Breakpoint.

Саше казалось, что она знает о раздражении всё, однако человек по имени Евгений Семененко раскрыл перед девушкой новые грани этого, казавшегося прежде, знакомого чувства. И данное открытие явно не подпадало под категорию «приятных». Саша видела ухоженную физиономию Семененко на завтраках, тренировках и матчах. Со стороны могло показаться, что его присутствие является стечением обстоятельств, однако Трусову смущал факт того, что все их «случайные» встречи происходили непосредственно, когда рядом находилась Аня. Женя не жалел для шатенки смущённых улыбок, ласковых взглядов и игривых комментариев, чем ещё больше вводил Сашу в бешенство. Щербакова же принимала оказываемые знаки внимания без особого энтузиазма, её губы при виде Жени растягивались в привычной мягкой улыбке, в то время как взгляд оставался холодным. В разговорах с Семененко Аня выглядела учтивой и открытой, но при этом сохраняла едва различимую дистанцию. Трусова искренне старалась разобраться: было ли равнодушие со стороны Ани показным или же естественным, остались ли у Щербаковой чувства к местному ловеласу, и кто стал инициатором их разрыва. Однако, чем больше она размышляла над нескончаемыми вопросами, тем безнадёжнее для рыжеволосой казалась задача найти хоть один правдивый ответ в прошлом Щербаковой. После «пламенной» встречи со своими знакомыми Аня практически полностью абстрагировалась от эмоций и стала меньше времени проводит в компании Саши. Они много тренировались, но крайне редко пересекались в свободное от тенниса время, чаще обычного обсуждали тактическую и психологическую подготовку перед матчем, но не обронили не единого слова о простых чувствах. Саша ломала мозг в попытке понять поведение Щербаковой, напрягала все органы чувств в поисках невербальных знаков, которые хоть немного приблизили бы её к шатенке, однако все попытки Трусовой разбивались о непроницаемые стены холода и отчуждения, за которыми Аня умело пряталась. Саша была вынуждена признать, что они вернулись в стандартные рамки субординации и формализма, которые всегда были привычны для Трусовой раньше, однако сейчас в отношениях с Щербаковой стали физически болезненными и внутренне невыносимыми. Саша никого не подпускала к себе настолько близко для того, чтобы были видны её слабости, прятала сомнения за дерзкими выходками, а страх загоняла вглубь потайных задворок собственного сознания, добровольно встречаясь с ним лицом к лицу и тем самым избавляясь. В её идеальном образе непобедимого спортсмена, не было изъянов, она могла в бешенстве крушить ракетки и громко восклицать о том, как всех ненавидит после поражения, но через несколько часов давиться горячими отчаянными солёными каплями в одиноком гостиничном номере, изнывая от собственного бессилия и уязвимости. Трусова была самоуверенной сукой, идущей по головам соперниц снаружи, в то время как за броским притягательным шармом пряталась неопределённая ранимая натура маленькой девочки вынужденной рано повзрослеть. Саша публично заявляла о том, что не нуждается в людях и их поддержке, но глубоко внутри неосознанно искала их общества, радовалась непринуждённому обмену шуток и пустым разговорам в компании сверстниц, несмотря на то что со стороны всегда казалось, что это особой значимости для рыжеволосой не играет. Она знала, что через несколько часов встретится с их двуличной натурой на корте, помнила, как веяние показного дружелюбия и фальшивой заботы уступят место жадному стремлению к победе, на пути к которой Трусова будет лишь очередным препятствием. Однако Саша добровольно закрывала глаза на явную неискренность, ведь в эти редкие моменты она чувствовала себя простым подростком, который говорит о тусовках, а не живёт от матча к матчу, у которого замирает сердца от ответного взгляда тайного воздыхателя, а не от отправленного мяча в аут. Трусова примеряла роль простого человеком радующегося незначительным мелочам, не ожидающего от жизни подвоха и на несколько мгновений погружалась в эйфорию мнимой свободы от посторонних мыслей и чужих ожиданий. Однако стоило Щербаковой появиться на горизонте как закреплённые многолетним опытом привычки одна за другой стали рушиться, медленно, но неумолимо. Самые потайные страхи обрели своё место во вне просторов