Breakpoint.

Саша морщилась от холодных капель, опускающихся на её разгорячённое тело. Обещанный дождь точно по расписанию начался спустя полчаса от выхода на корт и по всей видимости в ближайшее время не думал останавливаться. Мерзкая влага превратила гладкий ровный грунт в вязкое тягучее болото. Агрессивные удары Трусовой теряли свою мощность, излюбленное скольжение не представлялось возможным, а выручающая подача в очередной раз раздражала девушку своей нестабильностью. Если в обычном матче Саша играла против соперницы, то сейчас к этому добавились и противные погодные условия, которые девушка не могла игнорировать. Усложнял и без того неприятную ситуацию порывистый ветер, он словно коварный предатель резко ускорял и столь же внезапно гасил скорость удара, неустанно менял направление мяча и заставлял уставшую Трусову подстраиваться под непредсказуемые отскоки. Саша ненавидела играть под дождём. Вся Трусова на корте выражалась в импульсивных ударах, острых комбинациях и скоростных розыгрышах. Её пьянил риск, ослеплял адреналин и неизменно радовало выигранное очко. Однако данная манера игры практически не сочеталась с тяжёлым мокрым мячом, влажным тягучим грунтом и совершенно неуместным ветром. Трусова никогда не отличалась изобретательностью в тактическом аспекте. Она знала банальные основы, интуитивно догадывалась о направлении движения соперника и могла за полсекунды предугадать несколько сценариев развития одного розыгрыша, однако более глубокие и изысканные комбинации не вызывали в Сашиной взрывной натуре интереса. Тем не менее провожая беспомощным взглядом очередной мяч, с характерным звуком пролетающим слишком далеко от неё, Трусова с обречённым вздохом, безмолвно признаёт, что напрасно не слушала столь ненавистные тактические советы. На подкорке сознания вились обрывки коротких наставлений Щербаковой, которые она всё же озвучила своей подопечной накануне матча, однако ничего связного Саша вспомнить не могла. Если обычно Трусова игнорировала советы своих тренеров из упрямства и собственной «осведомлённости» во всех игровых нюансах, то в данном случае Саша впервые не могла сосредоточиться. Усталость от недосказанности, неопределённости, незапланированной ревности и собственных ожиданий помноженных на ожидания родителей, подобно хрустальной переполненной чаше раскололись на тысячи мелких осколков, не подлежащих восстановлению. Содержимое, бывшее когда-то единым, медленно и безвозвратно утекало, лишая девушку сил, которые, к её величайшему сожалению, оказались ограниченными. Мысли Трусовой были везде и нигде одновременно. С одной стороны, перед девушкой маячила реальная текущая проблема в лице неизбежного поражения, но в глубинках сознания билось вполне осязаемое смятение, связанное с внезапным, но в тоже время закономерным, признанием влюблённости. Рациональная часть Саши понимала, что сейчас точно не подходящее время и место для определения дальнейших действий по отношению к своему открытию, что нужно целиком и полностью сосредоточиться на матче, который она обязана выиграть. Однако направить мысли в нужное русло казалось непосильной задачей. Инстинкты её подводили, а мозг не мог преодолеть пелену беспросветного тумана. «Если теннис — это шахматы в движении, то мне поставили детский мат, ещё до выхода на корт». — устало подумала Трусова. — Гейм и первый сет, Чжанг. Монотонный, беспристрастный голос судьи, оглушает Сашу. Только когда сказанные слова повисают в воздухе, до Трусовой доходит осознание плачевности своего положения. Холодный пот струится по измученному телу, пальцы принимаются судорожно теребить струны на ракетке, в то время как глаза хаотично перебегают из стороны в сторону, стараясь зацепиться за что-то реальное. Паника медленно, ползуче растекается по внутренностям, параллизовывая их, заставляя подчиняться первобытному, смиренному страху. Саша чувствует, как тысячи невидимых иголок, готовятся пронзить её органы при одном лишь движении. Трусова пытается вдохнуть, но ощущает, как невидимая пружина в лёгких препятствует поступлению столь необходимого кислорода. Ледяное оцепенение сдавливает горло, воротит желудок, сводит мышцы и в буквальном смысле топит Сашу в своей безмолвной мёртвой трясине. — Время. Судья, восседающий на вышке в дождевике, недовольным голосом, призывает их продолжить игру, в то время как Трусова не имеет представления о том, что ей делать. Мысли наслаиваются друг на друга, смешиваются с обездвиживающим, ослепляющим страхом и упираются в очевидную безысходность. Саше кажется, что она находится не в своём теле. Она искренне старается взвинтить темп