Ловелас / Womaneater

      Вторник, 27 мая — 3 дня до свадьбы       — Простите? — Метрдотель властно оглядел комнату, прежде чем заметил Гермиону, с приподнятой бровью оценивая её причёску и наряд. — Я пришла на встречу с… Реджиной?       Как же нелепо это прозвучало — она даже не знала фамилии. Как будто встречалась с общей знакомой. Или поп-звездой.       — Да. Мисс Роули ждёт вас. — Махнув Гермионе следовать за собой, он провёл её к симпатичным отдельным комнатам с обтянутыми кожей сиденьями в декоративных пуговицах.       Реджина Роули. Гермиона не помнила это имя, но знала, что Роули, как и Малфои, принадлежали Священным двадцати восьми и были древним магическим родом. В голове пронеслись вопросы о её отношениях с Драко и причинах его побега.       И тут в поле зрения оказалась элегантная женщина с чёрными волосами. Её окружала пугающая, неприветливая аура, и Гермиона сглотнула. Было в ней что-то… знакомое.       Женщина — Реджина — встала, на несколько дюймов возвышаясь над Гермионой, и неожиданно её осенило.       — Это вы проводили мою оценку в Комнате любви! — Слова прозвучали слишком громко, когда Гермиона протянула руку.       Реджина расплылась в кошачьей ухмылке.       — Очень хорошо, — глубоким и ровным голосом ответила она.       Они сели.       — Не могу поверить, что это было шесть лет назад! Вы до сих пор работаете в Комнате любви? Мне бы очень хотелось узнать, как использовали мои ответы. — Реджина замялась, и Гермиона вспомнила, что невыразимцы приносили клятвы о неразглашении. — Ой, простите, нам можно об этом говорить? Только я мало что помню, а мне всегда было интересно, чем вы занимаетесь.       Реджина ободряюще похлопала Гермиону по руке.       — Не беспокойтесь, я подготовила контракт. В конце концов, вы были нашей подопытной, и я знаю о вашей легендарной любознательности. — Она вытащила из сумки пергамент. — Просто подпишите здесь. Вам нельзя будет обсуждать детали с кем-либо ещё, но здесь мы сможем говорить свободно.       Гермиона всегда с опаской относилась к договорам о неразглашении — вдруг она всё-таки что-то раскопает? А как же её журналистский долг? Но также она подумала, что дело касалось Отдела тайн, а государственные секреты, за неимением лучшего определения, всегда были своего рода их валютой.       Подписав документ, она почувствовала, как голову и плечи слегка придавило — на неё наложили буквальный кляп. Реджина ехидно улыбнулась, но, наверное, это был обман зрения, потому что посмотрела она на Гермиону так, словно они были старыми подругами, встретившимися после долгой разлуки.       — Ответ на ваш вопрос — да, я всё ещё работаю в Комнате любви. На самом деле, именно там мы с Драко и встретились.       Гермиона открыла блокнот.       — Подождите, я могу записать ваше имя? И место работы?       — Вы вправе включить любую базовую информацию, которую без проблем может узнать обо мне представитель общественности. Имя, должность и любые несвязанные с работой аспекты моих отношений с Драко Малфоем.       Реджина Роули       Невыразимец, Комната любви       Исследовательница       — «Несвязанные с работой аспекты»? Значит, вы с ним работали. — Гермиона продолжала записывать, задавая вопросы.       Решительная       Впечатляющая       — Не больше, чем с вами.       Это наконец привлекло внимание Гермионы.       — То есть он был вашим подопытным? Разве это… — законно, собиралась сказать Гермиона, но не захотела с порога обвинять свой источник в преступлении. Вместо этого: — Не запрещено? Вступать в отношения с респондентом?       — Мы получили специальное разрешение, как только стало ясно, что между нами зародилась связь, — скромно улыбнулась Реджина.       С того самого мгновения, когда эта женщина заговорила, Гермиона ощущала слабый, но постоянный диссонанс. Демонстрация теплоты, странное смирение, хотя она так явно гордилась тем, что является впечатляющей личностью — всё это било по разуму, словно мешок камней. Реджина управляла Гермионой. И как только она это осознала, сразу усилила бдительность.       Усугубляя ситуацию, проснулось любопытство, подавляя при этом инстинкт самосохранения. Ей было очень сложно установить контроль над этой женщиной.       Решительная Грозная       — Итак, ваши исследования. Я отвечала на вопросы о семье и друзьях, в частности о Гарри Поттере и его маме, а также о том, что я… — Гермиона кашлянула, — что я ищу в близких, и, кажется, мы просматривали воспоминания? — Последняя часть оказалась расплывчатой; в голове что-то стучало, как в полупустой подарочной коробке — но, наверное, это было неважно, так что Гермиона не стала заострять на этом внимание.       — Да, вам и должно быть сложно вспоминать об этом. Мы мягко стираем определённые воспоминания у всех наших респондентов. С вашего согласия, конечно. Вы должны были его дать, прежде чем мы бы вас приняли.       — «Мягко стираете воспоминания»? — Вопрос вырвался на высокой ноте и слегка придушённо. Гермионе было сложно поверить, что после всей этой истории с родителями она бы дала разрешение на нечто подобное. — Что именно это значит? — Её заметки стали более лихорадочными.       Изворотливая       — О, это заклинание, которое изобрели мои коллеги из Комнаты мозга. Не такой примитив, как стирание и замена. Оно просто… побуждает воспоминания запутаться и затеряться настолько, что мозг сдаётся и отказывается от попыток в них разобраться. — Реджина невозмутимо намазала булочку маслом.       Воплощение сангвиника       Пока официант принимал их заказ, Гермиона тихо кипела оттого, что не могла положиться на свои воспоминания. Раньше она была более алчной, чем сейчас — даже немного отчаянной в поисках смысла после войны и неудачи с родителями. Комната любви, самая таинственная часть Отдела тайн, казалась ей Святым Граалем: её секреты были важнее любой личной информации, которой могла пожертвовать Гермиона. В конце концов, она была скучной и невезучей в любви. Но теперь, размышляя об этом, она испытывала тошнотворное, муторное чувство. Почему она не проверила этих людей тщательнее?       Этика?       