души и, к удивлению, Трусовой она не чувствовала себя уязвимой после того, как открылась Ане. Рядом с Щербаковой Саша ощущала спокойствие и лёгкость. Ей казалось, что Аня раскрывает в ней только лучшее, заставляет раз за разом превосходить себя и узнавать новые грани собственных возможностей. Однако всё чаще Трусова ощущала, что ставит себя в заведомо проигрышное положение, сближаясь с Щербаковой. Аня была тренером, который стремился достичь конкретного результата. Как бы не было прискорбно это признавать, но Загитова была права во всех ипостасях своего монолога. Если бы Саша не знала Щербакову лично, она бы никогда не посчитала её образцом для подражания, никогда бы не искала глубже бесстрастных статистических данных и не пыталась вникнуть в суть проблем шатенки и причины этих самых цифр. Для Трусовой Аня в самом начале их совместного пути была действительно очередным несостоявшимся игроком, который ничего не достиг в профессиональном спорте и за невозможностью иного выхода пошёл по банальной протоптанной дорожке таких же неудачников, став тренером. Но чем ближе она узнавала Щербакову, тем понятнее для рыжеволосой становилось, что всё отнюдь не настолько однозначно. Саша всегда считала, что люди не добившееся успеха сами виноваты в своей участи, у них не хватило желания, сил и мужества для того, чтобы покорить стоящие перед ними вершины. Она не разделяла их разочарования, боли и потери, заранее относя к категории слабаков неспособных взять под контроль собственную жизнь и добиться в ней поставленной цели. Но Аня невольно разрушила этот стереотип, несмотря на то что, по-видимому, сама разделяла позицию Трусовой и добровольно признавала правдивость слов бывшей конкурентки. Даже по прошествии шести лет Щербакова оставалась спортсменкой до мозга костей. Аня не отрекалась от спорта, когда он равнодушно избавился от неё, подчистил свои бесчисленные ряды приняв на её место очередную перспективную теннисистку. Щербакова не уповала на несправедливость и жестокость жизни, а брала целиком и полностью на себя ответственность за сложившуюся карьеру. Саша замечала, как время от времени на лице Ани привычная ухмылка сменялась грустной улыбкой, как равнодушный взгляд прятал глубокую осевшую внутри боль, а из груди вырывался обессиленный смиренный вздох, когда они были на корте. Трусова видела, что Аня тоскует по изнемогающим тренировкам, предматчевому волнению, горестным поражениям и опьяняющим победам. Щербакова, как и любой человек, не была идеалом, в ней можно было обнаружить множество недостатков, но Аню ни в коем случае нельзя было обвинить в слабости, трусости и лени. Она любила своё дело целиком и полностью, отдавалась ему до конца. Но со всеми этими качествами, которые в молодости были помножены на двое, Щербакова так и не стала тем, кем могла. Впервые в жизни для Саши рухнули до самого основания привычные понимания успеха, вера в исключительность самоотдачи и справедливое вознаграждение за вложенный труд. В сложившейся ситуации Трусова находилась с Аней во взаимно выгодных отношениях, Саша стремилась добиться признания в профессиональном теннисе, в то время как Щербакова выступала самым, что ни на есть заинтересованным лицом в успешном результате. Для Ани это была возможность вернуться в столь любимую соревновательную атмосферу, доказать призракам прошлого свою состоятельность и в целом сделать себе имя ценного специалиста. В данной концепции на первый взгляд всё было идеально, если бы не одна внезапно образовавшаяся помеха, которая рисковала полностью перечеркнуть слаженно функционировавший годами механизм всех тренеров и спортсменов и поставить под угрозу в целом их плодотворное сотрудничество. Саша что-то чувствовала к Ане. Трусова испытывала к Щербаковой очень мощный спектр эмоций, который со временем не ослабевал. Но насколько безопасно привязываться к человеку, который в любой момент может уйти из твоей жизни, оставив после себя лишь безликий меркнущий образ и разъедающую боль? Саша была импульсивной, дерзкой, порой безрассудной, но отнюдь не глупой. За свою недлинную жизнь, она, как ни странно, имела горький, чересчур неприятный опыт и до встречи с Щербаковой наивно полагала, что ей хватит разумности и адекватности для того, чтобы не