На борт, к ковчегу!

      Запись #17. «Я знаю, что есть те, кто смотрят это и не верят. Знайте, что я не прошу со мной соглашаться — просто хочу устранить все возможные недопонимания. Я сам себе верю с трудом.       Не могу уснуть. Вообще. Никак. Руки трясутся, спина болит. Мое тело просит об отдыхе, но активность мозга никогда не спадает. Все время, что у меня есть, я пытаюсь понять как избежать… чего-то. Осталось всего два дня, может быть чуть меньше. У меня есть одна идея: это может быть смертельно опасно, но я обязан попробовать. Однако если у меня ничего не получится…       Лорен тоже не спит. Ною постоянно снятся кошмары, но у него хотя бы получается отдохнуть. Чувство чужого присутствия теперь постоянно. Тревога душит настолько, что даже страха уже нет — вообще-то страх это очень хорошо, он может спасти жизнь. Но не в нашем случае.       Я часто выглядываю в окно, единственный выхожу на улицу. Пока все так, как и должно быть в нормальной жизни. Но это ведь ненадолго? Недавно я был в магазине и опять почувствовал, что что-то не так. Я медленно отошел к выходу и понял, что в углу, к которому я стоял спиной, тень немного гуще. Я решил аккуратно проверить, обошел справа и увидел, что за мной наблюдало. Он не двигался, не издавал никаких звуков, но пристально следил за мной, а стоило мне отвернуться, как он исчез. Это первый раз, когда я встретил одного из них настолько близко».       Вот и отступила очередная ночь, сменяясь предрассветными сумерками.       Балкон между этажами мотеля бетонный, с ржавыми зубьями ограждения (вот-вот отломится крепление), приваренной пожарной лестницей и множеством окурков рядом с пепельницей. Лорен прижалась спиной к деревянной скамейке: холод, морось и неясные силуэты машин на парковке. Желания идти на улицу не было. Ной оловянной статуей застыл рядом, бездумно раскачиваясь и придерживая себя рукой за живот.       — Я давно уже её давно не видела. Только во сне, — с беспокойством призналась Лорен. Теперь ей ясно, как сильно на самом деле она хотела обсудить это с кем-то: ей не хватало разговоров с Джеем, который помогал понять, откуда что берётся. — Вдруг она… Вдруг её больше…       — Нет, это ничего не значит.       — Думаешь?       — Уверен.       На душе у Лорен легче не стало. Лицо парня побледнело от боли, и он сжался сильнее, опускаясь грудью на колени.        — Откуда ты знаешь?       — То, что я называю интуицией. Мне снятся все близкие, с которыми я в разлуке. Они не мертвы, я просто… — Ной пожал плечами, — скучаю по ним. Может быть, это такое мучение… Тебе не стоит ехать неизвестно куда.       Лора нахмурилась, ударяя кулаком о кирпичную стену. Хотелось сказать что-то едкое и колючее, но мысли неповоротливые, как мешки с песком, давили на голову — и хоть бы раздавили череп, чтобы его обломки прикончили ту мразь, что копошилась в мозгах!       — Ты так говоришь, потому что не хочешь умирать, — выпалила она.       Ной горько усмехнулся, закатывая глаза, но ничего не сказал. Не смирился, но истерика заметно утихла. Нечесаные волосы, спадавшие на его лицо, жидкая борода, спекшиеся губы, заплывшие веки — он походил больше на тяжело больного мужчину, чем на молодого парня.       — Она тебе как дочь?       — Почти.       Кривясь от рези в боку, Ной изогнул недоверчиво бровь и судорожно ухмыльнулся.       — Похуй. То, что до конца апреля мне не дожить, очевидно. Можешь и не рассказывать, — он устремил пустой взгляд в пустоту.       Лорен с трудом встала, с сухим хрустом разгибая коленные суставы.       — Не останешься?       Она взглянула на Ноя — весь бледный, дрожал, цепляясь за костлявые плечи — и села обратно. Сводящая с ума тишина била по барабанным перепонкам, как молот по наковальне. Хотелось выговориться и плевать как отреагирует тот, с кем, может, они и не увидятся больше.       — Знаешь, из меня ведь ничего путного так и не вышло, — задумчиво произнесла Лора.       — Ты мне что ли жалуешься? — Ной хмыкнул. — Правда что ли?       — Да… Я ведь просто всех обманывала, знаешь?       …Как ни старалась репетировать оправдательную речь Лорен перед бабушкой, раз за разом меняя то голос, то интонацию от жалобной до безразличной, на душе было паршиво. Как кошки насрали. Взять и оповестить свою единственную оставшуюся кровную родню о том, что на втором курсе медучилища ее с позором отчислили, двадцатиоднолетняя девушка не могла. Лора много раз представляла, как возвращалась в родную деревню, где радостная бабушка накрывала на стол, и сообщала ей эту новость: той, кто отложил последние деньги на обучение сиротки, той, кто вложил столько сил и терпения в ее бестолковую голову… Ну кто же виноват, что она часто пропускала занятия?!       Город, наверное…       Это он поглотил Лорен, вместе с его ночными бессмысленными тусовками, где девушка прожигала бабушкины деньги, новыми знакомствами и… Нет, это город был во всем виноват. Добрая бабушка точно убьет свою непутевую дурочку, когда узнает, что никакой медсестры не будет, а будет новая продавщица или уборщица.       Лору скоро убьют… И правильно.       Стыд раскаленными щипцами жег щеки. Шмыгая носом, Лора в нерешительности смотрела на номер абонента «Алекс»: может быть, ей удастся зависнуть на некоторое время у нового парня, отложить неприятный разговор, прежде чем вернуться к себе домой навсегда…       Моторола в руке вдруг громко завибрировала. Сердце Лоры подпрыгнуло и ухнуло в глубокий колодец вместе с упавшим на асфальт телефон, но когда она взглянула на треснувший дисплей, то провела рукой по взмокшему лбу и тихо выдохнула.       — Да, теть, — Лора крепче прижала телефон к щеке.       — Здравствуй, Лора, — слышно было, как тетя затянула сигарету, причмокивая губами, — у тебя ведь есть медицинское образование?       — Что-то случилось? — спросила девушка, нервно кусая губы.       — Для внучки нужна сиделка.       — Насколько?       Хриплый прокуренный голос на другом конце замолчал на мгновенье.       — На неопределенный срок. Для меня не подходит больше жизнь в такой глуши. Устала я. И поспать не удается, и мерещится уже всякое… Тьфу-тьфу… Платить буду хорошо…       От названной сумы глаза у Лоры загорелись. За такие деньги медсестры работают сутки, обслуживая десятки пациентов, а тут была всего одна девочка! В вену Лора попадала легко, с пациентами общаться ей было не сложно.       — Да, да! — радостно закивала головой девушка, будто тетя стояла перед ней. — Я еще в том году закончила с отличием! Вы не опасайтесь, я проходила практику!       — Только внучка моя необычная…       — Только зачем ты мне это рассказываешь? — тихо спросил Ной.       — Потому что ты встречаемся с тобой, может быть, последний раз в жизни. Будем ли мы знакомыми после всего этого? Будем ли писать, звонить?       — Твоя правда.       Они резко дернулись, когда шаркая незашнурованными кроссовками, к ним вышел Джей и молча сел рядом с ней, сжимая ладони в кулаки. Лора посмотрела на его запястья и нахмурилась: раны кровоточили и гноились, и это при том, что он по ее наставлению он обрабатывал их.       Нервы ни к черту.       Ной обмяк, свесил голову на грудь, прижимаясь к стене, и глубоко вздохнул. Джей посмотрел Лоре в глаза.       — Извини, я все слышал, — проговорил он, извиняясь. — Я никому не скажу, обещаю.       Девушка улыбнулась, касаясь рукой взлохмаченных кудрей.       — Джей… Вот тебе какие девушки нравятся: красивые? Или умные?       — Ни такие и ни такие. Такие как ты, наверное… — проговорил он на одном дыхании.       Джей застыл на мгновенье в прострации, осознавая сказанное, а после протяжно застонал, утыкаясь лицом в ладони. Лорен тихонько захихикала, сползая вниз по мокрой скамейке.       — Хорошо, такие вопросы нужно будет задавать почаще…       До этого беззвучно шевеливший губами Ной, вдруг очнулся от сна и захохотал дробным звуком, разбивающимся о гулкие кирпичные стены.       — Черт, все, что угодно, только бы не эти сны! — сбивчиво заорал он, давясь воздухом и зажимая глаза.       — Все, успокойся, — Лорен обняла Ноя за плечо.       Он что-то прошептал, но девушка и не рассчитывала услышать ответ. Вообще никакой. Она положила голову на плечо Джею, рвано вздыхая: он странный и неуклюжий, но привычный, хотя и малость равнодушный — жаль будет, если… Лора помотала головой, отгоняя мысли.