Несмотря на предупредительные звоночки, Гермиона молчала, так что Реджина продолжила:       — Видите ли, мой проект тесно сотрудничает с Комнатой мозга — гениальными людьми, владеющими методами работы с воспоминаниями и мыслями. Они разработали способ отождествления воспоминаний и стратификации связанных с ними эмоций. Когда мы собираем все аспекты воспоминаний, связанных с любовью, а также со страхом и ненавистью — вы будете удивлены, насколько сильно они могут определять любовь, — мы оцениваем эти воспоминания по трём переменным, которые показывают нам, как вы проявляете и принимаете любовь.       Она начала выделять пункты, загибая пальцы — прямо как Драко тогда в лабиринте.       Один.       — Ваша личность — об этом может рассказать ваш факультет. Например, вы, мисс Грейнджер, как и большинство гриффиндорцев, во многом движимы непреодолимым чувством правильного и неправильного — но, как и выходцы с вашего второго факультета, Рейвенкло, используете логику и факты, чтобы подкреплять эти решения, доверяя своей уверенности и выбору, когда соберёте нужную информацию.       Два.       — Ваши воспоминания о ключевых моментах любви и принадлежности, а также противоположных чувствах. Мы смотрим на то, как светится ваш мозг, какие центры усилены и как отвечает ваша магия, используя чувствительное локализирующее поле в модифицированной версии магловского МРТ. Картинки выглядят почти как квазары — всё светится и пульсирует. — Гермионе оказалось слишком хорошо знакомо лихорадочное возбуждение в глазах Реджины.       Три.       — И, наконец, мы смотрим на то, как вы реагируете под воздействием зелья настоящей любви; то, как вы проявляете любовь, испытывая на себе действие зелья — самое верное выражение того, как вы любите и что вас к этому побуждает.       Эта наука, безусловно, завораживала.       — А в чём смысл всего этого? Если честно, звучит не лучше, чем лежать в аппарате МРТ и отвечать на въедливые вопросы узиста.       — Я хочу открыть формулу любви. — Тень на лице Реджины, кажется, не соответствовала её цели. — Это индивидуальный, но научно обоснованный паттерн, который, по моему мнению, существует внутри каждого человека — что им движет, влечёт его, заставляет рисковать всем. Любовь — самая сильная эмоция, самая мощная магия в мире. Именно она — причина, по которой мы делаем всё, что бы ни ценили.       — А хотите вы этого для того, чтобы?.. Раскрыть человеческую мотивацию?       Реджина кивнула, явно воодушевлённая тем, что Гермиона её поняла.       — Понимаете, любовь у волшебников и волшебниц слегка отличается от любви маглов. Вам же знакомы азы магловских наук?       Гермиона кивнула.       — Если у маглов такой нейромедиатор, как вазопрессин, способствует установлению социальных связей, то у ведьм и волшебников он усиливает магию, вытягивая взаимосвязанные нити магии из окружающей среды. И это справедливо как в присутствии, так и в отсутствие других гормонов. Это одна из причин, по которой в депрессивные периоды волшебство может даваться труднее. Видите ли, любовь питает нашу магическую искру. Помните фонтан в центре Комнаты любви?       В сознании словно сам собой всплыл образ золотого фонтана с пенящейся и переливающейся перламутровой жидкостью.       — Да, помню.       — Как и в случае с фонтаном, являющимся центром Комнаты любви, мы поняли, что любовь тесно связана с источником магии в каждом волшебнике и волшебнице. Она прямо воздействует на их особый вкус магии, и, чтобы понять и разложить этот магический корень, чтобы суметь читать его подобно книге… что ж. Это изменило бы сам принцип работы волшебного сообщества. — Чуть помолчав, она продолжила: — Я ищу закономерности, моя цель — найти несколько легко распознаваемых черт у каждого человека и подставить их в базовую формулу любви с далеко идущими предсказаниями. При наличии достаточного количества данных мы могли бы подбирать истинные пары! Давать им расклад по слабым и сильным сторонам их магии, настраивать на больший успех. Научить их получать требуемое, используя свои сильные стороны и желания других.       Она описывала очень мощную магию. И возможность заполучить власть. В животе Гермионы свернулся комок ужаса, удивительного и необъяснимого.       — Значит, вы расшифровали мои магические корни?       Реджина не ответила. Лишь слегка приподняла бровь и проглотила ложку супа.       Она не ответила.       Решительная Грозная Осмотрительная       Часть Гермионы оказалась очарована этим вопросом, как и невыразимец Роули. Она буквально видела более молодую версию себя, погрузившуюся в эту невероятную задачу разгадки субъективного, превращая его в измеримое и конкретное. Но в то же время она испытывала тревогу. Превратить любовь во что-то столь утилитарное — смотреть на неё только ради дверей, которые она открывает, а не ради путешествия, которое она означает, — ей казалось, что это обречено на провал. Словно это устраняло всю магию.       Её мысли почти необъяснимо переключились на Драко.       — И при чём же тут Драко?       — О, Драко. — Реджина откинулась назад, откидывая беспокойное выражение сумасшедшего учёного и снова начиная излучать тепло. — Вы стали одним из первых наших респондентов. Несколько лет спустя… мы зашли в тупик, и Отдел не хотел продолжать финансирование исследования. Так что я занялась поиском спонсоров.       Стало очевидно, к чему всё шло.       — После любовных проблем Драко прошла пара лет, и, хоть и не зная деталей, я была в курсе его сложностей в поиске кого-то. Я решила, что он заинтересуется тем, что мы делаем. Также, признаю, я была заинтересована возможностью оценить его — и идеи, к которым мог привести его опыт. Так что я обратилась к нему. И мы просто… отлично поладили.       Что-то скрывалось в её глазах. Она выучила все выражения лица, сдержанно улыбалась, говоря о прошлой любви, но в голодном и неотступном взгляде Реджины Роули Гермиона видела что-то ещё.       И в отличие от ощущения, которое она испытывала в присутствии Драко — ощущения сознательного метания, выдаваемого за уверенность, но скрывающего постоянную потребность в ободрении, — «что-то ещё» Реджины вызывало неприятную мысль, будто у неё была цель, которую можно достичь за счёт Гермионы, если она посчитает это необходимым. В отличие от ощущения, которое Гермиона испытывала в обществе Нарциссы — что та всегда преследовала свои интересы, но знала границы, — мотивация и методы Реджины казались глубже и туманнее.       К счастью для Гермионы, её разум выбрал именно этот момент, чтобы напомнить о том, каким потрясающим знатоком характеров она являлась.       Впервые с прибытия в поместье Малфоев она почувствовала себя уверенно.       