — получает гневный окрик, пролив вино на ботинки Мо Лаобая — бордо заливает, приводит в негодность радостно-оранжевые шнурки. — Прошу прощения, — Се Лянь виновато улыбается, достает из новенького портмоне пару купюр. — Вот деньги на новые, — провожаемый темными волнами негодования, проходит в дальний угол к окну. Украдкой закатывает глаза. Небеса, не нужно смотреть на него так. Пролить вино на милый подарок — тяжкий грех, но адепты твоей школы тоже не заботились о чужих чувствах, когда на ринге испытывали свои экзоскелеты, без явной необходимости ломая противникам руки. — …Трудность с бойцами Мо Лаобая в том, что они могут вовремя опомниться. Твоя задача — не допустить этого. Как только я дам сигнал, приведи в действие «песню отчаяния», — Се Лянь инструктирует на крыше Paradise Hunt. Хун-эр отчего-то ежился, кутался в объемную кофту с капюшоном. — Угу. Понял, гэгэ, — кивает без решимости, а когда Се Лянь собирается уходить, внезапно подает голос, — гэгэ, а это точно обязательно? Бабочки… — Хун-эр, если бы это не было обязательно, я не попросил тебя, — Се Лянь вздыхает. Ему не в тягость говорить по душам, но за день он утомился. — Мы во что бы то ни стало должны победить, — сущая правда — Се Лянь выбрал Тарантулам экзоскелеты повышенного риска и силы именно с расчетом на быструю победу. Если они не будут действовать стремительно, Е Цзинхуа с Мо Лаоху могут догадаться о его плане, тогда все усилия и жертвы пойдут прахом. — А. Понятно, — Хун-эр опускает глаз. Се Лянь уже отвернулся и не видел, как болезненно тот сжался, каким хрупким казался в кофте-мешке. — Гэгэ! — окрикивает, вспомнив. — Бенто! — Торопливо достает узелок из кармана, но — Се Лянь уже исчез за парапетом. Хун-эр остается один с ненужным бенто в руках. Тянет что-то сказать — но кому и что? С поры, как его гэгэ отдалился от него, по телу все чаще ходила холодная дрожь — не спасала даже теплая одежда. В прошлом его грел сон в обнимку с гэгэ, но теперь у того слишком много дел даже для того, чтобы потрепать черную шевелюру. Хотя, только что у них было целых десять минут. Хун-эру не нужно много. Но когда ему не дают и капли, становится холодно. Стянув капюшон, Хун-эр треплет себя по макушке вспоминая, как это делал гэгэ. Не то, не то, совсем не так — не достигая успеха, треплет все ожесточеннее, пока не дерет волосы и, сдавшись, не опускает голову. Пропитанный жаром ветер овевает крышу, а одинокая фигурка ежится, беспомощно обжимает сама себя. Холодно.