Истинный Адамант

Я сидел в полной темноте, чутко прислушиваясь, не донесутся ли какие-нибудь звуки оттуда, сверху. Нет, о чём это я? Какие звуки? В мою подземную тюрьму не долетало ни звука, если, конечно, кто-нибудь не начинал спускаться по лестнице, даже из внутреннего дворика с цветами и птицами до меня не доносилось ничего. Было темно, как всегда. Но всё же... Разноцветные искры перед глазами заставили меня чуть пошевелиться. Зловещий признак. Но додумать я не успел. …Очнулся я от потоков холодной воды, льющихся на меня сверху. Надо мной стоял сам тан Вингетор и опрокидывал на меня ведро за ведром ледяной воды. Я застонал и открыл глаза. - Очнулся? Пойдём! - Куда? Что ты ещё выдумал? Какая-то новая пытка? Подвала твоего тебе уже мало показалось? - Нет, просто хочу, чтобы ты, наконец, поел. Он вывел меня из тесной каморки. По длинному и широкому коридору мы дошли до лестнице, поднялись и вышли во внутренний дворик, где уже стоял небольшой походный складной стол и два стула. - Садись! - пригласил хозяин. - Садись, ешь и пей. Я оглядел представшее моим глазам великолепие: редкие фрукты и ягоды на блюдах, мёд, орехи, моллюски различных форм и размеров. Одни великие духи знают, чего мне стоило сдержаться! Я отвернулся и спокойно сказал: - Я оценил твою заботу о безоружном пленнике. Но вынужден отказаться. Откуда я знаю, что эти фрукты не отравлены? - Не бойся, не отравлены, я сам заставил слугу… «Надеюсь, не моего приятеля-тхеремца», - промелькнуло у меня в голове, - ...отведать все блюда и вина. Садись. Поговорим, как разумные люди. Я опустился на складной стул. Ох, как же неудобно! Просто стоять я уже не мог от накатившей слабости, а то никогда бы не сел на это изобретение северян. - Знаешь, Имгашта, - начал Вингетор, - люди моей дружины и сам я многое видел за полуденным Харадом. Я готов дать тебе свободу, если ты расскажешь мне о своём народе, об этой неведомой силе, что поражает твой народ безумием. И я… Но я невежливо перебил его: - Отведи меня обратно в камеру. Я очень устал! И я поднялся на ноги, пресекая все дальнейшие попытки тана заговорить со мной. Когда дверь захлопнулась за мной, я буквально рухнул на свою соломенную подстилку и закрыл глаза. «Интересно, тан Вингетор, что, совсем глуп, что предлагает мне такое? Мне, великому верховному вождю целого народа? Пусть он считает меня одним из бесчисленных мелких князьков, каким был когда-то Хенна, но он не может не понимать, что я никогда не предам свой народ. Ведь рассказать чужаку хоть что-то о своём народе - значит навлечь на него гнев духов и светлых богов, а то, и это более вероятно, и бесчисленные армии. Нельзя рассказывать чужаку о своём племени, если до этого ты доподлинно не убедился в его правдивости и чистых помыслах. А я убедился как раз в обратном». Додумать я не успел - уснул крепким сном. Проснулся я глубокой ночью от дикого воя. Раскрыв глаза, я долго не мог сообразить, кто же это так ужасно воет. А, сообразив, не подумал прекратить это безумие. Видимо, сказалось всё нарастающее напряжение, а особенно последний разговор с Вингетором и вид неописуемо манящих яств. На лестнице раздался шум, затем голоса. - Во имя сильномогучего тана Вингетора, уйдите с дороги! Сильномогучий тан приказал мне самолично заняться его пленным, потому что самому сильномогучему тану недосуг им заниматься. Сегодня рано поутру он отплывает с верной дружиной на Заокраинный юг. Пропустите, говорю я вам! - раздался звонкий молодой голос тхеремца. - А сами лучше бы, вместо того, чтобы в кости играть у двери камеры, пошли бы и выпили по кружке пива! Голоса стражников, кажется, отдаляются, видимо, они поднимаются по