Уэнсдей уставилась на старый, слегка обветшалый светло-голубой рядный дом перед собой. Если ей нужно было догадаться, то, вероятно, он не обновлялся с тех пор, как родилась Энид. Синяя краска облупилась и выцвела, а маленький дворик перед домом зарос и был завален множеством случайных предметов.
Она начала делать шаг вперед, но остановилась, почувствовав, как Энид потянула ее за руку. Уэнсдей оглянулась на нее с вопросительным выражением в глазах.
— Я не уверена, смогу ли я это сделать, — Голос Энид был тихим и дрожащим, и одного этого было достаточно, чтобы Уэнсдей захотела испытать свой новый нож на Эстер.
— Я здесь. И все, что тебе нужно сделать, это сказать слово, и я позабочусь о ней.
— Уэнсдей. Я говорила тебе об этом по меньшей мере сто раз. Ты не можешь никого убивать. Когда-либо. Это касается и моей семьи. Я отказываюсь провести всю жизнь, общаясь с тобой только через тюремное стекло.
Уэнсдей не стала бы спорить или указывать на то, что Калифорния - один из немногих штатов, где все еще разрешены супружеские свидания, по крайней мере, не в тот день, поскольку Энид уже была в стрессе и расстроена.
Вместо этого она взяла Энид за руку и легонько сжала ее, — Давай, давай покончим с этим.
Уэнсдей ненавидела это. Не имея необходимости видеться с семьей Энид, она могла бы справиться со стаей оборотней в течение нескольких часов ради Энид. Именно из-за этого визита Энид почувствовала, что Уэнсдей не выдержит.
Как только они подошли к двери, Уэнсдей нажала на кнопку звонка, зная, что Энид, вероятно, не сможет заставить себя. Почти сразу же с другой стороны двери донеслись неразборчивые крики.
Высокий, мускулистый парень с растрепанными вьющимися волосами и такими же голубыми глазами, как у Энид, открыл дверь с выражением шока на лице. Уэнсдей узнала в нем одного из братьев Энид; кто это был, она не смогла бы сказать. Все, что она знала о братьях Энид, - это то, что их было четверо, две пары близнецов. У оборотней обычно рождались близнецы или тройняшки; одиночки, подобные Энид, были редкостью.
— Энид? — Мальчик заключил Энид в объятия, — Я не знал, что ты придешь!
Несмотря на то, что Энид, казалось, безоговорочно приветствовала это объятие, Уэнсдей оставалась подозрительной. После историй, которые она услышала о том, как обращались с Энид, она отказалась доверять кому-либо из этой стаи, пока они не докажут обратное.
— Я должна кое-что сообщить семье и подумала, что было бы лучше сделать это лично, — Энид заставила себя улыбнуться, несмотря на нервозность, и повернулась к Уэнсдей, — Седрик, это...
— Уэнсдей Аддамс! Как я мог забыть девушку, которая спасла школу в моем младшем классе, а затем продолжила спасать мою сестру.
Он сделал шаг вперед, чтобы обнять Уэнсдей, но Энид, к счастью, воспользовалась своим телом, чтобы предотвратить это, — Не любитель обниматься, — сказала она Седрику.
— Кто это, Седрик? — Уэнсдей легко узнала голос Эстер, поскольку с тех пор, как ее выписали из больницы, ей приходилось еженедельно выслушивать, как она враждует с Энид. Эстер нахмурилась, увидев Энид, стоящую прямо за дверью, — Что ты здесь делаешь?”
Это было, пожалуй, самое неприятное приветствие, которое Уэнсдей когда-либо видела от родителей по отношению к ребенку. Этого следовало ожидать, но отсутствие неожиданности никак не помогло подавить ярость, которая, как чувствовала Уэнсдей, клокотала внутри нее.
— Прошло много времени, и у меня есть кое-какие новости, которыми я хотела бы поделиться с тобой, — Энид одарила свою мать вызывающе очевидной фальшивой улыбкой, — Мы можем войти?
