RED 2.0

— Ляжете против Ху в третьем раунде. Два первых набейте себе ставку так, чтобы вам забашлял каждый в гребаном зале — ублюдки Минь отказались платить по прайсу… — お~い, — Сяо Цю тянет руку с невинным выражением. — Господин надзиратель, а можно нам сперва избить этих Ху так, чтобы харкали кровью? Просто ваши подставные бойцы в подставных боях бьют нас слишком по-настоящему. Мо — кажется, Ванма, после десятого раунда подряд различать трудновато — отнимает от губ кубинскую сигару, взирает на бунтовщика долгим взглядом. Воздух в бойцовской каморке при ринге сгущается. Счетоводы-консультанты-подсадные утки Мо снуют работяжками-пчелами в улье. Публика снаружи монотонно шумит ставками, шуршат банкноты — «господин Шу поставит на маленьких драчунов от Мо? Неплохое решение, ребята весьма перспективны! Но к настоящему времени они должны были выдохнуться, разве нет? Яркие звезды так быстро гаснут, когда им не дают сиять тише… но в том их очарование? Мо Лаоху — жестокий художник… Просто хочет нагрести побольше денег за краткий срок? Хех. И такое возможно». Мо-кажется-Ванма ничего не говорит. Просто, порывшись в телефоне, жмет на кнопку у имени. Заряд от ошейника на шее Сяо Цю расходится по маленькому, замотанному в бинты телу. Тарантулы близ — тесный кружок в натянутой струной стойке смирно — разом вздрагивают. Ци Жун успевает подхватить Сяо Цю, прежде чем тот оказался бы на полу. Внутренне обмирает от того, как сводит судорогами перетруженные мышцы в бинтах. Рецепторы жжет фантомная вонь горелого мяса. — Пасть заткнул. Недоносок, — Мо-кажется-Ванма выбрасывает Сяо Цю на грудь тлеющий окурок, тушит плевком. В голосе нет злости — на сломанные вещи не злятся, их чинят или выбрасывают. — Паши, пока пашется. Будешь болтать — утилизирую, — выхватив из рабочего волчка худышку-счетовода, отнимает у того сигарету, да выбрасывает восвояси. — Знаток рынка, мать его. Будь ты хоть Джеки Чаном — думаешь, все эти мешки денег снаружи реально пришли посмотреть на то, как ты красиво корячишься со своей махалкой? Им нужен адреналин. Вечером они пойдут трахать своих шлюх от кутюр, но кайфовать будут, крутя у себя перед глазами картинку — как зазвездившегося сопляка вроде тебя вбивают мордой в ринг. Я, — клыкастый смешок с сигарой в зубах, — твой сутенер. А они, — указывает в шумящий зал, — твои клиенты. Твое дело — исполнять их влажные хотелки. Кстати, если говорить конкретно о боях, ты даже не лучшая наша шлюха. Этот — кивок на Ци Жуна, — поталантливее тебя будет. Когда Мо отходит, Ци Жун торопливо хлопает застывшего взглядом Сяо Цю по щеке. — Эй! Эй, мелочь, не спать! Черт, нахрена ты влез?! — быстро шепчет с беспомощной, отчаянной тревогой. Застывший взгляд направлен не на Ци Жуна — на радостного счетовода, что, подбежав к Мо, докладывает: — Господин Мо, ставки на Ху почти на нуле, обещанная прибыль повышается на двадцать процентов. Я переговорил с руководством Ху, они согласны уступить нам со ставкой шестьдесят на сорок! — Мало, — Мо отмахивается. — Гребаные организаторы, разбаловали ублюдков, а нам терять прибыль, — цыкает с досадливым смирением. — Придется демпинговать. Завтра обратись к верхушке, скажи, что наши покажут шоу лучше Ху, но гораздо дешевле… Сяо Цю стекает взглядом на собственную грудь, на потухший окурок. В голове мелькают воспоминания. Их новый глава — внезапно, сам наследный принц Сяньлэ. Конфуцианские лекции, кровавые мозоли от бокена, искрящее осознание — он не тягловая скотина, а человек и — и вот, он тут. Скула отдает резкой болью — Ци Жун попадает по чуть поджившему синяку. Отдергивает руку, будто ошпарился. — П-прости… Сяо Цю морщится. Потирает скулу. Что у него за взгляд такой, что Ци-онэ так перекосило? Софиты кроют ринг медицински-белесым светом. Трибуны притихли — важные господа перешептываются, кивают друг другу. — Как думаете, нам разрешат выйти из игры, если отобьемся сегодня? — младший из Ху — только исполнилось шестнадцать, на лице куча свежих шрамов — тянет за рукав старшего. — Хочу осень, — Ху поодаль ворочает пересохшими губами, взгляд пуст. — Осенью не жарко. Под бинтами от жары не гниет. — Нам ведь разрешат? Разрешат, а? — старший в ответ на звенящую почти мольбу тяжело вздыхает. Надвигает младшему на лоб собственную фуражку — от растерянности, тот замолкает. — Отобьемся — бегите в Пханьин, — бросает взгляд в противоположный угол ринга. Без злости, почти с сочувствием. Ребята в паучье-зеленой форме — такие же заложники этого компрачикоского цирка. Сяо Цю рассматривает сгрудившихся в кучку Ху с энтомологическим интересом. На задворках надсадный треск. Такой, наверное, звучал и в голове наставника, когда тот раздвигал свои