ID работы: 13834816

Breakpoint.

Фемслэш
NC-17
В процессе
198
автор
Размер:
планируется Мини, написано 133 страницы, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
198 Нравится 250 Отзывы 38 В сборник Скачать

Часть 8

Настройки текста
Примечания:
После успешного выступления в Париже Трусова в компании Сергея Викторовича и Ани отправилась ещё на несколько разгоночных турниров. Череда позорных поражений, преследующих её последние два года, наконец-то сменилась серией опьяняющих побед. Саша отдавалась порывистым резким движениям, терялась в эйфории собственной радости и уверенно уничтожала соперниц, получая садистское удовольствие от их озадаченных и расстроенных физиономий. Иной раз Трусова боялась сделать лишний вдох, остерегаясь, что серия побед прервётся, став далёким приятным воспоминаем, столь сладостное парящее чувство развеется и безвозвратно померкнет на фоне серой беспросветной реальности, в которой она прежде пребывала. Однако в эти моменты Саша ловила на себе уверенный взгляд Щербаковой. Рыжеволосая не знала, обладала ли Аня эмпатическими способностями, личным опытом или врождённой проницательностью, но каким-то непостижимым образом Щербакова всегда чувствовала зарождающуюся внутреннюю неуверенность Трусовой и пресекала её, не давая перерасти в полноценную сковывающую панику. В такие моменты Аня могла ободряюще улыбнуться, невзначай сжать её руку или просто подарить тёплый взгляд. Для шатенки эти действия практически ничего не значили, в то время как Саша неосознанно впитывала каждой клеточкой тела мимолётно проявленные знаки внимания и высекала незримыми чернилами в глубинах памяти моменты столь осязаемой душевной близости. Трусова уже не пыталась найти объяснения собственному поведению в присутствии Щербаковой. Рыжеволосая просто смирилась с фактом того, что ей приятно внимание и похвала со стороны Ани, в конце концов, кто не любит, когда его признают? Однако всё чаще Саша приходила к выводу, что природа собственных чувств является для неё в высшей степени размытой и неоднозначной, рыжеволосая уже без зазрения совести признала, что Щербакова явно привлекательный и интересный человек, который ей симпатичен во многих аспектах. Тем не менее найти незримые грани, отделяющие её отношение как к тренеру и как к девушке оказалось весьма проблематично. Трусова жаждала компании шатенки в отсутствие тренировок, искала возможности лишний раз услышать её смех и по-детски робела от мягкой улыбки, которой Аня её изредка одаривала. Уголки губ Щербаковой слегка приподнимались, она улыбалась смущённо и открыто, но самое главное — искренне. Саша понимала, что по обычному тренеру не скучают, не жаждут его прикосновений и не ищут откровений, однако признать факт того, что Щербакова является для неё чем-то большим, означало ступить на шаткую поверхность. Трусова не обременялась какой-либо конкретизацией собственных ощущений, не желая усложнять и без того неопределённую ситуацию, а просто смирилась, с текущим положением, ведь так было намного легче, нежели вновь погружаться в нескончаемый самоанализ. — Я не понимаю, в чём смысл самолётов, если в конечном итоге всё равно добираешься до города на машине? — спросила Саша, протяженно зевая. Девушки сидели в кафе придорожной заправки, в то время как Сергей Викторович кропотливо осматривал арендованный автомобиль перед тем, как отправиться в очередную многочасовую поездку. Окраины Лондона встретили унынием и холодом, в воздухе витал запах дождя, солнце спряталось за угрожающими тучами и, судя по всему, не имело намерения показываться. Трусова съёжилась от мерзкой погоды, физически ощущая порыв пронизывающего до костей ледяного ветра, от которого не мог спасти даже факт того, что она находилась в помещении. Одного взгляда на безобразие, царившее на улице, было достаточно для того, чтобы замёрзнуть. — Зачем задавать вопрос, ответ на который заранее знаешь? — сказала