***
Дазай едва не взвыл от боли. Глаза были сильно зажмурены, да так, что перед ними заплясали цветные пятна. Как бы не удавалось строить из себя полное безразличие к травле, страх перед болью никуда не исчез, как и бурные реакции на неё. Очень тяжело игнорировать, когда с тобой обращаются так, словно ты какая-то безжизненная кукла для битья с мусорки. Жестокие удары кулаком приходились бинтованному почти везде. Он не успевал отреагировать на одну расходящуюся волну боли, как через пару секунд появлялась ещё одна, но уже в другом месте. Очень больно. Взгляд давно был расфокусирован и не получалось сконцентрировать внимание хоть на чём-то. Осаму так долго не дают никакой передышки и шанса прийти в себя, что ему становилось совсем уж плохо: ноги сильно подкашивались, отчего Акире приходилось самому удерживать парня, чтобы тот не повалился на пол, а живот крутило, вызывая ощущение тошноты. Хотелось просто опустить веки, а потом понять, что всё резко прекратилось, потому что ты наконец-то умер, но у Дазая только темнело в глазах, были практически беспрерывные раскаты сильной, такой тупой и ноющей боли, но только не смерть, о которой он уже мысленно умолял. Кровь не прекращала течь из носа довольно жирной и густой струйкой, при этом попадая на губы, а там ещё ниже, пока каплям не оставалось выбора, кроме как падать на одежду, чужую руку или даже кафельный пол. Собственно, состояние самих губ было не особо лучше: опухшие, появилось множество мелких ранок (в некоторых даже выступали крохотные капельки крови). Да и видок шатена в целом был не самым приятным зрелищем. Акира и Ширасэ знатно оттягали несчастного по всему помещению раздевалки. Уроки не так давно закончились, так что никому не нужно было сюда заходить, чтобы переодеться на физкультуру, чем компания и воспользовалась. — Хватит! Оставьте его уже, — рявкнул, наконец, Чуя, оторвавшись от двери. Его брови хмуро опустились к переносице, а взгляд не выражал ничего хорошего. Упавший на пол Осаму воспользовался случаем и как запуганное животное с подстреленными конечностями отполз к стене, упираясь в неё спиной, желая сейчас слиться воедино. Он опустил голову, с трудом сдерживаясь, чтобы не дать волю эмоциям, которые уже бьют ключом и разрывают душу изнутри. — Ты чё, защищаешь этого придурка, что ли? — Акира перевёл внимание на рыжеволосого, как и Ширасэ. Он разжал кулаки, на одном из которых оставались мазки чужой крови. Чуя посмотрел на забившегося в уголок раздевалки Дазая с холодом в глазах, однако внутри всё равно что-то не давало покоя. Видя этого человека в таком состоянии, появлялось лишь презрение к самому себе. — Делать мне больше нечего, — он фыркнул, пряча руки в карманы. Смотреть долго на забитого едва не до смерти одноклассника было слишком тяжело, так что голубые глаза быстро отвелись в сторону, на друзей. — Решил вам напомнить, что если так продолжите, то нам точно не избежать разборок. Расскажет он кому-то об этом или нет — неважно, ведь будет достаточно одного его «разукрашенного» лица, чтобы любой идиот понял, что его избили, а никто, кроме нас, этого сделать не мог, — Накахара недовольно посмотрел на двух парней. Те немного замялись и задумались над его словами. Первым вздохнул Ширасэ: — Он прав. Даже если мы потом скажем, что эта мумия сама спровоцировала нас своими тупыми фразами, то это всё равно не облегчит задачу. Нам продолжат предъявлять что-то по типу того, как: «Ну он же не применял физического насилия» или «Почему вы не могли рассказать об этом учителям, чтобы те доложили его родителям, если вас это так задевает?», — блондин шаркнул носком ботинка по полу, ибо как-то иначе своё недовольство он сейчас толком выразить не сможет больше. — Аргх, ладно! Чёрт с ним. Отхватит ещё в следующий раз за свой неугомонный язык, — бросил с раздражением Акира, перебивая друга. Он всплеснул руками и тут же усмирил свой пыл, сложив их на груди. В сторону бинтованного никто старался не смотреть, чему тот несомненно радовался. Осталось дальше молиться, чтобы эта троица вовсе ушла отсюда. — Наконец-то до вас дошло, а теперь на выход. Я не хочу торчать в этой проклятой школе весь день из-за того, что у вас вечно кулаки чешутся, — Чуя отошёл