По обе стороны

      Морфей, несмотря на глубокую ночь, упрямился и забирать в свои мягкие объятия, дарящие безмятежность, не спешил. Адриан, отчаявшись сомкнуть веки, покинул постель, набросил на плечи рубашку и спустился в бар, расположившийся на первом этаже небольшого отеля, куда он заселился вместе с Хлоей. Сама Буржуа в соцсетях в последний раз засветилась четыре часа назад и, судя по всему, мирно спала. Беспокоить подругу Адриан не стал и заказал одну порцию коньяка. Крепкий алкоголь он не любил, но сейчас организм требовал принудительного расслабления.       Согрев горло глотком терпкой горечи, он отодвинул стакан на край барной стойки и направился к выходу. Разглядев в глубине внутреннего дворика отеля одинокую скамейку, он зашагал туда. Присев, Адриан затянулся и выпустил в чёрно-фиолетовый ночной воздух струйку сизого дыма. Стало чуть спокойнее.       Он бы и рад не думать о напрасной встрече с Габриэлем, но последняя фраза мгновенно въелась под кожу. Завязывать новый спор Адриан не стал, но отца в ту секунду, когда он крикнул ему в спину про Маринетт и её тайны, хотел разорвать на куски голыми руками. Умом понимал, что действовать нужно тонко и незаметно, но душа рвалась поставить на место каждого, кто осмелился портить его жизнь.       Нет, Адриан не ждал, что Маринетт все эти два года будет горевать и хранить верность погибшему человеку. Он понимал, что она имела право если не на вспышку страсти, то на надёжное плечо рядом. Однако регулярные поездки Хлои в Париж доказывали обратное. Маринетт даже не помышляла о новых отношениях. Но с вмешательством в её жизнь Габриэля что-то изменилось.       Выбирать из многочисленных вариантов не приходилось. Адриану упрямо лезла в голову одна картинка – как отчаявшаяся Маринетт отказалась бороться, как приняла силы от Монарха, как добровольно отдала серьги. И злейший враг, а по совместительству его отец, существенно продвинулся вперёд и наверняка несказанно радовался, что до безоговорочной победы ему остался один шаг – присвоить кольцо Кота Нуара. Другой вопрос – мог ли он хотя бы предположить, что Плагг вернулся к прежнему хозяину?       Сердце зачастило. Паника угасла лишь когда Адриан из захвативших его кошмаров вынырнул в реальность, где всё складывалось несколько спокойнее. Серьги Леди Баг успели побывать у Альи Сезар, Аликс Кюбдэль и теперь осели в руках Хлои Буржуа. Вряд ли кто-то из девушек добровольно переметнулся бы на сторону Монарха. Это означало одно – ещё не всё потеряно, ещё можно бороться. И за мир в Париже, и за спокойную жизнь, и за Маринетт. Адриан шумно выдохнул и отбросил недокуренную сигарету.       Сознание его не щадило. Одну отступившую мысль сменила другая, не менее неприятная, та, что пронзила грудь и прошла навылет. Его собственные наблюдения доказывали, что Маринетт действительно проводила немало времени в отцовском доме. Но зачем она туда приходила? Ностальгировать по прежней жизни, помогать Габриэлю в воплощении его планов или же отогреваться в его постели? Адриан был готов принять любые закрутившиеся отношения и даже скорее верил, что, вернувшись однажды, узнает, что Маринетт взяла фамилию Куффен. И в глубине души испытывал колоссальное облегчение от мысли, что пока его нет рядом, её будет поддерживать кто-то по-настоящему преданный. Но реальный расклад шокировал. Луку Маринетт не то что не подпустила к себе, а даже обвинила в трагедии. Зато с истинным виновником умудрилась сойтись.       Адриан обхватил себя за плечи. Холодные объятья ночи не дарили спокойствия. В висках пульсировало осознание – сон не придёт, пока ситуация не прояснится окончательно. Неизвестность пугала, заставляла бороться с ознобом, но возвращаться в номер Адриан решительно не хотел. Его путь лежал в квартиру Маринетт.       Он и сам не до конца понимал, на что рассчитывал, когда пробирался тёмными дорожками к дому, где провёл немало счастливых дней. Маринетт могла крепко спать, могла ночевать не в своей постели, могла просто отказаться с ним разговаривать без всяких аргументов. В этой, в новой жизни, они были друг другу никем.       