RED 2.0

— Мужунь-гэ, холодно… и голодно… — Си Луося тянет тоскливо и чуть придушено — мрачный Гуан Бэйтун неласково волочит его за шиворот так, что пятки бойцовских берц скрипят по полу. Подниматься до отведенных апартаментов на своих двоих не было сил — только что их отряд отстоял десяток таймов. Ублюдок Мо Лаоху избрал очень верную тактику — чтобы продержаться в Paradise Hunt боец должен был греметь своим именем, сражаться и побеждать в режиме мейнстрима. Одна неделя денно-ночных боев изматывала, как месяц в горячей точке. Мужунь Цзи вздохнул, воздев глаза к потолку. Порылся в карманах — смятая пачка сигар, завернутый в фантик таньюань. — О! Спасибо, Мужунь-гэ! — Си Луося поймал рисовый шарик. — Е жнал, шо ты люишь шладкое! Гуан Бэйтун фыркнул. Мужунь Цзи сладкого терпеть не мог. В отличии от своей «девки». — Умгх! Жуб! Мужунь-гэ, эхок каньюань деевянный! — Си Луося прошепелявил, но закуски не выпустил. То была еще одна проблема — Цзинь Гуаншань не разделял отрядов Мужунь Цзи и Шунь Сюаня, если отряд Люхэй приносил убытки, то штраф взымался не с проигравшего, а с того, у кого осталось, что взымать. В роскошном Paradise Hunt Тарантулы любого из отрядов имели шанс сдохнуть с голоду, если скорее не уничтожат проблемный балласт. Апартаменты — роскошный номер для одного и каморка в барочных вензелях для двадцати — встретил Мужунь Цзи напряженным молчанием. — Глава, — Шу Сяоянь — менее сговорчивая, но более ответственная замена Наньгун Фэя — приветствовал склоненной головой. — Офицер Ци вызвал вас на бой и ожидает в парке Танцяо. …Мужунь Цзи перегнул голову через черно-желтую ленту оцепления, огляделся. Обычно оживленный парк — увитый лабиринтом мостков болотистый островок сосен, отрезанный от большой земли рекой Чжанцзя — был тих и пустынен. По официальной версии, на землю с неба слетело нечто. Зеленая, неоновая комета, оглушительный плеск. Люди повалили из парка, бросая вещи, полиция оцепила местность, ожидая прояснения. Мужунь Цзи задумчиво дымит. Устроить такое представление, только чтобы выбить себе место для драки — котенок явно затеял что-то экстраординарное. Свист — плечо взрывается болью, пригнуться — Мужунь Цзи успел защитить затылок от атаки. Газуя на приводах, бокены устремились под мост — в воды Чжанцзя. Ци Жун выступил из тени лиственницы с авто-бокеном наперевес. За свесившейся на глаза курчавой тьмой поблескивает кристаллизованная ненависть. Мужунь Цзи проверяет плечо, цыкнув, вяжет жгут. Он терпеть не может внезапных атак ни с того ни с сего. За такое бы обломать авто-махалки котенка о его же хребет, но — первый, второй, третий бой с ублюдком Шунь — надо мыслить трезво. Слепая злость в бою — лишнее. — Если я одержу победу, а после убью тебя, твои ублюдки последуют за мной? — в вопросе клокочет — Ци Жун старается держать себя в руках, держится на ниточке. — Последуют, — Мужунь Цзи кивает подумав. Складывает в голове. — Ты хочешь меня убить, но тебе настолько важно было спросить, сможешь ли дальше гробить ублюдка Шунь, что послал к Янь Вану момент внезапности. Ты с какого-то хрена возненавидел меня, но еще сильнее возненавидел его. Он пытался перетянуть тебя к себе и полил меня грязью, но сам извалялся в том же. Я угадал? Ци Жун не отвечает — бокены на приводах вылетают из воды, Мужунь Цзи и пространство вокруг окатывает каскад брызг. Полет, пересечение в одной точке — отскочить, прыжок, метнуться в заросли сосен — хрясь! Путь перегородил Ци Жун, Мужунь Цзи пришлось блокировать удар авто-бокена рукой. Времени скрыться и обдумать положение не будет. Ясно. Значит, придется набивать опыт шишками. Мужунь Цзи развивает скорость, на пробу прыгает на мосток — вода взрывается, бокены слетаются стаей водяных драконов. Преследуют до ступенчатого перехода на смотровую башню и — уклониться, взрыв! — вновь отрезают путь. Единственный оставшийся путь, если Мужунь Цзи не хочет помереть, выдохшись от бега — Ци Жун. Ясно. Прыжок, удар — Мужунь Цзи скрещивает локти, таранит Ци Жуна «щитом». Того протаскивает на метр, подошвы берц надсадно скрипят, но — перекат — околесив противника, достает из-за спины скрученный металлолом, прилаживает к авто-бокену. Мужунь Цзи поднимает бровь, присвистывает — карта «Предполагаемого-Плана-Котенка» в голове обрастает новой деталью. Ци Жун воздевает модифицированный меч-лук. Плечо вонзается в асфальт, щелчок — гарпун пускается в полет, поворотная конструкция ввинчивает бокен в удар. Под ногами взрывается щебень — Мужунь Цзи защищает глаза. Петляет близ Ци Жуна, чтобы не попасться под дистанционный обстрел и пригибается от ближних атак. Щурится — Ци Жун слаб, чтобы полноценно сражаться в стиле Сяньлэ, но