Поместье Малфоев, где её ожидания оказались выкинуты в окно; где её окутали величие и история семьи, которую, как ей казалось, она понимала, но быстро осознала, что там крылось много больше. Противоречивая натура Драко, его склонность к маскам и переменам заставили Гермиону задаться вопросом: была ли их возросшая близость результатом того, что она, как и многие до неё, поддалась его чарам.       Но, встретившись с Реджиной, она вспомнила, каково это — находиться в обществе настоящего социопата.       И ещё Гермиона осознала, что, несмотря на его отчаянное «всё или ничего» в отношениях, в этом случае Драко, скорее всего, стал жертвой. Мухой, пойманной в методично сплетённую паутину.       Снова перечеркнув свою запись, она наконец подобрала искомое слово.       Решительная Грозная Осмотрительная Расчётливая       Все эти осознания, промелькнувшие в голове за секунды, привели её к тому, как себя вести с этой женщиной — бросить прямой вызов.       — Вы имеете в виду, что вам было что-то нужно, и он оказался удобным решением более чем одной проблемы.       Выражение лица Реджины едва заметно изменилось: слегка потускнели глаза и опустились уголки рта, но Гермиона увидела шаг к гневу. Это стало первой трещинкой в покрове самоконтроля.       — Вижу, Нарцисса поговорила с вами обо мне. — Роули натянуто улыбнулась, маскируя яд в голосе.       — Напротив, она отказалась даже произнести ваше имя.       — Ну, полагаю, это похоже на правду. — Реджина окинула комнату властным взглядом, демонстративно встряхивая салфетку. На следующих словах гнев исчез, и она показалась почти миролюбивой: — Мы с Нарциссой не ладили. Мне казалось, что Драко необходимо как можно скорее от неё сепарироваться. Её влияние на него вызывает тревогу, не считаете?       — Динамика отношений между матерью и сыном часто бывает непростой. Она, конечно, защищает его, — и теперь Гермионе легче понять, почему, — но я не вижу ничего ужасного или необычного.       — О, но он так явно хочет уйти из бизнеса. В какие места его может завести этот пытливый ум! И, конечно, семейные ожидания, которые на него накладывались с младенчества, вызывают невозможный стресс. Его отец был тем ещё типом — заставлял Драко сомневаться в каждом своём инстинкте. Нет, было бы намного лучше, если бы он просто дистанцировался от них всех. Позволил себе найти собственный путь, свободный от всей их истории.       Гермиона говорила ему практически то же самое, за исключением одной важной детали: призыва к изоляции. Его текущие отношения имели минусы, но не фатальные. Нет, Драко было необходимо обрести мир со своим прошлым, а не отказываться от него. Искусство Реджины заключалось в том, чтобы направлять против истины, а затем медленно сманивать с тропинки в выбранный ею лес.       — Он так хочет, чтобы его считали достаточным — таким, какой он есть, — продолжала Реджина, всё ещё поглощённая трапезой, но не отступающая от своего замысла. — По мнению Драко Малфоя, мир не понимает его и никогда не поймёт. Конечно, частично это вызвано тем, что он сам себя не понимает. Я была близка к тому, чтобы привести его к этому, как никто другой. Но он слишком боялся сделать то, что необходимо. И посмотрите, куда это его привело.       Гермионе не потребовалось долгих размышлений, чтобы увидеть, как хорошо Реджина понимала Драко.       — Похоже, вы действительно его понимаете. — В её голосе прорезалась дрожь, которую не удалось сдержать. — Скажите, это ваша диагностика показала, что им будет легче манипулировать, если изолировать, или вы просто знали это из прошлого опыта?       На лице Реджины не осталось и тени улыбки.       — Я не совершала ничего, что нарушило бы целостность моего исследования, если вы на это намекаете.       — О, уверена, что не совершали. Я прекрасно осведомлена о печально известном этическом правиле Отдела в этом отношении. Нет, что меня возмущает, так это то, что вы так явно использовали конфиденциальную информацию, собранную для исследования, чтобы снискать расположение и затем скомпрометировать уязвимого человека. И он это выяснил, не так ли?       — Вы не сможете раскрыть ничего из этого. — Реджина подвинулась чуть ближе к сумке, в которой лежало подписанное Гермионой соглашение.       — Вы действительно думаете, что клятва меня остановит, если я решу, что это стоит моего времени? Я прекрасно справляюсь с поиском обходных путей. — Гермиона, может, и блефовала, но настойчивости ей было не занимать. Она в тринадцать лет решила загадку чудовища Слизерина, в пятнадцать перехитрила дотошную Долорес Амбридж и практически в одиночку умудрилась сохранить жизни Гарри Поттера и Рона Уизли, несмотря на годы их попыток самоубиться.       Негодуя за Драко — и немного за себя, — Гермиона собрала вещи.       — Думаю, я получила достаточно информации о вашем месте в жизни Драко. — Она швырнула на стол двадцатифунтовую банкноту — за суп, к которому не притронулась. — Спасибо, что согласились встретиться так быстро.       Когда она направилась к выходу, за спиной раздался глубокий голос Реджины:       — Разве вы не хотите узнать настоящую причину, по которой я наконец решила, что с вами стоит встретиться?       Реджина не тратила слов зря. Она говорила не больше и не меньше того, что нужно было услышать собеседнику, чтобы получить желаемое. Гермиона это знала. Но всё равно не могла не остановиться и не оглянуться на эту манипуляторшу. Не могла остановить огонь, вспыхнувший в конце пути.       — Видите ли, — Роули аккуратно опустила приборы, — когда мы собираем все переменные из сигнатуры магического ядра наших испытуемых, мы проводим корреляционный тест с другими собранными данными, чтобы найти совпадения в любовном рефлексе с предыдущими респондентами. У нас даже есть функция для подбора идеального партнёра. Но наша выборка настолько мала, что мы редко получаем результат. Редко. — Глаза Реджины блеснули, когда она повторила это слово. Она потянула время, оглядывая Гермиону и делая глоток воды, зная, что завлекла её. — Так что вообразите моё удивление, когда мы получили совпадение для Драко.       Она с хлопком бросила на стол фиолетовую папку.       Гермиона сглотнула. Ей очень хотелось прочитать то, что там написано.       — Ваши корни в гармонии, а желания — различны, но прекрасно друг друга дополняют. Магические сигнатуры поразительно совместимы: реагируют так, как нужно другому, и дополняют индивидуальные сильные стороны каждого. То, что здесь описано — два магических существа, которые будут чувствовать себя в безопасности друг с другом, но с достаточным напряжением, чтобы подталкивать друг друга к росту, который в противном случае бы упустили, и с достаточным количеством страсти. Вы с Драко — в буквальном смысле сильная пара. — На её лице появилась осторожная улыбка, из-за которой она выглядела практически заговорщицки. — Как я поняла, вы очень проницательны. Уверена, что вы уже это заметили.       Гермиону трясло. Злость, отчаяние и крошечная искра страха затрудняли контроль голоса и тела.       — Понятия не имею, в какую игру вы играете, раскрывая эту информацию. Драко — просто… друг. Он женится через три дня.       — «Друг»? Поэтому пять минут назад вы выглядели так, словно хотели меня убить?       — Вы знаете меня, и удивительно хорошо, судя по всему. — Гермиона махнула на папку. — Возможно, вы вспомните, как я реагирую, когда кто-то манипулирует или угрожает моим друзьями. Зачем вам делиться этой информацией, если это — не часть вашей игры?       Невозмутимая, Реджина приняла невинный вид.       — Может, я просто хочу, чтобы любовь победила. Любовь, в конце концов, — моя работа. Какие ещё у меня могут быть причины?       — Навскидку? Проверить свою теорию. Отомстить Драко — я уже предположила, что именно вы были источником статьи в «Досуге». — Реджина не отреагировала, тем самым подтверждая свою роль. — Или, может, вы говорите всё это с целью манипулирования человеческими жизнями. Что бы ни заставляло вас вставать по утрам. Откуда мне вообще знать, что вы честны?       — Если посмотрите, то увидите, что на страницах стоят официальные печати Отдела тайн, связанные с чарами истины. Я бы не смогла написать здесь ложь, даже если бы захотела. — Реджина пожала плечами, с нарочитой лёгкостью возвращаясь к еде. — Заберите документы с собой, я не возражаю. Их никто не сможет прочитать, кроме вас.       Гермиона замешкалась, переводя взгляд с папки на Реджину. Ей не хотелось доставлять той удовольствие.       — Просто возьмите её, — слова прозвучали почти успокаивающе. — Если ничего не сделаете, этот вопрос будет преследовать вас вечно.       Проклятье. Она раскусила Гермиону и точно знала, на что надавить. Поколебавшись ещё мгновение, Гермиона бросилась к столу и резко схватила папку.       — О, кстати… — Реджина щёлкнула пальцами, словно что-то вспомнив, и расплылась в улыбке — она была готова праздновать победу. — Драко тоже сможет прочитать документы, поскольку является вторым объектом. Но, думаю, теперь это зависит от вас — делиться с ним или нет.       Камнем упало сердце, и Гермиона поспешила прочь. Когда она подходила к двери, сзади раздался голос:       — С нетерпением жду свадьбы.       И по дразнящему тону Гермиона поняла, что Реджина говорила вовсе не о той, что планировали в данный момент.

***

      Она морочила тебе голову.       Эта мысль вертелась в голове с тех пор, как Гермиона покинула ресторан с фиолетовой папкой в руке. И стала только настойчивее, стоило ей заглянуть внутрь: волнообразная диаграмма на первой странице демонстрировала, как Гермионины магия и потребности в любви наполняли, усиливали и компенсировали потребности Драко. И наоборот.       Идеальное сочетание.       Это вызывало… нервозность. Словно она стояла на краю обрыва и всё, чего ей хотелось — это отойти как можно дальше, но каждая попытка заканчивалась тем, что какая-то сила возвращала её к первому шагу.       Это ощущение временно. Эту мантру Гермиона выбрала в самом начале пути ментального исцеления и с тех пор научилась использовать её для уменьшения тревоги, но в последнее время стала задумываться, правильно ли её применяла. Использовала не только для успокоения, но и для игнорирования. Да, чувство тревоги не могло длиться вечно, но не являлось ли оно предвестником чего-то более глубокого? Какую ответственность она несла перед собой, чтобы разобраться с этими чувствами? Помимо срока сдачи статьи, над ней висела другая точка отсчёта — свадьба Драко.       Она снова осознала, насколько хорошо, по её мнению, она знала Драко Малфоя до того, как ступить на земли поместья, — как её задание воспринималось скорее дополнением, позволяющим подтвердить уже существующие теории о его характере. Но теперь она видела, как все эти годы упорно хранила личности окружающих из прошлого. Как сильно сопротивлялась истинной концепции перемен.       — Гермиона, ты сегодня ужасно тихая.       Голос Рона вырвал её из транса, и она рассеянно на него посмотрела. Расплылась в моргни-и-пропустишь улыбке.       — О. Просто задумалась.       — Малфоевская статья выбила тебя из колеи? — На этой импровизированной дружеской встрече, устроенной, потому что она вернулась на вечер в город, он был в одиночестве, а остальные увлеклись обсуждением приближающегося Кубка мира по квиддичу — разговор, в котором Рон с удовольствием бы поучаствовал. Наверное, она выглядела по-настоящему расстроенной, раз он отделился от остальных.       — Можно и так сказать. — Она провела пальцем по краю бокала. — Статья, но в основном — он сам.       Рон выпрямился, преисполненный потребностью защитить.       — Он вёл себя с тобой как придурок?       — Нет. — Она рассмеялась и исправилась: — Ну, да, конечно. Но не искренне. Скорее, он просто оказался не таким, как я думала.       Этот мужчина, один из её первых настоящих друзей, бывший муж, её первый во всём — внезапно она посмотрела на него и поняла, что он видел её такой, какая она есть. Зная её почти всю жизнь, было бы легко смотреть на неё через призму прошлого. На самом деле, раньше Рон так и делал, о чём она частенько твердила, пока они были вместе. Но Гермиона осознала, что уже давно не чувствовала ничего, кроме того, что он видел в ней её. Все её грани.       Осознала, насколько виновата перед ним за то, из-за чего злилась на него сама.       — Я так и не двинулась дальше? Не позволила тебе быть кем-то новым? Удерживала себя и всех вас от перемен из-за чувства вины? — Уголки глаз защипало.       — Воу-воу-воу, это ещё откуда взялось? — Он подвинулся ближе и накрыл ладонью её колено.       Гермиона резко моргнула и глубоко вздохнула. Почему она так завелась?       — Просто… Драко сказал кое-что, что заставило меня задуматься, насколько я на самом деле продвинулась вперёд после войны. Помимо работы единственное, что определяет мою жизнь — это ситуация с родителями. Я как будто отгораживаюсь от всего остального, пока не смогу решить эту проблему. Но что, если её нельзя решить? Что если мне необходимо перестать воспринимать её как проблему? Не знаю, есть ли в моих словах вообще смысл…       — Во-первых, с каких пор он стал «Драко»? — Она улыбнулась и покачала головой. — А во-вторых, чёрт возьми, Гермиона, это очень сложные вопросы для третьей пинты.       Всё равно об этом бессмысленно думать. Им просто следовало…       — Но я постараюсь.       Рон подвинулся ещё ближе, откинулся на спинку и сполз по ней, погрузившись в размышления.       — Я знаю, что зациклился на собственном представлении тебя, и знаю, как ты злилась из-за того, что тебе вечно приходилось компенсировать мою беспечность. Нет, всё нормально. — Он остановил её протесты взмахом руки. — Я могу признать, что мне было, над чем работать. Но, отвечая на твой вопрос… — Казалось, он действительно обдумывал ответ, тщательно подбирая слова. — Думаю, да. У нас и так было несколько критичных недостатков, но то, что ты так застряла в чувстве вины из-за того обливиэйта, постоянно переживая прошлое, чтобы понять, можно ли что-то сделать… У нас не было возможности вырасти вместе. Когда я был с тобой, мне казалось, что я навсегда застрял на восьмом курсе.       Их добавочный курс остался в памяти Гермионы практически золотым временем — восторг от окончания войны, от их молодой любви — но так же он был полон поездок в Лондон для работы с памятью родителей. И ссорами с Роном во второй половине, когда закончился конфетно-букетный период. Разочарованием, вызванным тем, что официально они стали взрослыми, но застряли в вечном подростковом возрасте.       — Мне понадобилась пара лет после развода, чтобы понять: ты, может, и любишь решать загадки и добираться до ответов, но не любишь, когда от тебя ожидают решения. Теперь я вижу, как это на тебя давит, и как, позволяя проблемам других людей стать твоими, ты отталкиваешь части себя, которым очень нужно внимание. Может, это механизм преодоления — а не переживания менее приятных эмоций.       — Значит, ты думаешь, что Драко прав? Я застряла?       — Блин, это же Малфой. В день, когда я с ним соглашусь, флоббер-черви полетят. Но может, хотя бы… поговори с ним? Думаю, это достаточно тебя беспокоит, что тебе, наверное, стоит с ним это обсудить, а иначе, — он слабо ей улыбнулся, — ты прогрызёшь дыру в губе, так беспокоясь.       Рон. Дающий ей совет поговорить о своих чувствах. С Драко Малфоем. Она издала слабый смешок. Все они действительно изменились. Повзрослели.       — Спасибо, что видишь меня, Рон. И прости, что мне понадобилось так много времени, чтобы сделать то же для тебя.       Ей казалось, что она так хорошо справлялась все эти годы: преодолела упрямую привязанность к прежним мыслям и выводам, была открыта для любопытства, но, как и при встрече с Драко, часть её всё ещё цеплялась за то, какими люди были в прошлом, а не то, кем они могли стать — кем они стали.       — Иди ко мне. — Он раскрыл объятия. К счастью, расстояние между ними было таким маленьким, что ей оставалось лишь слегка склониться, чтобы уткнуться носом в шею, вдыхая его запах — аромат морских брызг. Быть с ним — всё равно что находиться в доме её детства…       — О, Гермиона уже раздаёт пьяные обнимашки? Ты даже не допила первый круг. Иди сюда, дорогая. — Гарри притянул её к себе.       — За алкоголь и очистительные осознания, — провозгласил Рон, поднимая бокал.       Гермиона сделала большой глоток.       — Учитывая, насколько все мы повреждены, и несмотря на то, что я еле плетусь, мы на самом деле выросли во впечатляющих взрослых.       — Очевидно, — закатила глаза Пэнси. — Других вариантов и не было никогда, Грейнджер.       Когда друзья погрузились в следующий раунд обсуждения квиддича, Гермиона решила, что пора идти. Но сначала она подсела к Пэнси.       — Ты была права.       — И я снова повторюсь: очевидно. — Гермиона фыркнула, а Пэнси отпила мартини. — И в чём на этот раз я оказалась права?       — Реджина.       Это прозвучало зловеще.       — О да. Реджина. — Пэнси выделила каждый слог, с явным отвращением произнося имя. — Я бы рассказала больше, но не могу говорить о ней, пока кто-нибудь не назовёт её имя первым. Добровольное неразглашение. Просто одна из попыток Драко избежать вмешательства любопытствующих.       Гермиона досадливо покачала головой.       — Сколько их у вас с ним? Сплошные секреты. — Она отстранённо подумала о папке в сумке. Действительно ли ей хотелось взвалить этот багаж на себя, быть его другом, или…       Она тряхнула головой: этим мыслям не место в данной ситуации.       — Разве можно его винить? Уверена, этот твой блестящий мозг уже соединил все кусочки воедино, но эта женщина — просто худший вариант перевёртыша в мире. Драко может быть хамелеоном, но в сравнении с ней это просто ничто. Она нацелилась на него, собираясь стать всем, чего он когда-либо хотел, просто чтобы получить то, чего хотела сама. Он чувствовал себя дураком. Даже хуже, это действительно разбило ему сердце.       Проблемы с доверием у Драко становились всё более и более понятными, и осознание этого заставило Гермиону испытать укол совести из-за их последнего разговора. Всех жестоких слов, что кричала в его адрес. Хоть они и были правдивы, он не заслуживал того, чтобы их проорали ему в лицо. На его предсвадебном ужине.       Но, напомнила ей небольшая и настойчивая часть сознания, она тоже испытывала обиду от его слов и от того, как он их сказал. Добавить к этому чёртову папку в её сумке — и ситуация становилась совсем запущенной.       Нет, наверное, Рон ошибался. Для Драко будет лучше, для них обоих, если она станет держать дистанцию и побыстрее закончит работу.       — Гермиона! — Пэнси помахала ладонью у неё перед глазами.       — Ой, прости, я… — Мысли снова ушли в сторону, и она так и не закончила.       — Что-то произошло. — Это не было вопросом. — Это был Драко или Реджина?       Гермиона поколебалась.       — Вообще-то, оба. — Она покрутила бокал, стуча ногой по полу, и помотала головой. — Он — просто нечто, Пэнси. Умеешь же ты их выбирать.       — Ох, спасибо. Да, умею. — Она с любовью посмотрела на мужа. — Но что ты собираешься делать с Драко?       — Думаю, лучше оставить всё как есть. К тому же, я даже не знаю, что я для него. Две недели назад я едва его знала, так почему вообще должна предполагать, что в состоянии… что-то сделать? И что вообще можно сделать?       — Для начала ты могла бы просто поговорить с ним. Тебе же не обязательно говорить ему, что ты хочешь, чтобы он порвал с Асторией, занялся с тобой сексом и наделал детишек.       — Пэнси!       — Грейнджер! — Она изобразила шок.       — Это не… с чего ты… я просто… беспокоюсь за него, вот и всё! — Она изо всех сил старалась не повышать голос — что в состоянии волнения практически невозможно. — Я была с ним довольно сурова, и он со мной, и впервые в жизни меня действительно волнует, что Драко Малфой обо мне думает… и что он думает я о нём думаю. И это странно, понятно?       Только когда Пэнси опустила ладонь на её колено, Гермиона поняла, что дёргала ногой с сумасшедшей скоростью.       — Если я верно подслушала ваш разговор с Уизли, — только Гермиона скорчила рожицу сердитого барсука, как Пэнси продолжила: — ты понимаешь, что находишься на перепутье — вне зависимости от Драко.       У Гермионы упало сердце — как каждый раз, когда она собиралась отрицать правду.       — Ты уже долгое время сознательно и бессознательно цепляешься за свои представления и идеалы — я практически вижу, как белеют твои костяшки половину времени, что мы проводим вместе. Но пора надеть мантию большой девочки, Грейнджер, и сделать шаг вперёд.       — Кажется, все считают, будто я оставалась неизменной последние десять лет… — раздражённо начала Гермиона.       — Ну, ты явно не очень сильно изменилась. Я помню, что смеялась над этим свитером на шестом курсе. — Гермиона бросила настороженный взгляд на свой любимый свитер, слегка нахмурившись от разоблачения Пэнси.       — Я знаю, что ты в ужасе от нового, но, может, эта дружба — или что там у вас с Драко — пример чего-то, что может помочь тебе раскрыть в себе что-то новое. Что-то, во что ты можешь окунуться, не чувствуя необходимости это контролировать или заранее просчитывать все возможные варианты. В неопределённости есть свой вид чудесной магии. Иначе как бы мы могли удивляться?       Пэнси неромантично съела оливку с коктейльной палочки, замолчав, словно не она только что произнесла речь, достойную лучшего ученика на выпускном или вдохновляющей открытки.       Поражённая, Гермиона рассмеялась.       — Когда ты стала такой проницательной, Пэнси?       — Задолго до того, как ты меня узнала. Но я рада, что ты наконец заметила.

***

      Пятница, 28 мая — два дня до свадьбы       Она наверняка уже протоптала дыру в коврике перед камином, всё утро нарезая по нему круги. Записка от Нарциссы, дожидавшаяся её возвращения из Лондона, уведомила её о финальной репетиции свадьбы сегодня днём — Астория должна была что-то подправить, и у Гермионы выпал шанс «избежать потрясения от грандиозности торжества в день свадьбы». Напыщенные задницы, вот кто они такие.       Вот только Гермиона не думала, что сможет встретиться с Малфоем после всего, что произошло за последние сорок восемь часов — пока не поговорит с ним. Иначе что-то внутри неё точно взорвётся. А контролируемая короткая вспышка — лучше, чем катастрофический взрыв.       Закончив пятьдесят пятый круг перед камином, она остановилась у стола и набросала на клочке пергамента:       Если ты больше не злишься на меня — или даже если злишься, — пожалуйста, зайди в коттедж как можно скорее.       Она поколебалась, но добавила ещё одно слово:       Пожалуйста.       Едва она отправила сложенную птичкой записку, как в дверь постучали. Открыв, она обнаружила грозного, но слегка запыхавшегося Драко.       — Ого, это было быстро.       — У меня нет времени и терпения на твои загадки, Грейнджер. — Он зашёл внутрь и обогнул её.       — Я только что отправила тебе записку, и ты уже здесь.       — Что?..       — Я попросила тебя зайти в коттедж? Поговорить?       Он слегка смягчился, скулы окрасились румянцем.       — О. Я её не получал. Услышал, что ты вернулась, и просто… пришёл. Поговорить.       С пугающей громкостью тикали часы на каминной полке. Обстановка, напольная плитка, жужжащая на кухне муха — всё казалось более важным, чем его лицо. Но, подобно магниту, её взгляд периодически притягивало к его — только чтобы заметить, что он боролся с тем же самым. Она почувствовала необъяснимое желание приблизиться к нему, но самосохранение заставило её остаться на месте. Гермиона не знала, как долго это продолжалось.       — Драко, я ужасно себя чувствую… — наконец произнесла она в тот же миг, как он выпалил:       — Я перешёл черту…       Они посмотрели друг другу в глаза; оба колебались. Внутренности Гермионы завязались узлом.       — Ладно, ты первый, — сказала она, сглотнув.       — Пожалуйста. — Он взмахом руки передал слово ей.       Она снова замешкалась, заламывая руки, и двинулась по привычному кругу перед камином — но быстро остановилась.       — Я просто хотела извиниться за… ну, за многое, вообще-то. За то, что была так строга к тебе в тот вечер, и… и за то, что была к тебе строга все эти годы. Я знаю, что ты стараешься, и ещё я… я уверена, что вы с Асторией будете очень счастливы вместе.       Драко прикусил нижнюю губу изнутри — она заметила, как та скривилась, — и слегка сощурился. Словно оценивал.       — Спасибо, — ответил он, всё ещё рассеянный, — но ты не ошибалась насчёт всего. Как говорит мама, правда тяжелее даётся виновным, и после постоянных мыслей об этом последние два дня… — он размышлял об этом два дня!.. — думаю, именно поэтому я и отреагировал подобным образом. Что не является оправданием. Я совершенно перешёл черту, втянув твою семью. Это было несправедливо, и я прошу прощения.       Гермиону затопило чувство вины. Родители были ужасно деликатной частью её личности, и слова Малфоя заставили её почувствовать вину совершенно другого уровня, о которой раньше она и не думала: она винила родителей в том, что они удерживали её жизнь, пока она ждала, чтобы они пришли в себя; или даже чувствовала, что каким-то образом это был их выбор — забыть её. Но теперь вместо того, чтобы терзаться из-за этих чувств, она собиралась признать их и двигаться дальше. Это ощущение временно. На этот раз фраза снова показалась правильной.       — Спасибо, — улыбнулась она и смотрела ему в глаза, пока он не кивнул и не отвёл взгляд. — Если уж на то пошло, — добавила Гермиона, — я очень ценю твою точку зрения.       