Но всё же после его короткого, даже осторожного стука дверь распахнулась. Маринетт, не проронив ни слова, пригласила Адриана на кухню. Мягкие лучи, исходящие от небольшого светильника, озаряли лишь небольшую часть помещения, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, что Маринетт утомлена, истощена физически и морально, что нуждалась в Адриане, как и в прежние годы с одной лишь разницей – теперь она не могла свободно говорить о своих потребностях вслух.       – От тебя пахнет сигаретами, – чуть механическим голосом произнесла Маринетт, усаживаясь за стол. – Раньше ты не курил.       Адриан виновато прикрыл рот ладонью, но быстро сообразил, что табачный запах, окружавший его последние полтора года, уже прочно въелся в кожу и волосы.       – Жизнь вдали от тебя и дома далась мне тяжело, – он побарабанил пальцами по столешнице. – Но если тебя это смущает, то…       – Нет-нет! – перебила Маринетт, уже догадываясь, что сейчас Адриан клятвенно пообещает ей завязать с вредной привычкой. – Ты не обязан под меня подстраиваться.       Разговор, который должен был стать ключиком к спасению для истосковавшихся по взаимности душ, не клеился и обрывался после пары-тройки нейтральных, ничего не значащих фраз. Адриан не мог понять, что за непреодолимая сила тяготит его и мешает выложить всю правду о собственном исчезновении. Он чувствовал себя откровенно чужим, лишним, выжившим по ошибке. Казалось, его место теперь по другую сторону океана.       Маринетт не чувствовала ничего кроме пустоты – ни боли, ни сожаления, ни даже вины. Ей было в чём покаяться. Она за последние два года собрала все возможные грехи: обвинила и возненавидела невиновного, предала силу, что дарили ей магические серьги, узнала величайшую тайну врага, но вместо спасения мира от безумства примкнула к нему, сама спровоцировала порочную связь и поставила крест на чистой любви к Адриану.       Стрелки часов отмеряли минуты. Маринетт казалось, что из неё с каждым едва слышимым щелчком выкачивают жизнь, но ничего для спасения собственной души она не предпринимала, а просто ждала, когда Адриан, осознав неловкость ситуации, встанет и закроет за собой дверь. Но он не двигался.       – Ты же понимаешь, что как прежде уже не будет, – Маринетт подняла на него уставший взгляд.       – Да, – Адриан кивнул. – Но нам необходимо поговорить, высказаться, выслушать друг друга.       – Как видишь, пока получается отвратительно, – Маринетт изломано усмехнулась.       – Но ведь спешить нам некуда?       В голосе Адриана сквозила надежда. Он всегда отличался завидным оптимизмом, и Маринетт это ценила. Настрой любимого прежде не позволял ей опустить руки. Теперь же казалось, что всё окончательно потеряно. Слишком много ошибок давило на её хрупкие плечи.       – Я могу всё объяснить, – продолжил Адриан. – Каждый свой шаг, каждое решение.       – Я верю тебе, – Маринетт прикрыла веки, чтобы не расплакаться. – Но, боюсь, что я не смогу объяснить всего.       Адриан примолк, разглядывая причудливые тени на стене. В глубине души он понимал, что подобрался к самому сложному для них двоих вопросу. Ему не хотелось требовать ответов и тем более извинений. Маринетт была вольна принимать любые решения. Но факт, что она сблизилась с его отцом, удручал. Неужели из всех свободных мужчин Парижа лишь он смог внушить ей уверенность в завтрашнем дне? Что такого предложил ей Габриэль, что она, наплевав на принципы, переступила порог его дома и стала в нём слишком частой гостьей?       В искренность чувств отца Адриан не верил. Их последний разговор лишь доказал, что в его душе превалирует сущность Монарха – беспринципного и жестокого, безжалостно шагающего по головам и даже не оглядывающегося на тех, кого он оставлял позади. Адриан знал – наступит день и Габриэль переступит через Маринетт, оставляя её задыхаться от боли. А она нового предательства не выдержит.       – Поделись со мной, что тебя тревожит? – Адриан сместился со стула на пол и присел возле коленей Маринетт, но касаться её побоялся. – Мы найдём решение. Вместе.       