Аня, делая небольшой глоток ароматного кофе. Щербакова не выглядела воодушевлённой от специфических климатических условий и нового биоритма, однако сохраняла присущие ей спокойствие и невозмутимость. Саша мысленно восхищалась выдержкой шатенки и искренне не понимала, каким образом можно привыкнуть к сбитым часовым поясам, ненавистной погоде и постоянной неопределённости перед новым турниром. Тем не менее задумчивый и в какой-то мере скучающий взгляд Ани являлся прямым доказательством того, что всё возможно. — Иногда хочется лишний раз убедиться в собственной правоте. — пожала плечами Трусова. — А если я бы сказала, то, что заставило бы тебя усомниться в ней? — прищурилась Аня. — Тогда я бы убедила тебя в том, что ты не права. — усмехнулась Саша. — Даже если это не так? — поинтересовалась Щербакова, изучающе сверкнув карими глазами. — Именно. — уверенно ответила Трусова. Несколько секунд Аня продолжала задумчиво осматривать рыжеволосую, а затем коротко усмехнулась и расслабленно откинулась на спинку диванчика. — Не любишь признавать свои ошибки? — с лёгкой улыбкой спросила Щербакова. — А кто любит? — парировала Саша, с вызовом всматриваясь в карие глаза собеседницы. — Возможно, — Аня прервалась, делая вид, что задумалась. — люди которые хотят расти, а не из последних сил цепляться за собственный стереотипы и ложные суждения. Трусова растерялась от внезапной серьёзности, она не заметила, в какой момент шутливый диалог, коротающий время, превратился в психологический анализ. Часто Сашу пугала простота, с которой она делилась с Щербаковой самым сокровенным, тем, что закрыто грифами секретности от остальных и покрыто призмой неопределённости для самой себя. Но Ане открываться было легко и в какой-то мере подозрительно приятно. Саша отчаянно надеялась и необоснованно верила в то, что Щербакова не предаст её доверие и не окажется очередным промежуточным человеком, использующим её слабости в нужный момент. Щербакова увидела замешательство рыжеволосой и то, как она непроизвольно ещё больше съёжилась и, покачав головой, принялась стягивать с себя теплое худи. — Уже раздеваешься? — усмехнулась Саша, стараясь перевести разговор в прежнее беззаботное русло. — Не дождёшься. — ответила Аня, стараясь выпутать руку. «А может и дождусь. Кто знает?». — мысль проносится быстрее, чем Трусова успевает её подавить в зарождающейся форме, однако, на удивление, она не вызывает смущения или дискомфорта, а наоборот такая перспектива представляется весьма привлекательной. — Держи. Щербакова протягивает Саше через стол чёрное худи, в то время как вторая удивлённо смотрит на предмет чужого гардероба, а затем начинает отрицательно мотать головой. — Мне не холодно. — Ты сейчас пытаешься переубедить меня в очевидном? — выгибает бровь Аня. — Саша, у тебя остался последний турнир перед перерывом, и ты хочешь с него сняться из-за того, что перемёрзла? — А тебя похоже волнует только то, как я выступлю. — зло воскликнула Трусова, отверчиваясь к окну. Саша осознавала, что вела себя глупо, однако обида и разочарование окатило её волнами столь внезапно и стремительно, что девушка ничего не могла с собой поделать. Рыжеволосой хотелось, чтобы Аня видела в ней не только спортсменку, но похоже у шатенки было на этот счёт другое мнение. Несколько секунд Щербакова неотрывно смотрит на Сашу, а затем резко встаёт и садится рядом с рыжеволосой. Трусова не отрывает взгляда от окна, в то время как Аня накидывает вещь ей через голову. Саша, возмущенная от такой наглости, начинает сопротивляться, но Щербакова не отступает, Трусова принимается отпихивать от себя настойчивую шатенку, но это оказывается отнюдь не простой задачей из-за того, что она даже не видела своего «обидчика». — Отстань! — возмутилась Саша. — Не переживай ты так, не заболею я и выиграю. — Да о тебе я переживаю! — громко говорит Аня. — У тебя зуб на зуб не попадает, а это мы ещё