игры, вывести упрямую китаянку из зоны комфорта и исправить ситуацию, в которой по своей же вине оказалась, но решать проблемы оказывается отнюдь непростой задачей. Удары Трусовой неточные, движения хаотичные, а внутреннее состояние слишком шаткое. Каждая ошибка вводит рыжеволосую в ещё большее оцепенение, каждое проигранное очко вбивает гвозди в гроб остатков надежды на благополучный исход. На корте нет Саши. Есть лишь жалкий второй номер, неспособный переломить ход игры. «Боже мой, неужели я так тупо проиграю?» — с отвращением к себе подумала Саша, подходя к задней линии. Внезапно небо пронзила молния, а после раздался оглушительный гром. Монотонный дождик, сменился струями настоящего ливня и судья, вскочив с вышки, громким голосом объявил: — Матч останавливается. Счёт 2:6, 1:4, 30-40, на подаче Трусовой. Прошу игроков покинуть корт. Чжанг стремительно бросается к своей сумке и в следующее мгновение исчезает из поля зрения Саши. Трусова ощущает как ледяные капли безжалостно извергаются на её тело, как насквозь мокрая одежда прилипает неподвижным пятном словно вторая кожа, а на глаза наворачиваются непрошенные слёзы. Саша задирает голову к верху, часто моргает, в надежде остановить подступающую истерику, однако она чувствует, как все скопившееся эмоции требуют выхода, рвут плотину и готовятся разрушить её мнимый мир бесстрашной, несгибаемой пофигистки. Flashback. — Не ной. Яростный голос Вячеслава, заставляет маленькую Сашу съёжиться и упереть глаза, с неконтролируемо скатывающимися солёными дорожками, в корт. Она старалась сдержать рвущийся наружу всхлип, который обжигал её лёгкие и заставлял давиться горстями холодного воздухом. Маленькое, крепкое тельце сотрясалось от обиды, разочарования и боли. Трусова билась с соперницей на корте, она билась против взрослых, которые в наглую обманули её на честно выигранные очки, но почему же она должна биться и с родным папой? Саша раздавлена несправедливостью, её иллюзии о благородстве умерли, вера в честность разбита, а сама она уничтожена лицемерием, маскирующим обыкновенное равнодушие. Трусова не понимала ради чего работала, если в конечном итоге самый близкий человек находил её разочарованием. — Я сказал не плачь! — зло гаркнул Вячеслав. Саша дёрнулась словно ей влепили пощёчину, но слёзы и не думали останавливаться. Если до этого девочка плакала из-за поражения, то сейчас она не могла остановиться от того, что на неё кричали. — Посмотри на меня. — велел Трусов. Саша потупила взгляд ещё больше, но в следующее мгновение почувствовала на плечах стальную хватку сильных рук. — Я сказал посмотри на меня! — властным тоном повторил Вячеслав. Девочка резко вскидывает голову и встречается с колючим, пронизывающим взглядом отца. Несмотря на пелену слёз, Саша смотрит яростно, с вызовом. В голове бьётся горестное осознание, того, что отец её не пожалеет и не утешит, не подставит своего крепкого плеча и не примет в случае поражения. Он воспринимает её результаты как свои, смакует победы и сокрушается над поражениями. Сентябрьский воздух был пропитан недавно прошедшим дождём, характерной свежестью и горькой безнадёжностью. Трусова неосознанно бросила взгляд в сторону и увидела мужчину, идущего рядом с мальчиком, по всей видимости его сыном. На спине мужчины был увесистый ранец, а в руке - маленькая ладошка школьника. Мальчик что-то рассказывал и попутно хмурил лоб, уперев расстроенный взгляд под ноги, в то время как папа ободряюще улыбался и терпеливо слушал, изредка вставляю короткие реплики. Сашу пронзил укол ревности к идущему мальчику. Папа поддерживал его из-за пустяковой неприятности, тогда как её отец несколькими словами обесценивал весь её труд. Мужчина с сыном скрылись из виду, оставив Сашу пассивным наблюдателем неизведанной, но от этого не менее желанной, жизни детей не спортсменов. Мозг ударился в философские рассуждения о том какая бы у неё самой была жизнь, если бы Вячеслав не болел теннисом и не был одержим стремлением сделать её первой ракеткой мира. — Никогда не показывай им свою слабость. — стальным голосом сказал Трусов. — Слёзы — это признак слабости, раз проиграла то веди себя достойно, не давай им лишнего повода считать себя никчёмной. Не давай лишнего повода измываться над собой. — Но я не… — попыталась возразить Саша. — Никогда! — перебил Вячеслав. — Ты поняла? От его голоса, по телу Саши поползли мурашки, она судорожно вздохнула, но взгляд не отвела. Глаза папы были полны холодной ярости, праведной жёсткости и пугающей одержимости. Ему нужна чемпионка, а не обычный ребёнок с незамысловатыми, порой глупыми желаниями. Успех для него вымеряется