Но она лишь качала головой, давая понять, что намерения Адриана в нынешней ситуации слишком уж наивны.       – Не могу, – сдавленно прошептала Маринетт. – Даже если я ограничусь основными фактами, не вдаваясь в подробности, ты… – она прервалась, чтобы сделать глубокий вдох, – оставишь меня. Разочаруешься во мне. Сочтёшь, что я тебя предала. И будешь прав.       Адриан, уже понимавший и видевший слишком многое, знал, какой ценой Маринетт давалось каждое слово. Ему было больно смотреть, как она сводит брови, как впивается ногтями в ладони, как ненароком закусывает краешек губы. И как прячет терзания под маской мнимого благополучия. Он боялся её спугнуть, боялся навредить, боялся подойти слишком близко, но держаться в стороне больше не мог, поэтому осторожно погладил кончиком пальца обнажённое колено. Не почувствовав сопротивления, он наклонился ближе и поцеловал тёплую кожу, следом прижавшись лбом.       Первые минуты Маринетт не шевелилась. Адриан уже приготовился отстраниться и прокрутил в голове слова извинений, как вдруг почувствовал на затылке осторожное прикосновение. Пальцы Маринетт дрожали, но она принялась перебирать его волосы, как делала это сотни раз прежде – в прошлой жизни.       Адриан стиснул зубы. Ему хотелось плакать. Рыдать, как беспомощному ребёнку с разбитым коленками. Но он понимал, что не имел морального права на слабость. Маринетт вряд ли стало бы легче от его слёз. Эта мысль отрезвила и заставила взять себя в руки. Оставив ещё один короткий поцелуй, он поднял взгляд вверх.       – Я не уйду, – прошептал он. – Даже если ты скажешь мне, что вынашиваешь в голове планы по уничтожению мира. Мне пришлось бросить тебя, обречь тебя на страдания. Я не сделаю это дважды. Потому что я лю…       Тонкий палец, решительно прижатый к губам, не позволил признанию прозвучать.       – Знаю… Но я больше не имею права слышать эти слова от тебя.       Маринетт трясло. Адриан был рядом с ней. По-прежнему жил ради неё, во имя неё. Словно и не пролегли между ними эти ужасающие два года одиночества. Но игнорировать перемены она больше не могла. Невинные, но такие желанные касания губ и пальцев к её коленям возвращали в безмятежное прошлое, бьющиеся в голове мысли направляли в туманное будущее. Перед Маринетт стоял выбор, и она беспокойно металась между убивающей её изнутри совестью и слащавым привкусом мнимого счастья.       Ночь теряла силу. Первые рассветные лучи уже озарили сонные улицы неверным светом и торопились разбудить парижан. Маринетт поёжилась, встала и подошла к окну. Адриан последовал за ней.       – Я больше не Леди Баг, – проговорила она. – Я потеряла всё. Себя, смысл жизни, цели, доброе имя.       – Но ты не потеряла меня, – Адриан коснулся ладонью её плеча.       – Ты так говоришь, лишь потому что не знаешь всей правды.       – Так расскажи мне.       Маринетт обернулась. Её лицо оказалось в непозволительной близости от Адриана, и от этого становилось ещё тяжелее.       – Не могу…       Отступать было некуда – она упиралась в подоконник. Пришлось спешно отвести взгляд в сторону. Но тело чувствовало тепло и тянулось вперёд.       – Маринетт, я… многое уже знаю, – продолжал настаивать на своём Адриан.       – Многое, но вряд ли всё.       – Да, но… я готов остаться рядом. Готов поддержать тебя, помочь тебе, сделать тебя счастливой. Маринетт, – он сжал её руки, – я хочу вернуть искры в твои глаза. Я верю, что мне хватит сил и стойкости.       – Но я не верю, – она аккуратно высвободилась и отошла в сторону. – Ты знаешь только то, что тебе рассказывала Хлоя. Она же по твоей просьбе ко мне приезжала, так? Сомневаюсь, что её сильно волновала моя судьба. Но она видела только верхушку айсберга. Никто не знал, что творилось вот здесь, – Маринетт ударила себя кулаком в грудь.       – Послушай, – Адриан снова шагнул ближе и поймал её руки. – Мы можем…       – Мы не можем! – отрезала Маринетт. – Я… была близка с другим.       