Истинный Адамант

Мы шли через пустыню, которой вдруг сменились пышно заросшие лесом песчаные холмы и благословенные степи вблизи озера Сохот, уже больше недели. Только знойный стонущий ветер и неумолчный рокот океана - вот и все звуки, что я слышал. Палящий жар беспощадного пустынного солнца - я помнил, что в полдень оно бывает ослепительно белым - мешал дышать. Чем дальше к югу, тем суше становился воздух. И мне, в моём новом положении, были невыносимы и эта жара, и духота, и липкий вонючий пот, зудящее от грязи тело - то, на что я раньше мало обращал внимания в своих походах через пустыню, сейчас значило для меня слишком много. Все мои чувства были обострены до предела. На ночных привалах, когда пустыня промерзала, а камни лопались с сухим надрывным треском, когда под ветрами стонали пески, я лежал наедине с множеством звуков, уставившись в небо пустыми глазами, на огромные южные звёзды, которые я больше не мог видеть, и думал, думал, думал. По ночам я мог думать и плакать, не опасаясь, что меня бросятся утешать, успокаивать, увещевать. Наугрим словно решил взять меня под свою опеку. Он обращался со мной так трепетно и нежно, что прямолинейный Строри как-то напрямую обвинил его в… Как он тогда разозлился. Схватил топор, им же конфискованный у Торина, и буквально набросился на маленького гнома. А я тогда подумал, что Строри и не так уж не прав. Нежные прикосновения наугрима были невинны, но что-то не походили они на обычную дружбу и даже заботу о больном или смертельно раненом товарище. Я знал, что у наугрима когда-то была жена и дочь, но жена давно умерла от страшного недуга, а дочь выросла, и несчастному провидцу стало не о ком заботиться и некого любить, и вот теперь он изливал всю любовь своего истерзанного сердца на меня, беспомощного, одинокого в своём неизбывном горе. Его воркотня надо мной объяснялась отнюдь не плотскими желаниями обезумевшей в одиночестве плоти, но мне почему-то иногда хотелось верить. Ох, нет, о чём это я. У меня есть любимая жена, и я не… Какие бы мотивы не подвигали наугрима на столь трогательную заботу обо мне, я был ему благодарен. Даже, если однажды он потребует от меня нечто большего, чем простой дружбы и уважения, что ж, я дам ему это охотно, как бы я к подобному не относился. Он был достоин. За время наших скитаний, он не единожды спасал наш маленький отряд и лично мою жизнь, предугадывая, в какую сторону не следует идти, потому что там через секунду выползет из песка смертельно ядовитая Песчаная Змея пустынь, от яда которой нет противоядия, с какой стороны подует знойный ветер, принеся с собой песчаную бурю, где найти неокончательно заметённый песком колодец… Его предсказания помогали нам не сбиться с пути, а вообще выжить. А он вёл себя, как ни в чём не бывало. Наугрим, наверное, был одним из немногих живых существ в моей полной событиями и приключениями жизни, был одним из немногих, кого я искренне уважал. Если брать наш небольшой отряд по-настоящему уважал я ещё двоих, кроме наугрима: Эодрейда конунга и Фолко. Нет, конечно каждый из членов нашего отряда был достоин всяческих похвал, но только Эодрейд, Фолко и Наугрим были какими-то особенными. Наугрим, потомственный маг, жил долго даже по меркам самих гномов, ему, кажется, было около трёхсот пятидесяти лет, он не любил говорить о своём возрасте, Эодрейд конунг был слишком молод для правителя, но как я уже когда-то говорил своей сестре и жене, я уже уважал его, ни разу с ним не встречаясь. Он был не только смел, но и умён, даже мудр, хотя, говорят, в последнее время его разум тоже пострадал из-за проклятого адаманта. Тяжело сознавать, что это именно я был причиной всех этих бед. Фолко… маленький наивный хоббит, несмотря на то, что уже лет десять он служит под началом военачальников и полководцев различных государств запада, он по-прежнему остался наивным мечтателем, которым, я уверен, был когда-то много лет назад в Хоббитшире, ещё до вторжения Олмера Великого с востока. У Строри был лёгкий весёлый характер, но он чем-то очень не нравился мне, только я пока так и не смог понять, чем именно. Девы-воительницы мне откровенно не нравились. Нет, как воины, они были выше всяких похвал. Но вот как люди… Эовин, наивная Роханская девчонка, помчавшаяся за приключениями и не особо заботящаяся о последствиях, Оэси была слишком страстной натурой для северянки. Такие женщины меня настораживали. В её страстности было что-то неестественное, пугающее, она казалась безумной. И Эовин… может, она и наивная девчонка, но судя по тому, как менялся её голос, когда она обращалась ко мне… Ох, боюсь, добром это не кончится. Ну, пока мне вроде волноваться не о чем. Рано я расслабился. В эту же ночь случилось то, чего я и