немного в сторону для уверенности, что друзья точно выйдут и в их мозгах не щёлкнет непонятный механизм, который заставил бы развернуться и снова пристать к Дазаю. Почему-то рыжеволосого сильно тревожила эта мысль. — Да-да, уходим, — брюнет отмахнулся и первым выскочил из раздевалки, а за ним Ширасэ. Накахара тоже уже собирался выйти, но неведомые ему чувства заставили остановиться у двери и обернуться: Осаму всё также сидел, запуганно забившись в самый дальний угол. Выглядит он очень разбито и подавленно, что у Чуи даже на жалкие пару секунд заныло сердце. Хотя нет, — за эти пару секунд у него вообще произошёл огромный взрыв из того, о чём он обычно старается не думать и чего раньше не испытывал. Голубые глаза встретились с затуманенными карими. Эти жалкие мгновения показались обоим целой вечностью. Шатену было так плохо, его тело так сильно ныло от боли, но его взгляд так и не стал влажным от слёз, хотя те явно норовили появиться, как казалось. — За что? — почти одними лишь губами сорвалось с Осаму, но его одноклассник всё прекрасно услышал. А ведь правда — за что? Ответа на этот вопрос не было у них, так что в воздухе после этого просто повисла тишина. Очень тяжёлая, почти осязаемая. «Холодный» свет от лампочки вдруг начал резать глаза, вынуждая щуриться сидящего на холодном полу. Вскоре раздался негромкий хлопок двери. Дазая оставили совсем одного с его новыми увечьями, без шанса на какую-либо помощь. А точно ли без помощи? В конце концов, — это Чуя прекратил страдания жертвы этих двоих… «Неужели это правда делает меня кем-то достойным и охуенным, а не просто монстром? — рыжеволосый глубоко вздохнул и поспешил за друзьями, пока те не обратили внимание на его мешканья. — Родной отец мне всегда внушал, что подобное — норма, и это лишь показывает место человека в обществе, да и Акира с Ширасэ так легко это делают, при этом мало кто говорит, что поступают они неправильно. Значит, что всё, вроде как, в порядке?.. — обладатель карамельного цвета волос никак не мог выбросить эти мысли из головы, а последние слова, что он услышал от Осаму, заставили лишь ещё больше углубиться в эту тему. — Но почему тогда каждый раз, когда я вижу эту скумбрию в таком виде, мне хочется просто сбежать и не видеть, как над ним продолжают измываться? И почему у меня появляется резкое желание заставить всех прекратить, чтобы оставить его в покое? Неужели я просто настолько слабый, раз уж мне тяжело смотреть, как доводят до такого состояния невинного человека? — Чуя совсем не слушал то, о чём говорят друзья, да и тем, судя по всему, пока не особо было интересно мнение третьего. — Невинного…»***
Дазай зажмурился на секунду и попытался проморгаться. С губ почти сорвался облегчённый вздох, но вместо этого послышалось лишь болезненное сипение. Голова осторожно отклонилась назад, уперевшись затылком в белую стену, а глаза опять пришлось закрыть из-за света, который кажется парню гораздо ярче и раздражительнее. Ноги удалось немного вытянуть вперёд и расслабить, а руки просто опустить. Почему же так сильно больно… «Я ведь ничего плохого ему не сделал… — шатена почему-то мало волновали Акира и Ширасэ, как будто те были лишь фоном или типичными хулиганами, при этом Чуя один выделялся своим поведением. — Наверняка у него просто какие-то проблемы, вот он и пытается таким образом отвлечься, — опухшие губы чуть дрогнули в кривом подобии улыбки. — И ведь он выбирает именно меня в качестве помощи себе забыться! Значит, я для него немного более особенный, чем остальные, верно? — Осаму уже давно перестал понимать, насколько разумны его мысли, и на сколько всё правильно или неправильно, но он хотя бы пытался найти какое-то логическое объяснение. — Чуя почти каждый день обращает на меня внимание, уделяет время, пусть и такое… своеобразное… а я вечно думаю лишь о плохом. Совсем уже замкнулся в себе, что во всём вижу только плохое, пропуская положительные стороны мимо внимания» Сердце вдруг забилось быстрее, стремительно разгоняя кровь по телу, от чего показалось, будто по нему разливается приятное тепло. Внутри был ощутим лёгкий трепет и даже волнение. Губы растянулись в более уверенной, почти радостной улыбке, а боль неожиданно отошла