Отчего-то признаться в интимной связи, которая сейчас виделась изменой, было проще, чем рассказать о личности Энеис, насылающей на город акум. Но Адриан, услышав последние слова, даже не дрогнул и рук не отпустил, лишь его голос стал самую малость тише.       – С моим отцом…       Маринетт понимала, что это не вопрос. Адриан знал, всё доподлинно знал, но всё равно пришёл среди ночи к ней.       – Но откуда ты…       Испуганный взгляд Маринетт блуждал по тускло освещённой кухне, не зная за что зацепиться. Она боялась услышать ответ. Боялась узнать, что самый страшный кошмар ожил и настиг её.       – Откуда знаю? – Адриан старался сохранять невозмутимость, хоть это и давалось ему нелегко. – Говорил с отцом.       – Что? – Маринетт встрепенулась. – Нет! Ты не должен был… Ты… Тебе… нужно уехать обратно…       Страх сковывал и тело, и разум. Мысли перепутались окончательно. С губ слетали бессвязные обрывки фраз. Воображение рисовало страшные картины, как Габриэль хватает Адриана и остервенело ищет ту, что завладела серьгами, не жалея никого. И находит.       – Я знаю, ты истосковалась по теплу, но отец – последний человек, которому ты могла довериться. Дело не в ревности, не в зависти, не в обиде даже, – Адриан погладил Маринетт по щеке. – Дело в его сущности. Он…       Маринетт почувствовала, что ноги подкашиваются. Пересилив себя и ухватившись за плечо Адриана, она уселась на подоконник и прислонилась лбом к холодному стеклу. Она уже знала, в какое русло повернёт разговор. И не ошиблась.       – Я рассекретил его незадолго до исчезновения. Я понял, кто нас преследовал долгие годы. Представь себе масштаб моего ужаса, когда мне открылась истина. Я искал ответы. Прятался. Жил воспоминаниями о нашей любви. Дай мне шанс доказать, что она не угасла. Умоляю!       Адриан рухнул на колени. Его голос надорвался. Он желал одного – остаться рядом с Маринетт. Но она не могла думать ни о чём, кроме опасности, нависшей над её любовью. Габриэль легко мог ей солгать, мог намеренно запутать, пустить по ложному следу. Мог играть ей. Какие мысли на самом деле таились в его голове? О чём он размышлял, когда оставался наедине с собой? О чём предупреждала Натали Санкёр? На Маринетт обрушилось осознание: Габриэль для неё враг, а враги не бывают бывшими. Он опасен. И будет опасен вдвойне, если распознает в ней Леди Баг, пусть и бывшую. Если уже не распознал... Он говорил, что желает вернуть и супругу, и сына, но, как выяснилось, Адриан всё это время был жив. И будь Габриэль честным, он бы сразу сообщил о встрече с сыном. Но он молчал. Не ловушка ли это? Маринетт спрыгнула с подоконника.       – Тебе лучше уехать обратно. По крайней мере, пока…       – Я не стану больше прятаться, – Адриан медленно выпрямился. – Во мне достаточно сил, чтобы дать отпор отцу.       – Здесь мало иметь силы! Он… он… уничтожит всех нас. Если ты меня любишь, уезжай. Прячься.       Адриан стиснул плечи Маринетт, чуть встряхнул её и вынудил посмотреть ему в глаза.       – Если я и уеду, то только с тобой.       – Ты не понимаешь…       – Напротив, я слишком хорошо всё понимаю.       Адриан не унимался. Его голос стал твёрже, жёстче и грубее, хватка крепче, взгляд увереннее. Маринетт понимала, что чем меньше она будет контактировать с ним, тем больше шансов, что Габриэль умерит аппетиты и оставит сына в покое. Но Адриан добровольно уходить не собирался. Пришлось выкручиваться.       – Оставим этот разговор, – Маринетт придала голосу строгости. – Я устала. Мне бы поспать хотя бы пару часов.       – Да… – Адриан чуть растерялся, но кивнул. – Конечно… Ложись. Если хочешь, я останусь.       – Нет, – Маринетт мотнула головой. – Мне нужно многое переосмыслить. И лучше бы это сделать одной.       Спорить Адриан не стал, а ещё раз коснувшись плеча Маринетт, вышел в прихожую.       – Дай мне знать, если я тебе понадоблюсь.       Он оставил на полке клочок бумаги. Маринетт бегло прочла строки. Адрес, название отеля, номер телефона… Кивнула, пряча листок в карман.       – Спасибо, что позволила тебя увидеть, – приглушённо проговорил Адриан и прикрыл за собой дверь.

