Идол

Миша отрывается от гитары, внезапно обнаружив, что сидит один. С кухни слышен бубнёж и улица. Значит, эти двое свалили курить. Миша сам себе не может объяснить, почему крадётся как воришка. Ответ находится в окне кухни. Эти двое просто стоят рядом, ничего такого, чего бы Миша ещё не видел, но Реник висит у Князя на плечах и бухтит на ухо с такой ласковой ухмылочкой, что непонятно, чего хочется больше: ретироваться или, наоборот, по-свински влезть между ними. – Мих, иди сюда уже, хорош там топтаться. – Андрей выворачивается из полуобьятия и отходит на шажок. Очень маленький шажок по мнению Миши. Обидно. Миша вообще-то старался быть тише, рассчитывал, что не заметят. – А вы же ну это. А я не это, – слова разбегаются, Миша сдаётся своему языку и пытается утечь обратно. Реник неожиданно рявкает: – Стоять! Сюда иди, заебал. У Андрея прыгают брови. Андрей не знал, что этот плюшевый лось так может вообще. Хочется самому прижать уши и, наверное, чем-нибудь повилять на всякий случай. Миша, тоже вздрогнув, на импульсе плывёт к окну через маленькую кухню и внезапно встревает, не доплыв. Реник дотягивается и дёргает за футболку на себя, устраивает как в лесу, спиной к груди. Миша снова ловит то благостное ощущение прикрытой чужим теплом спины. – Никто не собирается тебя за член хватать, – добавляет Рене уже тише, склоняясь очень близко. – Это, блять, не так работает. – На, – впихивает прямо в губы свою запалённую сигарету. – Кури, раз пришёл. Миша по инерции перехватывает сигарету, тянет и выдыхает дым, зависнув второй рукой в воздухе, чтоб не коснуться кого-нибудь. Одна сашина рука плотно лежит под грудью, вторая кошачьей лапкой размеренно мнёт бок. Большой такой уверенной кошачьей лапкой. Миша присмиревший, не шевелится, почти не дышит. Но лицо Саши над мишиным плечом растерянное, будто он сам не рассчитывал, что сработает. Андрей несколько секунд наблюдает этот перформанс и делает шаг навстречу. – А как? – шелестит Миша. Андрей медленно поднимает руку – как к дикому животному подходить, ей-богу – и кладёт ладонь на щёку. Миша почти не дёргается. Саша неверяще улыбается из-за плеча, осторожно забирает из замерших пальцев сигарету и прижимает Мишу сильнее. А тот больше не чувствует тела, кроме точки, где его касается Андрей, смотрит невозможными своими глазами в лицо напротив и забывает моргать. – Знаешь. Миша. У древних греков было проще, – вкрадчивым шёпотом заводит Саша, трогая носом потеплевший краешек уха. – Есть легенда про священный отряд из Фив... – Бля, – роняет Андрей, закатив глаза, – интеллигентский бубнёж как прелюдия. Оцепенение трескается, Миша фыркает, сбрасывая электричество, но больше ничего не успевает. Андрей в одно движение сминает оставшееся расстояние и прижимается губами к губам. Просто секундное прикосновение, и Миша начинает брыкаться по-настоящему, упираясь руками Андрею в грудь. Отпрыгивает сразу, как отпускают. – Всё-всё. Не держу. – Реник с Андреем разом вскидывают руки, отступая. Миша хлопает глазами на эту синхронную пантомиму, трогает губы. – Да ты, – задыхается Миша от возмущения, тыкая пальцем куда-то между ними. – Вы! – ещё судорожный вдох. – Я вас! И, так и не вспомнив нужных слов, пятится с кухни обратно к гитарам. – Блять, – Саша пытается рвануть следом. – Щас свалит же. Андрей дёргает его за рукав: – Не свалит, – выглядит Андрей как выживший в катастрофе, хотя и почище, смотрит замученно и упирается лбом Саше в грудь. Саша обнимает, мелко качает из стороны в сторону. – Ну чего ты? – Андрей трётся