лестнице, потом быстрые решительные шаги, и в замке поворачивается ключ. И вот передо мной стоит тхеремец, держа в руках какой-то небольшой свёрток. Он подошёл ко мне и с силой ударил по голени. Я мгновенно замолчал и недоумённо уставился на него. В кромешном мраке - свет с собой он не захватил - я почти не различал его лица. Но тхеремец произнёс: - Я принёс тебе нож для фруктов. Спрячь его получше в солому. Придёт время, когда он тебе понадобится. И скажи мне, что это ты тут устроил? - Это не я, это адамант. В руках непроходимого глупца. Он сводит с ума всех, а особо действует на сильных духом людей. Тхеремец понимающе покачал головой. А я спросил по-тхеремски: - А ты не боишься, что я сейчас возьму и зарежу тебя этим самым ножом? - Неа! - лукаво улыбнулся он. - Люди твоего народа по-особому честны, вы не станете нападать на того, кто протянул вам руку помощи. Не сочти за дерзость, но ты принял от меня нож. А насколько я знаю, твой народ не использует железо. Вы считаете его проклятым металлом. Я улыбнулся: - Да, когда-то предки моего народа не знали железа, но это не значит, что они его ненавидели, просто его не было не на берегах Великого Океана, ни в горах, ни в ложах бурных рек его не добывали. Мой народ издавна боялся подземных духов, поэтому много веков мы просто не знали о тех минералах и богатствах, которые таит наша земля. Даже сейчас железное оружие и доспех - это привилегия только верховного вождя и его ближайшего окружения. - Мне недосуг больше болтать с тобой, - сказал он, поднимаясь, - мой тан сегодня отплывает, и я должен прислуживать за столом на прощальном пиру. Советую тебе вспомнить уроки фехтования. И он ушёл, заперев за собой дверь. Теперь каждый день до и после ухода стражника, кормившего меня, я тренировался, разминая затёкшие мышцы. Тан Вингетор отплыл на дальний юг, и мне никто не мешал. Ел и пил я теперь за двоих, но моих охранников это, видимо, не сильно беспокоило, и неудивительно: если голодать почитай три недели подряд, собственный корабль сожрёшь и не подавишься. И вот однажды ночью… Трое стражей, не подозревая, что тхеремцем испорчен замок моей камеры, так, что дверь только внешне казалась запертой, а на самом деле стоило легонько её толкнуть изнутри, как она мгновенно и бесшумно распахивалась, по обыкновению играли в кости. Двое так и не поняли, что произошло, когда острое отточенное лезвие ножа легко и совершенно бесшумно разорвало им горла. И лишь последний страж попытался закричать, но моя рука оказалась быстрее, и он рухнул с разорванным горлом, как и его товарищи. На верху лестницы меня уже ждал тхеремец. Да, как же его зовут? Надо будет выяснить. - Не надо было их убивать! - укоризненно произнёс он, протягивая мне... мою дага, пучок дротиков и мою необычную тайаха. - Где ты их достал? - Где достал, там их уже нету! - улыбнулся он. - Давай быстрей! - Прости, ты, кажется, называл мне своё имя, но я запамятовал. Моё имя - Имгашта. - Я - Фарахат. - Как так получилось, что ты служишь эльдрингам? Они, как я слышал, недолюбливают твой народ. - Сам удивляюсь, - белозубо улыбнулся он. - Просто мне однажды наскучили родные барханы, и я решил попытать счастья в Умбаре. О Морском народе я слышал, что их таны щедро платят золотом тем, кто им верно служат, а на службу принимают любого. Думаю, будь ты из простых, и не разгорись эта бессмысленная война всех со всеми, и тебя бы принял на службу тот же тан Вингетор. - Не говори мне о нём! - прошипел я. - Я его ненавижу всем своим существом! - Прости, ты имеешь право ненавидеть тана Вингетора. Но скажи, вождь, если бы один из наших танов попал тебе в руки, разве ты не поступил бы с ним точно