победами, характер стойкостью, а достойность конечным результатом в карьере. Для Вячеслава теннис — это мечта, смысл жизни и шанс на реализацию не воплотившихся юношеских амбиций. Для Саши теннис объект мечтаний, основная (единственная) причина слёз и средство выражения своей сокрытой, но при этом естественной сущности. Но почему же Трусова иногда жалеет о том, что в ещё более раннем детстве ракетка попала ей в руки? — Поняла. — тихо, но твёрдо ответила Саша, не отводя взгляд. С того дня Трусова ненавидит осень, которая ассоциируется с пронзительным ветром, колючим взглядом и собственными слезами, хаотично украшающими влажную поверхность грунта. End of flashback. Трусова горько усмехается, представив реакцию отца на эту жалкую картину, главной героиней которой она стала. Саша устала, чертовски устала играть перед собой без антракта, роль человека, которым никогда не являлась. Несгибаемая Трусова, головная боль всех тренеров, русская рулетка для соперниц, девушка с твёрдым характером и наследственным упрямством, пала жертвой влюблённости в Аню Щербакову. Столь глупая банальная причина, что и озвучить её вслух казалось проявлением иронии в чистом виде. Сейчас Трусова близка к тому, чтобы в очередной раз провалиться в самый ответственный момент, перечеркнуть результат кропотливой работы и уронить свой и без того нестабильный авторитет. Она не простит себе поражения. Только не сейчас. Не когда все от неё ждут другого. — В том, чтобы стоять под дождём, определённо есть романтика, но явно не в этом случае. Саша оборачивается и видит перед собой Аню. Щербакова ёжится и хмурится от дождя, но не останавливается на пути к рыжеволосой. Аня хватает Трусову за локоть и словно податливую куклу тянет за собой. Саша не знает почему так легко разрешила себя увести, отчего так покорно следует за Щербаковой и когда стала слепо доверять. Однако девушка понимает, что выбора у неё нет, а все действия Ани в отношении неё считались по умолчанию правильными. Саша не видит лица Щербаковой, но ощущает её крепкую хватку и чувствует, как участок кожи, за который держит шатенка пылает на контрасте с насквозь продрогшим телом. Аня тем временем не горела желанием задерживаться под естественным, но явно не любимым явлением природы, она тянула по-прежнему деревянную рыжеволосую за собой, не на секунду не замедляя темпа. Помещение было переполнено людьми. Игроки напряженно вслушивались в эмоциональные объяснения тренеров, сопровождаемые интенсивной жестикуляцией, зрители вели аристократические беседы, потягивая горячие напитки, а дети бездумно играли друг с другом и, казалось, вовсе существовали в своём идеальном беззаботном мире. Трусова чувствовала себя оглушённой. Она слышала посторонние звуки, но была опустошена внутренней тишиной, видела размытые цветные оттенки, но не способна была их соединить в целостную картину, в этом непрерывном беспросветном хаосе собственного безличия, тонущем в пустой окружающей суматохе. Всё казалось бессмысленным, а исход матча предрешённым. — Наша восходящая звёздочка не умеет играть головой? Твоя недоработка, Анечка. Или ты сама за столько лет так и не разобралась в такой интересной теме как тактика? Саша перевела пустой взгляд в сторону обладательницы ехидных комментариев и стервозных манер, однако не успела рыжеволосая идентифицировать столь остроумную особу, как грубый твёрдый голос Ани, мгновенно обескуражил любительницу драм и публичных выступлений. — Завали хлебало Загитова, не до тебя сейчас. Алина вспыхнула. Всё её тело вытянулось, брови нахмурились, а в глазах разгорелось пламя одержимой ненависти. Окружающие застыли с интересом, наблюдая за очередным столкновением принципиальных соперниц. Их противостояние началось на корте, но за прошедшие годы давно вышло за его пределы. Они сами судьи в этой игре без правил. — А что такое? — по лицу Загитовой медленно расползлась, ядовитая улыбка. — Надо свою непутёвую ученицу утешить? Она же не умеет выигрывать, только сливаться. Если не справляешься, обращайся, так и быть помогу советом. Или, вон, ребят попрошу. Алина указала взглядом в сторону небольшой компании из молодых теннисистов и теннисисток, которые напряжённо вслушивались в её слова, но почувствовав на себе внимание звезды саркастично растянули губы в улыбке, сопровождаемой надменными смешками. Саша чувствовала превосходство уверенной и энергичной Загитовой, в то время как сама в моральном плане ощущала себя выжитым лимоном, не способным банально защититься от очередной самоуверенной стервы. Такое состояние было странным для рыжеволосой, противоречащим её характеру, уничтожающим её