опасался. - Мастер Имгашта, Вы спите? - раздался тонкий срывающийся голосок. - Нет, Эовин, что тебе? Я протянул руку и коснулся её локтя. Девушка опустилась около меня прямо на землю. - Садись на плащ. На ночном песке сидеть небезопасно, холодно, и ядовитых змей и скорпионов вовремя во тьме можно и не заметить. - Сегодня ярко светит луна и звёзды. Они у вас на юге такие огромные! - восхищённо воскликнула полушёпотом девушка. - Ах, ну да, луна и звёзды, как же я мог забыть! - с горечью пробормотал я. - Ну зачем пришла, выкладывай? - не слишком дружелюбно поинтересовался я. Настроение она мне испортила окончательно. - Я боюсь! - пожаловалась девушка. Я мигом забыл сердиться на неё и нежно приобнял за плечи. - Чего, девочка? - Того, что ожидает нас, там, за горами! - Ничего страшного, по словам Наугрима, нас там не ожидает. - Он только сказал, что не знает, что там, - возразила она, - а я боюсь, что… Она запнулась и, наверное, покраснела. А потом вдруг порывисто обняла меня и уткнулась лицом в шею. Я неловко гладил её по голове. - Я… я люблю вас! Во имя всех богов и духов, что она говорит! Она меня… нет, это невозможно! И к тому же, сколько она меня знает? Две-три недели, не больше? Прошло несколько дней после того памятного разговора в ночном мраке. Ночном мраке? Ха! Для меня больше не существовало ни мрака, ни света, ни красок, ни жизни. Но, кажется, с той ночи, я словно начал приходить в себя. Стал замечать лёгкий утренний бриз, дувший с океана и приносящий с собой ароматы водорослей, соли и рокот морских волн, ласковые утренние солнечные лучи, ласкающие моё лицо, утреннюю далёкую перекличку далёких стай шакалов и других пустынных обитателей. - Что там впереди? - как-то спросил я крепко державшего меня за руку наугрима. - Высоченные белоснежные пики Молчаливых скал, их видно всё время, но они очень далеко. И… Его голос дрогнул, и он замолчал, сильнее сжав мою руку. - Прости нас за это, - наконец прошептал он. - За что? - удивился я. - За то, что мы можем видеть, а ты нет. Его пальцы заметно дрожали. - Наугрим, ты… Что с тобой? Ни ты, ни другие не виноваты в том, что я ослеп, не вы ослепили меня. А с тем, кто это сделал, я посчитаюсь, и с ним, и с таном Вингетором. Я вздохнул. - Я знаю, как тебе тяжело, - ласково сказал наугрим, - ты же не воин по природе своей, ты - мирный человек и вождь мирного племени. И тебе тяжело убивать и пытать. Но такова наша эпоха. - Ты - провидец, мастер, и воин поневоле, - произнёс я. - Тебе, наверное, в сотни раз тяжелее выносить всё это? - Да, - тихо ответил он. - Очень тяжело осознавать себя не нужным этому миру. Я - созидатель, а не разрушитель, но это проклятое время заставило меня взять в руки боевой топор, и теперь мои руки обагрены кровью тех, кого я не хотел убивать, но не убей я, убили бы они, и убили многих славных достойных людей: пахарей, рыбаков, ремесленников. И… Он замолк, не договорив, и дальше мы шли молча. Той ночью Эовин снова пришла ко мне. И на этот раз я позволил себе приласкать девушку так, как положено мужчине, но так и не тронул её девства. Но она, кажется, даже не поняла этого. Она ушла от меня счастливая. А на следующий день, когда наугрим снова вёл меня за руку впереди нашего отряда, он вдруг сказал: - Я знаю, что произошло. Я видел это в твоих мыслях. Ты правильно поступил, что не тронул её. - Она, в сущности, ещё ребёнок. Я не мог так с ней поступить. - Когда умерла моя жена, - вдруг начал он, - мне было всего двести тридцать пять лет. Я безумно её любил. И когда она ушла, горе моё было непомерно. Я… я думал, что больше не за чем жить. Но у меня были дети: две дочери и трое сыновей. Они росли, мужали, а я словно замер во времени. Я работал по-прежнему, помогал гномам Гелийских гор, странствовал, но даже в Гелии я не нашёл себе покоя. Я осел там на долгие сто пятьдесят лет и сделал жителей счастливыми. Они продавали мои камни и оружие, богатели, я предсказывал, исцелял, советовал. Меня даже хотели избрать в совет. И никто не знал, какую боль я таю в самых глубинах души, боль неизбывную, убивающую, жестокую. Если бы не работа, я бы умер от горя. А потом появился Олмер. И однажды к нам пришли двое гномов с запада и хоббит. Это были Торин, Строри и Фолко. Если хочешь, спроси у Строри и Фолко, они сами тебе расскажут о нашей встрече. Но знаешь, тогда я подумал, едва взглянув на них: «Вот, наконец, пришли те, кто покончит с этой чумой». И имел я в виду не Олмера, а своё бездействие, такие вот Олмеры появляются и исчезают, а между ними - пустота. Они словно вдохнули в меня новую жизнь. Я вновь почувствовал себя живым, как не чувствовал уже долгие годы Наугрим вздохнул и надолго замолчал. А до меня вдруг дошёл смысл одной из его фраз, что