механика компенсирует телосложение, тем временем как Мужунь Цзи силен физически, но слабо подкован в теории. Специально загнал его в ближний бой, чтобы воспользоваться мизерным преимуществом. Неплохо — Мужунь Цзи признал, прежде чем, оттолкнувшись, пуститься вокруг Ци Жуна стрелой. Право-лево, право-лево, пространство коллапсирует, время замедляется, право, право — Плеск! Осознание прошибает, пазл складывается. Мужунь Цзи облит водой, вода шумит. Ци Жун не видит его, но слышит. А в спину Мужунь Цзи несутся горящие зеленым неоном стрелы. Ох. Не неплохо. Намного лучше. Мужунь Цзи сальтует в воздухе, уклониться от первого, оттолкнуться от пятого, восьмой взрезает хребет. Черт, больно. Внезапные истерики котенка действительно допекают. Мужунь Цзи ведь верно сосчитал — эта дистанционная штука летает десять секунд, а потом вырубается для перезарядки? Может, сломать котенку его слишком умелые ручки сейчас, в такой удобный момент? Об его же летающую штуку, чтобы лучше дошло… Кувыркнувшись, ловит один из бокенов, нащупав рычажок, отрубает от общей системы — зеленый неон гаснет. Вдох, выдох. Удобнее перехватывает бокен. Не стоит ломать полезные вещи. Надо учиться их использовать. До перезарядки во владении Ци Жуна остается лишь меч-лук. Тот дышит надсадно, шипит сквозь зубы, судорожно продумывает новый план, отбивает атаку за атакой в стиле Сяньлэ. Мужунь Цзи спокоен, как гребаная скала — кривоватая тори-и, син-но камаэ, сэйган-но камаэ. Не похож на человека, который борется за жизнь — похож на новичка, что тренируется, наблюдая, копируя стойки противника. Черт-черт-черт, если он обойдет Ци Жуна и в стиле Сяньлэ…! Одна выламывающая мозг крутка авто-бокеном за другой, Ци Жун шлет в Мужунь Цзи неоновые стрелы. Тот уклоняется — и, заложив руку за спину, создает бокеном чертов воздушный поток. Сдутый к Янь Вану Ци Жун осоловело моргает. Чертов ублюдок уже дошел до такого уровня. Зануда Се говорил, что искусство меча Сяньлэ поддается лишь тому, кто хранит в сердце спокойствие. Ци Жун шел в бой, готовый быть покалеченным, готовый драться до смерти. А Мужунь Цзи, гребаный ублюдок, который сначала порешал весь его клан, а потом полгода «крышевал» взамен на… взамен на… хранит в своем сердце гребаное спокойствие! — Тц. Разорался, — Мужунь Цзи морщится, когда Ци Жун кидается на него одичалым зверем. Сумасшедшая крутка авто-бокеном, неоновые стрелы взвиваются, летят в Мужунь Цзи — …и в Ци Жуна. Которого гребаный ублюдок Мужунь Цзи сжамкнул в медвежьи объятия вместе с авто-бокеном. В отчаянно распахнутых глазах отражается зелень неонов, отражается выбор — смерть ублюдка или жизни чудил, которых поехавший Се пустит на батарейки к своей великой-цели™. Рука с авто-бокеном дрожит. — …Ну и? С чего истерика? — Мужунь Цзи постукивает дрожащего в объятиях Ци Жуна по лопатке в ожидании ответа. В глазах нет осознанности, только кромешное отчаяние — будто словил серьезный бедтрип. Мужунь Цзи на всякий случай оттягивает веко, проверить зрачок — и тут Ци Жун взрывается. Орет, как бешенный, щерится зубами, рассекает ногтями скулу. У Мужунь Цзи нет места для маневра, чтобы укротить, вжимает зверюгу в себя. Та брыкается, шипит гюрзой, впивается зубами в ключицу. — Тц…! — удерживается от отпора. Примостив зубы, тварь поуспокоилась. Мужунь Цзи морщится, легонько взъерошив кудрявый беспорядок, возводит очи горе. Когда был молод и туп поклялся, что не заведет истеричную стерву вроде тех, которых так обожают его богатые патроны. А теперь одна такая грызет его, как псина кость. — Ненавижу, — первое сознательное слово, что Ци Жун цедит, отцепившись от сгрызенной в мясо ключицы. — Чертов ублюдок, я тебя ненавижу! Всегда ненавидел, мать твою! Ты подобрал меня, как гребаного кота, пихал в меня свой вонючий хрен и наслаждался! Тем, что я, гребаная немочь, стерплю все, потому, что меня убьют на хрен, если ты не защитишь! Чертов психопат, чтоб тебя стая псин выдрала! Мужунь Цзи вздохнул. — Наконец-то прорвало? Давно ждал, когда ты вынешь язык из задницы, чтобы потолковать начистоту. В мареве смертоубийственного желания тлеет огонек страха, волосы на затылке шевелятся. Ци Жун отшатывается. Он догадывался, что Мужунь Цзи может быть в курсе его настоящих чувств, но то, как спокойно они были приняты — черт. — Хочешь отомстить мне за то, что я унизил тебя, как мужика? Давай. Но пулей в затылок ты от меня только разочарования дождешься, — Мужунь Цзи подобрал уроненный Ци Жуном авто-бокен, ткнул того в грудь — чего застыл, бери давай. — Я, вообще-то, планировал вырастить из тебя свою замену на случай, если помру раньше времени. Ци Жун чувствует, как сосет под ложечкой, шокированный, отступает, едва