моральные границы — мысль мелькает и пропадает. Сяо Цю слишком не до того. — Этих Ху неплохо разукрасили, а? — Нам против них три раунда. Когда дело кончится, будем еще краше, — ухмылка Шэнь Лэя кислит. Их общее состояние уже оставляет желать много лучшего. От перегрузки вес чужеродного железа в организме ощущается тяжелее. На вопрос «нахрена ставить их по триста раз против одного и того же противника» Тарантулы получили разряд и краткое пояснение: «больше напряжения в зале — больше ставок». — Хэй, — у Ци Жуна в глазах сверкает искра. — Эти Ху выдохлись, нихрена против нас не имеют — что если нам договориться? Пусть сделают вид, что бьют, а мы подыграем! Сяо Цю смотрит на Ци Жуна, как на идиота. Ци-онэ на волне безнадеги в людей и единорогов поверил? Или Конфуций не выветрился? Что именно задумал Сяо Цю, становится понятно, когда самый младший Ху, придушенный, бьется в хватке — старший застывает в двух шагах. Он легко достанет Сяо Цю — но прежде тот свернет шею заложнику. — Положь на место. — Без проблем, — Сяо Цю по-детски фыркает, жмет плечами. И резко холодеет голосом. — Сломай себе ногу. Сражение стенка на стенку продолжается где-то в стороне. Вокруг троицы трещащий напряжением воздух, глухая зона отчуждения. — Я так много прошу? Одна сломанная нога. Вам все равно прописан выигрыш. Краткое промедление, натянутая нить звенит и — хруст. Сяо Цю «ложит» — пинком отправляет мелочь Ху в старшего. Тот ловит и — Ци Жун оборачивается, обнаружив, что под ногой хлюпает. Сяо Цю буднично отфыркивается, вытаскивает катану из тел. Проткнул двоих разом, когда младший не успел сориентироваться, а старший — увернуться из-за сломанной ноги. — Какого черта…? — выходит хрипло. — Я тут прикинул, — Сяо Цю поясняет как ни в чем не бывало, — ублюдку Мужунь в бою снесло половину тела, но наставника не дисквалифицировали, так? Потому, что тот не сдох прямо на ринге. Послание разносится по притихшему рингу, по головам Тарантулов, застывших в напряжении. В выборе. Три боя и терпеть нервический зуд экзоскелетов, быть избитыми в мясо с позором — или. Тем временем Сяо Цю успевает увернуться от Ци Жуна, что, бросившись, попытался скрутить в захват. Озадаченно клонит голову. — Ци-онэ, какого хрена? — Прекрати это, — Ци Жун шипит. Софиты подсвечивают капельки холодного пота на бледной коже. — Эти Ху, они… не заслужили. — Ха? А мы заслужили быть избитыми просто так? Ты как-то странно заботишься о своем отряде, Ци-онэ. — Помнишь, что нам говорил наш дерьмо-наставник? — Ци Жуну блевотно приводить в пример, но, он чувствует себя обязанным. — Учиться на ошибках. Продолжишь в том же духе — сам кончишь, как он, и остальных утянешь. Только нам не поотрывает руки, а поджарит до хрустящей корочки. Сяо Цю моргает. — Ребята, у этих Ху, типа, «семейные отношения»! Ловите на живца! — оглашает, сложив ладони рупором. В тишине звонкий голос отдается эхом и — ринг приходит в движение. А Ци Жун обмирает всем существом — Сяо Цю зайцем скочет мимо него. Брызги — очередной не успевший опомниться Ху хватается за вспоротый живот. — Ци-онэ, я понимаю, ты — принцесса и блюешь от вида крови, но пожалуйста, не оправдывай свою малахольность также, как тот ублюдок. На кону наши хреновы жизни. Если тебе настолько морально неприемлемо запачкать белое платье ради нашего спасения, то постой в сторонке и хотя бы не мешай. Бой идет, слышатся крики. На трибунах оживленно, рефери раздумывают — прервать бой или «пускай, за такие деньги можно спустить то да се на тормозах?». Оцепеневший Ци Жун чувствует, будто ему с размаху врезали в живот. В какой-то момент вздрагивает — слышит крики уже своих. — Глава Ци, помоги, а?! Эти Ху — черт! — удар вбивает в пол, продолжение спертым духом, — Слишком…кха! Завелись! Печальная правда — у Тарантулов Ци Жун действительно самая талантливая онэ. Щит, за которым усталые Тарантулы могут отдохнуть и «перезарядиться». Потеряв его, они потеряют вдвойне больше крови. У Ци Жуна нет не то что права «постоять в сторонке». У него нет даже времени. Над Сяо Цю тень — старший Ху успел кое-как перевязать рану и уложить младшего так, чтобы в последние минуты было не так больно. Но ударить не успевает. Ци Жун во вращающемся диске авто-бокенов напоминает какое-то мрачное, неотвратимое божество. Под глазами пролегает тень — скрывает отчаянье, непринятие и прочую шелуху, которая никого не тронет. Осядет по окончании боя где-то в душе. А потом еще раз. И еще. И еще. …Строители перекрикивают шум сверл, Хао Мэй сбивается с ног, раздавая приказы отряду горничных. Цзюнь У организовал очередной прием буквально через день после бойни и — что совершенно не понятно — даже не в отчаянной попытке восстановить