нутро, в корне не правильным. Но мысли Саши хаотичной мозаикой упирались в пустоту и унизительное молчание. Она не знала, что ответить, однако ещё хуже, что она в принципе не хотела отвечать. Театр, который из раза в раз разыгрывала Алина внезапно показался дешёвым, зрители картонными, а само участие в нём бессмысленным. Тем не менее у Ани было другое мнение. Пугающе медленно она приблизилась к Алине. — Не путай берега, Алина. Наши с тобой разборки — это наше дело. Если ты или кто-то из твоих шавок, хоть как-то отвлекут её, или осуществят намерение на то, чтобы испортить ей карьеру, ты узнаешь старую Аню, ту которая тебя уничтожит с тягучим удовольствием и без толики сожаления. Так что не испытывай моё терпение, с годами она может и стало чуточку больше, но отнюдь не безграничным. — чётко выговорила Аня тихим угрожающим голосом, смотря на Загитову в упор. — Ты уже не та Щербакова. Ты никто даже в сравнении с собой предыдущей. Цепляешься за неё, — Загитова перевела небрежный взгляд на Сашу. — чтобы доказать, что чего-то стоишь. Прежняя Аня рассчитывала бы на себя, а не на кого-то, но ты уже не соберёшь то, что разбилось. Не вернёшь свою волю, гордость, надежды. Так и будешь жить в воспоминаниях о том, кем ты была и предположениями кем могла бы стать. Последние слова Загитова произнесла с наигранным сожалением, в то время как глаза источали глубокое удовлетворение. — Да ты так и не поняла. — усмехнулась Аня. — Я не нуждаюсь в одобрении, не плачу в подушку от того, что на моём месте ты, не ищу оправданий. Я двигаюсь дальше. Это ты не можешь справиться с синдромом самозванца оттого и бесишься. Алина шокировано застыла, в то время как Щербакова, взяв Сашу за руку направилась в сторону лестницы. Трусова, удивлённая не меньше Загитовой, молча следовала за Аней, анализируя произошедшую ситуацию. Неужели Аня за неё заступилась? Значит ли это что у Щербаковой тоже есть чувства по отношению к Саше? Или это тривиальная забота тренера о своём подопечном? С каждым новым предположением голова Саши тяжелела и, казалось, вовсе была готова расколоться на части. Девушка настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как оказалась в номере Щербаковой. Трусова осмотрела комнату беглым взглядом, отметив про себя, что на столе шатенки, как и в прошлый раз покоились планшет, раскрытый блокнот и огромное количество исписанных листов. Витал запах кофе, дождя и тепла. В столь обычном номере, Саша впервые почувствовала себя комфортно. Неосознанно зародилась мысль, о том, что её ощущение связанно в большей степени с присутствием хозяйки комнаты, но Саша поспешила эту идею отогнать, опасаясь уничтожения зародившейся крупицы столь необходимого спокойствия. — Ничего не хочешь мне объяснить? — спросила Аня, скрестив руки на груди. — Нет. — коротко ответила Трусова. — Хорошо, тогда я тебе задам вполне очевидный вопрос, — задумчиво начала Щербакова. — почему ты не играешь? — Играю. — быстро сказала Саша. — То, что ты играешь сама с собой я вижу. — усмехнулась Аня. — Но для того, чтобы выиграть нужно играть против соперницы. Думаю, через пару часов вас снова запустят на корт, как по мне этого времени достаточно, для того чтобы настроиться. — У неё брейк-поинт. — хрипло говорит Трусова, смотря на шатенку поражённым взглядом. — Эм… Я следила за счётом. — недоуменно ответила Аня, нахмурив брови. — Ты не понимаешь, Аня! — резко почти истерично вскрикнула Саша, ощущая по новой горящую, сковывающую панику. — Тогда объясни. — попросила Щербакова. Не один мускул на лице шатенки не дрогнул, брови оставались нахмуренными, взгляд уверенным, и твёрдым. Аня смотрела прямо в глаза Трусовой, но не так как это много лет делал папа или все её предыдущие тренеры. От взгляда Вячеслава Саша сжималась в детстве, и за невозможностью проявления слабости, смотрела на него в ответ. Смотрела яростно, отчаянно и ненавистно. Тренеры одаривали её скукой и равнодушием, но в большинстве своём разочарованием. Однако взгляд Ани при всей своей твёрдости, источал сокрытую в недрах шатенки заботу. Присутствие Щербаковой дарило столь необходимое ощущение собственной нужности. Саша чувствовала что она не одна. — У неё брейк-поинт. — упрямо повторила Трусова. — Это я помню. — резонно заметила Аня. — За пол секунды ты его не успела отыграть. — Если я проиграю свою подачу, то это конец! — обречённо воскликнула Саша и принялась судорожно тараторить. — Папа меня убьёт! Я не знаю, что мне делать, у меня ничего не получается, ноги не слушаются, подача не попадает, дождь мешает… — В очередной раз напоминаю, — перебила Аня. — я сидела на трибуне и всё видела, так