так же, как поступили с тобой, желая получить достоверные сведения? Твой народ, вождь, всё же захватчики, какие бы благие цели ты ни преследовал, - жёстко сказал Фарахат. Я промолчал. Тем временем мы миновали чудесный внутренний дворик, прошли коридором-пещерой за внешнюю стену, и Фарахат тщательно запер за нами многочисленные решётки и двери, потом мы обогнули угол какого-то дома и за этим самым углом, укрываясь в тени, остановились, чтобы привести себя в порядок. Я первым делом сорвал с себя и, скомкав, отшвырнул в сторону грязную схенти. Фарахат хмыкнул. Да, он прав, вождю не к лицу расхаживать вот так, в чём духи сотворили, но что прикажете делать, если иной чистой схенти или, тем более, плаща-накидки из перьев у меня не было. Тхеремец между тем развязал заплечный мешок и вынул из него пузатую бутыль с густой мазью из коры и листьев альбалома. - Прости, Имгашта, но у меня не нашлось для тебя никакой одежды. Придётся тебе идти так, так что натрись этой мазью. Альбаломов в ваших краях гораздо больше, чем здесь, в окрестностях Умбара, и ты знаешь, что его сок защищает от любого яда. А ядовитых тварей на пути через пустыню будет предостаточно. Я обмазал всё тело, особое внимание уделив ступням и ногам до колена для защиты от змей и скорпионов, которым, наверняка, придёт в голову ужалить меня в босые ступни. Резкий запах был однако приятным, каким-то освежающим, и сама мазь словно бы освежала. Помимо трёх пузатых бутылей с мазью альбалома в заплечном мешке Фарахата было без счёта фляг с водой, вяленое мясо и круто засоленная вяленая рыба. Мне как-то сразу стало стыдно: у меня-то никакого мешка не было, так мы смогли бы разделить ношу поровну. На мои покаянные сетования тхеремец ответил лишь, что я смогу приобрести и заплечный мешок, и вообще всё, что пожелаю в ближайшем же па, которых на нашем пути должно попадаться немало. Божественный Хенна постарался, будь он неладен! Хотя стоп, что я говорю, при чём тут Хенна, ведь приказ сооружать где только возможно укреплённые па отдавал я. А Хенне лишь достались плоды моих трудов. Интересно, как он ими распорядился? Меня не было около месяца, на возвращение уйдёт ещё месяц, а то и больше. Я слишком измучен, чтобы идти быстро, а по пескам-то вообще быстро пешим не побегаешь, а где взять средства для покупки лошадей? Да и будь у нас оные - что, разве у самих эльдрингов лошадей покупать станем? Это всё равно, что подписать себе смертный приговор. А до ближайшего па пока доберёшься! Мои горестные мысли прервал Фарахат, сказавший: - Ну, всё, тронулись! И две тени бесшумно растворились в темноте. * * * Над пустыней взошло солнце. Вы никогда не видели рассвет в пустыне на берегу океана? Так вот, это настолько завораживающее зрелище, что даже я, потомок морских скитальцев, приставших однажды на своих вака к этому пустынному берегу и расселившихся по всему побережью, даже я замер, восхищённо глядя на разгоравшуюся над горизонтом золотисто-розовую полосу, а потом в одно мгновение ослепительный золотисто-оранжевый диск вырвался из глубин моря, словно его подгоняла сама Бессмертная Морская Птица и все духи земли и воды. Фарахат усмехнулся: - Тебе должно сейчас молиться своим духам или Бессмертной Морской Птице, не так ли? Вроде бы твой народ верит, что благодаря им ваши предки когда-то сумели пересечь Великий Океан, потому что именно они сначала научили вас строить морские вака, а затем вели за собой по бурным океанским водам. - Ты знаешь, как мой народ приветствует чужака? Он сначала пугает его, испытывая его волю, а лишь затем кладёт на землю ветвь - знак мирных переговоров. Если чужак недостаточно крепок, представители моего