***

      Маринетт после встречи с Адрианом чувствовала себя откровенно плохо. Грызла изнутри совесть. Угнетало предчувствие чего-то таинственного и опасного. Окончательно добивало желание отмахнуться от всех проблем, упасть в объятия Адриана и сбежать с ним подальше от Парижа. Она остро нуждалась в общении, хоть и понимала, что сама же оттолкнула каждого, кто был ей близок или пытался помочь. Пальцы бесцельно листали скромный список номеров в телефонной книге. Алья сейчас, должно быть, готовилась к приближающейся свадьбе. Одного взгляда на календарь хватило, чтобы понять, что трогать Сезар накануне столь важного события точно не стоило. Да и забывать о ситуации с запиской, оставленной в дверях, и дальнейшем игнорировании звонков, нельзя. Ещё оставался запасной вариант – Лука. Но и риск снова попасть в щекотливую ситуацию, нарушив приватную беседу, тоже возрастал. Вздохнув, Маринетт принялась листать дальше. Ни родители, ни однокурсники помочь бы ей не смогли. Вернувшись в начало списка, она уставилась на имя, что до сих пор отзывалось сдавленной тоской в груди.       – Адриан… – прошептала Маринетт в пустоту, чувствуя, как глаза уже привычно наполняются слезами.       Она была уверена — он ждал её звонка. Возможно, прямо сейчас сжимал телефон, пробегался взглядом по цифрам или листал старые фотографии, где запечатлены они, ещё не познавшие горечи несправедливой разлуки. Не найдя в себе сил нажать на клавишу вызова, Маринетт открыла пустое окошко для нового сообщения. Но слов кроме банального «привет» не нашлось. В сознании пульсировала мысль, прямая и мучительно болезненная, но правильная. Ей не нужно искать, с кем поговорить. Ей нужна всего одна встреча – с Габриэлем. Она не была уверена, что сможет напрямую спросить о его намерениях, и в мыслях прокручивала самый негативный сценарий, в котором она падает без чувств на пороге особняка, а придя в сознание окончательно теряет рассудок от горячих прикосновений и попадает прямиком в очередную ловушку, из которой не выбраться.       Понимая, что собственные честь и совесть уже не спасти, Маринетт решила обезопасить хотя бы мир вокруг, спрятав камень чудес. Отправляться в логово Монарха с его брошью на груди после триумфального возвращения Кота Нуара, о котором трубили во всех новостях, было сродни самоубийству. Тем более, что выяснить личность очередной носительницы серёжек труда не составило бы. Маринетт и сама догадалась, что блондинка в чёрно-красном – никто иная как Хлоя Буржуа собственной персоной. Не зря же именно она всюду сопровождала Адриана. Информация ценная. Её ни в коем случае нельзя было выдавать Габриэлю даже под пытками.       Маринетт распахнула шкаф и потянулась за одеждой. Судя по тому, что брошь как была приколота к вороту пиджака, так там и осталась, Адриан, снимавший вещи, её не обнаружил. А если и обнаружил, то вида не подавал.       Пальцы сняли аксессуар. Маринетт повертела его в руках, прикидывая, где лучше организовать тайник. Если её собственные замыслы полетят к чертям, то Габриэль несомненно пришлёт сюда людей, чтобы обыскать квартиру. Оставлять магическую вещицу в шкатулке по соседству с обычными украшениями Маринетт сочла беспечностью, прятать в карман или сумку испугалась – так недолго и самой потерять. Передавать брошь Алье или Луке было поздно, да и снова всплывала проблема доверия. Не придумав ничего лучше, Маринетт засунула камень чудес на самое дно банки с рисом, закрутила крышку посильнее и задвинула посуду в самый дальний угол кухонного шкафчика, куда не заглядывала уже полгода, если не дольше.       