Седрик и Эстер отступили в сторону, чтобы впустить девочек. В доме царил беспорядок. Вдоль дорожек выстроились груды того, что Уэнсдей могла назвать только мусором. Это был не самый большой беспорядок, но его было достаточно, чтобы Уэнсдей почувствовала себя неуютно. Она никогда больше не будет жаловаться на склонность /нид оставлять вещи без присмотра. Если она выросла такой, то это чудо, что у нее вообще были какие-то организаторские способности.
Единственным стилем оформления в доме, казалось, была керамика и профессиональные фотографии Эстер с керамикой. Это определенно был выбор, и Уэнсдей надеялась, что Энид ничего из этого не унаследует после смерти своих родителей.
Мюррей спустился по лестнице и тепло улыбнулся Энид. Энид всегда описывала его как доброго и нежного человека. Но Уэнсдей считала его трусом. Он ничего не делал, только стоял в стороне и наблюдал, как его жена ужасно обращается с его дочерью. Она никогда не смогла бы понять, как отец мог допустить такое жестокое обращение. Ее отец никогда бы не позволил кому-либо так обращаться с ней, даже ее матери. И она никогда бы не позволила кому-то так ужасно обращаться с ней и детьми Энид, кем бы они ни были.
К счастью, прежде чем Уэнсдей успела по-настоящему осознать тот факт, что она думала о будущем с детьми, Энид схватила ее за руку и заговорила.
— Мама, папа, вы, должно быть, помните Уэнсдей?
Эстер неодобрительно посмотрела на Уэнсдей, — Ах, да. Эддамс. Никогда не думала, что у меня дома будет такая.
Уэнсдей предпочитала, чтобы Эстер отпускала ехидные замечания в ее адрес, а не Энид. По тихому, едва слышному рычанию, вырвавшемуся из горла Энид, она поняла, что так думает только она одна.
— Она спасла мне жизнь. Для вас должно быть честью видеть ее здесь.
— Мы очень благодарны ей за храбрость, — тихо сказал Мюррей.
Эстер усмехнулась, — Ты хоть представляешь, насколько неловкой была вся эта ситуация? Оборотень, недостаточно сильный, чтобы защитить себя от людей. И вдобавок ко всему, быть спасенным одним из них. Позорно.
— Мама, пожалуйста, не надо, — предупредила Энид, как будто чувствовала, что Уэнсдей в нескольких секундах от того, чтобы схватиться за нож.
— Сообщество оборотней целую вечность только об этом и говорило, — продолжила Эстер, прежде чем посмотреть прямо на Уэнсдей, — Стоило ли это вообще такой боли и страданий?
Уэнсдей прикусила внутреннюю сторону щеки до тех пор, пока кровь не хлынула ей в рот, пытаясь сохранить самоконтроль. По причинам, которых она не могла понять, убийство Эстер только причинило бы Энид еще большую боль, а это было последнее, чего она хотела. Седрик и Мюррей ничего не сказали и продолжали смотреть в землю.
Ожидаемо, но все равно разочаровывает.
— Боль от пули была ничем по сравнению с тем, какой была бы боль от потери Энид, — Образы видения, в котором умирала Энид, промелькнули в голове Уэнсдей. Она еще сильнее прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы заставить ее исчезнуть, — Я бы делала это снова и снова без колебаний.
Было очевидно, что Эстер не понравился этот ответ, судя по тому, насколько усилился ее взгляд, — Что ж, поскольку Энид пригласила к нам неожиданного гостя, я полагаю, мне следует приготовить что-нибудь поесть и выпить, пока она рассказывает нам свои важные новости.
Страстно желая получить отсрочку от своей матери, пусть даже всего на несколько минут, Энид схватила Уэнсдей за руку, — Пойдем, я проведу тебе экскурсию, — сказала она, ведя Уэнсдей вверх по лестнице.