что не утруждайся жалобами, тебе это ничем не поможет. Лучше объясни, что тебе настолько мешает. — Она делает со мной всё что хочет. — обиженно, словно ребёнок, заявила Трусова. — Пфф. — фыркнула шатенка. — Она делает с тобой то, что ты ей позволяешь. — По-твоему мне доставляет удовольствие проигрывать и всё это терпеть? — вскипела Саша. — Раз терпишь значит доставляет. — пожала плечами Щербакова. — Да ты издеваешься! — с негодованием воскликнула рыжеволосая. — Если тебе это всё не в удовольствие, то будь добра подтереть сопли и перестать себя жалеть. С тобой обращаются так как ты позволяешь, а ты выбираешь что тебе с этим делать. Терпеть и уповать на несправедливость или собрать остатки гордости в кулак и доказать себе, что ты чего-то стоишь. Доказать, что можешь с этим справиться, как бы тяжело ни было. — серьёзным тоном произнесла Аня. — Легко сказать. — закатила глаза Трусова. — Я даже не имею представления как это сделать. — Просто начни и продолжай. Шаг за шагом. Не думай о будущем, которого может и не случиться, концентрируйся на каждом мяче и дорожи им словно он последний. Она выигрывает не потому, что сильнее тебя, а потому что ты ей даёшь это делать. Сократи количество невынужденных ошибок и увидишь, чего она стоит на самом деле. Заставляй её двигаться к сетке, укороченные на мокром грунте будут вообще мёртвыми, но не заигрывайся с ними. Меняй ритм, и, самое главное, не бойся себя на корте. — неторопливо перечисляла Щербакова, всматриваясь во внимательные глаза своей слушательницы. — Как мне не бояться себя, если я всех разочаровываю? — едва ли не прошептала Саша, стыдливо опуская взгляд. — Меня ты никогда не разочаровывала. — после короткой паузы, тихо ответила Аня. Трусова неторопливо подняла взгляд и увидела в искренних карих глазах напротив одну из многочисленных причин своей влюблённости именно в этого человека. Щербакова не говорила о том, что Саша не такая как все, однако её действия заставляли ощутить собственную значимость, в какой-то мере уникальность. Трусовой не хотелось думать о том, как Аня смотрела на своих прошлых учениц, какие наставления им давала и что они испытывали по отношению к ней. В эту секунду прошлое и будущее не оставляли после себя горького, терпкого послевкусия с щепоткой сладости, они безвольно отступили на задний план, позволяя девушкам в очередной раз прожить момент. Момент, который в последствии украсит пожелтевшие листы истории на просторах памяти, а быть может и вовсе удалится с её задворок, который возможно станет почвой для их дальнейших взаимодействий или началом столь желаемого для Саши сближения. — Брейк поинт переводят как переломный момент. — неосознанно вырвалось у Трусовой. — Брейк поинтов по ходу матча обычно много. — заметила Аня, а затем вскинув подбородок, удивлённо спросила. — Или ты хочешь сказать, что у тебя сейчас переломный момент? — Я не знаю. — неопределённо пожала плечами Саша. Рыжеволосая ожидала, что Щербакова посмеётся, отшутится или просто переведёт тему разговора в нейтральное русло, однако Аня в очередной раз удивила. Щербакова резко сократила дистанцию между ними и крепко обняла Сашу. — Какой бы у тебя ни был момент, я рядом. — отчётливым голосом произнесла шатенка возле уха Саши. Трусова прижимается крепче к такой же насквозь промокшей Ане, вдыхает её аромат, ощущает на своей спине её сильные руки и думает о том, что в Щербакову просто невозможно было не влюбиться. Стоя на задней линии несколько часов спустя, Саша коротко выдыхает, а затем принимается постукивать мячом перед подачей. Остатки неуверенности осели в глубинах и по-прежнему вызывали дискомфорт, однако на месте прежней безысходности появилось понимание текущей задачи и необходимых действий. Трусова вспоминает с какой уверенностью на неё смотрела Аня, как она её поддерживала и защищала, и чувствует прилив сил. Подброс, толчок, прыжок, удар. Мяч приземляется в нужном направление, соперница с трудом принимает, после чего Саша спокойно завершает розыгрыш и ровняет счёт в гейме, отыгрывая «переломный» брейк поинт. С каждым движением, уверенность возрастает, контроль возвращается, а невероятная пропасть проигранных очков, начинает стремительно уменьшаться. Трусова вспоминает слова Щербаковой о количестве собственных невынужденных ошибок и с удивлением замечает, что без её «подарков», Чжанг уже не кажется такой непобедимой. Китаянка растеряна, обескуражена и зла на текущее положение вещей, а Саша черпает привычное удовольствие от произведённого эффекта. Саша просто играет очко за очком и наблюдает за тем, как тактическая империя Чжанг и всей элиты тенниса, разваливается