он может читать в мыслях. Я вспомнил, что было в моих мыслях несколько дней назад, и моему лицу стало жарко. Наугрим вдруг порывисто обнял меня. Я вздрогнул, но наугрим рассмеялся, а затем прошептал мне на ухо: - Моё имя - Алтаридар. и добавил уже громче: - А со Строри за подобные высказывания я сам разберусь. - Только не калечь его слишком сильно, - попросил я. - Всё же он говорит, что думает. Это, может, и не всегда приятно, зато честно. - Я всё же маг, а у магов есть иные способы воздействия на живых существ помимо грубой силы. И, кстати, я хочу сделать тебе подарок. Вот, держи. И он протянул мне отполированную резную трость. Сразу стало понятно, что такое он вырезал все эти дни. - Но как? - удивился я. - Фолко и Строри рассказывали, что топорище у топора Торина было сделано из посоха вождя Эарнила, который он подарил ему когда-то, а материал у этого самого посоха не поддаётся ни огню, не резцу, ни... - Маг я или нет, о магическом мастерстве Синих магов смутное понятие имеют даже валары, а уж о мастерстве чёрных гномов из валар только Ауле прародитель имеет представление, да и то весьма смутное. Он ведь больше о роде Дарина заботился, нежели о роде чёрных гномов, так что большинство знаний и умений род Чёрных гномов получил не от него. А уж ни гномы народа Дарина, ни других семи родов, ни эльфы Валинора, ни тем более, вождь Эарнил ни малейшего понятия не имеют. Если даже кости земли плавятся в горнилах Огненных гор, а из их недр выходят дивные камни, то уж резцу из подобных минералов поддастся любой материал, даже пламенные руны на лезвии и ножнах Чёрного меча Эола Тёмного эльфа были выжжены и врезаны именно подобным резцом и закалялся он в жидком огне одной из Огненных гор на крайнем севере. Надеюсь, мы туда отправимся, и я покажу тебе это место. - Но ведь Эол Тёмный эльф жил в первую эпоху Средиземья, откуда ты знаешь такие подробности, где он ковал... - Ты думаешь, мне всего триста лет? Ведь именно я был одним из первых учителей Эола Тёмного эльфа, истинное его имя - Илиар, ныне он более не обитает в Средиземье и думаю, простит мне, что я открыл тебе его подлинное имя. Илиар был первым, пробудившимся из народа перворождённых, и именно он стал первым нарекать имена другим, но Это только для гордых Нолдор он был всего только солнцененавистником, скрывающимся в лесах Нан-Элмота от солнца и похищающим принцесс народа Нолдор без дозволения, а для эльфов авари и для нас, Чёрных гномов, Илиар был величайшим мастером. В его жизни было много неприятных страниц, и я ему их предсказывал, но он не смог их избежать... Так мы беседовали с... всё же мне привычнее звать его Наугримом, целыми днями. Наугрим обучил меня, как управляться с тростью, чтобы не спотыкаться. Он объяснил, что на узких горных тропах он не сможет всё время держать меня за руку, и поэтому мне придётся идти самому и самому ощупывать дорогу. И вот настал день, когда мы подошли к подножию Скал Молчания. Они серыми громадами высились над нами. Я знал, как они выглядят издалека, ещё не успел забыть и примерно представлял, какими величественными они кажутся у самого подножия. - Ну, вот и дошли! - озвучил общую мысль Строри. - Как будем карабкаться? Маленький гном всегда умудрялся озвучивать самые минорные предположения радостно и с улыбкой. Наугрим фыркнул: - Уж как-нибудь. Строри, раз ты самый бойкий среди нас, может, сбегаешь на разведку, а? - А я что, я ничего, - сразу смешался Маленький гном, но ненадолго, потом радостно воскликнул: - Да я мигом, вот только пусть со мной пойдёт Фолко. - Кстати, кроме шуток, - посерьёзнел наугрим. - Кому-то действительно надо отправиться на разведку. Мы не знаем, что за племена обитают в этих горах. И лезть к Барлогу в глотку, не разузнав, что до как, слишком неразумно. - Так ты бы и предсказал, - неугомонный Малыш снова подал голос, - или твой дар в самый ответственный момент тебе отказал? Наугрим молча повернулся к нему и тихо, но с угрозой проговорил: - Мой дар может помочь до определённых пределов. Против людского коварства и лжи он бессилен. И почему-то эта простая фраза прозвучала так, что Малышу сразу расхотелось спорить. - Ладно, ладно, - примирительно сказал он, улыбнувшись. Наугрим рассмеялся и протянул ему руку: - Не стоит нам ссориться. За более чем месячную жизнь вне света и тьмы, я научился угадывать жесты людей. Я просто представлял, чтобы сделал сам. И всегда оказывался прав. Наугрим меня проверял. Но теперь я вдруг снова остро почувствовал свою беспомощность. По горам мне ещё лазить в таком состоянии не приходилось. Наугрим сразу понял моё состояние, возможно, прочёл в эмоциях. Подхватил крепче под руку, тихо прошептав:        - Ничего не бойся! - и первым шагнул в неизвестность.