Энид остановилась у семейного портрета, висевшего в коридоре второго этажа, —Это последний семейный портрет, на котором изображены все мы.
На фотографии она выглядела молодо; Уэнсдей пришла к выводу, что снимок, вероятно, был сделан за пару лет до их знакомства, — Я узнаю твоих братьев по тому, что видел, как они неистово бегают вокруг Nevermore.
— Это Андреас и Гэвин, — Энид указала на пару близнецов постарше, — Ожидается, что Андреас и его пара возглавят нашу стаю, когда мои родители больше не смогут этого делать.
Быть частью стаи - это совсем не то, что Уэнсдей когда-либо представляла для себя. Но она была подругой Энид, а Энид пришла со стаей, поэтому она внимательно слушала.
— Лучше всего, что Андреаса сейчас здесь нет; он такой же, как моя мать.
Уэнсдей немедленно добавила имя Андреаса в самый верхний список своих хитов рядом с именем Эстер.
— Ты познакомилась с Седриком, а его близнец Рис в настоящее время находится за границей со своей подругой; они поженились в прошлом году. Седрик и его подруга собираются пожениться осенью, — Энид замолчала и отвела взгляд от портрета, — Как обычно, я сильно отстаю от своих братьев.
Уэнсдей схватила ее за руку и ободряюще сжала, — Технически, ты встретила свою пару задолго до того, как кто-либо из них встретил свою. Возможно, если бы у тебя была менее упрямая пара, ты была бы первой, у кого официально появилась пара.
Энид улыбнулась; это было именно то, на что надеялась Энид, и повела Уэнсдей в спальню ее детства.
— Энид, — сказала Уэнсдей, стоя в дверях, — Это похоже на комнату того мальчика в том ужасном волшебном фильме, который ты заставила меня посмотреть.
Двуспальная кровать, уставленная мягкими игрушками, и крошечный комод едва помещались в шкафу, который маскировался под спальню. Уэнсдей почувствовала укол вины, вспомнив все те случаи, когда она жаловалась на то, что у Энид так много вещей в их общежитии, поскольку было ясно, что она делала это, поскольку не могла делать этого дома.
Энид издала негромкий смешок, — Ты только что сравнила меня с Гарри Поттером?
Уэнсдей не собиралась шутить; она была искренне напугана. Но если ее замечание заставило Энид рассмеяться, несмотря на ее нервы, то Уэнсдей сочла это победой.
— Что это за плохо обработанные горшки? — спросила Уэнсдей, когда они вышли из комнаты Энид и спустились по лестнице, увешанной фотографиями Эстер с этими уродливыми горшками.
— Уэнсдей! — Энид зажала рот Уэнсдей ладонью, — Смотри, чтобы моя мама тебя не услышала.
Это действие вызвало сердитый взгляд Уэнсдей, когда она быстро убрала руку ото рта, — Это было необходимо?
— Вероятно, нет. Я склонна слишком остро реагировать, когда нервничаю, — Энид схватила Уэнсдей за запястье и повела ее через гостиную, — Пойдем, я покажу тебе.
Они оказались на крошечном заднем дворе перед сараем, который выглядел таким же неухоженным, как и весь остальной дом, по крайней мере снаружи.
— Это гончарная мастерская моей мамы.
Чрезмерное количество некачественно сделанной керамики загромождало небольшое пространство, и Уэнсдей сочла невозможным скрыть, насколько высоко она оценивает работу Эстер.
— Не делай такое лицо. Это гордость и радость моей мамы.
— На этот раз моя дочь права, — Позади них раздался взволнованный голос Эстер, и один только его тон заставил Уэнсдей напомнить себе, что она обещала Энид не калечить и не убивать никого из Синклеров, — За спиной моих мальчиков моя керамика - абсолютный свет моей жизни.