связи. Хозяином вечера был заявлен старший господин Цзюнь, гостями — маленький, но очень влиятельный ученно-министерский кружок. Особой конкретики никто не вносил, по ощущению, само мероприятие представало едва не тайной. Цзюнь Е Хуа способен повестись на чувства, но он не идиот. Вряд ли, сколь бы ни желал продолжения дела, решился пускать спонсорам «все-хорошо»-пыль в глаза после настолько очевидного поражения, как намедни. Скорее всего, выбрал Сяньлэ местом встречи за счет минимального шанса на внезапное покушение. — Зовут по твою душу, — Лю Сянъи указывает по дуге вверх — то ли в направлении кабинета Цзюнь У, то ли на Небеса. Судя по похоронной интонации, варианты примерно равнозначны. Вздох — захлопнув желтую от старости записную книжку, Се Лянь прячет ту в карман формы, удаляется. Чжао Минъи с отрядом несмело выдыхают — черт, наконец-то передышка. Пятнадцатый, шестнадцатый этаж — Се Лянь раздраженно смахивает пот, правит слишком высокий и плотный для лета ворот, оттягивает натерший ошейник. Мысленно выстраивает цепочку причинно-следственных связей из разрозненных записей. Цзюнь Е Хуа женился за несколько лет до смерти Мао Цзэдуна. Будучи псом партии, он все еще оставался одним из сильнейших выходцев Цзянху. По традиции ему причиталось заявить о намерении жениться и выбрать невесту из кандидатур, предложенных кланами соответствующего статуса. Само прошение со стороны Цзюнь Е Хуа представлялось попыткой выйти на мировую. По состоянию Мао не было ясно, сколько он протянет, как долго просуществует его режим и как изменится — существовала немаленькая вероятность, что ушедший в подполье альянс вернет позиции. Авантюра обернулась коллективной насмешкой над Цзюнь Е Хуа. В невесты ему предложили несостоявшуюся главу Мэйшань Юй. Перспективнейший боец, до надменности гордая, жестокая красавица, своим нравом она нажила много врагов — так и получилось, что когда в очередном бою та лишилась возможности ходить, общество Цзянху отправило ее на задворки. Будучи в абсолютно зависимом положении, она физически не могла воспрепятствовать прописанному ей унизительному замужеству на предателе. Справедливости ради, Цзюнь Е Хуа вел себя, как джентльмен — устроил подобающую церемонию, не ассоциировал свалившийся на него позор с личностью жены, пытался если не любить, то поддерживать товарищеские отношения. Уже тогда увлеченный феноменом талантливых людей, горел живым интересом даже к остаткам былого дара. Можно было предположить, что именно им жена сыскала у Цзюнь Е Хуа глубокую лояльность. Так или иначе все это не спасало его от периодических прилетов в голову настольной лампы. Разговоры о боевых искусствах, помощь с подъемом по лестнице, всевозможные подарки — каждую попытку сближения жена принимала за завуалированное издевательство. Появление на свет Цзюнь У стало радостью для обоих, но по разным причинам. В три Цзюнь Е Хуа застал ребенка за чтением «Искусства войны», а позже, когда тому исполнилось пять, снял «маленького шпиона» с крыши ВСНП. Заинтересованный работой отца, о которой тот рассказывал абстрактно и очень немного, Цзюнь У тайком забирался в багажник отцовской машины и несколько дней собирал сведения об объекте, прежде чем устроить диверсию. Пораженный Цзюнь Е Хуа взялся взращивать маленький талант. Мать, заметившая в сыне боевой потенциал — тоже, но гораздо менее щадящими методами. Был месяц, когда весь день напролет Цзюнь У мог провести в колодце — мать приказывала домашним слугам спускать сына в сырой провал и не помогать, если тот начнет звать на помощь. Это была тренировка. Если ребенок сможет выбраться — молодец, я знала, что ты не бездарность, вот тебе следующее испытание. Не сможет — значит, просто не старался. Поначалу Цзюнь У плакал и пытался понять, за что его так — а после, когда наконец смог самостоятельно выбраться из колодца, увидел радость матери. Услышал «я горжусь тобой» из губ, что обычно слали ему лишь проклятия. Мать Цзюнь У грезила расплатой с Цзянху, с Мэйшань Юй. Ребенок «убогой гордячки», воспитанный лично ею, ставит на колени обидчиков матери — в ситуации, когда она сама не способна подняться на ноги, это был единственно доступный вариант мести. «Воспитание» основывалось на методе «кнут и пряник» — очень много «кнута» и очень мало «пряника». Мать очень боялась перехвалить сына, потому исконного «идеала» он не мог достигнуть, как бы ни старался — слишком рано и мягко ударил, могло быть лучше, как так получилось, что у меня родилась такая бестолочь?! Цзюнь У с рождения не доставало признания и любви холодной матери. Будучи старательным ребенком, он делал все, чтобы заслужить их. Опять услышать заветное «горжусь