под шквалом её любви к Щербаковой. Трусова держит в мыслях каждый Анин совет, периодически бросает взгляд в её сторону и в очередной раз чувствует, как привычное собственническое стремление к победе, уступает место, желанию играть ради Щербаковой. И это чувство окрыляет. Все движения становятся слаженными, словно идеально настроенный инструмент, а мысли впервые за этот турнир осознанными. Внезапно вспоминаются слова Косторной, об особой опасности одиночника, который находит за кого сражаться. Она не может проиграть при Щербаковой. Аня достойна только триумфа. Саша теряет счёт времени. Она на автопилоте меняется сторонами с соперницей, постукивает мячом по струнам, и заставляет себя делать маленькие глотки воды в перерывах. Все мысли девушки сконцентрированы на конкретном мяче, она не зацикливается на счёте, а с непоколебимым спокойствием продолжает играть. Внезапно проскальзывает понимание, того, что матч скоро закончится и уже в её пользу. Однако Трусова отгоняет эту мысль, вспомнив неоднократный негативный опыт преждевременного празднования. Саша втягивает Чжанг в розыгрыш, они обмениваются ударами, не торопясь обострять ритм. Трусова смотрит на положение соперницы и собравшись с духом, резко укорачивает. Она наблюдает за тем, как соперница из всех сил стремится к сетке, но не успевает. Мяч отскакивает один раз, а затем, после мучительно долгой половины секунды, второй. Саша облегчённо выдыхает, когда слышит голос того же недовольного судьи. — Гейм, сет, матч, Трусова. 2:6, 7:5, 6:1. Саша чувствует, как давящий груз спадает, тело расслабляется, а мозг купается в радостном осознании победы. Однако вместе с тем, она ощущает сильную вялость и головную боль. Трусова неторопливо покидает корт неуверенным шагом и оказавшись в помещении, переполненном людьми, чувствует себя ещё хуже. Воздух кажется слишком сжатым, окружающие громкими, а пространство маленьким. — Ну, что волк-одиночка, зубки показала? Трусова оборачивается на знакомый голос и устало улыбается, обнаружив перед собой Алёну. По какой-то причине, её присутствие кажется весьма приятным, а брошенная ранее фраза доброжелательной. — Как видишь. — кивнула Саша. — О, я сегодня многое видела. — хитро улыбнулась Косторная. — Оказывается, я могу играть и головой. — сказала Трусова, наигранно выпячивая грудь вперёд. — Нет, Саша. — покачала головой Алёна. Рыжеволосая уже открыла рот для того, чтобы возмутиться на явное обесценивание её сегодняшнего подвига, как Косторная продолжила, не дав ей вымолвить ни слова. — Ты всегда играешь от сердца. И сегодняшний матч не был исключением. Или будешь убеждать меня в том, что это не так? — Не буду. — вздохнула Саша. — Ты оказалась права. — Можно уточнить, в чём именно? — усмехнулась Алёна. — Да во всём. — махнула рукой Трусова. — Я в себе и не сомневалась. — горделиво ответила Косторная. — Не зазнавайся. — закатила глаза Саша. — О, это у неё случается. Саша и Алёна оборачиваются и встречаются с заинтересованным взглядом Щербаковой. Аня оценивающе разглядывает Алёну, словно ищет какой-то подвох, в сложившейся картине, однако вскоре расплывается в мягкой улыбке. — Я смотрю вы поладили. — Это громко сказано, так парой слов перекинулись. — отмахнулась Косторная. — Ты однажды так со мной тоже парой слов перекинулась, а потом нас тренеры вылавливали из местного бара, прямо накануне матча. — заметила Щербакова, с весёлой искоркой. — Да, было же время… — мечтательно протянула Алёна. Саша с интересом вслушивалась в разговор бывших подруг, пока не почувствовала сильного головокружения. Перед глазами всё поплыло, тело казалось невесомым, а голова, наоборот, слишком тяжёлой. Она ощущала жар и холод одновременно, земля уходила из-под ног и Трусова всерьёз опасалась знакомства с явно дорогим, но отнюдь не чистым полом. — Саша! В следующее мгновение Трусова чувствует, как Аня её подхватывает, а затем облокачивает на ближайший диван. Саше становится слишком холодно, голова тяжелеет и мёртвым грузом опускается, пространство начинает казаться меньше, а люди громче. — Приподними немного голову. — мягко просит Щербакова. Трусова, прилагая неимоверные усилия, выполняет просьбу, а через несколько секунд едва снова не валится на пол, когда чувствует губы Ани на своём лбу. Саше кажется, что это сон или злая шутка воображения, но запах Щербаковой и её холодные губы ощущаются слишком реально, в особенности на фоне безликого, плывущего пространства. Не успевает Трусова сделать вдох, как Аня отстраняется, продолжая её слегка придерживать. — Кажется у неё температура. — недовольный голос Ани выдавал волнение. — Она под дождём