в помещении. Если ты заболеешь, то я даже порошков противовирусных не смогу тебе дать из-за постоянных допинг тестов. И что я буду делать? — По-твоему одно худи спасёт меня от обморожения? — скептически спросила Трусова, изображая кавычки на последнем слове. — Это хотя бы увеличит вероятность того, что ты не перемёрзнешь. — устало ответила Щербакова. Саша тяжело вздыхает, но всё же надевает нужную вещь, в то время как Аня удовлетворённо кивает и принимается наблюдать за хаотичными каплями дождя. Повисло напряжённое молчание, нарушаемое лишь посторонними звуками, которые кажутся неуместными, раздражающими и ненужными. Трусова не знала, может ли адекватный человек общаться с другим в абсолютной тишине, но, похоже, именно этим они с Аней сейчас и занимались. Саша чувствовала в меланхоличной атмосфере поток отдалённых блеклых образов сознания Щербаковой, которые отражали тень собственных сомнений. — Знаешь, — начала Аня с лёгкой хрипотцой в голосе. — когда я была в твоём возрасте, то тоже не признавала свои ошибки, даже когда понимала, что не права. А потом в один момент я осознала, что признать — не значит произнести это в слух и удовлетворить тем самым потребность другого человека, а в первую очередь - принять самой этот факт и думать, как двигаться дальше уже с новым знанием, пусть и не всегда приятным. — Мне иногда кажется, что после одного шага вперёд я неосознанно делаю пять назад.— тихо сказала Трусова. Внезапно она замечает, что бедро Ани плотно прижимается к её собственному, а плечи девушек также соприкасаются. «Если я повернусь, то окажусь в нескольких сантиметрах от её лица». Эта мысль буквально обожгла внутренности Трусовой и согрела намного быстрее, чем надетое худи, выпитый чай и мысли о предстоящем сне в тёплой постели. Её грело присутствие Щербаковой, близость и откровения с ней. — Что тебя тревожит? — спокойно спросила Аня. — У меня всё хорошо. — моментально ответила Саша, ещё сильнее разворачиваясь к окну. — Ты можешь убеждать меня и себя сколько угодно, но от этого проблема не решится. — уверенно сказала Щербакова. Саша плотнее закуталась в худи, словно кусок ткани мог её защитить от пронзительного взгляда Ани и неприятного разговора. С одной стороны, девушка понимала правильность слов Щербаковой, но с другой, она не знала, как можно объяснить то, что для неё самой являлось в высшей мере глупым. Ведь это был исключительно Сашин талант: желать побед, но при этом панически бояться не оправдать их в будущем. Саша была готова побеждать и получать всеобщее признание, но отнюдь не нести бремя ответственности, которое легло на её плечи невидимой, сдавливающей тенью и каждый раз проникновенным шёпотом напоминало о своём присутствие и неминуемой пропасти, от которой её всегда отделял один шаг. Один шаг для того, чтобы победить и подняться к звёздам, стать с ними в ряд и ровно столько же для того, чтобы смешаться с грязной пылью на самом дне забытых имён и потонуть в осколках разбитой надежды. Трусова помнила, что весь спорт — непрерывная череда побед и поражений, сменяющих друг друга в хаотичном порядке, однако после стольких мучений и терзаний от одной мысли погрязнуть в трясине былой беспомощности становилось дурно и невыносимо обидно. Трусовой меньше всего хотелось выглядеть перед Аней испуганным, неуверенным ребёнком, однако, похоже, именно таковым она в данный момент и являлась. Неожиданно Саша почувствовала чужие мозолистые ладони на своих щеках, Трусова была настолько поражена, что даже не сопротивлялась, когда Щербакова аккуратно повернула её лицо в свою сторону. Её взгляд столкнулся с пронзительным взглядом карих глаз. Аня смотрела глубоко, пронизывающе, ожидающе. Щербакова добровольно сняла с себя ледяную корону и показала другую, более приятную сторону ту, что придаёт сил и вселяет уверенность, ту, что отзывается трепетом внутри и вытесняет отчаяние. Саша затаила дыхание, пленённая