Малфой просто уставился на неё с нечитаемым выражением лица, так что она затараторила:       — Я понимаю, что могу слишком полагаться на свои прошлые интуитивные реакции и просто пытаться найти доказательства своей правоты, но мне бы не помешала позиция, как у тебя, которая… дополняет мою. — Она залилась румянцем, использовав фразу из фиолетовой папки, но ему не обязательно было об этом знать. — Если ты хочешь, эм… встретиться. Как-нибудь за обедом? После того, как всё это закончится, конечно… Может, мы могли бы обсудить, как нам двигаться дальше? — Она понимала, что говорила невнятно, потому что пребывала в полнейшей растерянности.       На его лице мелькнула мельчайшая перемена — мягкость, напомнившая того мальчика со снимков. Не усмешка — скорее улыбка Моны Лизы, дополненная на миллиметр приподнятыми бровями и широко распахнутыми наблюдательными глазами; всё вместе придавало ему выражение почти сладкой надежды. Он едва заметно кивнул.       Без предупреждения он вытащил палочку и произнёс:       — Рефисите ут новум.       Пионы в коттедже, поникшие от жары и невнимания Гермионы, снова зацвели, и комнату затопил запах свежести.       — Хотел сделать это с момента, как зашёл. — Он направился к двери. — Грейнджер, ну правда, кто-нибудь мог бы подумать, что тебе плевать на мои усилия из-за того, как ты игнорировала цветы.       — У меня были другие вещи на уме!       Он рассмеялся.       — Нам пора идти на репетицию, или мама меня убьёт.       Они шли в немного неловкой, но в то же время дружелюбной тишине. В животе Гермионы порхали бабочки, а в голове проносились бесконечные мысли о том, чем может обернуться знакомство с ним — для них обоих. Может, в оценке Реджины что-то и было — она уже видела положительный эффект от их дружбы. Но, конечно, ничего большего. Что-то большее — несбыточная мечта.       Но всё же. Её грызло разочарование, желание подвинуться ближе — с того момента, как он вошёл в дом. Оно не давало ей покоя. Не раз они задевали друг друга руками, вызывая неловкие смешки и приглушённые извинения.       К реальности её вернул изданный Драко звук. Он казался неуверенным и словно взвешивал слова, прежде чем произнести их вслух.       — Я подумал, что, возможно, после встречи с Реджиной ты могла бы быть настроенной против меня.       Гермиона фыркнула.       — А я-то думала, что ты стал лучше меня понимать. Она дурила меня минут пять; пятнадцать минут с этой шарлатанкой — и я её раскусила.       В его улыбке смешались изумление и даже восхищение.       — Ты заставляешь меня пожалеть, что тебя не было рядом, когда я впервые её встретил. Она умеет…       — Да, я знаю, — тихо ответила Гермиона. Реджина точно знала, что говорить — а в случае с Драко к её услугам была и собранная информация.       Драко прочистил горло.       — В любом случае, у меня есть несколько контактов в мире целителей разума. Может, когда встретимся за этим обедом, мы смогли бы выбрать время, чтобы познакомить тебя с ними? Для твоих родителей?       Гермиона остолбенела.       — Это было бы… но это через Министерство? — И более подозрительно: — Это же не связано с Комнатой мозга, правда?       — Мерлин, нет! Я и пятидесятифутовым шестом не трону этих скользких ублюдков… если только не произойдут серьёзные изменения. Нет, это через Мунго. Вообще-то, — взволнованно добавил он, — я хотел тебе сказать…       — Драко! — К ним бежала Нарцисса. — Астория уже разговаривает с Корлисом.       — Координатор, — объяснил он Гермионе.       — У неё появилась новая идея, как закончить церемонию, и Астория хочет её визуализировать. Но нам нужно поторапливаться — у Корлиса всего двадцать минут. Астория будет стоять с ним впереди, чтобы увидеть всё со стороны, я буду сзади, а мисс Грейнджер… Я знаю, это странно, но не могли бы вы встать с Драко? На месте Астории?       К этому её ничего не могло подготовить. Гермиона поперхнулась воздухом.       — Чт… встать… вместо Астории?       — Да, дорогая. Вместо того, чтобы пройти обратно от алтаря, теперь Астория хочет, чтобы после церемонии они улетели на гранианском коне Драко. — Нарцисса показала на крылатого коня — Эниф, как узнала она несколько дней назад, — в настоящий момент от скуки щиплющего траву.       — Мама, нет… Гермиона не любит лошадей. Это могла бы сделать ты…       — Я не могу, Драко. Обострились мои головокружения.       — …или я мог бы сделать всё один.       Гермиона поняла, что он говорил от её имени, и не смогла сдержать улыбку. Подсознание — голосом Пэнси — напомнило ей о неопределённости и новых водах.       — О, но это же… — Нарцисса отвлеклась от него. — Нет, не туда! — и бросилась к садовнику.       — Грейнджер, тебе не обязательно это делать.       Они только что объявили перемирие, и это только добавило ей готовности помочь. Выйти за переделы зоны комфорта.       — Всё нормально, Драко. — Она слабо улыбнулась, пытаясь изобразить комичную браваду. — Какая из меня гриффиндорка, если я даже не попытаюсь побороть крошечный страх? К тому же, я почти уверена, что ты не станешь специально скидывать меня с коня.       Малфой не купился.       — Я знаю, что ты убережёшь меня, — серьёзнее добавила она.       Его реакция оказалась неоднозначной и неразборчивой: неуверенность, сомнение, любопытство. Его взгляд метался с одного её глаза на другой, губы разомкнулись — то ли от удивления, то ли потому что он хотел что-то сказать, — и он шагнул к ней.       — Всё готово? Привет, Гермиона! — воскликнула Астория, помахав рукой.       — Да! — закричал Драко, даже не обернувшись. — Мы займём наше место.       Пока они шли к алтарю на возвышении, он исподволь кидал на неё взгляды, покусывая внутреннюю часть нижней губы и постукивая большим пальцем по подушечкам остальных. У алтаря они остановились, повернулись друг к другу, и он изогнул бровь.       — Держу пари, принимаясь за задание, ты не думала, что окажешься на этом месте.       Гермиона не удержалась. Это разбавило напряжение ровно настолько, чтобы из неё вырвался смех — словно ребёнок, скатывающийся с горки, или снежный ком, набирающий массу по мере спуска с горы.       И вскоре они смеялись вместе, вытирая слёзы от абсурдности происходящего: они здесь, вместе, друзья, доверяющие друг другу воспоминания и правду, о которых больше никто не знает. А затем, также внезапно, смех стих. Гермиона не знала, повернули ли его мысли в ту же сторону, потому что улыбка Драко тоже исчезла. Но свет в глазах остался — в осторожных и проникновенных, таких, какими она теперь их знала.       