находилась практически два часа, вполне могла простудиться. — рассуждала Косторная. — Как же это не вовремя. — покачала головой Щербакова. — Завтра финал, сбить ей температуру порошками или таблетками я не могу из-за допинг тестов, а пускать её на корт в таком состоянии опасно. — Аня, это простуда. Может к утру ей станет лучше. На крайний случай снимется. — предложила Алёна. — Нет! — внезапно громко воскликнула Трусова. — Это же не просто финал, а реванш против Валиевой! Я не за что не снимусь, хватит ей и так халявных побед. Я буду играть в любом случае! — Ох, — тяжело вздохнула Щербакова. — Давай для начала тебя положим, и посоветуемся с Сергеем Викторовичем, а потом решим. — Я сказала, что буду играть. Всё решено. — упрямо возразила Саша. — Пошли ляжешь хотя бы в постель. — раздражённо ответила Аня. — Ну, раз ты так настаиваешь, — неохотно сдалась Саша. — думаю в постели с тобой жарко. Трусова слишком поздно поняла, насколько двусмысленно прозвучала последняя фраза, однако её уставший организм был неспособен на смущение, оправдание или извинение. Саша красноречиво приложила руку к лицу, под заливистый смех Косторной. — Ты даже не представляешь насколько. — прошептала Аня прямо на ухо рыжеволосой. Трусова растеряно поморгала, а затем, когда смысл сказанного уложился в явно не трезвой голове, ощутила ком в горле и напряжение в теле. — Хах, ладно пошла я. Ты давай приводи её в порядок, только смотри чтобы она на корт в принципе смогла выйти после твоих народных методов лечения. Я же тебя знаю. — подмигнула Косторная. — Скройся с моих глаз! — возмутилась Щербакова. Саша не думала, что настолько быстро окажется в кровати Ани, однако положение, в котором она находилось и не подпадало под категорию завидных. Трусову колотила дрожь, лёгкие горели, а голова, казалось, вовсе отделилась от тела. Сергей Викторович принёс аспирин и непонятно откуда найденный лимон, потрепал Сашу по голове и пожелав Ане терпения, удалился. Трусова ненавидела болеть в особенности на турнирах, когда приходилось лечиться в буквальном смысле на чае с лимоном и собственном духе. Тем не менее желание победить Валиеву было сильнее, чем ломота в костях, боль в горле и пульсация в висках. Саша очень надеялась, что к утру будет чувствовать себя относительно здоровой несмотря на то, что на данный момент она в принципе не могла подняться с кровати. Ухудшил и без того ужасное состояние рыжеволосой, полуночной визит ожидаемого для Щербаковой, но от этого не более приятного для Саши, гостя. — Ты что-то хотел, Жень? — спросила Аня, не впуская парня в комнату. — Я слышал, что ты завтра уже уезжаешь, поэтому хотел пригласить на ужин. — ответил Семененко вежливым тоном. — Не получится, Саша приболела. — сказала Щербакова, кинув быстрый взгляд в сторону неподвижно лежащей Трусовой. — Ты думаешь, твоё присутствие ей поможет? — озадачено выгнул бровь Женя. — Я знаю, что должна быть с ней. — ответила Аня после короткой паузы. — С каких пор, ты заботишься о ком-то кроме себя? — прищурился Женя с лукавой улыбкой. — С тех пор как перестала бояться брать на себя ответственность. — невозмутимо выговорила Щербакова. — Когда мы встречались, ты этого делать не горела желанием. — задумчиво обронил парень. — Наши отношения в принципе не подпадали под данное определение. — пожала плечами Аня. — Для меня подпадали. — тихо сказал Семененко. Саша с удивлением уловила в его голосе надломленность, грусть и обиду. Трусовой было сложно поверить в то, что мечта большинства девушек, лидер мирового тура и просто весьма привлекательный парень стал настолько ранимым и уязвимым в присутствии Щербаковой. С одной стороны, Саша чувствовала облегчение от осознания что не она одна была наповал сражена харизмой шатенки, однако с другой, перспектива иметь конкурента за сердце Щербаковой в лице её бывшего, выказывавшего серьёзные намерения, являлась в высшей степени малопривлекательной. Саше стало в самом прямом смысле тошно, когда её неуместное воображение стало рисовать совместные сцены этих двоих. Того как они просыпаются вместе, целуются, отдаются любви… Трусова резко помотала головой в попытке стряхнуть это отравляющее веяние, однако в следующую секунду перед глазами всё стало расплываться, и Саша в очередной раз пожалела о поспешности своего действия. Простуда ослабила организм девушки и сделала её похожей на безвольное податливое растение. Саше казалось, что её мышцы за одно мгновение полностью атрофировались, в то время как мозг тонул в непрерывном круговом потоке. Комната вращалась вокруг рыжеволосой, тогда как девушка не имела возможности пошевелиться. — Сейчас