Истинный Адамант

Я очнулся от прикосновения женских рук. Открыл глаза, то есть приподнял веки и едва не взвыл от ужасной боли. А потом едва не оглох от девичьего радостного визга: - Оночнулся, он жив! Визжала Эовин. - Да заткнись, дура, вижу! - рявкнул другой девичий голос. Это, без сомнения, Оэсси, дочь вождя Эарнила. - Держи его лучше за плечи, иначе он голову себе может разбить о камень! Боль была такой, что я не мог спокойно лежать. В мои плечи вцепилось сразу несколько рук, меня с силой уложили обратно на расстеленный плащ и сильная мужская рука влила мне в рот жгучее питьё, от которого я задохнулся, закашлялся, а голос Наугрима спокойно произнёс: - Пей, это питьё чёрных гномов, оно уберёт боль, и я смогу снова промыть твои глазницы. И тебе пока лучше не раскрывать глаза, в глазницы может попасть песок. Мы всё-таки в пустыне. - В пустыне? - повторил я слабым голосом, ещё не пришёл в себя после жуткого приступа боли и жгучего гномьего питья. - Разве мы не в… - Ты был без сознания три дня. За это время мы ушли далеко к югу, теперь перед нами только бесплодные пустыни, а за ними Молчаливые скалы, за которыми начинается Дальний юг, а котором никто из нас не бывал, а в хрониках чёрных гномов о тех местах сказано только, что там обитают странные племена и народы, но никто до сих пор не рискнул поближе с ними познакомиться. А теперь полежи смирно, я обработаю твои глазницы. Подержите его, друзья! Меня поддержали под голову чьи-то руки. Смоченная в резко пахнущем травами растворе, губка медленно коснулась моего лица. Я чувствовал, как наугрим осторожными бережными движениями протирал мне глазницы, я при этом почти ничего не ощущал. Было немного щекотно, но ни боли, ни зуда больше не было. - Ну вот и всё! - произнёс наугрим, бережно опуская мне веки. - Постарайся не открывать глаза. - Да, да! - резким голосом поддакнул Строри. - А то больно страшно пялиться в пустые глазницы! - Строри! - возмущённо зашипели со всех сторон. - А что, я не прав, что ли? - возмутился он. Конечно же, он был прав. Я и сам прекрасно понимал, как теперь выгляжу, и что другим неприятно смотреть на меня, пока мои глазницы пусты. Раньше я бы тоже наверняка с отвращением отвернулся бы от такого калеки, но теперь мне было больно это сознавать. Я - бесполезная обуза, беспомощный калека, на которого даже смотреть противно. - Не надо так думать, - тихо сказал мне наугрим, присаживаясь рядом со мной на горячий песок. - Я знаю, о чём ты думаешь. Для этого не нужно быть провидцем. Ты не виноват в геройстве. Ты заслужил этот адамант, который теперь висит у тебя на шее. Только сейчас я заметил, что цепь с адамантом и вправду висит у меня на шее, а не болтается, зажатой в руке. - Никто теперь не посмеет отнять у тебя его, - продолжил Наугрим, глядя, как моя рука непроизвольно сжалась на камне. - Я зачаровал и камень, и цепь, чтобы никто, кроме владельца, не мог снять её с твоей шее, да и владелец не сможет, если его помыслы будут задурманены чужой волей. Ведь это, как говорят, ты сам, добровольно отдал адамант в руки Хенне?.. Теперь никто не сможет затуманить твои мысли. А теперь полежи, полежи, тебе ещё нельзя вставать, - ласково говорит он своим низким бархатистым голосом, бережно приобнимая меня за плечи. И отходит к остальным, шёпотом переговаривающимся неподалёку. Я лежу и вдруг чувствую, как начинает предательски щипать глаза. Слёзы предательски проливаются из-под плотно сомкнутых век. «Никогда, никогда больше я не смогу видеть, не смогу любоваться солнечным восходом над океаном, закатом в пустыне, никогда!!!» Я закрываю руками лицо и не сдерживаюсь, плачу в голос. Слышу, как ко мне подбегают несколько человек. - Тише, тише, успокойся! - наперебой кричат наугрим и Эодрейд. А Эодрейд добавляет: - Что случилось? Наугрим возмущённо шикает на него, а Эовин тихо шепчет Эодрейду на ухо, но мой обострившийся слух с лёгкостью улавливает шёпот девушки: - Он оплакивает весь потерянный мир, правитель! Эодрейд пристыженно подходит ко мне и мягко кладёт руку мне на плечо. - Я обещаю, - говорит он мягким приятным баритоном, - что не покину тебя в твоих скитаниях и трудах, вождь! - и вдруг опускается передо мной на колени. - Я, Эодрейд Роханский, конунг Марки, приношу вассальную клятву верности урождённому Имгашта Амахле Амхоли, вождю племени Имтарашта и ныне верховному королю объединённых племён. Я вопросительно взглянул, вернее, повернул голову к наугриму. Тот понял и молча положил мою руку на висевший у меня на груди адамант - знак верховного единого правителя.        За Эодрейдом принесли клятву все присутствующие. И… и я стал королём, королём без королевства, вождём без племени, полководцем без воинов, предводителем без дружины! Но мой маленький отряд так не считал.