Габриэля она застала разглядывающим фотографию Адриана. Прочесть эмоции на непробиваемом лице ей оказалось неподвластно. Не размениваясь на приветствия, Маринетт пересекла гостиную и присела на диванчик рядом с Габриэлем. Он лишь на пару секунд скосил на неё взгляд и вернулся к рассматриванию снимка сына.       – Ты даже не станешь делать вид, что всё в порядке? – с вызовом спросила Маринетт, не выдержавшая затянувшегося молчания.       – Для чего мне это? – Габриэль едва заметно усмехнулся. – Раз уж Адриан почтил меня своим присутствием, глупо полагать, что он не наведался к тебе.       – И? – Маринетт вцепилась в плечо Габриэля. – Что теперь будет? С нашими планами. С нами…       Он отложил фотографию на столик и потянулся к стакану. По запаху Маринетт не смогла угадать напиток, но спиртовые нотки распознала безошибочно. Габриэль, хоть и держал лицо, не позволяя эмоциям взять верх, нервничал. Его выдавали сжатые в тонкую нить губы и морщинка, залёгшая меж бровей.       – Это решать тебе, – он повернулся к Маринетт. – Только тебе.       – Не понимаю…       – Понимаешь… Просто не хочешь произносить вслух.       – Я пришла за ответами.       – Нет. Ты пришла, потому что уже знаешь ответы.       Маринетт хотела отвернуться, но цепкие мужские пальцы придержали её за подбородок. В этом простом жесте крылась невероятная, неземная сила. Власть. Желание подчинить себе весь мир. Потребность выходить из каждой схватки победителем. И Маринетт знала – для этого Габриэлю не нужны камни чудес. Он прекрасно справлялся и без них. Эта сила манила её, заставляла забыть прежнюю жизнь и прежнюю себя. Она готова была упасть на колени и умолять не отталкивать её, ровно как совсем недавно поступил Адриан.       Планы Габриэля больше не прельщали. В них для неё лично не осталось никакого смысла. Более того, ей открылись его жестокость и неуместная бескомпромиссность. Адриан был иным. Маринетт начинала ненавидеть Габриэля как человека, но продолжала желать как мужчину. И это пугало ничуть не меньше смерти, которую, как теперь казалось, можно безнаказанно обмануть.       – Мой путь окончен. Моя цель достигнута, да ещё и без усилий с моей стороны…       – Но? – Габриэль вопросительно изогнул бровь и склонил голову набок.       – Я не чувствую себя счастливой. Опустошённой, никчёмной, потерянной – да, но на счастье даже намёка нет.       Маринетт задумалась над собственными словами, пытаясь вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя хотя бы спокойной и расслабленной. Кажется, когда прижималась к широкой спине Луки по пути в Сен-Жермен-ан-Лей, а ещё когда Габриэль избавлял её от мешающей одежды…       – Это лишь оттого, что ты не слушаешь себя. О чём кричит твоя душа? Чего она требует?       Маринетт не сводила взгляда с сосредоточенных глаз Габриэля и понимала, что она в шаге от своего персонального самого громкого провала. Её любовь, ценности, идеалы – всё стиралось в пыль, оставляя тошнотворное послевкусие от предательства самой себя. Габриэль, как ей казалось, только радовался такому раскладу. А как иначе объяснить, что он уверенно пододвинулся настолько близко, что теперь разглядывать его лицо не получалось. Зато горячее дыхание всё явственнее ощущалось на скуле.       – Боишься будущего?       От его низкого шёпота по спине пробежала стайка мурашек. Маринетт хотела отстраниться, но её остановила лёгшая на спину ладонь.       – Боюсь, что теперь не нужна никому, – честно созналась Маринетт.       Губы Габриэля медленно сместились от её щеки к уголку рта. Маринетт не шевелилась. Она наверняка знала, во что может перерасти невинный на первый взгляд поцелуй этого мужчины, но отталкивать его не посмела. Поддалась.       – А как же Эмили? – одними губами прошептала Маринетт, пытаясь унять сердце.       – Не ты ли убеждала меня, что любить мертвецов – это абсурд?       На секунду Маринетт почудилось, что не было никаких планов по присвоению камней чудес и не было прошлого. Она тряхнула головой, скидывая морок.       – Но мы хотели…       – Думаешь, я позволил бы себе сблизиться с тобой, не думая о последствиях?       Пальцы Габриэля, что ещё секунду назад гладили шею спустились ниже и отогнули лацкан пиджака. Маринетт напряглась, понимая, что он искал брошь и что все его прежние слова – пустой звук. Но ни досады, ни разочарования Габриэль, не обнаруживший украшения на месте, не демонстрировал. А когда он отстранился, Маринетт окончательно поняла, что потеряла место во вселенной. Она не имела права ни оставаться в этом доме, ни принимать неугасаемую любовь Адриана.       – Мне нужно домой.       Маринетт встала с дивана и шагнула к выходу. Тело предательски словно магнитом тянуло обратно. Она безмолвно молилась, чтобы Габриэль остановил её. Словом, касанием – не важно. Но он молча ожидал развития событий. Он позволял Маринетт самой сделать выбор – не перечил её решению, но и не прощался.       Уходила она не оборачиваясь. Проскользнула незаметной тенью мимо охраны и уже спустя пару мгновений жадно вдохнула терпкий августовский воздух. Лето клонилось к закату. Маринетт же казалось, что с первыми сорвавшимся в последнее путешествие жёлтыми листьями оборвётся и её существование. Возвращаться в пустую квартиру, вопреки своим же недавним словам, ей не хотелось. Ноги сами привели Маринетт в сквер, где за два последних года она успела изучить каждый уголок. Присев на скамейку, скрытую под раскидистыми кронами деревьев, она перевела дух и предприняла попытку подумать о будущем.       Габриэль наверняка потребует брошь обратно. Адриан вероятнее всего снова придёт к ней с просьбой начать всё сначала. Маринетт могла остаться с любым из мужчин и никак не могла решить, к кому тяготела больше. Проблема крылась даже не в её желаниях, а во всепоглощающем чувстве вины, огромном и беспокойном как океан.       Размышления прервались внезапно от тихого шелеста шагов позади. Маринетт вздрогнула, но обернуться не успела. Кто-то грубо выкрутил её руки и стянул запястья верёвкой за спиной. От пронзающей боли и эффекта неожиданности она согнулась пополам и приглушённо всхлипнула.       – Не скули!       Тычок в спину заставил дать себе мысленную пощёчину и собраться. Голос явно принадлежал женщине, а значит, были шансы побороться и выйти победителем. Но проблеск надежды угас столь же быстро, как и вспыхнул. Маринетт почувствовала, как к носу и рту силой прижали мокрую тряпку. В ноздри ударил едкий запах чего-то химического. Мгновенно закружилась голова. Дышать стало сложнее. Мир вокруг завертелся и сузится до одной единственной точки.       – Попалась, дрянь, – зашипел всё тот же тонкий женский, явно насмехающийся, голос. – Пришло время подпалить твои крылышки, чтобы ты уже никогда не взлетела так высоко как прежде.       Маринетт сделала последний вдох, обмякла и отключилась.