повторять ошибок молодости и не доверять своё нутро посторонним людям. Но парадокс заключался в том, что Аня стала для Трусовой близким человеком, несмотря на то что шатенка явно об этом не подозревала и уж точно не стремилась. В какой именно момент это случилось Саша при всём желании не смогла бы дать однозначный ответ, однако её привычные границы искусственного комфорта стали медленно расширяться, а после и вовсе стёрлись. Щербакова стала своей среди чужих, Аня знала о Трусовой слишком личное, в то время как в Саше теплилась необоснованная уверенность в том, что шатенка поймёт её и примет. Однако столь несвойственное для девушки слепое доверие пугало Трусову. Она тонула в собственных противоречивых чувствах и не понимала стоит ли искать от этого спасения или же сразу сдаться на верную погибель. У Саши не получалось видеть в Щербаковой исключительно тренера, она всё чаще ловила себя на том, что ей приятно просто находиться рядом с Аней, наслаждаться её голосом и вдыхать отчего-то родной запах. Если раньше такие действия ввергли бы Трусову в ступор, неловкость и отрицание, то сейчас даже присущее ей упрямство капитулировало и смирилось с очевидным. — Ты его сейчас взглядом испепелишь. Саша закатила глаза, не оборачиваясь на источник голоса, в надежде избежать обмена колкостями с его обладательницей, однако, по-видимому, всё в этом чёртовом городе было намеренно вывести рыжеволосую из себя ещё до начала первого матча. На данный момент компания из тренеров и игроков собрались на завтрак в общем банкетном зале, огромное количество людей, скопившихся в разных углах, и довольная физиономия Валиевой, материализовавшейся перед рыжеволосой явно, не способствовали поднятию настроения Трусовой. — Обычно девушки в восторге от Семененко, но ты явно не разделяешь их эмоций. — Пфф, тоже мне, Аполлон нашёлся. — Но раз даже Щербакова по нему течёт, значит действительно что-то в нём есть. Трусова с широко распахнутыми глазами резко разворачивается в сторону ухмыляющейся Валиевой и уже готовится припечатать нахалку к стене и нашептать убийственным шёпотом пару ласковых, однако предупреждающий взгляд Сергея Викторовича, наблюдающего за этой картиной, заставляет Сашу остаться на месте с жатыми кулаками. — Не твоё дело. — прошипела Трусова с презрением, глядя на Камилу, которая жадно впитывала исходящее от рыжеволосой негодование. — Но и не твоё. — с вызовом сказала Валиева. — Ты куда-то шла? Так вот для сохранения собственной безопасности, рекомендую тебе перестроить свой маршрут в противоположном от меня направлении. — ответила Саша, смотря на девушку скучающим взглядом. — Хочешь устранить конкурентку? — усмехается Камила, приближаясь к Трусовой. — Я конкурентки здесь не вижу. — демонстративно оглянулась по сторонам Саша. В этот момент девушка краем глаза заметила, как Женя приобнял Аню за плечи и принялся что-то нашёптывать на ушко, в то время как Щербакова вместо того, чтобы его оттолкнуть, заинтересованно вслушивалась, слегка улыбаясь уголками губ. Трусова зло смотрела на эту парочку, абсолютно позабыв о присутствии Валиевой, которая в свою очередь принялась ожидающе потирать руки, предвкушая возможность обрушиться на шокированную и возмущенную Сашу с новой порцией едких комментариев. У Трусовой внутри разгорался чистый огонь праведной ярости, её челюсти свело, руки сцепились в замок, а тело просто изнывало от желания в два шага преодолеть разделяющее их расстояние и отправить Женечку (который выше её на две головы) в самое что ни на есть увлекательное путешествие в мир боли. — Влюбилась в Щербакову что ли? — сверкнула хитрым взглядом Камила. — Я вот не могу понять, у тебя настолько плохо с юмором или мозгами? — с деланной задумчивостью спросила Саша. — У тебя с пониманием себя не лучше. — заметила Валиева. — Нет, похоже всё-таки с мозгами. — сделала вывод Трусова. — Ну-ну. — усмехнулась Камила. — Если с мозгами проблема у меня, то почему ты хочешь убить Семененко? — Он же её глазами раздевает! — в возмущении воскликнула Саша, громче приличного. — А тебе разве не должно быть всё равно с кем спит твой тренер? — с лукавой улыбкой продолжила Валиева. Саша замерла. Несмотря на саркастические нотки, которыми был пропитан вопрос Камилы, рыжеволосая растерялась от