не выпуская бокен. — Гуан Бэйтун в бою бесится, Си Луося… он Си Луося. А ты лучше меня умеешь думать головой и отступать, когда надо. За то и подобрал. Ненавидеть втупую может каждый, успокоиться, извлечь из проигрыша урок и убить не потому, что припекло, а затем, что выгодно — единицы. Хочешь меня уничтожить? Давай. Но только в бою. Перешагни меня и тогда хоть харакири сделать прикажи. А пока — Мир переворачивается перед глазами — Мужунь Цзи перекидывает Ци Жуна через плечо, выудив из формы сигареты, закуривает, ступает с Танцяо. — У тебя нога подвернута. Если пущу иди так, доломаешь и останусь без бойца, — Мужунь Цзи огрызается, получив по макушке локтем. — Ты хотя бы помнишь их? — Ци Жун спрашивает спустя молчание. — М? — Людей, которых убивал. Были невинные, которые хотели просто жить…! — Не сильно хотели, если сдохли, — Мужунь Цзи обрывает, затягивается. — Когда я прижал тебя в Пханьине, ты почти снес мне башку — сразу ясно, жить хотел. А те, кто трясется и маму в соплях зовет, — брезгливо морщится, — я вообще ни фига не ученый, но по-моему, будь древние люди такими, человечество бы уже вымерло. — …Глава Цзинь обсчитал финансовый ущерб, который вы нанесли ему своим поражением и принял решение отстранить вас от миссии, дело ликвидации Мо Лаоху будет целиком препоручено господину Мужунь. Этим вечером вы должны публично отказаться от ходатайства главы Цзинь и покинуть отбор. Цзинь Яо кончает вежливую речь, а Се Лянь чувствует, как звенит в голове — будто обухом приложили. — Погодите, — трет лоб, судорожно подбирает слова, — мое поражение в бою с офицером Ци действительно обошлось в достаточную сумму, но что на счет репутации? Я спасал людей из Paradise Hunt, будучи протеже господина Цзинь, своими действиями я заработал ему кредит доверия — — Господин Шунь, этот понимает, на что вы сделали ставку, но в мире больших денег это работает немного не так, — Цзинь Яо виновато улыбается. — Вы не обратили внимания, что на вашем бою с офицером Ци присутствовало относительно немного действительно богатых людей? Средняя прослойка, они не способны оказать серьезной репутационной поддержки главе Цзинь, однако ваш проигрыш принес им немалую прибыль. Таким образом ваш подвиг никак не окупился главе. Однако если бы авария унесла жизни, то возможно… — Цзинь Яо затянул многозначительную паузу. — Хотите сказать, — голос хрипл — шкряб наждака о наждак, — мне следовало бросить тех людей умирать? — Мертвецам не нужны деньги, господин Шунь, — маленькая улыбка, застенчивые ямочки на щеках. — …Наставник, — Шэнь Лэй тянет тоскливо, — а обедать мы тоже не будем? Ай-я! — отшатывается, когда Шао Яньфу, занятый упаковкой более-менее дорогих вещей на продажу больно щиплет за лодыжку — не отвлекайся. Се Лянь сидит в кресле у окна, ткнувшись лбом в сложенные руки. Как-то так должна была ощущать себя обобранная коммунистическими властями знать в начале двадцатого. Мгновения финансового достатка его маленькой Сяньлэ были недолги, но к хорошему привыкаешь слишком быстро. Хорошо, что никто из них не успел купить машину. — Либо клан Цзинь не имеет долгосрочных сбережений, — слова падают тяжело, — либо Цзинь Гуншань некогда был беден настолько, что не хватало на еду. — М? Он выглядит, будто с него всю жизнь пылинки сдували, — Сяо Цю поднял бровь в сомнении — пока остальные Тарантулы отрывали от сердца, складывали и заклеивали в коробки новенькие вещи, он сидел на подоконнике, свесив ноги в открытое окно. Когда появились деньги, ничего себе не купил — просто не заинтересовался. — Не ощути он бедности, не гнался бы за каждой монетой, — Се Лянь слишком хорошо знает, как это работает. Мрачно оглядывает коробки. Недавно бурлящие жизнью, звенящие весельем и золотом апартаменты выглядят пустыми и серыми. Думать о дальнейшем не хочется — весь его план идет под откос, жертвы висят над головой стальной плитой на рвущемся тросе. Се Лянь не может позволить себе вылететь с отбора, надо срочно что-то придумать, что-то предпринять — но что? План с выведением Ци Жуна из строя сработал на пятьдесят процентов, Мужунь Цзи эволюционировал и давлением на слабость его более не пронять. Можно было бы схлеснуться с Мо Лаобаем, тот хорошо поддается на провокации — но стрясти с него столько денег, чтобы удовлетворить непомерные аппетиты Цзинь Гуаншаня за день, он не сможет физически. Черт, он еще даже не дождался пришествия Мо Лаоху… «Гэгэ, моя мелодия умеет убивать» — отголосок детского голоса в голове. Мысль обрывается на звенящей ноте. Чтобы уничтожить пару ублюдков, на самом деле, не нужно много усилий. Особенно, если тебе согласен помочь псионик. Возможно… возможно, Се Ляню