Вернулась тревога. Вместе с бабочками.       — Итак, вы пройдёте через основные этапы церемонии, оседлаете лошадь и полетите к западному лугу, где будет проводиться приём. — Корлисс, который сидел рядом с Асторией в первом ряду, указал в сторону поля.       Распорядитель описал церемонию меньше, чем за пять минут, и всё это время взгляд Драко становился всё более напряжённым. В отдалении кто-то заговорил, но Гермиона едва их слышала; Драко, не сводя с неё глаз, слегка повернул голову и прокричал односложный ответ. Один раз он закатил глаза из-за мелодраматичной формулировки, и Гермиона снова улыбнулась. До неё донеслось смутное «связаны навеки». Он сделал к ней крошечный шаг, замаскировав это под перенос веса с одной ноги на другую, и принял совершенно серьёзное выражение. В груди нарастало это магнетическое чувство, и, слава богу, настало время приблизиться друг к другу и отправиться к лошади, потому что она могла бы шагнуть к нему по собственной воле — и как, во имя всех святых, ей потом оправдываться?       Драко запрыгнул на Эниф первым.       — Слегка подпрыгни, — пробормотал он, направляя её ногу в стремя и крепко удерживая за руку. Затем она оказалась на лошади, упираясь коленками в растущие из спины крылья, а Драко прижимался к её спине. Его руки обхватывали её по бокам, чтобы управлять поводьями.       Гермиона смутно припомнила, как меньше двух недель назад они сидели на этой же лошади при совсем других обстоятельствах. Но его дыхание шевелило её волосы, прямо как и тогда, а от этого магнетического чувства ей хотелось прижаться к нему ещё сильнее.       Её трясло.       — Я тебя держу, — быстро успокоил он.       Это не из-за лошади, хотелось сказать Гермионе.       Она чувствовала себя башней — прямо как в игре «Дженга», в которую она раньше играла с родителями, — которая разрушалась всё быстрее с каждым взаимодействием с Драко. Она не знала, как давно начали исчезать блоки, но теперь остро ощущала неустойчивость. Неизбежное крушение собственных иллюзий.       Его хватка на ней усилилась, когда лошадь оттолкнулась от земли, и, хотя они поднимались ввысь, Гермионе казалось, что она падает. Это возбуждало и пугало в равной степени, и, хотя на глаза наворачивались слёзы, из горла рвался смех.       — Не так уж и плохо, да?       — Да, — снова рассмеялась она. Ты не так уж и плох, закончила она мысль.       — Есть что-то в том, чтобы летать ночью. — Она едва слышала его голос, заглушаемый свистом ветра в ушах. — Я мог бы оставаться здесь часами. — Сердце и разум Гермионы требовали противоположных вещей: оставаться здесь, как он говорил, и вернуться на землю, где она могла бы сбежать подальше.       Они описали небольшой круг, оставив где-то по пути желудок Гермионы; и если она чувствовала давление на макушке, словно кто-то нежно опустил туда подбородок или прижался щекой, — что ж, она просто так испугалась, что даже не могла пошевелиться.       Потому что раньше она уже чувствовала подобное, и знала, что это означает.       Она должна держать себя в руках. Она просто ему помогала; она приняла решение. Она не станет портить ему жизнь.       Как только Эниф приземлилась, Драко помог ей спешиться, но она зацепилась одной ногой за стремя. Хоть он и помог ей выпутаться, но соскользнул сам. Он повалился на неё, и Гермиона едва его удержала.       Их руки цеплялись за плечи друг друга, и они ругались, и смеялись, и переводили дыхание… и затем он прислонился лбом к её лбу.       Это могло закончиться через долю секунды — но он медлил. Смеха больше не было, только тишина: Гермиона задержала дыхание, а Драко медленно выдохнул. Несмотря на то, что твёрдо стоял на ногах, он изо всех сил держался за плечи Гермионы.       Когда он наконец отстранился, его лицо показалось таким юным. В глазах застыл вопрос, и они казались ярче обычного, пока он переводил взгляд между её глазами, и из-за задержки дыхания её голова казалась лёгкой-лёгкой.       Драко опустил взгляд на её губы и едва заметно склонился ниже — прямо перед тем, как она закрыла глаза.       Потому что чувство, с которым Гермиона сражалась с тех пор, как они поднялись в воздух, могло означать лишь одно: она влюбилась в Драко Малфоя.       — Я… — Внезапно руки Драко исчезли. — Нет.       Гермиона открыла глаза и увидела, как он отшатнулся, потянувшись за поводьями.       Поднимая ногу, чтобы взобраться в седло.       Ей казалось, словно её резко пробудили ото сна. Словно она сейчас заплачет. Словно её сейчас стошнит. Что произошло? Что происходит?       Но вот он опустил ногу на землю и сделал несколько шагов к ней; в широко раскрытых глазах — испуг и необходимость.       — Подожди. Просто… подожди. Стой здесь.       И он исчез. А она осталась. Стоять, как идиотка, после… Что это вообще было? Что за мятеж совершило её тело против твёрдо настроенного разума?       Её действительно стошнит. Ох, какой же она была идиоткой.       Он собирался жениться. Они никогда не смогут быть друзьями. Она отстранённо задумалась, не сбежать ли ей сегодня вечером… а на свадьбу пусть отправляется Джинни. Она не сможет там показаться.       Может, вместо этого она сбежит в Грецию и станет фермершей.       И затем, спустя мгновения, или минуты, или часы самобичевания, зарывшись лицом в ладони, Гермиона почувствовала порыв ветра на спине. Повернувшись, увидела хлопающие крылья. Светловолосая голова в лунном свете казалась серебряной. Он вернулся. Он сказал ей подождать… и на самом деле вернулся.       Она сглотнула и задохнулась, пытаясь что-то сказать — что угодно, — но Драко целеустремлённо шагал к ней, сосредоточенно нахмурив брови. И прежде, чем она успела выдавить хоть слово, пробормотал:       — Я всё отменил. — И набросился на неё, одной рукой обняв за талию и потянув вверх, заставляя подняться на цыпочки, и заглушая жалкий ответ, который она могла бы придумать, настойчиво прижимаясь к её губам своими.       Башня уничтожена. Где-то около сердца от ощущения его груди успокоилось пустое магнетическое чувство. Все мысли рассеялись, и единственным, что существовало в данный момент, были его рука в её волосах, его рубашка в её кулаке, и слабое ощущение пульсирующего света, который становился всё ярче.