Тёмная судьба

Арадэль родила мне сына. Мальчик был похож на неё и на меня одновременно: чёрные волосы, тёмные большие глаза, светлая, очень бледная кожа, высокий лоб, тонкое благородное лицо, высокий рост. Первые пять лет его жизни я любовался им, а потом начал замечать тревожащие меня признаки: мальчик был также угрюм и неразговорчив, как я сам, также горд и неуступчив, своеволен и нетерпим. Да, страшная судьба ему уготована провидел я. Да и не надо быть провидцем для того, чтобы предсказать судьбу ребёнку с таким нравом, как у него, и у меня. Неужели он повторит мой путь? Я не допущу этого. Шли годы, мальчик рос. В день его двенадцатилетия, я нарёк ему имя – Маэглин. Конечно же я знал, что мать называла его как-то по -своему, ведь она была дочерью Нолдор, а у них детям дают имена сразу после рождения, а не по достижении ими двенадцатилетнего возраста, возраста, когда мальчик становится юношей, а девочка превращается в девушку. Конечно, куда им до древних обычаев этим предателям?! С Арадэлью мы с каждым днём отдалялись друг от друга. Она часто просила меня отпустить её во внешний мир повидать родичей, этих проклятых Нолдор. Я раз за разом отказывал ей в этой просьбе. И в конце концов она тихо возненавидела меня. Она возненавидела, а мне стало безразлична её судьба. Теперь я всё чаще и чаще стал уходить в горные крепости гномов, сходиться с их женщинами и с женщинами людей. В городах гномов до меня доходили грозные вести о судьбе моего друга и побратима Хурина Талиона. Он женился, ушёл на войну с Морготом, где погиб его брат, а сам он попал в плен и теперь томился в темницах Моргота. Его жена родила ему троих детей, одна из которых, девочка, умерла маленьким ребёнком, семилетний сын был тайно отправлен в Дориат под защиту магической завесы Мелиан, а дочь, так похожая на своего отца, жила с матерью Морвен в нищете в родовом замке в землях Хитлума, где-то на юго-востоке этих северных земель. Гномы говорили, что якобы слыхали от самих прислужников врага, которые любили этим хвастать, что Хурина не просто пытают в подземельях Ангбанда, а что его проклял сам Моргот и его и его род, и теперь он, Хурин Талион, навечно прикован к каменному креслу на вершине самой высокой горы на самом северном краю мира, и цепи эти зачарованы так, что ни порвать, ни вырваться из них невозможно, и не умереть, ни уснуть человек в них не может. Зрение и слух Хурина были обострены Морготом так, чтобы он видел и слышал всё, что происходит далеко вокруг, чтобы узнавал он о бедах, постигших его семью и его народ, ибо бессильная ярость и горе должны стать его мучителями на долгие годы по замыслу Моргота. О Хурин, если бы я мог, если бы мог помочь тебе! Но я бессилен против Моргота. В дни своих странствий я много общался с людьми, но никого из них я не мог полюбить также сильно, как Хурина. Невольно я сравнивал каждого из них с ним, и сравнение всегда было не в их пользу. Грубые, алчные – люди не вызывали в моём сердце ни единого светлого чувства, а лишь глухую злобу. А тем временем Маэглин рос, и я стал брать его с собой в подземные пещеры гномов. Как же я жалел, что не могу показать ему великолепия подземных чертогов чёрных гномов, но мальчику хватало впечатлений и в Наргатронде. Так проходили годы, пока однажды Маэглин не стал расспрашивать меня о Гондолине – чудесном сокрытом граде Нолдор, окружённым со всех сторон кольцом гор, где не жаловали случайных путников. Кажется, только Хурину и его брату Хуору было позволено не только посетить этот город, прожить там год, но и вернуться живыми во внешний мир, и даже клятва вечного молчания о том, что они видели, была слишком малой ценой для такого дара со стороны короля Тургона Гондолинского. Самому мне никогда не хотелось взглянуть на этот город из камня. Я ненавидел города, и никакие рассказы Арадэль о своей родине не могли заставить меня полюбить её город и её народ. Когда Маэглин впервые заговорил со мной о Гондолине, я отшутился. Но расспросы повторялись, а потом за ними последовали просьбы отпустить его с матерью в Гондолин или хотя бы выпустить из зачарованного леса, ведь без моего дозволения никто не мог покинуть моих владений. Вот тогда я и перестал брать Маэглина с собой в дальние походы. И это оказалось роковой ошибкой с моей стороны.