— Я действительно надеюсь, что вы понимаете, что ехидные комментарии в адрес вашей дочери в большей степени отражают ваш характер, чем какой-либо недостаток, который, по мнению вашего явно поврежденного мозга, есть у Энид.
Краем глаза Уэнсдей заметила, как Энид нервно переминается с ноги на ногу. Она не хотела ссориться с Эстер. Ладно, что ж, может быть, она и сделала это. Но она пообещала Энид, что будет вести себя наилучшим образом. Несмотря на это, она просто не могла сидеть сложа руки и позволять Эстер так обращаться с Энид.
— Я предлагаю тебе следить за тем, как ты разговариваешь со мной.
Эстер вытянула когти и взмахнула ими перед Уэнсдей, оказавшись в опасной близости от ее лица. Прежде чем Уэнсдей успела среагировать, Энид вскочила между ними.
— Никогда больше не смей угрожать моей паре, — сказала она с рычанием, обнажив острые клыки.
Рот Эстер открылся и закрылся таким образом, что она стала похожа на многочисленных карпов, которых Юджин держал в своем пруду. При любых других обстоятельствах Уэнсдей сочла бы это забавным. Но в тот момент она была слишком сосредоточена на надежде, что этот конфликт между Энид и Эстер не обострится еще больше. Как бы ей ни нравились конфликты, она знала, что позже Энид только расстроится из-за того, что поссорилась со своей матерью.
К большому удивлению и облегчению Уэнсдей, Эстер развернулась на каблуках и пошла обратно к дому, зовя Мюррея.
Энид немедленно бросилась вслед за матерью. Уэнсдей наивно полагала, что они сядут в взятую напрокат машину и уедут, не вступая в дальнейшую конфронтацию с Эстер. Она трусила позади Энид; у ее коротких ног не было даже шанса угнаться за скоростью Энид и Эстер-оборотней.
Мюррей и Седрик оба спускались по лестнице с крайне растерянным видом, когда Уэнсдей наконец догнал их.
— Что происходит? — спросил Мюррей, переводя взгляд с жены на дочь.
— Скажи ему! — потребовала Эстер, — Расскажи ему, как ты в очередной раз разочаровала эту семью.
Глаза Энид округлились, и она перевела взгляд с одного родителя на другого. Ее рот открылся и закрылся, точно так же, как у Эстер всего несколько минут назад. Хотя Уэнсдей не стала бы сравнивать ее с карпом.
— Поскольку тебе, очевидно, слишком стыдно, я думаю, мне придется быть той, кто скажет ему и разобьет сердце твоего отца.
— Мне не стыдно, — твердо сказала Энид, — Папа, Уэнсдей - моя пара.
Прежде чем Мюррей успел ответить, Эстер снова открыла свой большой рот, — В очередной раз позоришь нашу стаю. Синклеры никогда раньше не спаривались с не-оборотнем.
Уэнсдей знала, что спаривание оборотней с другими видами было редкостью, но она не знала, что это также считалось негативным фактором. Несмотря на то, что ни один из них не мог это контролировать, Уэнсдей почувствовала укол вины.
— Мы не можем еще раз пережить подобную ситуацию, Мюррей. Мы потеряем наш статус одной из лучших стай, — продолжила Эстер; ее тон сменился с сердитого на отчаянный.
— Ты знаешь, что это не то, что я могу контролировать, — Голос Энид был тихим, поэтому Уэнсдей положила руку ей на поясницу в поисках поддержки.
— Если пара не подходит, у волков есть возможность отвергнуть их, — Теперь Эстер практически умоляла, — Хотя это все еще постыдно, здесь это лучший вариант. Тебе нужно думать о стае, а не только о себе.
Уэнсдей логически понимала, что Энид никогда не сочтет ее неподходящей, но страх все еще сжимал ее сердце и бежал по венам, пока она ждала ответа Энид.