осознания того, что она не может в момент дать отрицательный ответ. Трусовой хотелось думать, что её неопределённость является следствием раздражения и нервов, она могла бы с лёгкостью убедить в этом Валиеву, ей хотелось послать её в известном для всех направлении и тем самым заткнуть рот язвительной стерве. Однако Саша ничего не делала. Трусова в немом изумлении старалась понять отчего вдруг её буйный нрав взял отпуск и оставил её с бестолковым испуганным взглядом перед акулой, которая со сладостным удовольствием смаковала проявленную рыжеволосой слабость. Между девушками началась предматчевая борьба, в которой Саша впервые проигрывала. Трусова знала, что нельзя позволять противнице видеть её неуверенность, она злилась на себя за то, что дала повод сомневаться в своём настрое, она проклинала собственную глупую реакцию на вопрос с всегда очевидным ответом. «Возьми себя в руки, тряпка!». Саша стиснула зубы до хруста, а затем резко подняла озлобленный горящий взгляд на соперницу. Она смотрела остро, испепеляюще, ненавистно. Самодовольная ухмылка медленно сползла с лица Валиевой, и она озадаченно наблюдала за внезапной переменной настроения Трусовой, в то время как вторая не понимала на кого именно направлена это бездумная, беспросветная, ослепляющая ярость. На Семененко, Валиеву, Аню или себя. Саша вновь занимала доминирующее положение, однако сейчас в глазах противницы впервые за время их предматчевых гляделок отобразился искренний страх. Мозг Трусовой напрочь обволок туман, остались лишь первобытные инстинкты, желание подчинить, стремление выпустить наружу сдавливающее лёгкие пламя и испепелить ненавистный объект с поля зрения и просторов памяти. Саша была похожа на охотника, загнавшего в угол свою жертву, испытывающего садистское удовлетворение от фибр испуга исходящими от неё, с жадностью ловящего каждое обреченное вздымание груди перед верной погибелью. Эта власть пьянила и пугала. — Девочки, выясняйте свои отношения на корте, а не на завтраке. Трусова обернулась на источник голоса и столкнулась с заинтересованным взглядом Косторной. Несколько секунд Саша недоуменно смотрела на знакомое лицо, красные волны испепеляющей ярости стали медленно утихать и девушка, вырвавшись из бесконтрольного оцепенения медленно кивнула. — Ты права, мне всё равно. — бросила Трусова напоследок и направилось в сторону Сергея Викторовича. Саша не была уверена удалось ли ей убедить Камилу, но знала, что сама не верит себе. Впервые матчи казались для Саши одинаковыми. Она выходила на корт без сомнений и неуверенности, а с голодным стремлением и неукротимым желанием разорвать очередную соперницу. Трусова не интересовалась фамилиями и турнирной историей своих конкуренток, они были для неё все одинаковой незначительной помехой, которая обязательно устранится на пути к победе. В каждый удар она вкладывала свою злость, обиду и отчаяние. На корте не было времени рассуждать над чувствами, анализировать неоднозначное поведение и раздражаться на вездесущего Семененко. Была только она, мяч и жертва на противоположной стороне. Работа с Щербаковой научила Сашу быть более терпеливой и внимательной, рассчитывать не исключительно на отточенные годами инстинкты, но и на мозг, который прежде девушка использовала не по назначению. Однако сейчас предматчевые установки полетели в тартары, наработанная тактика была полностью позабыта, в то время как вся дурость проявлялась полным ходом и не оставляла здравому смыслу не единого шанса. Трусова не жалела сил на то, чтобы ударить мяч как можно агрессивнее, она не смотрела на положение противницы на корте, не искала логики в собственном поведении, а просто делала, не заботясь о последствиях. Саше приносило удовольствие видеть как соперница в растерянности пытается прочитать исполнение классической комбинации, которую она так и не воплотит, как все окружающие с восторгом и осуждением неотрывно следят за тем, как рыжеволосая рушит каноничное понимание аристократичного спорта, а играет в рванном подвластном только ей темпе. Трусова устала думать, бояться и подстраиваться. Каждое её движение представляло собой импульсивную вспышку безрассудства в чистом виде, которое не мог удержать даже страх перед поражением и особая «любовь» к причитаниям