тобой». Цзюнь Е Хуа ни о чем не знал. Жена подозревала, что своими методами не сыщет одобрения мужа, действовала, когда тот пропадал на работе, велела молчать и прислуге, и сыну. Этот период был самым счастливым в жизни Цзюнь Е Хуа — отдушина-сын делает блестящие успехи в учебе бою и стратегии, подтаявшая жена позволяет себе улыбку и доброе слово. Создавалось впечатление, что Цзюнь У стал мостиком перемирия супругов и дальше их отношения будут только теплеть. Так продолжалось до того, как на одной из тренировок Цзюнь У переломал ребра и правда вскрылась. Разразился грандиозный скандал. Цзюнь Е Хуа осознал, что по его халатности сын оказался на грани смерти, а он был рад обманываться семейным счастьем. Не обращал внимания на тихие звоночки — на подозрительную молчаливость прислуги, на синяки у осторожного ребенка. Белый как полотно Цзюнь Е Хуа сказал жене, что съезжает и забирает сына. Та взбесилась — и как на зло на шум ссоры прихромал испуганный ребенок. Спасая сына от жены, Цзюнь Е Хуа толкнул ее, сидящую в инвалидной коляске. На пути оказалась лестница — винтовая, в три пролета. Дом четы Цзюнь был весьма богат. В период лживого семейного счастья Цзюнь Е Хуа успел полюбить жену не просто как дар в человеческой оболочке, а почти как человека, как часть своей нормальности. Убитая им, та оставила в его душе расползающуюся дыру. Пустоту. Цзюнь Е Хуа чувствовал необходимость заполнить ее чем-то — чем-то светлым, незапятнанным отвратительной новой реальностью. На роль этого «чего-то» подходил Цзюнь У — живой фантом сгинувшей семейной идилии. Тем временем Цзюнь У также нуждался в «замещении» — он провалил то чертово испытание, он подвел маму, если бы не он, она бы не умерла, полюбила бы, сказала, что «гордится». Чтобы дыра в груди не разъела окончательно, он нуждался в двойном, в тройном, в четверном объеме признания и любви, что получал до. Где запрос, там и предложение. Если голодного, съедаемого глистами человека усадить за ломящийся едой стол, он, скорее всего, объестся. То же с любовью — резкий дефицит может привести к отвратительным формам ее восполнения. Хочется больше, хочется ближе, не важно какой ценой и какие моральные принципы попирая. Время шло, Цзюнь У рос и закономерно менялся. Все меньше напоминал Цзюнь Е Хуа ту отдушину из «долго-счастливого» периода, в которую можно зарыться, как в подушку и представить, что «всего того ужаса» никогда не было. Так Цзюнь Е Хуа переключился с сына на других детей — на «маленькие таланты», которые напоминали «того самого» Цзюнь У больше, чем повзрослевший Цзюнь У. Единственная любовь, на которую остался способен Цзюнь У — «завоевать признание родителя, чтобы ощутить себя полноценным». Даже его отношения с Чан Энн строились по тому же принципу. При своем добросердечии, та — авторитарная, решительная женщина — имела сходство с матерью Цзюнь У. Однако она была лишь заменой — потому тот смог пожертвовать ею, чтобы спасти отца. Сейчас Цзюнь У находится в худшем положении — провал в качестве главы цепочки, куча поводов для ревности, единственный человек, способный утешить, разочарован в нем, а даже если бы не был, свой эскапизм он любит больше, чем сына. Только способен ли Цюнь У осознать последний пункт? Влюбленный человек склонен таить неадекватную надежду. Может ли Се Лянь понять поведение Цзюнь У, узнав его биографию? Пожалуй, да. Простить? Не после того, что перенесла Сяньлэ. Испытает ли он мстительное удовлетворение, собираясь воспользоваться травмой Цзюнь У, чтобы разрушить его заговор? Это не важно, ведь делает это Се Лянь не ради мести. Но вообще то, да. Испытывает. Он достаточно созрел, чтобы кивнуть, принять это и вернуться к делу в приподнятом состоянии духа, не стесняясь последнего. — …Касательно стратегии Сяньлэ в королевской битве, — Се Лянь докладывает Цзюнь У, — этот подготовил план, который позволит Сяньлэ вернуть многих партнеров при минимальных потерях с нашей стороны. Цзюнь У сидит, уложив подбородок на сложенные замком руки, межбровье рассекает хмурая складка. На столе люксовой марки пятно пролитого чая, волосы выбились из прически, под глазами круги — весь его вид кричит о том, что он-мать-вашу-в-дерьме-дайте-опий. — Излагай, — дает дозволение. — Глава Тянь Чуан объявил королевскую битву, рассчитывая расправиться со списанными кланами их собственными руками. Непреложное условие — лишь один победитель, победа за счет убийства оппонента. Он не успел обговорить несколько условий — временной лимит, взаимодействие кланов друг с другом помимо убийства и численность клана-победителя. На последнем пункте Цзюнь У поднял бровь. Примерно догадался, к чему ведет Се Лянь. — Со временем лучше не