***
— Ты проигнорировал мой призыв, — говорит Михаил, появляясь рядом с Кастиэлем в пустом соборе. Он хватает Кастиэля за локоть, чтобы удержать того на месте, прежде чем Кастиэль сумеет переместиться в другое место. — Предстоит много работы, — отвечает Кастиэль. Это ложь: подготовка к ритуалам почти завершена, и у Кастиэля было достаточно времени, чтобы ответить на призывы Михаила — если бы он этого захотел. Но Кастиэль не пожелал этого и предпочёл найти другие способы занять время: безуспешно искать Сэма, следить за армией Люцифера, даже молиться. К сожалению, молитва не приносит утешения, поскольку мысли и мольбы Кастиэля неизбежно обращаются к теме, которую он надеялся уже похоронить, но она всё равно с ним, неизменная и вечно актуальная. — Слишком занят, чтобы отвечать на мои команды? — Михаил крепче сжимает руку Кастиэля. — Ты помнишь, кто пощадил твою жизнь? Помнишь почему? Кастиэль отдёргивает руку. — Я полагал, что с работой, которую нужно было сделать, справится кто-то из остальных. Возможно, Захария. Он… они гораздо более могущественные и способные, чем я, — по крайней мере, это правда. Кастиэль чувствует, как с каждым днём его способности ослабевают, и скоро наступит день, когда не останется ничего, кроме ограниченных физических возможностей его сосуда. — Остальные… — Михаил делает паузу. — Они боятся меня. Боятся говорить и смотреть на меня. Что касается Захарии — ты уже знаешь, что он невыносим. — И что же? Ты хочешь поговорить со мной? — Кастиэль не может подавить усмешку, но его не волнует, что это не нравится Михаилу и его нелепому эго. Его уже мало что волнует. — Ну, — говорит Михаил, и Кастиэль удивлённо оборачивается к нему. — У меня есть… сомнения по поводу предстоящей битвы, по поводу её исхода. Когда я в последний раз сражался с Люцифером, я воспользовался элементом неожиданности и уложил его до того, как он смог полностью собраться с силами и начать восстание. — Но обстоятельства изменились, — медленно произносит Кастиэль. — Он готов к встрече с нами. — Готов — это ещё мягко сказано. Он закладывал основы своего апокалипсиса тысячелетиями — снаряжал армию и готовился к нему с тех пор, как я изгнал его в ад, — Михаил качает головой. — Цель справедлива, и её должно быть достаточно для поддержания моей веры, но я в раздумьях, действительно ли я одержу победу на этот раз. Достаточно ли будет моей славы и праведности. Выражение лица Михаила мрачное, спокойное, и Кастиэль не знает, что ответить. — Пророчество говорит о твоей победе. — Пророчество, в котором не упоминается о твоём воскрешении? Пророчество, которое настаивает на том, чтобы я продолжал притворяться Дином Винчестером? — Михаил уловил, как Кастиэль вздрогнул, и его голос смягчился. — Я не могу быть уверен в победе, даже по Священному Писанию. И поэтому я пришёл спросить тебя, непокорный: каково это — умереть? Кастиэль смотрит на потолок, на пересекающиеся ребристые своды над ними, которые, кажется, тянутся к Небесам. — Я не знаю. Помню только, как на меня обрушилась ярость Рафаила, а потом… потом я снова очнулся, живой, в другом месте. — Ты не видел нашего Отца в тот миг? — спросил Михаил, и в его глазах появилась мольба, которой Кастиэль никогда раньше не видел. — Ты не чувствовал, как его присутствие окружает и восстанавливает тебя? Сквозь витражное окно с розой проникает солнечный свет, но он не согревает Кастиэля. — Нет. Кастиэлю не нужно оглядываться через плечо, чтобы понять, что Михаил ушёл.***
— Я говорил с Пророком, — говорит Михаил, материализуясь на скамейке рядом с Кастиэлем. Это пугает Кастиэля больше, чем следовало бы, и он впервые понимает, почему Дин всегда возражал против такого резкого появления. — Понятно, — Кастиэль подумывает уйти, но подозревает, что Михаил просто последует за ним. — Он сказал мне, что ты скучаешь по Дину. И что каждый раз, когда мы разговариваем, это причиняет тебе боль, — Михаил излагает эту информацию так же, как излагает ежедневные отчёты о проделанной работе: бесстрастно, сурово. Кастиэль наблюдает, как в нескольких сотнях метров от него семья — мать, отец и маленькая девочка — возлагают цветы к могильному камню. Ребёнок разражается слезами, и отец берет её на руки, успокаивая. — Да, — говорит он, потому что глупо отрицать то, что они оба уже знают как правду. Кастиэль ждёт упрёка, а может, и презрения, но вместо этого Михаил смотрит на него с задумчивым выражением лица. — Кас, — голос Михаила меняется, черты лица смягчаются, и Дин снова смотрит на Кастиэля. — Ты искал меня? Кастиэль встаёт с кладбищенской скамейки и отступает назад. — Что… — Кастиэль чувствует, как