народа могут его и убить. Так что не советую тебе говорить в таком насмешливом тоне с одним из представителей этого великого народа Морских скитальцев!. - Да я же не насмехался над тобой! - сразу обиделся Фарахат. - Ой, прости, это не твои слова. Эти речи вызваны влиянием адаманта. Ладно, нам пора двигаться. Скоро солнце раскалит пески и воздух, хорошо бы добраться до ближайшего оазиса раньше, чем это случится. До оазиса под раскидистым альбаломом мы добрались довольно скоро. Незаметный родничок питал маленькое озерцо, вокруг которого пышно зеленела трава и цвели цветы. Я с разбега бросился в воду и нырнул с головой. Как же хорошо смыть с себя пот, грязь и кровь! Вымыть песок из спутанных длинных волос. Дважды проплыв озерцо из конца в конец, я вернулся к берегу, где тхеремец только сбросил с себя одежду и неспешно входил в воду. Я вышел из воды и взмахнул руками, разгоняя кровь. Фарахат, стоя по пояс в воде, взглянул на меня. Похоже, он только сейчас сумел меня как следует разглядеть, потому что с завистью пробормотал: «Вот бы мне такой размерчик! Все бабы были бы моими!» Я ухмыльнулся, давая понять, что всё слышал и, повернувшись к озерцу спиной, пошёл к раскидистому альбалому. Опустившись на один из его жёстких, выпирающих из земли корней, я прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. Здесь, под сенью альбалома, мне были не страшны ни ядовитые змеи, ни скорпионы, ни другие ядовитые твари. Кажется, я и уснул так, прислонившись спиной к шершавой, нагретой солнцем каре альбалома. Проснулся я, когда солнце миновало половину небоската и уже клонилось за горы Маунга ава Ваиата. Высоченные горные пики всё время виднелись на горизонте. Где-то неподалёку от них Каминка и наш Сокрытый город, который мне ещё предстоит отвоёвывать у орд обезумевших людей. А там, дальше, между Горами Маунга ава Ваиата и Пари о те пуку раскинулись каменные пустыни и озеро Сохот с ярко-розовой водой, над которыми ярко-оранжевое небо по-прежнему испепеляет всё живое. А что там, за Молчаливыми Скалами? Дальний юг, из горнил Огненных гор которых и добывался знаменитый Солнечный Камень: легчайший полупрозрачный и прочнейший минерал, из которого и выстроен дворец верховного вождя в Сокрытом городе, мой дворец по праву рода и совести. Фарахат возился с костром. Я вышел из-под дерева и подошёл к нему. - Повелитель! - он впервые называл меня так. - Будьте осторожны. Вы же намазали стопы целебной мазью? А я спросонья совсем про неё забыл, ведь под сенью альбалома мне ничего не угрожало. Я сделал несколько шагов к нашим сумкам, когда почувствовал жгучую боль в левой ступне. Маленькая оранжевая змейка уже с шелестом ползла прочь по золотистому песку. Боль мгновенно поднялась до колена, и нога отнялась напрочь. Фарахат мгновенно оказался на ногах, подбежал ко мне и, оторвав подол своей длинной рубахи, крепко-накрепко перевязал мне ногу чуть выше колена, а потом приник губами к двум дырочкам от змеиных зубов на ступне и стал высасывать яд, сплёвывая в сторону. Потом, не давая ни мне, ни себе времени на раздумья, крепко схватив меня одной рукой за волосы, а другой за плечо, поволок меня под сень альбалома. Потом умчался за котелком, в котором и принёс воды, промыл место укуса. Я ему не мешал. Я вообще не мог ни о чём думать, кроме ужасной сводящей с ума боли. Нет уж, теперь я был согласен просидеть в застенках тана Вингетора хоть всю оставшуюся жизнь, ежедневно подвергаясь жестоким мучениям, чем терпеть это. - Не плачьте, повелитель! Я только сейчас заметил, что по моему лицу градом катятся крупные слёзы. Я так и не издал ни звука, но вот слёзы... Так я не рыдал, наверное, даже в