лбом о свитер. – Ты, Дюш, очень смелый, – легко целует в лохматую макушку, – но предупреждай в следующий раз, у меня чуть сердце не встало. Андрей давит нервный смешок, отлепляется с усилием, встряхивается как мокрый пёс. – Ну не встало же, – и по-хулигански искря глазами, быстро проезжается ладонью по сашиной ширинке. – Пошли. А то реально щас наварит Горшочек и сбежит. Саша хихикает и перед тем, как выйти из кухни, зажимает его у дверей, лезет целоваться как положено, мокро и со всем аффектом. Андрей совсем очухивается, отвечает с обычным своим живым задором, сыто улыбается в ответ. В комнате Миша сидит, отгородившись гитарой, и ожидаемо делает вид, что так и было. Эти двое загадочно переглядываются и снова пристраиваются в работу. * * * – А чё ты начал за легенду про отряд? Ну. – Миша, не глядя на Рене, с несвойственной ему плавностью откладывает гитару. – Там. – И рассматривает свои руки на коленях. Андрей, терзавший в сторонке тетрадку последние полчаса под переборы двух гитар, вскидывает голову так резко, что чувствует, как колыхнулись мозги внутри черепушки. Рене отрывает руку от грифа и хлопает по дивану рядом с собой, подзывая. Любопытство, Миша, сгубило кошку. Пойдёт? Не пойдёт? Миша, конечно, идёт. Мише же только что пообещали историю. Рене, продолжая перебирать струны, тихо заводит про своих древних греков. Андрей отсчитывает про себя, на какой секунде Миша обматерит сказочника и даст дёру. Но тот слушает. Стойко переносит Плутарха, жертвоприношения Эросу, дружбу мужчин в строю. Где-то на этом моменте Андрей начал подозревать, что Реник так флиртует, когда тот заливал это всё самому Андрею. Но историю тогда вежливо дослушал. Горшок же слушает, как будто не чуя подвоха. На строе, сплочённом взаимной любовью, Андрей задерживает дыхание. Вот сейчас. Миша сидит. Миша дослушивает аж до Геракла с Иолаем и на платоновском боговдохновенном друге вдруг смотрит на Рене и спрашивает: – И как? Работало? В смысле. – Неопределенно машет рукой. – В смысле, сражаться лучше получалось? Андрей откладывает тетрадку и мелкими скользящими шажками подбирается к дивану. – Ну. Наверное, раз такая легенда дожила аж до наших дней. – Почему легенда? Это же, типа, сказка. А это на самом деле было. Андрей присаживается на подлокотник. Миша, всё ещё поглощённый историей, ничего вокруг не замечает. – Мих. Понимаешь, это настолько давние события, что уже невозможно ничего точно ни подтвердить, ни опровергнуть. – Саша на Андрея тоже не смотрит усилием воли, откладывает гитару и склоняется к самому мишиному уху. – Но легенда впечатляющая: воины, готовые погибнуть, но не опозориться перед возлюбленным. – Бля! – Миша внезапно обнаруживает Андрея с другой стороны, но вскочить не успевает – с обоих сторон прижимает тепло. Желание куда-то рваться мгновенно пропадает. Пока Миша собирает в голове правильные слова, повернувшись к Андрею, Саша убирает его волосы, утыкается носом в шею и обхватывает ручищей, доставая до андреева бока дурацким детским каким-то щипком. Андрей хихикает. Весь саспенс сыплется. Миша смеётся следом. – А у вас работает? – оборвав смех, серьёзно спрашивает Миша у Андрея. – У нас работает, – подтверждает Андрей и обнимает с другой стороны, стекая ладонью на бедро. И целует. Теперь по-настоящему. Мокро вылизывает рот, легко прикусывает нижнюю губу, его любимую вообще-то. Похер. Всё похер. Андрей всеми ниточками души понимает Сашу, спустя столько времени уже сил никаких нет терпеть. За такое не жалко и по морде получить. Миша, потормозив