отца. Саша стремилась доказать, что не нуждается в чутком контроле Щербаковой, не зависит от её внимания и не ищет её поддержки. Трусова сама себе хозяйка, ей никто не нужен. Аня принимала попытки пробиться сквозь эмоциональные вспышки своей ученицы, но каждый раз, когда она приближалась к тому, чтобы вывести Сашу на очередное откровение рыжеволосая отстранялась, пряталась за привычными шутками, дерзила или беззаботно пожимала плечами. Лёжа на кровати после очередного матча, Саша лениво листала ленту тик-тока, оставаясь абсолютно равнодушной к голосовым которые ей неустанно отправлял Марк. На удивления рыжеволосой Кондратюк стал чересчур внимательным, он подстраивался под их тренировки и не упускал возможности позвонить, отправлял бесчисленное количество разных шуток, незамедлительно отвечал на краткие сообщения Трусовой и постоянно хвалил её. Саша знала Марка почти десять лет, из которых два года была в него безответно влюблена и три равнодушно делила постель. Кондратюк стал безмятежным постоянством, которое было удобным во всех аспектах, у них не было друг перед другом обязательств, недосказанности и чувств. Свою влюбленность Трусова мучительно переболела, наблюдая за тем, как Марк кадрил очередную поклонницу, абсолютно не обращая внимания на ровесницу с буйным характером. В пятнадцать Саша не понимала, что красавчик футболист Кондратюк не искал серьёзных отношений, а наслаждался прелестями краткосрочных интрижек. В том возрасте Трусова, скованная съедающим осознанием собственной ущербности и ненужности, не видела, что к ней Марк всегда относился, более ответственно и уважительно в сравнении со своими пассиями. Она чувствовала себя отвергнутой, ненужной и пустой. Сашу переполняли чувства, которые она не могла никому подарить, вместо радостной эйфории, которую обычно описывают, Трусова задыхалась от рванных ранений, которые Марк неосознанно наносил своими словами и действиями. Он не знал как сердце Саши разлагалось на кусочки, когда он дарил ей смущённую улыбку при этом блуждая взглядом в поиске другой, не догадывался о том как разрывались лёгкие так и не сделав судорожного вдоха при его хвастливых рассказах о ночных приключениях с очередной поклонницей, не видел сколько слёз впитала подушка не способная облегчить страдания одинокой души. Трусова скептически рассматривала себя в зеркале, кропотливо придираясь к невидимым недостаткам, вспоминала свою манеру общения, слишком плоское понимание чужого юмора, в то время как в голове неустанно бился один единственный вопрос, сводящий с ума своей простой и одновременной сложностью. «Почему не я?». Со временем обжигающая режущая обида и ослепляющая злость на Марка и себя развеялись. Трусова чувствовала, как горящие пышущие чувства настигает тень холодного дыхания, затем образуется едва различимая, но твёрдая корка льда, притупляющего все ощущения, а после эта часть и вовсе отмерла словно ненужный рудимент. Кондратюк находил в Саше приятеля детства, единомышленника по нарушению правил и интересного собеседника, в то время как Марк был для Трусовой тем самым постоянством, которого ей не хватало в силу нескончаемых переездов с турнира на турнир и сомнительной посещаемости в школе. Вне зависимости от того побеждала Саша или нет, Кондратюк оставался. Чувства медленно затухали, а вскоре и вовсе охладели. То, что раннее Трусова находило достоинством, становилось недостатком, когда романтика навеянная образом Марка окончательно развеялась, а линзы розовых очков лопнули, Саша, объективно оценивая парня, не испытывала прежнего умиления и трепета. Чувства прошли, но осадок, оставшийся после словно похмелье билось на подкорках сознания и однозначно свидетельствовал о нежелании повторения схожего эмоционального состояния, зависимости и разочарования в человеке и в себе. Однако те чувства, которые Саша испытывала, находясь рядом с Аней были весьма схожими, в какой-то мере более сильными. И это настораживало. Внезапно вспомнился недавний разговор с Валиевой и её саркастичный вопрос: «Влюбилась в Щербакову что ли?». Трусова отрицательно качает головой словно отгоняя тем самым дурную мысль и собственные сомнения. Она не могла влюбиться в Аню. Или могла? Громкий стук прерывает тревожные размышления рыжеволосой, и она в