затягивать — глава Тянь Чуан может растерять терпение и устроить казнь собственноручно. Нас интересуют два последних пункта. Теоретически, возможен вариант, при котором уничтожен будет лишь один клан, тем временем как остальное множество сольется в другой и объявит себя победителем. Справиться с такой громадой, при условии что та подготовится к войне, будет нелегко даже Чжоу Цзышу, главное провернуть дело максимально быстро. — Кланы не захотят объединяться под моим началом, — Цзюнь У мрачнеет. — Не совсем под вашим, — вежливая улыбка. Цзюнь У моргает. Чего-чего? — Глава Тянь Чуан говорил, что до вас успел посетить Мо, подозреваю, у него состоялась аналогичная сцена с аналогичным результатом, — Се Лянь продолжает, опередив уточняющую плюху. — Итого — имеется два достаточно сильных конфликтующих клана и множество мелких кланов-одиночек. Последним приходится хуже всего — им некому доверять, они растеряны и напуганы. И агрессивны — первый, кто совершит убийство, окажется убит соседом и начнется бесконтрольная резня, в которой победителя не останется вовсе. Кошмарная неопределенность — это то, чего они больше всего боятся и то, от чего мы можем их оградить. — Мы? — Я и отряд от Мо. Мы устроим соревнование на популярность — представимся двум противостоящим кланам, предложим схему: я и отряд от Мо сражаемся друг с другом вместо них, по результату сражения окажется вырезан клан, поставивший на проигравшего. Так кланы поймут, что присягнув сильному, смогут избежать проигрыша — чем больше боев я выиграю, тем больше кланов прислушается к идее объединения под вашим началом. У меня есть сила, у вас — связи и подпорченная предательством репутация. С помощью такой схемы вы сможете восстановить ее. В напряженном раздумии Цзюнь У морщит брови. — Зачем отряд от Мо? Разве нам нужен конкурент? — Не нужен, — Се Лянь кивает, — но безопаснее предложить Мо правила игры, в которой мы оба будем заинтересованы участвовать, чем гадать, что он решит учудить. Так мы сможем хоть как-то прогнозировать его действия. Это… действительно выглядит, как план, способный перевернуть апокалиптический сценарий в просто не очень удовлетворительный. Цзюнь У был готов дать добро, но Се Лянь не закончил: — Единственное условие этого Се — брать под протекторат Сяньлэ те кланы, что меньше всего успели запачкать руки в вашем заговоре, что бы он ни предполагал. Условие? Ничтожество-Се ставит ему условия? Мрачнея, Цзюнь У вспоминает, как тот распустился в последнее время. Убедился, что ему все дозволено, раз нет замены? Что ж. — Молодой господин Се, видимо, этому придется напомнить вам о некоторых моментах, что вы могли забыть за два года. В вашем понимании самыми достойными людьми являются моральные стоики, но в реальности их функция — служить ступеньками тем, кто действует во благо прогресса. Некогда аморальным делом считалось исследование неба, ведь тем люди попирали неприкосновенность божественного. А теперь попробуйте представить, как бы выглядело наше общество без спутниковой связи. Даже если я открою вам сведения о «заговоре», который я сейчас стараюсь спасти, вряд ли вы поймете его значимость для человечества. Те кланы, что, как вы выразились, «запачкались больше всего», являются самыми полезными. Они вложили в наше общее дело душу и сердце. И если остатки вашего достоинства все еще как-то увязаны с будущим Сяньлэ, прошу — не проявляйте лишней инициативы. Вы ведь не забыли, чем она окончилась в прошлый раз? В горле першит — Се Лянь чуть морщится — что за чувство? А. Гнев. Но не пылающее пламя, а застарелый такой. Что-то из Paradise Hunt. Очередной слишком много о себе возомнивший вояка машет кулаками на «выскочку Шунь», а тот сидит на кожаном диване, закинув ногу на ногу, тянет сигарный дым и размышляет — проигнорировать муху или пояснить ее жужжание за пару несостыковок. Существуют некоторые триггеры, задев которые, можно превратить стоика-моралиста Се Ляня в маньяка из «Пилы». — …По десять боев за раз? — Се Лянь переспрашивает без выражения. — Лишают стимуляторов за проигрыш? — Ага — Пэй Мин курит, нервно поглядывая за поворот — нет ли хвоста. — Этот Мо взял твоих в оборот так, что если протянут, то не долго. Они приносят львиный доход его бизнесу. Сомневаюсь, что выпустит их, даже если принесут тебя ему на золотом блюде… Пэй Мин запарывает мотив, когда Се Лянь, выдернув сигару прямо у него из губ, делает глубокую затяжку. Хочет возмутиться, но заикается, заметив пугающе пустой, мертвенно тусклый янтарь. Мо ведь наверняка не мыслят себя жалкими паразитами. В собственном понимании они — Робин-Гуды, преобразующие потенциал тупиц, моралистов и прочих бесполезных отбросов во что-то