на задний план. Дазай был очарован Накахарой… Весь яд, который через него пропускали на протяжении долгого времени, превратился в наркотик, но распространялся именно на рыжеволосого, потому что он, судя по всему, всегда казался Осаму самым привлекательным и необычным человеком. «Почему я так долго не мог понять, что я просто особенный для него? Ничего не делается без причины, а значит, что у Чуи это просто способ так проявить внимание! Из всех он выбрал именно меня, — это так приятно, а до меня дошло только сейчас, — бинтованный нервно усмехнулся и осторожно шевельнулся, уперевшись одной рукой в пол, чтобы помочь себе подняться на ноги. Его сердце так трепетало в груди, что любые проблемы перестали сейчас волновать. — Я вовсе не один. У меня есть этот рыжий гном, с которым мы почти каждый день видимся! Боже, он такой прекрасный… Наконец-то мне хватило ума понять что-то помимо нудных формул и правил из учебников!» Дазай почти засиял от радости. Он только что понял, что все эти годы Накахара так активно проявлял знаки внимания, а в ответ его так оскорбительно считали обычным садистом. Найдётся ли тот, кто откроет этому человеку глаза и разобьёт его розовые очки об суровую правду, объяснив, что никакой искренней любви нет, и это всего лишь его выдумка, чтобы хоть как-то защитить дальнейшее разрушение психики? Бинтованный, чуть пошатываясь, побрёл к выходу из раздевалки. Тыльной стороной руки он утёр кровь с лица, от чего новая волна дискомфорта разлилась по всей голове, но даже это не отрезвило парня от его совсем новых и таких невероятно приятных ощущений, которые он искренне воспринимает как настоящую первую влюблённость. — Дазай! Ты куда пропал, чёрт тебя дери? — голос Йосано как из-под воды донёсся до слуха, но реакции всё равно никакой не последовало. Мысли о том, как Чуя красив, были куда занятней, но Акико и Ацуши сами заметили друга. — Что стряслось!? — беловолосый ошарашенно уставился на Осаму, а после подлетел к нему вслед за Йосано, подхватывая с одной стороны, чтобы помочь устоять на ногах. — А то ты сам не понимаешь, что произошло, — вздохнула девушка и с беспокойством посмотрела на профиль побитого. — Я им всем однажды руки переломаю и повыбиваю зубы, выблядки ебаные! Карие глаза опустились в пол. Перед ними продолжал стоять силуэт рыжеволосого. Дазай посмотрел на подругу только после того, как она щёлкнула пальцами перед его лицом, привлекая внимание и убеждаясь, что он после очередных побоев вообще вменяемый. — Его нужно как можно быстрее в медпункт отвести, — Накаджима переглянулся с Йосано, а та согласно кивнула. Возможность адекватно думать медленно возвращалась в шатенистую голову, а если точнее, то наконец-то удалось отставить мысли о Чуе в сторону и подумать о настоящем моменте. — Я могу идти сам, — после этих слов на бинтованного недоверчиво покосились, а отпускать даже не подумали. Попытки протестовать ещё около минуты продолжались, пока Осаму не сдался, позволяя вести его к нужному кабинету.***
Дазай вернулся домой в приподнятом настроении, что даже парочка новых пластырей на лице не смущали ничуть. Чувство окрылённости окутало собой, заставляя глупо улыбаться. — Что с лицом? — суровый голос отца одним мгновением пробился сквозь невидимую дымку забвения и окончательно вернул подростка в реальность. Зрительный контакт очень быстро был установлен. По спине пробежали холодные мурашки, но Осаму твёрдо выдерживал это напряжение, что повисло в воздухе, начиная давить на виски. Любые намёки на улыбку исчезли с лица. — Подрался, — отрешённо слетает ответ, и парень без лишней торопливости стал стягивать с ног обувь, чувствуя, как сердце начинает биться в груди быстрее. Стоило быть готовым к чему угодно. — И что, остался победителем? — Цусима вопросительно выгнул одну бровь, смотря на сына свысока, в прямом и переносном смысле. Дазай понимает, что в зависимости от его ответа может быть различный исход событий. Он поставил ботинки в стороне, оставаясь в серых носках. — К нему потом для помощи присоединился друг, — ответ был уклончивым. Не признаваться ведь напрямую, что это была даже не драка, а избиение. — Ясно, — мужчина вновь нахмурился и развернулся, уходя в свой рабочий кабинет, а