чужим тёплым взором, все тревоги казались неважным второстепенным пустяком в сравнении с целым миром, завеса которого слегка приоткрылась и манила в свои необъятные просторы. — Я боюсь не оправдать свой статус. — сдавленно выдохнула Трусова, смущённо уводя взгляд в сторону. — После серии побед от меня ожидают новых, и если я, не дай Бог, проиграю, то все посчитают что всё, что было до этого — случайность. Тем более там будет играть моя принципиальная соперница, а я скорее себе пальцы на руке откушу, чем снова ей проиграю. — Ну пальцы-то свои побереги. — хмыкнула Аня, убирая руки с лица рыжеволосой. — Они тебе ещё пригодятся. — И для чего же? — слегка прищурилась Саша. — Скажем так, им можно найти много интересных применений. — подмигнула Щербакова с лукавой улыбкой. У Трусовой вырвался лёгкий смешок, обстановка перестала казаться столь накалённой, а окружающая среда враждебной. Аня тем временем спокойным голосом продолжила: — Саш, люди никогда не будут тобой довольны. В самом идеальном матче всегда найдут несуществующий недостаток, в проигрыше — закономерность. Это замкнутый круг. — Я понимаю, что веду себя глупо. — тихо сказала Трусова. — В чём же твоя глупость? — удивилась Аня. — Профессионалы такой слабости себе не позволяют! — воскликнула Саша. — Они уверены в себе, в своей игре и эмоциональной устойчивости, а у меня что не матч - так борьба с собой. Несколько секунд Щербакова внимательно всматривалась в недовольное лицо своей ученице, в её зелёные глаза, потемневшие от злости, и нахмуренные брови. Аня покачала головой и с мягкой улыбкой спросила: — Почему ты считаешь себя такой особенной? — В смысле? — изумилась Трусова. — Неужели ты думаешь, что другим людям твои переживания и эмоциональные состояния настолько чужды? Я тебе удивлю, но даже профессионалы, а точнее, в особенности они, испытывают то же, что и ты сейчас. Просто они уже опытные и знают, как правильно себя вести в таких ситуациях, но, поверь мне, что это знание не свалилось на них с неба. Для них каждый матч - такая же борьба с собой, борьба, которая всегда есть, но которую никто не видит. Трусова вдумывалась в повисшие в воздухе слова, и волна облегчения медленно стала растекаться по телу, обволакивая каждую изнывающую от напряжения клеточку, своей безмятежностью. Саша чувствовала, как натянутые до предела нервы потихоньку расслаблялись, туман в голове рассеивался, а собственное положение перестало казаться столь печальным. «А Щербакова всё-таки хороший психолог». — подумала рыжеволосая, но не успела она озвучить свою благодарность, как телефон Ани начал непрерывно вибрировать от нескончаемого количества сообщений. Щербакова взяла телефон в руки, но, как только на устройстве загорелся дисплей, брови шатенки свелись к переносице. Саша не считала себя человеком, разбирающимся в языке тела, но даже её столь прямолинейного и неопытного взгляда было достаточно для того, чтобы понять — Ане некомфортно. Щербакова отсела на противоположный край дивана и стала раздражённо вчитываться в тексты сообщений, в то время как Саша всеми силами сдерживала в себе искушение невзначай заглянуть в причину столь бурной реакции со стороны шатенки. — Я на минуту. — коротко сказала Аня и вышла навстречу холодному ветру, крепко сжимая телефон. Трусова недоуменно посмотрела шатенке вслед, но вскоре покачала головой и принялась допивать остатки остывшего чая. Саше в очередной раз хотелось задать вопрос или поддержать Щербакову, но она, помня свой предыдущий опыт, заранее знала, что это бесполезно. Аня сама для себя опора и поддержка, в то время как Трусова просто очередной воздыхатель, желающий занять место в её жизни за пределами тенниса. Саша сглотнула, мирясь со своим положениям и чувствуя, как в груди, словно невольный мотылёк, бьётся надежда, что когда-нибудь всё изменится. — Но не сегодня. — шепчет Саша, когда встречается через пять минут с Щербаковой