несколько секунд, отвечает. Обнимает ладонью лицо, лезет языком, колется щетиной. И от одного этого факта, что отвечает, не сбегает, в голове цветной туман. Андрей с нажимом ведёт руку выше и у самой ширинки сталкивается с загребущей ладошкой Саши. Вдруг Миша прямо в поцелуй издаёт задушенный писк и отрывается: – Чё он у тебя кусается? – Всё-всё, не кусаюсь, – Саша зарывается в мишины волосы, удобно отодвигая, и прикипает губами к месту укуса. Андрей слегка шлёпает его по руке, чтоб не мешал дёргать пуговицу. Но Саша, конечно, не унимается и лезет Мише под футболку. Мише, плотно стиснутому с двух сторон, жарко, неохота придумывать почему надо встать и уйти. Зачем отбиваться, если так хорошо, если так спокойно. Миша, прикрыв глаза, плывёт в тёплом первозданном бульоне, чувствуя себя инфузорией. Сашина рука под задранной футболкой идеально чувствительно прихватывает грудь, жёсткая подушечка проезжается по соску, заставляя вздрогнуть, Миша поворачивается к нему и сам тянется целовать. Саша, не отрываясь, кидает лукавый взгляд на Андрея. У того что-то страшное делается с лицом: вот только что был залихватский опёздал, и вот уже тёмный реверс. Смотрит на обоих так, словно сожрал бы прямо сейчас, если бы руки не были так заняты ощупыванием мишиного члена через бельё. У Андрея был миллион фантазий про Мишу, чуть поменьше про Сашу, но ни одной про них обоих сразу. Миша глотает прорвавшийся стон на особенно приятное движение в штанах, и Андрей решает, что это всё. Пропадай оно всё пропадом. Ничего он не даст больше никуда откатить. Андрей стекает на пол, пихая михины колени в стороны, тянет резинку под яйца. Миша, отрвавшись от Саши, осоловело пялится на Андрея между своих ног и даже пытается мотнуть головой в отрицании, но Рене шепчет в самое ухо: – Всё хорошо. Просто смотри. Миша смотрит. Во все глаза смотрит, как Андрей широким мокрым языком лижет головку и сразу же забирает в рот, сколько получится. Стонать Саше в плечо охуенно, чувствовать его руки в волосах на затылке и под футболкой на груди охуенно. Чувствовать горячечный рот Андрея на своем члене – самое охуенное, что Миша вообще знает. Он облизывает, скользит губами, втягивает щёки как совершенство. Мише осталось ещё одно удачное движение, ещё одно чувствительное прикосновение языка. Саша тянет его за волосы от себя и повторяет: – Смотри. Андрей выпускает член, смотрит снизу влажными глазами, двигая рукой в идеальном ритме. Миша смотрит и не может оторваться от киношно ярких припухших губ, собственной руки в растрёпанных волосах и не может объяснить, как она там оказалась. Андрей сжимает пальцы сильнее, проезжается большим под головкой, и Миша проваливается, слепнет, глохнет, забывает человеческую речь. – Дюх. – Миша с трудом вспоминает, как ворочать языком, жмущийся к боку Саша вообще не помогает. Андрей широко облизывается, собирая сперму с губ, на сколько хватает языка: – Жив? – Бля. Андрей ржёт и идёт на кухню умываться. И десяти минут не прошло, в комнате никакого напряжения. Слышна гитара, Миха уже бубнит Ренику за древних греков: – Это хуйня, на самом деле, спартанцы твои. Любовь она же не для войны, понимаешь, да? Андрей останавливается на пороге и разглядывает картинку: Рене лежит головой у Горшка на коленях, Горшок перебирает его кудри и безотчётно поглаживает плечо. Рене держит на животе гитару, прикрыв глаза, бездумно трогает струны. Андрей в два шага подходит к дивану, плюхается верхом Рене на бёдра, выбивая из него выдох пополам со смешком: – Чё? Обжимаетесь тут без меня?