бинтованный с трудом удержал в себе облегчённый вздох, поспешив подняться на второй этаж, к себе в комнату, где он сразу же закрылся. Не на ключ, но всяко лучше, чем вообще без двери быть. Мало ли, что взбрести в голову может такому родителю, а мать на это не сможет и слова против сказать — только под раздачу попадёт. «Пасмурно, — мысленно съязвил Дазай, оставляя школьную сумку на письменном столе. Теперь можно было дать себе хоть немного отдыха, упав спиной на мягкую кровать. — Повезло, что он не стал требовать объяснять всё в деталях, иначе я вряд ли смог бы истину скрыть» В комнату через открытое окно легко проникали солнечные лучи вместе с осенним ветерком, заливая приятным тёплым светом большую часть комнаты. К слову, она была не слишком большой, но места было достаточно, чтобы здесь вместилась удобная одноместная кровать (на которой, вероятно, всё равно поместилось бы двое человек), деревянный шкаф, что почти упирался в потолок, но узкий, однако Осаму не был любителем стильно и выделяюще одеваться, да и отец не позволил бы, так что не было необходимости в наличии большого количества места для одежды; рабочий стол, что тоже был из дерева, стоящий перед окном, сразу за бордиком кровати у ног. Обычное кресло на колёсиках тоже имелось. На одной из стен ещё былы прибиты три полки, а на них стояли книги, пара цветков в белых горшках и несколько фигурок каких-то персонажей. Цусима пусть и был очень жестоким и строгим отцом, но всё же не ограничивал сына вплоть до таких мелочей (только если эти мелочи не «девчачьи» и не связаны с нетрадиционной ориентацией). Вся комната в целом была выполнена в пастельно-кофейных оттенках — Осаму это очень нравится. Здесь всегда был идеальный порядок, потому что в ином случае можно получить совершенно любое наказание от отца, в зависимости от его настроения. Наверное, поэтому подросток так ненавидит всё, что связано с уборкой. «Сейчас сделаю уроки, потом можно перекусить, а после уже видно будет, что делать дальше, — шатен прикрыл глаза и медленно набрал в грудь побольше воздуха, как в голове снова возник образ Накахары. Сердце заколотилось быстрее. — Интересно, чем он сейчас занимается?»***
— Да понял я, отвали уже! — дверь в комнату с яростным хлопком закрылась, а Чуя ещё около минуты гневно прожигал её своим взглядом. Сердце отбивало бешеный ритм, будто парень без остановки бежал несколько километров. Снаружи всё ещё слышался раздражённый голос отца, от которого эмоции уже зашкаливали. — Просто врублю музыку и пошёл ты нахуй, — зло прошипел себе под нос Накахара и резко развернулся в сторону кровати, рядом с которой на пол швырнул школьную сумку. Он сунул руку в карман брюк и достал телефон. Было необходимо заглушить внешний мир хоть чем-то, но кроме музыки это сделать было больше нечем. — После моего восемнадцатилетия в этот ебаный дом больше ни ногой! Долго выбирать трек не пришлось, когда есть кнопка для воспроизведения всех песен в случайном порядке. Помещение теперь было как будто отрезано от всего, что происходит за его пределами. И только теперь Чуя смог немного расслабиться и завалиться на кровать, отложив телефон на прикроватную тумбу. «Как только мне исполняется восемнадцать и заканчиваю школу — первым же рейсом нужно валить отсюда, пока эта ебанутая семейка не довела меня до предела! — мысли одна за другой закрутились в голове, иногда просто перескакивая с одной темы на другую. — Ещё и школа эта… Устал уже от всего. И учителя со своими ебучими нотациями. Как будто я сам не знаю, что у меня проблемы с успеваемостью! Ненавижу…» Рыжеволосый перевернулся набок и апатично посмотрел в тёмную стену. Не было желания делать хоть что-то, кроме как свалить куда подальше и больше никогда не видеть надоедливых родителей и всего прочего, но если от предков ещё можно сбежать, то от проблем — вряд ли. Музыка почти не улавливалась слухом, оставаясь просто фоном. «Как эта скумбрия сейчас? Да и вообще после каждого такого дня? Даже не представляю, что такой заучка может ещё делать, кроме как сидеть за уроками и зубрить, — в мыслях вдруг всплыл образ шатена, а Накахара даже не был против этого — всё равно лучше, чем бесконечные нотации и ругань с близкими. Хотя