на улице. Аня выглядит подавленной и потерянной, но, как только замечает рыжеволосую, её губы рефлекторно изгибаются в холодной улыбке скрывающие словно щит истинные чувства. Всю дорогу до отеля Трусова провела в объятиях Морфея, реакция девушки после сна была заторможенной, поэтому, когда незнакомый для неё голос окликнул Аню, рыжеволосая отнюдь не сразу поняла, что обращение было направленно в их сторону. — Боже мой, неужели ты, Щербакова? Саша с огромной теннисной сумкой на плечах и внушаемых размеров баулом развернулась на источник голоса и обнаружила высокого темноволосого парня с зелёными глазами. Таких как он называли сердцеедами, всё в нём кричало об успехе, власти и деньгах, начиная от дорогой кожаной куртки и заканчивая самоуверенной позой. Трусовой показалась его физиономия смутно знакомой… — И тебе привет, Жень. — ответила Аня, одаривая его ответным оценивающим взглядом. Саша едва не бьёт себя по лбу, удивлённая от того, что не признала звезду мирового тенниса, а также… бывшего Щербаковой. Последнее быстро приземляет окрылённое чувство рыжеволосой и заставляет её неосознанно напрячься, испытующе глядя на явившееся с теннисного Олимпа чудо. — Ты здесь какими судьбами? — интересуется Семененко, ни на секунду не отрывая своего цепкого взгляда от Ани. Трусова сжимает челюсти едва ли не до хруста зубов и чувствует, как горячая ярость обжигает её внутренности раскалённой лавиной, требуя выхода наружу. Саша никогда не формировала своего мнения по первой встрече, однако этот случай стал исключением. Трусова возненавидела Женю за одну минуту его непосредственного нахождения рядом с ними. Рядом с Аней. — А я в новом статусе. — с усмешкой сказала Щербакова. — Я теперь тренер. Со своей ученицей на турнир приехала. — Ты тренер? — в изумлении переспрашивает Женя, слегка хмуря брови. — Шутишь? — Никак нет, Женечка. — сказала Аня, невинно похлопав ресницами. На секунду его Величество снизошёл до простой смертной Александры Трусовой и бросил на неё быстрый взгляд, однако столь же стремительно он вернул его обратно на шатенку. Саша была в бешенстве от этого. Её выводил из состояния равновесия не факт того, что Женя смотрел на Аню, а то, как он это делал. Он смотрел по-собственнически хищно и томительно, но при этом нежно и сожалеюще. Трусовой хотелось бы обнаружить в его манере одну лишь похоть и надменность, однако от Семененко веяло трепетом и вожделением. — А ты здесь какими судьбами? — спросила Щербакова, поправляя лямку на рюкзаке. «Неужели его присутствие заставляет Аню нервничать?» — предположение в высшей степени неприятное и отчего-то обжигающе обидное, однако, судя по всему, наиболее вероятное. Саша втягивает воздух сквозь стиснутые зубы и беспомощно наблюдает за беззаботным диалогом двух бывших. — У нас через пару недель здесь будет проходить Итоговый, вот и приехали заранее привыкнуть к кортам. — ответил Женя с мягкой улыбкой. Трусова была готова поклясться, что именно эта скромная, невинная улыбка свела с ума не одну девушку, неужели и Щербакова в своё время стала жертвой его обольстительных чар? Вопросов становилось всё больше, любопытство подавляемое ранее стало физически больно сдерживать, раздражение возрастало пропорционально каждой секунде присутствия Семененко. С одной стороны Саше хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть растерянность вечно собранной Ани и довольную физиономию Жени, однако с другой, оставлять их один на один, казалось Трусовой необъяснимо опасным и абсолютно недопустимым. В конечном итоге рыжеволосая продолжила стоять на месте, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Ты сказал у нас? — нахмурилась Аня. Едва Щербакова закончила фразу, как из холла послышался громкий женский смех, а через мгновение перед ними стояли его обладательницы. Саша шокировано уставилась на трёх всемирно узнаваемых личностей, в то время как они умолкли и неотрывно