два шага оказывается у двери, абсолютно позабыв что находится в коротких теннисных шортах и топе. В следующее мгновение в её номере оказывается Щербакова с нахмуренными бровями и поджатыми губами. — Классный пресс. — бросает Аня, медленно скользя взглядом по телу Трусовой. — Но у меня лучше. — Ну, мне его видеть не доводилось. — пожала плечами Саша без тени стеснения. — А ты хочешь сравнить? — выгибает бровь Щербакова, а губы растягивает в озорной усмешке. Трусова с удовольствием продолжила бы эту игру с двусмысленными шутками, если бы не почувствовала внезапную вспышку ревности. От одной мысли что точно также непринуждённо Аня обменивалась репликами с Семененко, который наверняка имел честь наблюдать и трогать, увы, не только пресс Щербаковой, становилось тошно. Саша воспринимала Женю как врага, который без разрешения ворвался в их спокойную доверительную гавань, всё разворошил своим самовольным присутствием и крал внимание Ани, которое раньше было сосредоточенно целиком и полностью на рыжеволосой. — В другой раз. — резко бросила Трусова инстинктивно отходя от Ани в другой конец комнаты. — Ты зашла сказать какой у тебя крутой пресс? Щербакова несколько секунд молчит, а затем медленно преодолевает искусственно созданную Сашей дистанцию и старается поймать взгляд Трусовой, который вторая упорно отводит. Саша не хотела, чтобы Аня видела творящееся внутри смятении, чтобы чувствовала её растерянность и подавленность. Однако Щербакова явно не разделяла желаний своей ученицы и была намерена получить то, ради чего сюда пришла. Решительность во взгляде и действиях Ани не сулили Трусовой ничего хорошего, девушка не могла сейчас находиться рядом со своим тренером, не была готова переступать через уязвленную гордость и укротить непоколебимое упрямство. — Что происходит, Саш? — мягко спрашивает Щербакова, не отрывая от Трусовой ожидающего, но в тоже время обеспокоенного взгляда. Саша чувствовала себя загнанным в угол зверем, ей хотелось исчезнуть, раствориться или вовсе умереть, всё что угодно, но не этот пронизывающий, испытующий глубокий взгляд карих глаз. Трусовой казалось, что любая озвученная ею ложь будет мгновенно вскрыта, что Щербакова на интуитивном уровне распознает её и вытрясет правду. Но Саша изменила бы себе если бы так просто сдалась. — Не понимаю о чём ты. — непринуждённо отвечает Саша. Аня готовится задать очередной вопрос, на который у Трусовой не найдётся ответа, однако внезапно звенящую от напряжения тишину разрезает оглушительный звук рингтона. Саша вздрагивает, но остаётся на месте, в то время как устройство неумолимо вибрирует и извивается, словно стремится спасти хозяйку от неприятного разговора. Рыжеволосая бросает взгляд в сторону телефона и замечает входящий звонок от Кондратюка. Щербакова повторяет её действие и, по непонятной для Саши причине, недовольно сводит брови к переносице. Трусова, удивлённая столь странной реакцией со стороны своего тренера, продолжает неподвижно стоять на месте и недоуменно вглядываться в застывшие на лице шатенки эмоции. Что же настолько возмутило Щербакову, что она растеряла присущее ей самообладание и даже не заметила этого? Во время перепалки с Загитовой Аня отобразила меньше раздражения и гнева, чем за эти мучительно длинные секунды входящего звонка. — Твой парень с ума сойдёт если не ответишь. — с усмешкой сказала Щербакова, стреляя взглядом в сторону устройства. — Мой кто? — удивлённо переспросила Саша словно слышала такое сочетание слов впервые. Телефон замолк, однако ни Аня, ни Саша, кажется, этого и вовсе не заметили. Трусова растерянно моргала, стараясь уяснить повисшие неприятным нервным комом в воздухе слова, в то время как Щербакова в экстренном порядке возвращала внезапно покинувший её контроль. — Ну, в моё время — начала Аня чересчур спокойным тоном. — такие знаки внимания оказывали если человек был в тебе как минимум очень заинтересован, а исходя из самоуверенной физиономии этого индивида, он явно без ума от тебя. «Можно подумать у Семененко физиономия лучше, особенно когда он тебя глазами раздевает» — едва не сорвалось с губ Трусовой, однако она вовремя прикусила язык и попыталась вырулить разговор в более нейтральное русло. — Он не мой парень. — чётко выговорила Саша. — Так дружба