***

      Ночью девушка почувствовала, что что-то не так. Головная боль не отпускала, разум тлел…       …однако она сидела за столом и рисовала: красные круги, как угли в догорающем костре или то, как расходятся дрожащей рябью круги по воде, если бросить камень. Стены здания с заштрихованными стеклами — даже лучше, чем в жизни. Судорожно дрожащие пальцы сжали карандаш: Лора думала совсем не про рисунок, и было ей неуютно: откуда-то сквозило, тянуло холодом.       Если не закрыть двери, то в комнату войдет ветер, как входит бездомное животное, и в этом нет ничего необычного. А если дверь закрыта, может, где-то раскрыта щель?       Забытая форточка?       Лорен поднялась, раскрыла шторы и подергала белые пластиковые ручки. «Закрыто» — успокоила она себя, будто приняла лекарство.       Поискать дальше?       Девушка остановилась перед этой мыслью, как перед колючей проволокой. Медленно развернулась и направилась к двери, стараясь никого не потревожить. Тихо ушла, никто и не заметил. Она побежала по коридору, чувствуя сквозь носки каждую выбоину и дыры в свалявшемся ворсе ковра. Проскочила ресепшен и выскочила на улицу.       Спаси меня, Лорен!       Сквозь стену дождя Лора увидела, как впереди нее бежал человек: ее как обезумевшую потянуло следом.       Может быть в машине?       Хлюпая по лужам, Лорен пошла по парковке, ища нужный автомобиль. И ключи оказались в заднем кармане — девушка встретила это и без радости, и без удивления. В голове было что-то длинное и нескладное, когда она включала зажигание. Может быть, забыла что-то? Ну не могла же она знать куда ехать посреди ночи! Есть такие вещи на свете, про которые даже не задумываясь скажешь: так не бывает.       Но она уже выехала на освещенную ночными огнями трассу. И только за городом опомнилась.       — Какого… — девушка побледнела, резко ударяя по тормозам.       Машину резко занесло в сторону.       Охваченная жутью, Лорен выскочила посреди дороги и огляделась: острые кроны деревьев смотрели сверху строго, безразлично светила белая луна, трещали лампочки на высоких фонарных столбах. На асфальте остался длинный тормозной след, перечеркнувший сплошную линию.       Налетевший порыв ветра всколыхнул спутанные пряди, зашумел голыми ветками, похожими на скрюченные артритом кисти.       Лицо у Лорен раскраснелось, как от лихорадки: вдруг резко поднялась температура и захотелось спать. Мокрое тело задрожало от жара. Господи, она же и не одета почти! Без ботинок, в тонкой майке на голое тело, широких джинсах, спадающих с тазовых костей…       Лора села на водительское сиденье: некогда было пугаться. Сухожилия проступили сквозь кожу, когда девушка вцепилась в руль, пытаясь выровняться ближе к правому краю проезжей части.       Фары машины светили ярче солнца, уводя ее все дальше во тьму. Дворники-щетки не переставая терли стекло от мутных разводов, и, кажется, вскоре дождь стал слабеть, изредка ударяя крупными каплями. Душно, как в консервной банке.       Впереди лежала дорога. Все дальше и дальше.       Раньше Лорен любила и поездки, путешествия — несколько дней на природе по холмистым просторам между Алабамой и Флоридой, с мелькающими за окном кукурузными поля и пыльными придорожными знаками — неистово романтично, красиво, однако…       …она уже начала поездку минимум пять часов назад, а конца пути не было видно до сих пор.       Уже через два часа на пути Лорен не встретилось ни заправки, ни встречной машины, она стала подозревать что-то неладное. Ни поворотов, ни перекрестков, ни неровной колеи, съезжающей в лес.       Время будто застыло. Автомобильные часы неоновым зеленым показывали, что уже шесть по местному времени, но утро и не думало рассветать. Часы ведь были не просто так, да? Они ей сказали, чтобы она отсчитывала время — точнее, слишком многозначительно намекнули, чтобы она это поняла.       Автомагнитола давно проиграла плейлист с любимыми треками и уже три раза вновь начинала с первого — теперь любимые песни лишь трепали нервы и капали на мозг, как пытка. Лорен не выдержала и включила радио, заикающееся помехами.       »…У многих людей есть грань, не позволяющая опуститься до уровня животного или стать ненавистным в чьих-то глазах. И, как бы это странно не звучало, многие преступники знают и свою черту: они хоть и поддаются своим извращенным влечениям, но даже у них есть некая мораль. Я ворую, но не насилую; я насилую, но не убиваю; я серийный убийца, но я не совершу бесчеловечное зверство над жертвой. Однако некоторые маньяки не имеют системы в своем безумии и готовы пойти на любую жестокость. Для них нет чего-то злого или непозволительного, той самой грани, отделяющей их от безжалостных и кровожадных монстров. Эван Маерс попадает именно под вторую категорию… для него было в одной плоскости съесть, изнасиловать… Настолько ужасный и безжалостный случай потряс общественность в 1991 году, что…       …Эван Маерс родился 26 июня 1960 года в… недалеко от Джорджии… Ему повезло всего один раз в жизни — в 1965 году его отдали в приют при Психиатрической клинике имени Энни Шульц для детей с тяжелыми психическими нарушениями, где жил и остался работать сторожем после своего совершеннолетия. Помимо своего недуга, Эван был необщителен и закрыт в себе, общаясь лишь со своим лечащим врачом Тейлором Смитом.       «Вы засыпаете с болью и просыпаетесь с болью, а потом об этой болезни еще кто-то напоминает.» — комментировал его состояние Смит…»       «На сегодня хватит», — устало подумала девушка, когда связь оборвалась (наконец-то), оставляя ее в глухой тишине.       Вскоре появилась крамольная мысль: «Может быть, я езжу кругами?». Лорен взглядом выцепила дерево, разительно отличавшееся от остальных своими раскидистыми ветвями и хорошенько запомнила: через сколько она сможет его повстречать вновь? Но больше этого дерева она не видела…       Местность действительно не повторялась, она не застряла на кольцевой линии, но и найти дорогу назад не могла, оказавшись в замкнутом порочном круге.       Лора готова была заплакать: просто выбраться — разве многого она просила?!       Через половину часа девушка увидела черный автомобиль. Пару секунд она вяло наблюдала за стремительно удаляющимся от нее признаком человеческой жизни, а потом ударила по газам, стараясь не отставать. Сердце екнуло, когда машина совершила крутой поворот направо и Лора потеряла ее из виду.       Снова одна.       Топливо заканчивалось, но двигатель еще работал на остатках в баке. Девушка старалась двигаться гладко, однако уже чувствовала, как тяжело поворачивается руль, как подергивается машина.       Лорен съехала на обочину и остановилась.       Она вышла из салона, зябко ежась, и побрела вперед, хватая себя за голые плечи. Нижнюю челюсть трясло одновременно от холода и жара, губы дрожали. Мир как на ладони — дорога, луна и лес — раз за разом, как заевшая лента поврежденной кассеты: рябили и размывались перед глазами стекающими помехами дождя, и Лорен приходилось встряхивать головой, чтобы не дать себе уснуть прямо на ходу. И снова: дорога, луна, лес.       Если здесь работали законы человеческого мира, то эта трасса должна закончится — рано или поздно (и лучше, если рано), но куда-нибудь она обязана была дойти; когда-нибудь, ей повстречался бы дорожный знак, показывающий, что до людей недалеко, она бы с радостью подняла глаза и…       Девушка остановилась, тупо глядя вперед: прошел час и вот она перед заросшей насыпью, обрывавшейся полосатой доской.       Вдалеке сквозь тьму пробивался тусклый бессмысленный свет, и Лора бездумно последовала к нему. Под босыми ногами захрустели ветки, зачавкала мягкая и липкая грязь       Вскоре девушка уперлась руками в покрытую коррозией изгородь и дернула: та лениво покачнулась, глухо звякнув ржавой цепью, намотанной на торчащий гвоздь.       Что тут такое?       Лорен отошла назад, оглядывая кривой фасад: трехэтажный корпус угрюмо таращился на нее пустыми темными глазницами и дырами в кирпичных стенах, которые подпирали вытянутые прямоугольные колонны. Рядом приткнулось несколько пристроек, усыпанных острыми стеклами разбитых окон. Похоже на школу или детский лагерь… Или нет, скорее, больницу!       Спаси меня, Лорен!       Лора успела заметить, как какая-то фигура в белом балахоне скользнула быстро — очень быстро — за ворота, отделявшие территорию здания от леса и исчезла вдруг во вспышке взорвавшейся лампы единственного фонаря.       — Подожди! — истерично заорала она, хватаясь за изломанные зубья, когда ноги подкосились от усталости.       