осматривали с ног до головы Аню. — Щербакова? — удивлённо спросила девушка с тёмными волосами и голубыми глазами. — Привет, Туктик. — слегка улыбнулась шатенка, одарив старую знакомую тёплым взглядом. Саша поморгала несколько раз для того, чтобы убедиться, что она не спит, ведь поверить в то, что перед ней в ряд стояли кумиры миллионов людей (и её собственные), казалось просто немыслимым. Однако сколько бы рыжеволосая не открывала и закрывала глаза, три фигуры продолжали находиться на прежних местах, не отрывая своего пристального внимания от её тренера. — Сто лет не виделись. — с ехидством сказала Загитова, сверкая карими глазами. — Не соскучилась по нам? — О тебе с удовольствием ещё триста лет даже не вспоминала бы. — холодно ответила Аня с непроницаемым лицом. — Хах, — наигранно хохотнула Алина. — Какая ирония, не вспоминала бы ты, а в итоге весь мир забыл о тебе. Нет, не так. Весь мир даже не запоминал тебя. В воздухе повисло наэлектризованное напряжение, способное убить любого, кто втиснется в эту, вышедшую за пределы корта и времени, битву. Саша наивно полагала, что была свидетелем ледяного взгляда Щербаковой, однако сейчас она осознала, насколько сильно заблуждалась. Холодные языки пламени играли в глубине остекленевших карих глаз, а на губах лениво стала расползаться саркастичная блеклая улыбка. Аня смотрела твёрдо, готовясь выдать ответ в не менее издевательской манере. Безжизненная неподвижная маска настолько плотно приросла к лицу Щербаковой, что на мгновение Саша усомнилась в том, знает ли она в принципе Аню. Трусова чувствовала, как шатенка закипает внутри, как злость, смешанная с ослепляющей ненавистью, едва не ломает внутренние органы и поражает лёгкие ядом. Однако внешне Щербакова оставалась пугающе спокойной. В поведении Ани не было и намёка на робость, скованность или восхищение, перед звёздами мирового тенниса. Она всем своим видом показывала, что не признаёт верховенство Алины над собой. Не признаёт чьего-либо верховенства. — Столько лет прошло, а ты всё также обо мне переживаешь. — с усмешкой сказала Аня. — Даже не знаю, восхищаться или пугаться. — Слишком много чести, Щербакова. — закатила глаза Загитова с фальшивой улыбкой. — Ну так ты мне её сама оказываешь. — спокойно ответила Аня. — До сих пор не можешь смириться с тем, что так и не выиграла у меня ни одного взрослого матча? Элегантная Алина резко вскинула голову, словно Щербакова при всех дала ей пощёчину. Аня знала слабое место Загитовой и хладнокровно целенаправленно ударила в него. Внешнее самообладание Алины стало стремительно её покидать. Саша встречала таких как она. Загитова была завистницей в самом естественном своём проявлении, она скрывала свою слабость за стервозными выходками, пыталась компенсировать несостоятельность в ядовитых комментариях, однако сейчас она рисковала дорого заплатить за собственный пафос и надменность. Алина уже открыла рот для того, чтобы выпустить очередную едкую реплику, как внезапно в перепалку вмешалась Косторная, которая впервые за всё время их пламенной и неожиданной встречи подала голос: — Девочки, хватит! Прошло шесть лет, а вы всё ведёте себя как дети. Аня, рада тебя видеть. — Взаимно, Косто. — ответила Щербакова, не отрывая не на секунду своего взгляда от напряженной как струна Загитовой, ожидая ответного удара. — А что ты здесь делаешь? — поинтересовалась Туктамышева. — Просто в списке игроков, заявленных на турнир, я тебя не видела. Аня тяжело вздохнула, а затем глядя прямо в заинтересованные глаза Загитовой, медленно сказала, чётко выговаривая каждое слово: — Я тренер. На несколько секунд в помещении воцарилась гробовая тишина. Алёна и Лиза удивлённо переглянулись, в то время как Алина недоуменно смотрела на Щербакову, пытаясь понять, всерьёз ли были брошены последние слова. Однако, когда осознание окончательно её достигло, Загитова разразилась громким злорадным смехом, получая