действительно не следовало подвергать ребят риску. Возможно стоило просто быстро… — Куплю Rourongmian, — Се Лянь поднимается рывком, чеканит к двери. — Наставник, глутамат натрия вызывает повышение артериального давления, в сочетании с приемом MDMA он может спровоцировать сердечный приступ. Лучше дождемся… — Шао Яньфу не успел договорить — распахнув дверь, Се Лянь столкнулся с грудой обернутых в платки коробок бенто на ножках. Оторопелое молчание — из-за груды выглядывает черная макушка. — Гэгэ. — …А не так уж и плохо. В смысле совсем не плохо! Лучше, чем те блевотные устрицы на золотых блюдах! — Шэнь Лэй бодро хрустит жаренным имбирем, треплет Хун-эра по волосам. Тот недовольно фырчит, одергивает голову. — Да. Неплохо, — Се Лянь жует заторможено. Странное чувство. Будто несколько дней он, сам того не осознавая, питался наждаком и наконец вкусил настоящую еду. Дорогущие устрицы ощущались резиновыми, а тушенная ребенком курица тает во рту. Оглядывается на Хун-эра и сталкивается о взгляд, что тут же испуганно мечется в сторону — я не пялился, гэгэ, забудь пожалуйста. «Лучше дождемся» — это не первое бенто? Пока Тарантулы дрались, Хун-эр, в промежутках между пением песни отчаяния, таскал им коробки домашней еды, а Се Лянь даже не замечал? Непонятный, удушающий вал поднимается откуда-то изнутри, мешает проглотить кусок, в голове всплывают новые вопросы. Почему Хун-эр такой бледный? Ци Жун не преувеличил про его недомогание? Почему принес бенто, но прячется? Обиделся? За что? Се Лянь тянется к Хун-эру осторожно, как к пугливому коту — хочет легонько потрепать всклокоченную шевелюру. Тот замечает. Кажется, хочет отшатнуться, но останавливает себя. Шершавые от бокена пальцы едва касаются черного пушка, когда дверь срывает с петель. — Мо Лаоху явился, — под пальцами Тарантула крошится дверной косяк, в глазах звериный огонек. — Со свитой. — …Какого хрена. Мужунь Цзи оглядывает толпу народа за плечами Мо Лаоху. Тот при полном параде — тигровое кимоно, волосатая грудь нараспашку, веселый оскал от уха до уха. В компании людей позади нет единства. Каждый натянул тигровую шкуру, но родовых знаков — татуировки, серьги, различной спецификации форма под кимоно — никто не снял. Официальная часть вечера только началась — пару часов уважаемые господа будут переговариваться за легкими закусками, потом — ринг, еще позже — торжественная часть с вином и потряхиваниями по плечу — «не переживай, дружище, сорвешь куш в следующий раз». И сейчас, в самый ход обсуждений, кто на кого сколько ставит, Мо Лаоху явился с кучей пушечного мяса. — Господин Мо, разве такое не против правил? — Цзинь Яо вмешался от имени главы Цзинь. — Ха? — Мо Лаоху окидывает мелкую лисичку-Яо взглядом свысока. — Все по правилам! Этот Мо пригласил в свой клан несколько адептов, а у них оказались свои адепты. Этого не упрекнуть в скупости — могу позволить покормить тунеядцев, чтобы вычислить и оставить подле трудолюбивых пчел! Или юный Цзинь обвиняет этого Мо в том, что команды его противников слишком малочисленны? Неизвестно, что сдержало Мужунь Цзи от того, чтобы тут же пристрелить Мо Лаоху. Его отряд устал, у самого силы на исходе. Мо Лаоху понимал систему — и, когда временная задержка не сработала, придумал новый трюк. Пронырливый тигр решил взять противников измором. — Хе, — у Шэнь Лэя вырвался сиплый смешок, — наставник, этот Мо нас переиграл. Пока разберемся со всем мусором, который он нанял, помрем от усталости. Се Лянь апатично пожал плечами. Плюха от Мо Лаоху не ощущалась, как удар — ощущалась, как если бы кто-то наступил на уже раздавленную жабу. Цзинь Гуаншань уже отказал ему в ходатайстве, реальный шок сейчас должен испытывать Мужунь Цзи… — Наставник?! Эй! — встревоженный Шэнь Лэй тянется поднять Се Ляня — тот удержался на ногах благодаря тому, что, падая, вцепился в стол. — П…порядок, — поднявшись на косящих ногах, тянется к расплескавшемуся вином бокалу из пирамиды на столе, смачивает пересохшее горло. Кажется, он нашел выход. — Держите Цзинь с прихвостнями, чтобы не могли протолкнуться ко мне до начала боев, — достав телефон, быстро набирает номер, — Хун-эр, нужны бабочки. — …Ставку? — Мо Лаоху тянет, брезгливо изломав бровь на Мужунь Цзи. Сам сидит за картами с господами при Ролексах — в одном шаге от того, чтобы выиграть своей команде ставку на шестизначную сумму. — У тебя деньги есть, чтобы со мной играть? — Нету, — Мужунь Цзи сверлит убийственным взглядом. — Мозги и сила есть. Ими не меряешься? — Пха! — Мо Лаоху прикладывает колоду о стол, заливается раскатистым смехом. — Слыхали? — тыкает пальцем в Мужунь Цзи, — Денег нет, но есть сила! Непризнанный герой, мать его! Иди, иди