стоящее, то, чем потом пользуются сами. Старались же, заслужили! А Цзюнь У с Цзюнь Е Хуа пошли еще дальше. О какой морали речь, если они действуют ради общечеловеческого процветания? Никотиновый пластырь чешется. Хочется, хочется, хочется затянуться. — Господин Цзюнь, как так получилось, что при вас Сяньлэ с первого свалилась на восемьдесят шестое место? Цзюнь У не ожидал такого вопроса. Такой интонации. — Коль скоро вы планировали использовать школу как подспорье для полезных «заговоров», то от чего так мало озаботились ее безопасностью? Имей Сяньлэ репутацию и положение хотя бы на уровне Цзян, главе Тянь Чуан было бы гораздо сложнее подобраться к нам. — Если это попытка перевести стрелки, то крайне неудачная, — придя в себя Цзюнь У изображает улыбку, оттягивает душный галстук. — После ваших действий Сяньлэ могла оказаться на сотом, я подхватил падающий камень. Молодой господин Се хочет упрекнуть этого Цзюнь в некомпетентности? — Этот Се просто сочувствует старшему господину Цзюнь. Цзюнь У спадает с лица. Какое отношение это имеет к…? А. «Цзюнь поколениями мечтали пробиться в Цзянху». — Не человеку, что убил собственного отца, упрекать меня в сыновьей несостоятельности, — вежливая, ядовитая улыбка. Это должно стереть ничтожество-Се с лица Земли. Но. Тот кривит бровь в непонимании. — Трубы. — Трубы? — очередь Цзюнь У кривить бровь. — Когда трубы прорвало, пошел кипяток, вашему отцу залило ноги. Позже он обращался в лазарет, сегодня я видел его, опирающимся на трость. — Се Лянь поясняет. — Этому Се не понять глубины натуры господина Цзюнь, но разве у вас не было времени озаботиться о ремонте? Ваши стремления высоки, но наблюдая, как вы ошибаетесь в настолько базовых вещах, я могу предположить, что больше цели вас интересует мечта о ней. Бегство от реальности. Мне ли указывать вам на это — не знаю, но когда Сяньлэ перешла в ваши руки, она все еще была на первом месте. Бах! — и звук льющейся воды. Белый как полотно Цзюнь У вздрагивает всем телом. RED 1.0. «Отцу залило ноги» — паника прорывается в сознание, колотит, грозит излиться кипятком из новых труб. Цзюнь У опрометью бросается к выходу. Должен что-то сделать, как-то помочь, по крайней мере указать, откуда ждать опасности…! Тем временем Се Лянь неспешно обходит стол, щелкает по звонку. — Да, господин Цзю… — Хао Мэй растерянно запинается, вместо главы застав в кабинете Се Ляня. Тот приветливо улыбается: — А-Мэй, принеси, пожалуйста, чаю с мятой. И не жалей опия. — …Прорыв слева! Перекройте краны в…! — Цзюнь У перекрикивает шум воды. По залам разносится треск. Или это у него в голове? Гневный призрак RED 1.0 воет прямо в его ушах, кажется еще чуть-чуть и треснет череп. Отец был прав? Цзюнь У слишком слаб, чтобы контролировать это? Он не достоин любви…? Прежде чем гул воды затмевает сознание, Цзюнь У подхватывают. — Ш-ш, тише, — в своем состоянии Цзюнь У не может распознать голоса, но различает повелительные, успокаивающие интонации. Рот приоткрывают — сперва не понятно зачем, но потом по языку разливается знакомый привкус. Жизнь летела кувырком, в последнее время педантичный Цзюнь У забывал принять лекарство. — Расслабься. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох, — мерный голос продолжает. На секунду Цзюнь У вспоминает, как выглядит — в мокрой тройке, растрепанный, беспомощный от психоза. Укачиваемый в «чьих-то» теплых объятиях. Уязвимый. Надо ударить, освободиться, но…! Но ему слишком спокойно в защите теплой, сильной руки. Совсем как у отца. Цзюнь У открывает чуть мутные от поволоки глаза. Хм? Се Лянь? — Я предложил обеспечить протекторатом самые незапятнанные кланы потому, что те не склонны к предательству. Самые жестокие могут быть более эффективными, но они же могут воткнуть нож в спину, если Мо преуспеет больше нас. Отдыхайте. Се Лянь осторожно переносит Цзюнь У на диван в уголке, сам руководит строителями. Тот рассеянно наблюдает и… в голове щелкает. Он больше не слышит RED 1.0. Успокоение Се Ляня подействовало на него. В голове живо-живо собирается план. Собрание отца еще не кончилось? Цзюнь У вытягивает руку, манит ручеек воды. И замирает сердцем, когда тот поддается. — …Что ж, — Цзюнь Е Хуа трет лоб под направленными на него взглядами. — Этому нечего противопоставить Тянь Чуан, потому операция откладывается на… — Этому есть, — возглас от двери. Цзюнь У стоит в проеме. Мокрый, волосы растрепались — в руках по переливающемуся водяному шару. — Этот Цзюнь использует свою способность, чтобы помочь Сяньлэ в предстоящей битве. …Покидая Сяньлэ, Се Лянь спиной ощущает чужой взгляд. Хо-о? В душе искрит детский азарт. Ладно. Он поддержит эту маленькую игру в шпионов, если так хотят. Свернув