истинное наслаждение от сложившейся ситуации. — Заткнись! — зло приказал Женя. Впервые за несколько минут дурдома Саша была с ним целиком и полностью солидарна. Трусова была готова схватить Алину за шею и сжимать, пока её глаза не вылезут из орбит, а кислород окончательно не покинет лёгкие, ей хотелось распластать, высечь и уничтожить эту жалкую пародию на теннисистку, переломать ей рёбра и заставить молить прощения у Щербаковой. Саша необъяснимо желала защитить Аню, несмотря на то, что вторая в помощи не нуждалась и вряд ли её бы приняла. Было это безрассудством, эгоизмом или доблестью определить не представлялось возможным, тем не менее желание было настолько сильным, что Трусова ощущала пульсацию в висках, отдающую в кончики пальцев от скопившейся, но так и не вышедшей наружу ярости. — Нет, ну а что? Разве Вы не помните, что она говорила шесть лет назад? «Тренер — несостоявшийся игрок и я добровольно, никогда им не буду! У меня карьера сложится в отличие от остальных неудачников, которые в возрасте позволяющем выступать идут на корзину». — Алина старательно парадировала голос Ани, черпая удовольствие от каждого слова. — Или не было такого, а, Анечка? — Было. — пожала плечами Щербакова. — И что с того? С чего такое внимание к моей персоне? Я тебе больше не конкурентка, вот и скажи Богу за это спасибо и радуйся своим текущим титулам и состоявшейся карьере. — Да кто ты вообще такая? — резко спросила Алина, дерзко глядя на слегка удивлённую Аню. — Напомни мне, какой ты турнир большого шлема выиграла? Или какая ты в текущем в рейтинге? Аня стояла, стиснув зубы и сжав кулак, но взгляд сохраняла холодным. Саше казалось, что вся Алина представляла собой бестучную массу, состоящую из желчи, высокомерия и самолюбия. Складывалось впечатление, что эта особа вобрала в себя все человеческие грехи и явилась в мир нормальных людей в качестве наказания. Загитова тем временем продолжала свой монолог с издевательской интонацией и пафосной возвышенностью, которые бросались при каждом её жесте и слове. — Как ты говорила в молодости? Титулы и рейтинг определяют спортсмена. — В молодости у тебя не было ни того, ни другого. — процедила сквозь зубы Аня каменным тоном. — Не было. — спокойно согласилась Загитова и вновь растянула губы в издевательской насмешке. — Но зато есть сейчас. А у тебя, Анечка, что есть? Обида и нереализованные амбиции не в счёт. Загитова сокращает дистанцию и в два шага оказывается лицом к лицу с Аней. На губах Алины красуется садистская улыбка, а в глазах пляшут шальные демонята, опьянённая иллюзией власти, она вальяжно закидывает руку Щербаковой на плечо. — Сама презирала тренерство, а в итоге стала одним из них в возрасте, когда могла бы ещё играть. Вот, уж, судьба та ещё сука. — Не такая как ты. — хмыкнула Щербакова, но без тени улыбки. Саша заметила опасный блеск обжигающей холодом ярости и мысленно хоронила безмозглую Алину, которая продолжала играть в русскую рулетку, даже не подозревая, что сейчас выстрелит себе в висок. Резким порывистым движением Аня сбросила расположенную на её плече конечность Загитовой и крепко её сжала. Алина издала смешок, однако было ей отнюдь не весело, в игривых глазах проскользнуло беспокойство, и она инстинктивно предприняла попытку отстраниться, но Щербакова держала её руку мёртвой хваткой и пресекала любую, даже мнимую надежду на освобождение. — Ты можешь поломать мне руку, выбить зубы или сделать что-то ещё, но это ничего не изменит. Всё что у тебя есть - это былое имя перспективной теннисистки. Но мы обе понимаем, что перспективная и состоявшаяся — не одно и то же. И всем всё равно из-за чего ты ей не стала, из-за травмы, личной жизни или чьей-то смерти. Есть такая вещь интересная — статистикой называется. В ней нет эмоций или личных пристрастий, а есть сухая констатация факта, и она наглядно демонстрирует то, что ты и сама прекрасно знаешь, но не хочешь