давай. Милостыню не подаю. Мужунь Цзи молчит долго. Кидает взгляд на Ролексы — те уже отвлеклись на карты. Мужунь Цзи не ребенок — знает законы общества, в котором работает. Но когда вот-так они вдруг разом обращаются против него — черт. Мужунь Цзи проиграет ничтожному Мо Лаоху второй раз только потому, что тому хватило бабла купить себе мясной щит. — Мухлежник, — Мужунь Цзи переворачивает салфетку у ладони Мо Лаоху, откуда валится с десяток припрятанных карт. Ролексы округляют глаза, Мо Лаоху спадает с лица. — Дорогой допинг не сделает из тебя бойца. — …Я переделаю твоему мясу авто-клинки, — Ци Жун смотрит мимо Мужунь Цзи, на коленке черкает новые чертежи. Мужунь Цзи не откликается — в барочном зале, при свечах, бинтует кулаки. Терпения изображать из себя дрессированное животное не осталось. Удрученный мрачной атмосферой Си Луося тоскливо вздыхает. Внезапно, сверкнув кругляшами очков, всматривается куда-то за столы. — Эй, — тычет Мужунь Цзи по плечу. — Это не Шунь-ди там, за картами? — …Господин Шунь говорит интересные вещи, — Ролекс в возрасте усмехается в усы, делает ход. — Этот мог бы поверить в ваше всеведение, предъявите вы доказательства помимо слов. — Я могу обыграть вас столько раз, сколько вы скажете мне это сделать, — Се Лянь мягко улыбнулся. — Такое доказательство вы примете? — Гм… Ролекс задумался, — до начала боев мы успеем провести пять партий, как на счет такого? — Если таково условие господина Чау. Се Лянь держит лицо безмятежным, кладет карту за картой, посматривает в сторону из-под ресниц. Мах бабочкиного крылышка пять раз, «бочка» в воздухе — пиковая дама, туз черви. — И все же этому Чау интересно, — жмет губами, проиграв третью партию, — господин Шунь имеет какие-то связи с администрацией? — Дело не в связях, — улыбка, бабочка машет крылышком дважды — туз пики, четвертая партия за ним. Тарантулы грудятся близ, подбираются. За странной игрой собирается посмотреть все больше Ролексов. Проиграв пятую партию, Ролекс Чау глядит на Се Ляня с прищуром, крутит фамильный перстень на пальце. Подозрительно. Но, может, попытать удачу? В конце концов, проиграв, он потеряет какие-то полмиллиона. — …Черт-черт-черт! — Шэнь Лэй баррикадирует дверь в туалет гнутой стальной балкой. — Брат того мелкого Цзиня не человек! Думал, отломает мне руку! — Вы хорошо держались, — Се Лянь торопливо выворачивает двойку серенькой изнанкой, перевязывает волосы так, чтобы занавесить лицо. Цзинь планировал оформить публичный отказ от ходатайства до начала боев, сейчас он, весь вечер путаемый Тарантулами, должен быть в бешенстве. — Хун-эр, — обращается, найдя того, прячущегося в дальней кабинке. — Мне нужно, чтобы сегодня ты активировал песню отчаяния несколько раз. Хун-эр враз становится каким-то слишком бледным и маленьким. Глядит огромным, полным безысходности глазом, как слишком долго бегавшая от когтей мышь на кота — слишком устал, чтобы выразить все свое отчаяние. Что это за выражение? Тц, нет времени разбираться, до тайма меньше пяти минут… — Не хочу. Се Лянь едва не спотыкается, когда, уже устремившись к выходу, слышит тихий протест. Ха? Что значит «не хочу»? — Это неприятно, — Хун-эр тих, смотрит куда-то в угол, тщательно подбирает слова. — Я устал. И глаз болит. И бабочки умирают. Уже очень много умерло. Они не заслужили. Се Лянь медленно моргает. Чего-чего? — Гэгэ, хватит этого, — надрывная хрипотца в детском голосе. — Ци-гуа уже ушел из-за того, что ты… то есть он с самого начала был плохим… то есть… — потерявшийся в собственном измышлении Хун-эр так и не заканчивает предложения — Се Лянь опускается перед ним на колени, большие ладони ложатся на поджатые плечи. — Хун-эр, я понимаю, что ты чувствуешь. Гэгэ тоже очень устал. Но дело в том, что если мы — ты, я, ребята — не выложимся на полную, то все наши усилия обернутся против нас. Победит Мужунь Цзи или Мо Лаоху и тогда погибнет еще больше людей, чем в Cata Comb. Я принесу Е Цзинхуа поражение, он пожелает уволить весь отряд и ребята останутся без лекарств. Помимо того, я задолжал черный ящик Люхэй Вэнь Кэсину. Разумеется, вина за его… гм… резкие действия ляжет на мой слабый расчет, а не на тебя, Хун-эр. Я лишь переживаю о том, что тебе будет тяжело искать свою маму в одиночку. Большие ладони лежат на хрупких детских плечах. То должен быть жест поддержки, но Хун-эр ощущает, будто его придавило скалой. Дрожит всем маленьким телом, порывается и не может оторвать больного, отчаянного глаза от своего гэгэ. Тот улыбается мягко и чуть горько — святая Гуаньинь сообщает путнику о неминуемом испытании. Шао Яньфу, что наблюдал сцену, пораженно приоткрывает рот. «Если не сделаешь, как я