— Нет никого более подходящего, чем Уэнсдей. Я люблю ее, и она любит меня. Я не могу и не буду отказываться от этого просто так, чтобы ты могла лучше относиться к тому, как другие стаи воспринимают нашу.
Наблюдение за тем, как Энид отстаивает перед своей семьей их отношения, повергло Уэнсдей в полный трепет. Она знала, что это было то, с чем Энид всегда боролась, и она так гордилась ею.
— И я не могу и не буду впускать человека в нашу стаю, — выплюнула Эстер в ответ, — Я должна где-то подвести черту, Энид. Ты вот уже десять лет выставляешь нас на посмешище.
Уэнсдей повернулась к Мюррею и Седрику и молча умоляла их вступиться за Энид. Она отчаянно хотела, чтобы они доказали ей, что они на самом деле такие порядочные люди, какими их считала Энид. Но они оставались молчаливыми и неподвижными.
Трусы.
— Что, если бы это был Андреас? — спросила Энид, — Если бы его пара была человеком, ты бы и глазом не моргнула.
— Нам не нужно вдаваться в гипотезы, Энид. Андреас не поставил бы нас в такое положение. Никто из твоих братьев не стал бы этого делать.
Уэнсдей еще раз взглянула на Седрика. Это было бы идеальное время для него, чтобы встать на защиту Энид; для него, чтобы доказать, что он не такой трус, как этот отец. Но он, конечно же, промолчал.
— У тебя есть два варианта, — Голос Эстер был пугающе спокоен, — Признай, что луна явно совершила ошибку, откажись от своей пары и оставайся в нашей стае волком-одиночкой, — Энид открыла рот, чтобы заговорить, но Эстер подняла руку, — Или останься с никчемным существом, с которым ты спарилась, и тебя исключат из стаи.
Несмотря на то, что ее знания о стаях оборотней, по общему признанию, были не столь обширны, как следовало бы, Уэнсдей знала, что быть изгнанной из стаи - одна из худших вещей, которые могут случиться с оборотнем. Это было редкостью и обычно приберегалось для экстремальных ситуаций. Она никогда не думала, что быть парой Энид - это экстремальная ситуация.
По щекам Энид потекли слезы, — Мама, пожалуйста. Ты не можешь...
— Я могу, и я сделаю это.
Уэнсдей больше не могла этого выносить, — Вы двое собираетесь что-нибудь делать? — она чуть ли не кричала на Мюррея и Седрика, — Как вы можете сидеть сложа руки и позволять ей так обращаться с твоей дочерью, твоей сестрой?
— Тебе нужно вести себя тихо, — Эстер указала на Уэнсдей, снова вытянув когти в опасной близости от ее лица, — Если бы только эта пуля сделала свое дело и убила тебя, наша стая не оказалась бы в такой переделке.
Прежде чем Уэнсдей успела ответить, Энид ударила Эстер ладонью по щеке, ее собственные вытянутые когти оставили на щеке большой порез, который немедленно начал кровоточить.
Не веря своим глазам, Эстер дотронулась до кровоточащего пореза и осмотрела свежую кровь на своих пальцах, — Убирайся, сейчас же. Совет оборотней будет немедленно уведомлен о том, что ты была исключена из нашей стаи и теперь являешься волком-одиночкой.
Эстер была не единственной, кто не верил своим ушам; Энид выглядела так, словно не могла поверить в то, что только что сделала. Она повернулась к своему отцу в последней отчаянной попытке остаться частью их стаи, — Папа?
— Тебе нужно уйти, Энид, — тихо сказал Мюррей.
Энид застыла на месте. Уэнсдей мягко схватила ее за сгиб руки, — Ну же, — мягко сказала она, — Я думаю, будет лучше, если мы уберемся отсюда.
***
Прогулка до машины прошла в молчании, и Уэнсдей была почти уверена, что Энид даже не моргнула; она была почти в оцепенении. Так было до тех пор, пока она не села на пассажирское сиденье. Шлюзы открылись, и к тому времени, как Уэнсдей добралась до водительского места, она уже вовсю рыдала.