его сердце гулко бьётся в груди, страх и надежда борются за место внутри. — Это… — Это я, — говорит Дин, и от его улыбки у Кастиэля щемит сердце. — Это то, чего ты хочешь, ведь так? Кастиэль моргает, и иллюзия разрушается — вдруг это снова Михаил, притворяющийся Дином. — Так ты разговаривал с охотниками, — говорит Кастиэль, ужасаясь тому, что хоть на мгновение поверил в эту ложь. — Чтобы успокоить их. Михаил наклоняет голову в сторону. — Признаюсь, он ещё не совсем совершенен. У Дина был довольно… сложный словарный запас, — Михаил пожимает плечами. — Но если тебе будет приятно, я могу говорить с тобой, как он. Сейчас это почти не составляет труда. — Нет, — говорит Кастиэль, а затем повторяет ещё раз, более категорично. — Нет. Это не то, чего я хочу, и больше так не делай. — Почему? — Михаил в замешательстве нахмуривает брови. — Разве не этого ты жаждешь? Услышать речь и манеры этого сосуда? Я уже владею его телом и воспоминаниями, и это такая мелочь… — Нет, — Кастиэль вздрагивает и опускает взгляд на твёрдую грязь могилы под ногами. — Оставь свои фокусы для охотников. Я не хочу, никогда не хочу, чтобы ты снова вёл себя как он, — с этими словами Кастиэль исчезает, пока не убеждается, что Михаил его не преследует. Наконец Кастиэль останавливается на заброшенной стоянке в заброшенном городе. Он подходит к единственному припаркованному сзади автомобилю, сверкающему в лучах тёплого солнца, и открывает дверь со стороны пассажира. Только взглянув на пустое водительское сиденье, Кастиэль закрывает глаза и опускает голову на руки.***
— Ты здесь уже давно, — Михаил появляется на водительском сиденье Импалы, сложив руки на коленях. Кастиэль поднимает голову и вновь устремляет взгляд на приборную панель. — Наверное, да. — Так тесно, — комментирует Михаил. — Неужели люди используют это как средство передвижения? — Ты что-то хочешь от меня? — спрашивает Кастиэль, поскольку у него уже нет сил потакать прихотям и требованиям Михаила. Кастиэлю нужно хорошо отдохнуть; он просидел здесь уже несколько дней, и всё же он чувствует усталость, которую никак не может прогнать. — Я пришёл сообщить тебе, что ритуал будет завершён через три часа, — говорит Михаил. Кожаное кресло скрипит, когда архангел растягивается в нём. — Ты понимаешь свою роль в этом плане? — Да, — Кастиэль больше ничего не говорит, хотя Михаил, похоже, ждёт, что он продолжит. — Хорошо, — наступает тишина, прежде чем Михаил её нарушает. — Что будешь делать, когда я свергну Люцифера и создам Рай? — Я рассчитываю погибнуть задолго до этого, и поэтому не задумываюсь над этим вопросом, — отвечает Кастиэль. — Конечно, ты… — Нет, — перебивает Кастиэль. — Может, тебе ещё что-то нужно от меня? Михаил замолкает. Когда он снова заговорил, его голос был мягким. — Как думаешь, что станет с нами, если мы умрём? — Я не знаю, — Кастиэль глубоко выдохнул. — Но ты — почитаемый архангел. Скорее всего, твоя судьба будет иной, нежели моя. — Возможно. Но, возможно, и нет, — Кастиэль смотрит на Михаила, склонившего голову. — Как думаешь, мы ещё увидим отца? — Я не знаю, — снова говорит Кастиэль и проводит ладонью по ожерелью Дина, всё ещё висящему у него на шее; оно холодное на ощупь. — Скорее всего, нет. — Тогда это существование — это оно? Кастиэль прислоняет голову к окну и наблюдает, как дыхание создаёт туман на стекле. — Насколько я знаю. — И ты не боишься? — Михаил смотрит в лобовое стекло, его лицо скрыто тенью. — Ты не задаёшься вопросом, что находится за завесой? — Я верю, что Бог приведёт меня к миру, — говорит Кастиэль, но он уже не уверен, что верит в это. — Какая вера, — пробормотал Михаил. — Это твоя вера привела тебя на этот путь? Что заставила тебя ослушаться? Кастиэль хочет сказать «да». Это было бы благородно и просто, и, возможно, вдохновило бы Михаила посмотреть на него с оттенком уважения в глазах. — Всё не так просто. Михаил поворачивается и смотрит на Кастиэля, и на этот раз в его выражении лица нет осуждения. — Дин Винчестер. Кастиэль смотрит вниз, на ткань пальто, прикрывающую колено — колено его сосуда. Ему странно, что за последние несколько месяцев эта грань стала ещё более нечёткой. — Я думал, что смогу защитить его. — Я не могу вернуть его, — говорит Михаил, и когда Кастиэль поднимает взгляд, в выражении лица Михаила нет ни презрения, ни жестокости. — Я пытался. Кастиэль закрывает глаза и откидывает голову на стекло. Он ждёт, что Михаил исчезнет, оставит Кастиэля наедине с мыслями и эмоциями, с которыми он безуспешно борется с тех пор, как исчез Дин, но тот просто молча сидит. Поэтому Кастиэль ждёт, когда пройдут оставшиеся три часа.