сказал, твои друзья, твоя мама, я — мы все умрем и виноват будешь ты. Так что заткнись и делай». — …Отряд Мо-Саньцзи вырывается вперед — но… Черт! Черт возьми, как они это делают?! По подсчетам Мо-Ханьюнь обладает высшими характеристиками, однако их координация терпит крах и… Саньцзи Сё отправляет в нокаут Ханьюнь Бао! Это победа отряда Мо-Саньцзи! Диктор перекрикивает озверевшую толпу. Это уже четвертая «победа вопреки». Из раза в раз абсолютное большинство, сделавшее ставку на сильнейшего, теряло деньги. Где-то в портьере подсчитывал выигрыш довольный Ролекс Чау. Се Лянь наблюдал за рингом, опершись об облезшие с пожара перила, тихонько курил в черной софитной тени. — Этому Цзинь очень хотелось бы услышать, чем молодой господин Шунь оправдает свои прятки, — сладкое лисье шипение за спиной. Се Лянь лениво оборачивается, фривольно облокотившись о перила хребтом. За спиной у лисы пара вышибал — «Сияние средь снегов» на боевой форме, в руках по дробовику. — Я выиграл, — Се Лянь подсчитывает на пальцах, — пол миллиона восемьдесят тысяч юаней. По результатам жеребьевки, через два боя я должен буду сразиться с Мо-Саньцзи. После того, как расправлюсь с ним, получу еще двести тысяч. Этого хватит, чтобы покрыть причиненный вам моим поражением финансовый ущерб. — Черта с два ты выйдешь на ринг, — Цзинь Гуаншань срывается — Се Лянь запарывает затяжку, когда остро-мягкая лисья лапа смыкает когти вокруг кадыка. — Послушание. Ты о нем забыл, — поднимает руку, готовый дать команду дробовикам, но — — Ты был седьмым в порядке наследования клана, так? — Се Лянь осведомляется отвлеченно. Цзинь Гуаншань стынет всем существом. Откуда…? — История восхождения господина Цзинь засекречена, но так получилось, что в детстве отец рассказывал мне много сказок. Например о том, как один прелестный лицом, но обделенный наследник одного богатого клана бесстыдно обманул своих старших братьев, чтобы забрать их наследство… Повзрослев я понял, что речь шла о соблазнении, — Се Лянь хрипло усмехнулся, вдохнул дыма. — Вы действительно неплохо сохранились для своих лет, глава Цзинь. Цзинь Гуаншань буравит Се Ляня остекленевшим взглядом. Отшатывается. — Кто ты такой? — Тот, кто может принести вам немало денег, если вы сохраните за мной ходатайство. Просто поддерживайте людей, которым я нагадаю победу и наживайтесь на проигравших. Вы делали так всегда, только теперь у вас будет гарант, что ставите на верную лошадь. — Я глава богатейшего клана Цзянху. С чего ты решил, что я спущу тебе с рук самоуправство ради денег, которых у меня и так полно? Се Лянь выдыхает длинную струю дыма, обегает сумрачным взглядом ханьфу в золотом шитье. — С того, что девушки стоят действительно дорого, господин Цзинь. Вы могли бы просто купить и пользоваться, но вам мало — вы хотите их привлекать. Влюблять в себя. Для этого нужно хорошо выглядеть, а в вашем возрасте это не просто. Полагаю, на вашу молодость уходит достаточно денег. Так что? По рукам? Цзинь Гуаншань — из аккуратного хвоста выбились волосы, степенная осанка что у лисы, готовой к бегству — сверлит Се Ляня — черный силуэт, очерченный белым подтеком софита. Странное, расчетливое существо, что зачем-то пытается походить на человека. — Восемьдесят процентов, — Цзинь Гуаншань цедит после долгого раздумья, — с каждого твоего боя. — Угу, — Се Лянь кивает и, когда край золотого ханьфу исчезает за углом, цыкает. — Престарелый наркоман. — Поджигает новую сигарету. Прозвучавший с ринга гонг заставляет оглянуться. — Хм? Уже моя очередь? Треск — вырвав из ряда перил продолговатую перекладину, Се Лянь совершает кувырок. Бум — приземляется в эпицентр софитного зарева с высоты третьего этажа, так и не выпустив сигареты из губ. — …Мать твою, — Си Луося потерянно взирает на табло. — Этот Чау экстрасенс? Пришелец из будущего? — Этот ублюдок, — тихо прошипев, Ци Жун срывается с места, не обращает внимания на оклики в спину. Прорвавшись в ближайший туалет, осматривает каждую кабинку — но никого не находит. Петляет по коридорам, шерстит углы, зовет «мелкого» — никто так и не откликается. — Успокойся, — Мужунь Цзи встряхивает, смотрит мрачно. Им не до истерик, надо идти светить лицами на банкет. — Ха-хах, — стол важных и не очень господ, ликер, карты — Се Лянь учтиво смеется в сложенную веером колоду. Еще одна партия за ним. — Нет-нет, этот не имеет широких связей. Просто так получилось, что небеса благоволят мне чуть больше, чем остальным на земле. — Небеса? — господин Си — молодой делец, что недавно вырвался из беззвестия и активно пробивал себе дорогу в мире больших денег, заинтересованно изловил бровь. — И какой конкретно Бог благоволит господину