В сознание Уэнсдей начали закрадываться сомнения. Быть изгнанным из своей стаи было худшим, что могло случиться с оборотнем. Возможно, ее инстинктивное желание вычеркнуть себя из жизни Энид было верным. Жизнь Энид теперь навсегда изменилась, возможно, разрушена. И все из-за нее.
— Энид, если ты хочешь осудить...
— Не смей, — сказала Энид сквозь слезы, — Не смей предлагать мне отказаться от тебя.
Уэнсдей глубоко вздохнула и проглотила комок в горле. Она отказывалась плакать. Ей нужно было быть сильной ради Энид, — Я просто ненавижу то, что я являюсь причиной всего этого.
— Причина не в тебе, а в ней, — Энид закрыла лицо руками. Видеть Энид в таком смятении было почти невыносимо для Уэнсдей. Действия Эстер будут иметь последствия, — Она та, кто обрек меня на жизнь без стаи.
— Эй, — Уэнсдей схватила Энид за руку, — У тебя есть стая. Может, мы и не оборотни, но я часть твоей стаи, как и моя семья. Бьянка, Йоко и Дивина тоже в этом участвуют, хотя они меня без конца раздражают.
Энид сумела улыбнуться сквозь слезы, к большому облегчению Уэнсдей, — Мы довольно аккуратная маленькая стая, не так ли? Я благодарна вам всем, особенно тебе, Уэнсдей.
— И со временем наша стая пополнится нашими собственными детьми, — Уэнсдей внимательно наблюдала за реакцией Энид. Они никогда не говорили о детях, но Уэнсдей знала, что Энид хотела их; она всегда хотела. У нее в телефоне был список детских имен с тех пор, как им исполнилось шестнадцать.
Уэнсдей никогда не хотела их иметь. Она всегда слишком боялась, что ее будет недостаточно, что она не сможет любить достаточно сильно, чтобы быть хорошей матерью. Она чувствовала то же самое, и в отношениях. Но Энид показала ей, что она может быть такой и любить достаточно сильно. И с тех пор, как они стали вместе, Уэнсдей солгала бы, если бы сказала, что ее мечты и планы на будущее теперь не связаны с парой маленьких светловолосых голубоглазых оборотней, которые выглядели точь-в-точь как Энид.
— Ты действительно это имеешь в виду? Я имею в виду, ты уверена? — Глаза Энид расширились, — Я не хочу, чтобы ты становилась матерью из-за того, что жалеешь меня.
— Энид, мне тебя не жаль. И да, я действительно это имею в виду, — Уэнсдей сделала паузу, когда Энид тихонько взвизгнула, — Но здесь большое внимание уделяется своевременности. Я не говорю, что хочу запихнуть в тебя начинку из индейки прямо сейчас.
Энид сморщила лицо, — Пожалуйста, не говори этого таким тоном.
— Давай отвезем тебя обратно в отель, — сказала Уэнсдей теперь, когда Энид немного успокоилась. Она знала, что Энид всегда устает после слез и ей нужно отдохнуть. Ей также нужно было, чтобы Энид отдохнула, чтобы она могла позаботиться о чем-то очень важном, прежде чем они отправятся в Сиэтл следующим утром.
***
Конечно же, Уэнсдей была права, и Энид заснула через десять минут после возвращения в их гостиничный номер.
Ожидая, пока стемнеет, Уэнсдей наблюдала за спящей Энид. Она была совершенно загипнотизирована звуком мягкого дыхания Энид и ритмичным подъемом и опусканием ее груди.
Могла бы она остаться там на всю ночь, наблюдая за Энид? Да. Стала бы она? Нет.
Уэнсдей не смогла бы жить в ладу с собой, если бы каким-то образом не заставила Эстер страдать за то, что она сделала с Энид, за то, как она причинила Энид боль.