признавать. — Загитова делает паузу и вкрадчивым голосом, едва ли не шепчет, глядя Ане прямо в глаза. — Ты никто, и зовут тебя никак. Трусова застыла на месте не в силах сделать вдох, в то время как Щербакова продолжала стискивать чужую руку. Саша отчаянно старалась разглядеть хоть одну живую эмоцию на лице Ани, она жаждала увидеть злость, ненависть, обиду, однако сквозь каменную маску не просачивалось ничего настоящего. Аня застыла с непроницаемым видом, словно решала, как же ей поступить с обидчицей, холодное пламя в карих глазах померкло, уступив своё место полному безразличию. И это холодило душу Саши. Её пугали безжизненность, пренебрежительность и отчуждённость, которыми была пронизана вся Щербакова. Трусова понимала, что Аня не имела права проявить слабость при своих бывших соперницах, однако от одной мысли, что шатенка могла настолько умело возводить непробиваемые баррикады, полностью скрывающие её личность становилось горько и печально. Невольно Саша задалась вопросом: что же вынудило Щербакову научиться настолько искусно подавлять свою сущность, пряча её за равнодушной внешней оболочкой? — Ань, оставь её. — голос Жени разрезал звенящую тишину словно выстрел, однако его слова вскоре в ней же и потонули, не удостоенные абсолютно никаким вниманием. Трусова сбрасывает с себя теннисную сумку, и та с грохотом валится на пол. Саша медленно подходит к по-прежнему безжизненной Щербаковой и уже весьма беспокойной Алине, глаза которой испуганно мечутся из стороны в сторону, словно у крысы, отчаянно ищущий выход с тонущего корабля. — Аня, — голос Саши тихий и слегка хрипловатый, рыжеволосая осторожно касается своей рукой плеча Щербаковой слегка сжимая его. — Она ничего не стоит. Не стоит будущих проблем и внимания. Не стоит тебя ни в каком аспекте. Щербакова переводит взгляд на Сашу, и на секунду в нём проскальзывает тепло и благодарность. Трусова видит, как пелена безразличия медленно развеивается, а на каменной маске образуются едва различимые тонкие трещины. Однако её слова привели в чувства не только Аню, но и Алину, которая в порыве ощущения уязвленного достоинства, по-видимому, забыла, что жизнь у неё всего одна. — Девочка, а ты ничего не попутала? — нагло заявила Загитова, устремив на Трусову убийственный взгляд. — Я, если ты не в курсе, первая ракетка мира, а вот тебя я вообще в нашем туре не видела. Так что полегче на поворотах, не доросла ещё до меня, соплячка. Саша хотела заткнуть эту наглую стерву, но Щербакова её опередила. Аня резко бросила руку, которую до этого сильно сжимала и, приблизившись к лицу озадаченной Загитовой с коварной жёсткой улыбкой тихим голосом процедила: — Запомни, когда ты её увидишь в туре, ты увидишь конец своей карьеры. Трусова удивлённо смотрит на Аню, в то время как вторая, бегло попрощавшись с остальными зрителями театра прошлого, подхватывает сумки и движется в сторону лифта. Саша словно на автопилоте следует за ней. По пути до своих номеров обе хранят молчание, однако, стоя перед открытой дверью Щербаковой, рыжеволосая не замечает, как поток из многочисленных, съедающих вопросов вырывается наружу. — Ты постоянно думаешь о том, что сейчас могла бы быть на их месте? Это твоя движущая сила в работе со мной? Ты хочешь им доказать, что чего-то стоишь в вашем общем деле, что даже спустя столько лет ты не сломлена. — Я думаю о том, что на правду не обижаются, но мне чертовски обидно. — грустно усмехается Аня. На секунду в её взгляде проскальзывает давняя боль и глубокая тоска. Однако в следующее мгновение это всё меркнет словно дальний, мнимый мираж. Аня вновь воздвигает вокруг себя границы формальности, холода и отчуждения, в то время как Саша обессиленно на это смотрит, а затем закрывает коричневую беспристрастную дверь, оставляя Щербакову в гордом одиночестве, а себе - с изнывающем от необъяснимой боли сердцем.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.