Шунь? — Гм-м, — Се Лянь тянет задумчиво, — Думаю, не совсем Бог. Небеса — обитель множества чудесных существ. Например, бабочек. Отбившийся от отряда Мужунь Цзи Ци Жун пялится на Се Ляня через залу. Новенькая тройка от Гуччи, коллекционный ликер. Непринужденно играет на деньги с господами, давно шагнувшими от смертных на недосягаемую ступень. Совсем такой же, как они. Сверк! — Ци Жун моргает — поймал глазом среди мертвого, золотого марева живой красный огонек. Не. Не! Быть того нее может, чтобы ублюдок Се… Воздушная детская фигурка мелькает призраком — был и нету. Мимолетное видение. Кому не надо, тот не заметит, но тот, кто, по замыслу, заметить должен был, утвердится в материальном существовании чуда. Охотнее расстегнет кошелек. Ци Жун хватает с ближайшего стола непочатую бутыль вина, расталкивая толпу, в животной ярости рвется к карточному столику. От того, чтобы о его голову разбили бутыль, Се Ляня спасают Таранулы, в последний момент успевшие перехватить замахнувшегося Ци Жуна под руки. — Тварь! — Ци Жун рявкает, рвется высвободиться, кусаясь и брызжа слюной, напоминает бешеное животное. Уважаемые господа шумят, отступают подальше, ублюдок Се выглядит потревоженным благородным господином. — Тебе вообще плевать на мелкого?! Продашь его на панели, чтобы купить себе сраные тряпки?! Ци Жуна оттаскивают в угол Мужунь Цзи. Он ярится еще долго, успокоиться помогают несколько пощечин. — И? — Мужунь Цзи ждет объяснения. — С хрена ты психанул? — Ублюдок Шунь сторговывает старперам выигрышные партии, — Ци Жун рычит, помедлив. — Делает так, чтобы победила одна команда, вписывается в долю с тем, кто делает ставку, а прибыль делят. Долгое молчание. Во-от черт. Если отряд ублюдка Шунь принесет Цзиню сверхприбыль, тот легко может отказаться от не столь успешных Мужунь с Мо Лаобаем. — Как он делает так, чтобы одно мясо выиграло, а второе проиграло? Ци Жун ощущает, как на висках выступает холодный пот. Он не продумал правдоподобного ответа на этот вопрос. Хотя… — Экзоскелеты. По отряду проносится обнадеженное «о». Ясно. Надо было догадаться, что не они одни такие умные. Донести Е Цзинхуа не получится, потому что точно также они сторговали экзоскелеты Мо Лаобаю. Мужунь Цзи с глухим рычанием трет переносицу, через залу просверливает ублюдка Шунь мрачным взглядом. Должен быть способ как-то его обойти, должно быть более эффективное оружие… В голове Мужунь Цзи щелкает, а Ци Жун сглатывает. Почему на него так глядят? — …Эффективнее, чем тот, что на мне? — Мо Лаобай переспрашивает, с подозрением оглядывает содержимое распакованных стальных коробок. Мужунь Цзи хмыкает. — Так нравится, когда ублюдок Шунь вытирает тобой ринг? — На гнев в чужих глазах равнодушно закуривает. Ци Жун в стороне стирает со лба пот. День назад тот же диалог происходил между Мужунь Цзи и другим Мо. — …Ты бы не стал подбивать клинья к Е Цзинхуа и прятаться за мясными щитами, будь у тебя все хорошо, так? Я дам тебе товар. Ты мне — деньги. — Мужунь Цзи смотрит Мо Лаоху глаза в глаза свысока, будто не на него наставлена куча пушек. Мо Лаоху долго, мрачно размышляет. — Какие условия? — …Ты понимаешь, что делаешь, а?! — Ци Жун остервенело машет авто-бокеном, пытаясь добраться до Мужунь Цзи. — Если у кого-то из двух ублюдков Мо подгорит из-за проигрыша, вздернуть на фонаре они захотят меня! Мужунь Цзи по-свойски вздыхает, обойдя Ци Жуна на повороте, сгибает, бьет коленом в живот так, что тот, подкошенный, валится на пол, кряхтит, пытаясь вдохнуть воздуха. — Я с тобой просто так каждый день дерусь? Если надоело прятаться у меня за спиной, стань настолько сильным, чтобы мог защитить себя сам. А до тех пор, — присев на корточки, тянет Ци Жуна вверх за спутавшиеся волосы, заставляет взглянуть себе в лицо, — делай, что говорят. Ци Жун сплевывает кровь, кривится от боли — и скалится в ухмылке. — Идиот. Ты, вроде, говорил, что сильные выживают, слабаки — умирают? — хихикает гиеной, — Ты торгуешь с гребаными Мо экзоскелетами, а технарем на отладку, чтобы победил кто надо, ставишь меня. И все ради того, чтобы чертов-толстосум Цзинь не вышвырнул тебя с отбора! Ты сраный планктон, Мужунь Цзи! Мужунь Цзи долго смотрит на припадочно хихикающего Ци Жуна — и, дойдя до кондиции, с размаху прикладывает лицом о пол. — …Конечно, господин Ван, — Се Лянь кивает учтиво, — Отряд Мо-Сюйи гарантирует вам победу, — зайдя за ширму, окликает, — Хун-эр, время. Хун-эр — полупрозрачный в лунном свете, тонкий и хрупкий, словно бумага. Замученный, отшатывается от Се Ляня на шаг. Черт, он не готов. Что бы Се Лянь не предпринял, Хун-эр все меньше походит на себя прежнего — своевольного и смелого. Пуганый зверек в клетушке. Се