не время вдаваться в лирику. — заметила Щербакова. — По-твоему шести лет недостаточно, для того чтобы поговорить откровенно и разобраться в том, что произошло? — возмущённо воскликнул Женя. — Ты же прекрасно знаешь, что произошло. — пугающе спокойно ответила Аня. — Я не… — начал Семененко. — Женя, — резко перебила шатенка. — мне некогда. У меня Саша с температурой и хроническим упрямством, а ты стоишь и воротишь то, что было, чёрт знает сколько лет назад. Если тебе нечем заняться, то иди к своим фанаткам, уверена они не обделят тебя вниманием. — Хах, у тебя тоже никогда не было проблем с вниманием, Анечка. Ни тогда, — Женя стрельнул взглядом в сторону Трусовой. — ни сейчас. Вот только твоё внимание слишком тяжело привлечь. Ты ведь всегда в себе, никого не подпускаешь, никого не видишь. — Я тебя подпустила. — ответила Щербакова с грустной усмешкой. — И допустила ошибку. Скажу честно опыт малоприятный, повторять не хочется. — Аня, я не понимаю… — озадаченным голосом пролепетал Семененко. — Тебе пора, Женя. Прежде чем горе-романтик начал очередной монолог, состоящий из риторических вопросов, Аня захлопнула дверь. В комнате повисла тишина. Если бы Саша находилась в лучшей форме, она бы не упустила возможности, расспросить шатенку о подводных камнях, столь интересного диалога. На крайний случай разыскала бы Алёну и в своей фирменной элегантной манере поинтересовалась бы о чём говорили двое бывших. Однако единственное о чём могла мечтать на данный момент Саша, чтобы её организм работал в привычном режиме, который не предполагал наличие температуры, кашля и головокружения. Трусова свернулась в позу эмбриона, замотавшись предварительно одеялом, но всё равно ощущала как содрогается тело, стучат зубы и накатывают волны воротящего беспамятства. — Как ты? Тихий, обеспокоенный голос Ани, звучит для Саши непривычно громко. Рыжеволосая приоткрывает глаза и с вымученной улыбкой отвечает: — Да нормально, хотя бывало и лучше. — Будешь мерить температуру? — В этом нет смысла, я и так знаю, что она есть. Щербакова несколько секунд молчит, а затем ложится на кровать, и стягивает одеяло с дрожащей Саши. Трусова уже открыла рот для того, чтобы возмутиться, как в следующее мгновение Аня накрылась тем же самым одеялом и крепко прижала к себе рыжеволосую. — Говорят, тепло человека, лучший способ согреться. — просто ответила Щербакова, запуская свои длинные пальцы под толстовку Трусовой. Аня принялась растирать спину Саши, стараясь разогнать кровообращение, в то время как Трусова буквально забыла, как правильно дышать. Ощущать на своём оголённом участке кожи, быстрое перемещение руки Щербаковой было слишком приятно. Девушке казалось, что дрожь от простуды отступила, оставив после себя содрогания от порывистых движений Ани. Саше слишком нравилось быть настолько близко с шатенкой, нравились чужие руки на своей спине и короткие выдохи шатенки. — Так лучше? — с лёгкой хрипотцой спросила Аня. — Намного. — неосознанно вырвалось у Саши. — Хорошо. — усмехнулась Щербакова. — Сейчас тебя ещё немного разотру и приложим мокрое полотенце. Если удастся за ночь сбить температуру, то думаю утром ты должна чувствовать себя получше. — Я доверяю тебе. — слабым голосом ответила Трусова и прикрыла глаза, неосознанно наслаждаясь прикосновениями своего тренера. Саша обрывисто помнила, как Щербакова по минутам прикладывала ей на лоб мокрую тряпку, укутывала в несколько одеял и насильно мерила температуру. Трусова хотела как-то отблагодарить Аню, но все её слова представляли собой неразборчивое бормотание, тонущее в атаковавшем мозг бреду, и Саша вскоре оставила эти попытки до лучших времён. Когда Трусова очнулась в очередной раз, Аня крепко спала, обнимая её одной рукой. Саша изучающе рассматривала усталое, но от этого не менее милое лицо шатенки, стараясь запомнить в этой безмятежной секунде каждое очертание доступное её органам чувств. — Ты для меня всё. — едва различимо шепчет Саша, невесомо целуя кончик носа, спящей Щербаковой. Трусова не думает о значении сказанных слов и грядущих последствиях, в первую очередь для самой себя. Она чувствует, как все блокаторы отступают в туманной пелене беспамятства, внешней дрожи и внутреннего пожара, как спокойствие волнами окатывает уставшее тело, а мёртвые бабочки оживают от тёплого дыхания Ани. Саша уверена, что движущей силой её действия была простуда, поразившая организм, а Щербакова крепко спала и ничего не слышала. Успокоенная правдоподобными оправданиями и логическим заключением, Саша прикрывает глаза и погружается в некрепкий поверхностный сон, даже не подозревая, что во всех пунктах ошиблась.