в торговые ряды, мелькает меж павильонов с товаром. Просто так хватать вещи — это ведь воровство? — Вор! Извращенец! — торговка вопила, стегая отчаянно извиняющегося Се Ляня по хребту мокрой тряпкой. — В фильме это работало… — получилось жалко. Се Лянь успел трижды пожалеть о своей затее. — Идиот, фильме тот чувак не оставлял торговкам свою одежду вместо той, что спер! — нагнавший Ци Жун треснул Се Ляня по макушке. Впившись клешней в голое плечо — Се Лянь успел стянуть с себя рубашку — заставил совершить земной поклон. — Извините, мой наставник — идиот. Сколько мы должны? Окинув обоих презрительным взглядом, торговка фыркнула. Написав цифру на листке, протянула Ци Жуну. Тот притормозил, считая нули. Повисло натянутое молчание. — Еще раз, мы типа, очень извиняемся, — виноватая кошачья морда. — До свидания. Они рванули одновременно — полуголый рубашечный вор и неудавшийся «пример для подражания». Как поменялись их роли — думают оба. Спустя пару кварталов вяло посмеиваются, остановившись на крыше пентхауса. Нелепый, неловкий момент подтапливает лед. Но — Выстрел! — Се Лянь отшатывается от Ци Жуна. Пулевое отверстие в миллиметре от ступни. — Наставник, наставник, не обольщай Ци-онэ! — Сяо Цю по-детски фырчит, в глазах — сталь. — Снимешь ошейник, только когда расплатишься по счетам, не раньше! — Ты мелкий…! — Ци Жун матерится на всю крышу. — Что у тебя за бзик, а? Если будем сотрудничать без скандалов и попыток убить друг друга, быстрее сделаем дело, не?! — Это можно. Дружить с ним опять — нет. Почему я об этом помню, а ты — нет? — игривость сменяет лед. — Или это что-то из серии «сытый голодному не товарищ»? Хрясь — Сяо Цю не успевает увернуться. Болезненно шипит, потирая скулу — синяк насыщенного, фиолетового оттенка расцветает на глазах. — Точно, — злющий Ци Жун шипит гюрзой. — Меня ведь всего-то почти-трахнули и бросили. Я в этой ситуации самый «сытый»! То, что у тебя жизнь — дерьмо, значит, что у остальных она точно лучше! Хм, и что тебе, такому пострадавшему, делать, а?! Точно! Стать похожим на тех самых ублюдков из-за которых у нас все так дерьмово! И отыгрываться на своих! Сяо Цю вспыхивает глазами — хорошо, плевать, онэ нарвалась — и, выхватив катану, бросается в бой. Ци Жун выставляет авто-бокен — зол не меньше. Откуда-то со стороны взволнованный окрик — но им слишком не до того. В пылу драки брусчатка крыши разлетается под ногами. А потом трещит. Ци Жун с Сяо Цю не успевают понять, что произошло — просто вот миг — они на крыше, а вот миг — летят вниз кувырком. Слишком быстро, чтобы успеть сгруппироваться. Но — толчок, захват — еще не достигнув земли оба обнаруживают себя в крепкой хватке. Миг спустя — удар! Импульс расходится по телам, но все кости целы. Проморгавшись, оглядываются и обмирают. Под сапогами у Се Ляня расползаются трещины. Единственной рукой перехватив обоих учеников, как кутят, спас от падения, приземлился точно на ноги с высоты четвертого этажа. — Успокоились? — спрашивает слишком спокойно. Ци Жун с Сяо Цю синхронно кивают — еще не отошли. Оба подзабыли, за что их наставник стал наставником. — Хорошо. Уточню несколько правил. Ваше искусство — не игрушка. Такие истеричные порывы, как только что, могут навредить гражданским. Потому — драться только на специально предназначенной территории или в экстремальных обстоятельствах. И не использовать боевое искусство в детских ссорах. Приказ, который они либо поняли, либо Се Лянь их предупредил. Тот так и идет — как ни в чем не бывало, закинув учеников через плечо. — …Я получил добро от Цзюнь У. Что сказал Мо? Супермаркет жужжит кондиционерами, посетители с тележками косятся на Се Ляня. Ци Жун с Сяо Цю потеряли надежду на освобождение — первый свесился с продуктовой корзиной в руках, второй, скучая, подпирал щеку кулаком, ткнувшись локтем в поясницу онэ. — Он согласен. Планирует постучаться к Чжао, те живут в Усонкоу по соседству с Кэ. Давно конфликтуют. — Хо-о, — Се Лянь задумчиво протянул. Те самые Чжао? Интересно. — Будете с вишней или с клубникой? — спрашивает, остановившись у стеллажа с йогуртами. — 棄権します, — Сяо Цю протянул почти без акцента. Все еще учит японский? Се Лянь воздержался от комментариев. У всех свои способы справляться с горем. Сам про себя недавно открыл, что, оказывается, очень тактилен. …Тогда, на обрушившемся первом этаже Сяньлэ, он обескуражил обсуждавших его пленение учеников крепким объятием. Сгреб в охапку, ткнулся в пушистые волосы, вдыхая запах. Живы. Покалечились, но не сломались. Небеса, спасибо. Прежде чем его успели перехватить, рванул по улице, по крышам. Рассветное солнце подсвечивает просыпающийся Шанхай, под ногами мелькает. Прилив