младенчестве. Ночевать пришлось там же, под деревом. А на следующее утро Фарахат сказал: - Тебе придётся идти самому. Я тебя не дотащу до людей. И тем более, я не найду в пустыне ни одного па. Сможешь?.. Нет, ты обязан смочь… Боль за ночь немного отпустила, или я попросту притерпелся к ней. Но я медленно поднялся. Нога тут же подогнулась. От колена и до пальцев ног я её не ощущал. Это был лишь пульсирующий сгусток ледяной боли. Но идти кое-как было можно, переставлять-то бесполезную ногу я мог, выше колена нога ощущалась. И начался путь, долгий путь через безводную пустыню всё дальше и дальше к югу. Найдём ли мы по пути хотя бы один па, я не знал. Они были разбросаны по пустыне довольно хаотично, и если сравнивать с размерами территории, на которой жили наши племена, па на ней было слишком мало. По временам у меня начинался бред, и тогда Фарахат останавливался, окружал нас верёвкой, пропитанной раствором альбалома, садился на землю и ждал, пока я снова не начинал смотреть и говорить осмысленно. С каждым днём идти было всё тяжелее и тяжелее. К бреду прибавился озноб. меня трясло так, что казалось, будто я просто решил станцевать один из наших чувственных танцев, при котором надо очень сильно трясти плечами, руками и головой. Тут я впервые понял, что означает «мёрзнуть». Я ни разу не был на севере и никогда не видел той сухой белой штуки, которая сыплется у них с неба в сезон дождей. Но знал, что она может обжигать, как огонь, а если на ней долго стоять, то тебя начинает трясти… от… холода. Ты… мёрзнешь. Вот сейчас впервые мёрз я. Когда вдалеке в колышущемся золотом мареве, наконец мелькнул высокий частокол, шёл пятнадцатый день наших скитаний по пустыне. Все мужчины многоярусного па высыпали за частокол. Готовясь, как подобает приветствовать незваных гостей. Но увидев мою оливковую, более смуглую, чем у них, кожу и загнутый книзу нос, все устрашающие танцы и веточки мира были мгновенно забыты. Меня подхватили десятки рук, бережно внесли в деревню-крепость, где женщины сразу принялись суетиться надо мной. Тот факт, что я абсолютно голый, нисколько их не смущал. И до смущения ли, когда твой повелитель умирает у тебя на руках? …Разумно осознавать действительность я смог только тогда, когда меня впервые опустили в горячий источник, у которого и стоял па. Я широко распахнул глаза и страшно удивился - что это я тут делаю? За плечи меня поддерживали два рослых бородатых воина, как позже выяснилось, сам старейшина деревни-крепости и его старший сын. - Очнулся, повелитель! - пробасил один из бородачей. - Мы уж думали, всё, пропал ты! - Боюсь, отец, это так и есть, - тихо ответил второй. - Покажи ему. Меня подняли могучие руки старейшин и усадили на выложенный камнями низкий парапет, с трёх сторон окружавший горячий источник. Я только сейчас понял, что нога перестала болеть. Опустил на неё взгляд и невольно вскрикнул: отвратительные чёрно-фиолетовые пятна расползались по ней от пальцев до колена. - Ногу не спасти? - спросил я, уже догадываясь, что услышу в ответ. - Наши знахари и шаманы сделали всё возможное. Теперь одна надежда - на целебную силу этого источника. Боюсь, повелитель, тебе придётся остаться у нас на неопределённый срок, пока источник не исцелит тебя или… Не было нужды договаривать. Прошёл месяц. Поздно, слишком поздно! Хенна наверняка уже подчинил все племена, составляющие великий народ и когда-то безраздельно подчиняющиеся мне. Что же делать?..        Тем временем нога моя полностью исцелилась, и я, простившись с жителями па, отправился дальше на юг, один. Фарахат решил вернуться на родину, в Великий Тхерем, ведь у тана Вингетора его бы ожидал весьма «тёплый» приём.