Сердце екнуло болью. Продираясь сквозь сухостой и пригибаясь, как воровка, Лора зашагала вслед вслед за человеком.       Крыльцо разрушало корнями растущий рядом куст терновника, раскинувший свои колючие ветки. Вход был изрисован мелом и маркером: бойскаут с черепом вместо лица, вытянутая, как такса, лиса и надпись: «А ты уже улыбалась сегодня?»       Хлипкая дверь на проржавевшей пружине легко поддалась — больница будто только и ждала, чтобы открыть перед ней свои врата.       Внутри было пыльно и сухо. Небольшие светодиодные светильники блекло мерцали, едва разгоняя темноту. На первом этаже стояли металлические скамейки, плотно вмурованные в кирпичную кладку, налево и направо тянулись два коридора, впереди за железными дверьми была лестница, ведущая на второй этаж. Под плакатом с разрезанным мозгом стояла медицинская каталка.       Едва ориентируясь в кромешной темноте, Лора прислушалась: тихо. Сдерживая дыхание, девушка двинулась к лестнице. За собой она оставляла окровавленные грязные следы.       Под ногами шуршало множество листов, вырванных из тетрадей и документов, пустых картонных папок с номерами. Многие из них были обуглены огнем и превращались в труху, едва Лорен их касалась.       На пролете между вторым и третьим она остановилась — из глубины слышался слабый шум, который она никак не могла понять — вроде низкого упорядоченного и повторяющегося гула, который различить ей было проще, нежели высокие звуки. Поднявшись на третий, она поняла: шумел открытый электрический щиток с круглыми регуляторами и змеящимися по стенам проводами.       Сомневаясь, что это дело по ее части, девушка, прижимаясь к стене, попыталась пройти мимо, однако в этот момент внутри у щитка что-то окончательно перегрелось и взорвалось, отбрасывая острые искры. Она вскрикнула от неожиданности, закрываясь руками.       Голова заныла от боли и жужжания в ухе. Лорен вцепилась в волосы, загибаясь вниз: глаза кололо от пыли, словно от тысячи порезов, во рту чувствовался гнилостный запах, утомление наваливалось сверху тяжелым мешком и гнуло, гнуло, гнуло к дощатому полу.       Не выдержав, Лорен сняла слуховой аппарат и вздохнула с облегчением, когда писк растворился в ее голове.       За углом девушка нашла запыленные следы от волочения и чьих-то шагов. Настороженно застыв, она долго вглядывалась и принюхивалась, пока не сделала осторожный шаг и заглянула в палату. От удивления девушка присвистнула: посередине вместо кровати или присущего больницам наполнения стояла странная конструкция круглой формы к которой тянулось множество проводов по покрытым шумоизоляцией стенам.       — Какого черта… — беззвучно прошептала Лора.       Она вернулась в холл. Протискиваясь сквозь голые скелеты кроватей, Лора обнаружила, что коридор был закольцован, вновь возвращая ее к лестнице. А еще нашла на стене изрытое сколами и трещинами, как земля после бомбежки, зеркало в человеческий рост, которое не заметила при первом обходе. Стоило ей коснуться своего мутного отражения, как оно тут же рассыпалось осколками. За зеркалом оказалась еще одна комната: там царила настолько густая чернота, будто Лорен заглянула в банку с чернилами…       …и вдруг появилось странное иррациональное отторжение внутри, будто она смотрела на…       Из зеркала проступило два белых провала, а следом появилась темная фигура в просторных одеждах, немного парящая над полом. Оно неотрывно смотрело десятком глаз вперед, кривя белый разрез рта в злой усмешке. Фигура начала монотонно приближаться.       Девушка отскочила в сторону, споткнулась и растянулась на полу, ударившись лбом. Сущность же без проблем преодолела раму зеркала и остановилась, наблюдая. Оно чем-то напоминало небольшого роста человека с волосами, зачесанными на правый пробор. Стало возможно разглядеть его разглядеть лицо с многочисленными, мелкими и точечными кровоизлияниями под кожей; синюшно-бледное, с застывшей истерично-веселой улыбкой и высоко поднятыми бровями.       Отползая к лестнице, Лора не заметила ступеньку и упала, покатившись по лестнице. Она дотронулась до затылка: крови, слава богам, не было. А сущность еще некоторое время, беззвучно хохоча, наблюдала за ее перекошенным муками лицом, смятой липкой одеждой, смешными попытками подняться, а затем двинулась следом.