Ляня удручает его состояние и он обязательно разберется с этим — после всего. А пока Хун-эра надо смотивировать. В объятиях Хун-эр сперва деревенеет, ждет подвоха, но после поглаживаний по голове, после поцелуя в лоб понемногу оттаивает. Робко, жаждуще обнимает, стискивает в кулачки полы дорогого пиджака. — Осталось немного, Хун-эр, — Се Лянь мягко шепчет на ухо. — Еще немного и все будет хорошо. — У…Угу, — Хун-эр глухо откликается. Больно, больно, больно, каждый день больно, но гэгэ не виноват. Если бы не Ци Жун… Господин Ван провожает заинтересованным взглядом маленькую фигурку — была и нету. Значит, это и есть маленькая фея что сторговал ему на один бой господин Шунь? Та порой появляется рядом с ним — мелькнет на банкете, у ринга, в рядах бойцов в черно-зеленой форме. Как-то господин Ван видел, как она смазанной тенью спускается с неба, окруженная шелестом — листьев? Насекомых? Официально в списке людей господина Шунь не водилось детей, но кто надо знал о маленьком чуде. Это интриговало. Хотелось поставить карту на господина Шунь — совершит чудо или нет? — …Эй, — Мо Лаобай хмуро окликает Ци Жуна. Тот держит дубовую ступню, откуда из разреза тянется механический нерв, ковыряется щипцами в микросхеме. — Мы проиграли Мо Лаоху дважды. Ничего не хочешь сказать? — И дважды выиграли, — Ци Жун скалится с вызовом. — Хотите побеждать в каждой драке, больше тренируйтесь. Мо Лаобай хмыкает — и, выбросив руку вперед, притягивает Ци Жуна за горло. — Слышь. У твоего ублюдка откуда-то появился костюм от итальяшек и бабло на кубинские сигары. Расскажешь, на кого когда ставили? Ци Жун синеет, опухший язык лезет изо рта. Беспомощно хрипит, хочет позвать на помощь, но не может. Кислород кончается. — Эй, — знакомый голос сзади. — Проблемы? Мо Лаобай цыкает, нехотя отпускает Ци Жуна. Тот, согнувшийся на полу, кашляет, хватает воздух ртом. Краем сознания различает глухую перебранку — Мо Лаобай недоволен тем, что Мужунь Цзи использовал его, чтобы заработать, тот не покороблен. Ублюдка Цзинь надо было подкормить деньгами, и потом, что тебе, если в конце концов к победе меж Мо я все равно собирался провести тебя? — Ты все еще собираешься арендовать меня этому больному мудаку? — Ци Жун хрипит беспомощно. Уже знает ответ. Бабочка, что весь разговор трепетала крылышками у окна, слетает вниз. — Молодец, Хун-эр, — получив донесение, Се Лянь откликается по телефону. Сбрасывает, переключается на тарантулью линию. — Сяо Цю, передай всем делать ставки на Мо Лаобая. Быстрее, мы должны успеть первее Мужунь Цзи. Развернув БМВ, съезжает с частных застроек к банку. На заднем сидении лежит две багажных сумки с деньгами. Их хватит на выплату кредита и маленькие прелести вроде приличных дома, одежды и прочего, остальное станет стартовым капиталом его маленькой Сяньлэ. Насколько ширятся человеческие возможности, когда человек позволяет себе обращаться с разнообразными образцами уродства также, как они обращаются с ним. Мужунь Цзи, кажется, упрекал Се Ляня в предательстве собственных принципов. Теперь он может ответить тем же — более того! — сколотить на его самопредательстве неплохие деньги. Се Лянь ждал сражения с Мужунь Цзи. Ждал, чтобы посмотреть, насколько он ослаб. — …3 на Е41, 8 на П95, — засевший в закутке за рингом Ци Жун тихонько диктовал по рации. Устало потянулся, потер глаза в черных кругах. Глянул на завалившуюся в уголок бутыль. Утром ее передал Шао Яньфу. Не ненавидел, смотрел также, как Ци Жун — безнадежно и устало. На настороженность вздохнул, отпил из бутыли. — Не отравлено. Ты очень плохо выглядишь. Тебе нужны витамины. Ци Жун до сих пор не мог поверить в случившееся. Не пил, как сам себе говорил, от того, что «черт знает, чего он мог туда намешать» — а на деле из гребаного чувства вины. Поглядел за створки — на ринге собирались отряды Мо Лаоху с Мужунь Цзи. Это был знаковый поединок — возможный конец затянувшихся мучений в Paradise Hunt. Щиты Мо Лаоху закончились в сфабрикованных Се Лянем боях на ставки — больше он не мог косить от поединков и прятаться за чужой спиной. Жребий рассудил, что первой парой сражающихся будут Мо Лаобай с Мужунь Цзи. На кону стояла возможность избить сперва ублюдка Шунь, а затем ненавидимого каждым Мо Лаоху. Вопрос о том, как биться, решили копромиссом — Мо Лаобай в полную силу против Мужунь Цзи. То есть — Ци Жуна опять сторговали. Сил орать от негодования уже не было — Ци Жун устал, бесконечно устал. Хотелось просто спать. Наверное, действительно стоит выпить микстуру Шао Яньфу — Ци Жун решает и, потянувшись, натыкается на ровный свет красного глаза. Опаляющий, как пламя в кругу Диюя, холодный, как космическая червоточина.