с привилегиями. Но даже если бы и был им на моей подготовке это никак не сказалось бы. На первом месте карьера, а потом уже всё остальное. Аня одарила Сашу долгим задумчивым взглядом, а затем удовлетворённо кивнула. — Что ты хочешь сказать своим поведением на корте? — резко спросила Щербакова, очевидно вспомнив причину своего визита. — Ничего. — невинно ответила Трусова. — Я всегда себя так веду. Щербакова словно сканер старалась прочитать каждую эмоцию на лице рыжеволосой, а Саше впервые стало всё равно. На месте прежнего любопытства, уважения и робости проступили раздражение и злость. Трусова устала играть в «горячо-холодно», она не понимала действий Ани, которая словно кукловод сначала приближала к себе и выказывала заботу и поддержку, а затем резко отстранялась, оставляя озадаченную Сашу один на один с нескончаемыми вопросами и ненавистной неопределённостью. Их отношения вышли за привычные субординационные рамки «ученик-тренер», а может и вовсе никогда не имели таковых, однако сейчас Трусова увидела в этом самую настоящую проблему. Легко прощаться с посредственными людьми, которые просто заполняют пространство твоей жизни словно мебель, которая вроде и дарит комфорт и уют, но не является чем-то незаменимым. Однако как расстаться с тем, кого ты подпустил к себе под кожу, кому необъяснимо безоговорочно доверял и стал вопреки себе зависимым? Саша не часто привязывалась к людям, но если такое происходило, то хорошим это редко для неё заканчивалось. Трусова подозревала, что Аню интересует её внутренний мир, боль и смятение только в контексте будущего результата. Рассчитывать на то, что зрелая и амбициозная Щербакова разглядела в взрывной девчонке нечто более глубокое казалось Саше слишком глупым и самонадеянным. — У меня такое чувство, что ты пытаешься мне что-то доказать. — медленно проговорила Аня, а затем после глубокого вдоха, продолжила. — Но по факту ты доказываешь не мне, а себе, потому что мне это не нужно. Ты думаешь мало девочек, которые умеют быть по мячу? Или ты считаешь, что делаешь это как-то особенно? — А как же «я вижу в тебе потенциал»? — язвительно передразнила Саша, в то время как обида словно яд, медленно поднималась по венам, заставляя внутренности содрогаться в агонии негодования. — Чего стоит твой потенциал если ты не можешь справиться с собой? — с вызовом спросила Щербакова. — Ярость, обида, разочарование — это, конечно, всё хорошо, но пусто. В одном случае эти качества могут помочь и выступят движущей силой, но в другом уничтожат тебя с потрохами. На корте у тебя есть право на ошибку, если ты позволишь эмоциям взять верх над собой, то в худшем случае проиграешь. Да, будет больно, поплачешь, но в остальном останешься целой и невредимой во всех аспектах. А в жизни последствия, поверь мне, могут быть не столь утешительными, потому что даже если тебе кажется, что она остановилась, она всё равно идёт вперёд вне зависимости от твоего желания, а когда ты это поймёшь может быть уже слишком поздно. Аня на несколько секунд замолчала, а затем подняв на оцепеневшую Трусову глубокий, сожалеющий взгляд, грустно усмехнулась. Саше казалось, что Щербакова борется с собой, что в этот момент она раскроет нечто более личное, то, что сотрёт разделяющую их пропасть, развеет воротящую неопределённость и даст пусть и сомнительную, но всё же надежду, на то, что Трусова хоть отдалённо входит в круг близких людей. Ещё никогда Саше не ощущала столь явной потребности быть нужной другому человеку. Быть нужной Щербаковой. — «О, вспомни: с Временем тягаться бесполезно; Оно играющий без промаха игрок». — тихо, но твёрдо процитировала Аня. — Поэтому береги своё, Саш, чтобы жить без сожалений. И занимайся делом, а не пустыми обидами и рефлексией. Ответственность ты несёшь в первую очередь перед собой, а не мной или кем бы то не было. Трусова озадаченно вслушивалась, стремясь уловить в сказанном некий подтекст, скрытый смысл, который лежал на поверхности. Щербакова дарит Саше последний внимательный взгляд после чего молча удаляется, а Трусова продолжает непонимающе смотреть на образовавшуюся пустоту, на месте которой несколько мгновений назад стояла Щербакова. «Что же ты делаешь со мной, Аня?» Единственный вопрос на который Саша боится узнать ответ.