слегка истеричного счастья вырвался из груди детским счастливым смехом. За ним погоня — и даже от этого хорошо-хорошо-хорошо. Но нельзя забываться. В голове уже вращаются шестеренки — Се Лянь наскоро кроит план, как воспользоваться свалившимися возможностями. И прежде всего он должен кое-что проверить. Лететь с крыши вниз волнительно — вдруг опасения оправдаются и Хун-эр обижен настолько, что не захочет его спасать? Но. — Идиот! — рявкнув на всю улицу, Ци Жун отвешивает Се Ляню такой удар, что оглушенные волной бабочки разлетаются кто-куда. …Открыв глаза, Се Лянь обнаруживает несколько вещей. Во-первых: он связан; во-вторых: места он не знает, но этаж ближе к небу; в-третьих: натянутый струной Ци Жун кричит в окно; в-четвертых: распятый высоко над землей зловещей бабочковой пургой Сяо Цю выдыхает с утомленным выражением. — Ладно, ладно, — разочарованно. — Я дам ему слово. Доволен, мелкий? Ответ бабочек — Сяо Цю пушечным ядром отправляют в окно. Се Ляню чудится фантомное детское фырчание. Сяо Цю кошкой отталкивается от стены, приземляется перекатом. Недовольно отряхнувшись, бросает на Се Ляня мрачный взгляд. — Мелочь убьет меня, если попытаюсь сделать что-то, что приблизит твою смерть. Но мы все еще в дерьме, ты все еще нам должен. Твои мысли, наставник. Се Лянь размышляет. Хун-эр не хочет его смерти, но в королевской битве выбрал сторону Тарантулов. При том он знал их достаточно, чтобы понимать — Се Лянь не получит свободы, не расплатившись перед ними. Хун-эр что-то задумал, но пока не понять, что именно. — Сдайте вы меня Мо, он может просто не выполнить условий — нет чего-то, что могло бы его обязать. А действуя, как защитники, лично спасшие группу людей, находящихся в опасности, вы получите реальную поддержку с их стороны. Мо предал их доверие — перехватите его. Присевший на корточки перед связанным Се Лянем Сяо Цю задумчиво щурится сверху вниз. — Мы не будем поддаваться. Деремся по-настоящему. Дашь брешь — я отомщу, как изначально имел право. Се Лянь открывает рот — и замирает, заслышав свист. Сяо Цю успел оттолкнуть Ци Жуна — зажал метнутый стилет так, что тот вошел в бедро лишь на полсантиметра. Оглянулся в окно — маленькая пурпурная фигурка рванула в комнату, в ближний бой. Сбитый с толку Се Лянь пытается прикинуть возраст и пол — девушка, подросток, максимум четырнадцать, слишком мала для такого уровня мастерства. Движения кажутся знакомыми. У кого еще он видел похожий стиль…? А. Выхватив из-за спины пару зубчатых лезвий, девушка совершает перекрестный мах — пол рассекает крест на крест. Хруст. Хруст! Ци Жун с Сяо Цю слишком заняты попыткой поверить своим глазам, чтобы вовремя убраться из зоны обвала — вместе с бетонными глыбами обрушаются на этаж ниже. Схватив Се Ляня за ворот — надсадное кряхтение — переоценила свои силы — девушка закидывает его в окно. Пожарная лестница трещит под весом. Мах стилетом — веревки вспороты, Се Лянь на свободе. — На метро до Пханьина десять минут, еще столько же на дознание, — девушка инструктирует, стянув с лица маску. Точно четырнадцать — миниатюрная, яркая, но с тьмой в глазах. — До этого тебя может ударить током несколько раз. Не касайся воды. — Погоди, — Се Лянь перехватывает удаляющуюся за запястье. Мягок, спокоен. — Если у Хозяина Долины есть дело для меня, пусть придумает другой план. Я не собираюсь уходить. Девушка хмурится, молчит, не понимая. — Они шантажировали тебя, — оглядывается в сторону окна. — Они — мои ученики, — Се Лянь улыбается свойски — да, так уж у нас получилось. — Если для того, чтобы донести до них знания, я должен побыть в их же плену, то ладно. Им будет проще поверить мне, будь у них чувство контроля надо мной. — Подло, — девушка выносит вердикт спустя промедление. — Какой учитель — такие ученики? — смешок. Девушка права — с большей вероятностью, и Тарантулы, и Хун-эр посчитают его подлецом даже если он использует на них обман во благо, а не ради наживы. Но если это будет стоить их полноценного существования… Се Лянь до сих пор не готов принять последствие. Разумом — может быть, душой — нет. Одиночество — это действительно больно. Девушка читает что-то у Се Ляня на лице. Помедлив, вынимает из-за пазухи пожелтевшую записную книжку. — Это служанки Цзюнь. И… черт, — сбившись, рычит: — ни при каких чертовых обстоятельствах ни от кого не беги в гребаную Долину! Извинись восемьсот раз, расстреляй из пулемета тех, кто тебя донимает — но не сбегай! Вэнь-гэгэ — чертов извращенец с комплексом бога, но если бы не он, я была мертва! — заканчивает мрачно и зло. — Когда увидишь Чжоу Цзышу — врежь ему. Промеж ног. Так, чтоб хрустело. Ох. Переварив всплеск, Се Лянь ухмыляется. — Обязательно.