Как только в гостиничном номере окончательно стемнело и наступил достаточно поздний час, Уэнсдей нежно поцеловала Энид в лоб и ушла, чтобы собрать все необходимое для приведения своего плана в действие.
Она быстро вернулась в захудалый дом на лайт-блю-роу. Весь свет был выключен, как и надеялась Уэнсдей. То, что Синклер спала, давало ей гораздо больше шансов успешно осуществить свой план.
Ей удалось перелезть через забор с газовым баллончиком в одной руке, и она была разочарована, что здесь ничего не было, так что она могла позлорадствовать перед кем-нибудь о том, как все прошло гладко, — "
В следующий раз", — сказала она себе.
Она уставилась на свою цель: гончарный сарай Эстер. Это был не первый раз, когда она совершала поджог, и, вероятно, не последний. Но это, безусловно, было самым значимым. Она пообещала Энид, что не причинит физического вреда ее семье, но, к счастью, вопрос о порче имущества не поднимался.
— Уэнсдей?
Уэнсдей застыла. Ей только что удалось проникнуть в сарай. Она увидела Седрика, стоящего у задней двери, и собралась с духом, ожидая, что он окликнет Эстер и Мюррея.
Но он так и не сделал этого. Он уставился на нее широко раскрытыми глазами, — Что ты делаешь? — спросил он, переводя взгляд с канистры с бензином в ее руке на сарай.
— Не в моем характере сидеть сложа руки и позволять твоей матери безнаказанно поступать с Энид.
Седрик несколько мгновений молчал, — Хотел бы я, чтобы этого не было в моем, — сказал он, стыдливо опустив взгляд на свои ноги, — Я просто не знаю, как противостоять ей и Андреасу.
Укол вины пронзил Уэнсдей, когда она вспомнила, как злилась на него раньше. Было очевидно, что он тоже был жертвой. Возможно, нигде с ним не обращались так сурово, как с Энид, но было очевидно, что Эстер была далека от того, чтобы быть ему любящей матерью.
— Она специально воспитала тебя таким. Она не смогла бы контролировать тебя, если бы ты знал, как противостоять ей.
Седрик повернулся к двери, — Я собираюсь вернуться в дом и забыть, что видел тебя здесь.
Облегчение нахлынуло на Уэнсдей. Реакция Энид на то, что ее арестовали за поджог, была бы гораздо более ужасающей, чем сами обвинения.
— Уэнсдей, — сказал Седрик, прежде чем пройти внутрь, — Обещай мне, что позаботишься о ней.
— Вся моя жизнь будет посвящена ее счастью и благополучию.
После того, как Седрик снова исчез в темном доме, Уэнсдей вернулась к работе и вошла в сарай. Она начала стратегически разливать бензин по всему сараю. Она на мгновение приостановила разливку, чтобы вдохнуть запах бензина; это всегда был один из ее любимых ароматов.
Как только она удовлетворилась количеством бензина, Уэнсдей порылась в карманах своей толстовки и нашла спички. Она несколько мгновений смотрела на пламя после того, как чиркнула спичкой, наслаждаясь естественной красотой огня, прежде чем положить ее в начало своей бензиновой полосы.
Она наблюдала, как пламя начало танцевать и поглощать любимые творения Эстер. Как бы сильно ей ни хотелось остаться здесь и послушать страдальческие крики Эстер, когда она обнаружила разрушения, Уэнсдей знала, что должна вернуться к Энид до того, как та проснется и начнет задавать вопросы.
***
Полдюжины пожарных машин, которые пронеслись мимо нее на обратном пути в отель, привели ее в абсолютный восторг. Она представила себе Эстер, рыдающую на коленях при виде того, как ее глиняная посуда охвачена пламенем.
Помогло ли это как-нибудь облегчить боль, которую Эстер причинила Энид? Нет, этого не произошло. Но это заставило Уэнсдей почувствовать себя намного лучше.