странным ему это всё равно продолжает казаться. — Небось приходит со школы, а мать его лелеет и спрашивает, как же так её сынок снова вляпался… — на душе было паршиво. Было сложно разобрать собственные чувства, они часто казались слишком противоречивыми. — Но его мать наверняка хотя бы беспокоится за него и задаривает заботой, а у меня даже этого нет. Я всегда недостаточно хорош, чтобы получить хоть грамм родительской любви! Почему у каких-то суицидников, которым похуй на свою жизнь, всегда такие прекрасные родители, а мне приходится из шкуры вон лезть только ради того, чтобы получить их молчание, а не очередную порцию недовольств и нотаций с самого порога!? — парень с силой замахнулся кулаком, но тот встретился лишь с мягкой поверхность постели. Чуя не знает родителей одноклассника, но почему-то уверен, что они такие, какими он их представляет, вызывая этим у себя чувство зависти, ведь он такой же ребёнок, как и все, который хочет хоть немного родительской теплоты и внимания, но получить её никогда не удавалось. — Из меня, видимо, с самого рождения пытаются вырастить идеала, но что это за идеал такой должен быть, раз уж я всегда делаю недостаточно!?» Все два окна в комнате были закрыты тёмными шторами. Не хотелось вообще вспоминать, что помимо этой комнаты существует и остальная часть мира. Музыка легко проникала в мозг, заглушая какие-либо ещё звуки. К слову, комната Чуи была выполнена только в очень тёмных и мрачных тонах: высокий и широкий чёрный шкаф с одеждой, в котором было очень много разной одежды, потому что Накахара был любителем выделиться шикарным образом и подчеркнуть свою стильность. Ему всегда было плевать на запреты учителей и родителей так ярко и примечательно одеваться; средних размеров компьютерный стол монотонного серого цвета, на котором стоял серебристый ноутбук и прочие мелочи для учёбы и не только; офисный стул на колёсиках, маленькая тумбочка у кровати, а на ней всегда пусто, если не считать телефона. Конечно, Чуя не был собой, если бы назло родителям не стал крепить на стены яркие постеры с любимыми музыкальными группами и героями фильмов, а на полки ставить красивые фигурки и другие безделушки, разбавляя мрачную строгость комнаты и показывая, что здесь подросток живёт, а не типичный ботаник, у которого из личного интерьера в комнате только куча учебников и идеальный порядок. К слову о порядке, у рыжеволосого его почти никогда не бывает. Что мать, что отец сколько не пытаются, как бы недовольно и строго не принуждали — так и не смогли заставить сына наводить здесь порядок. Когда он ещё был совсем ребёнком, то, конечно, это получалось, но чем старше он становился, тем сложнее им было управлять, что очень бесило его родителей. Отец не редко прикладывает физическое насилие, чтобы приструнить Чую, но даже это помогает на крайне короткое время, а иногда вообще не помогает. И при всём этом подросток продолжал любить родителей. Где-то в глубине души, но продолжал, иначе он не стремился бы так яро добиваться хоть какого-то их одобрения, пытаясь стать тем идеалом, которого они требуют. «Почему другим людям так легко всё даётся, а мне всю жизнь приходится отдавать всего себя ради признания родителей и людей вокруг? Я действительно настолько слабый, что делаю очень мало, а чувствую, будто меня судят слишком несправедливо? Не могут ведь родители к собственному ребёнку относиться с пренебрежением и просто издеваться над ним?» Кулаки сжались до побелевших костяшек. Накахара зло пыхнул и резко принял сидячее положение, посмотрев на закрытую дверь. От его собственных мыслей не спасает даже музыка, как бы громко та не играла. Хотелось просто провалиться сквозь землю, исчезнуть с лица земли и перестать досаждать людям существованием такого никчёмного человека, который не способен даже любви родителей добиться, когда другим это даётся легко. А точно ли проблема в Чуе? Он никогда не задавался этим вопросом, как и не сомневался в том, что родители практически всегда правы и нужно быть достойным их любви ребёнком, ведь если ты не удостоен любви родителей, то как можешь быть достоин хорошего отношения от других людей? Дверь в комнату неожиданно распахивается, от чего подросток едва не вздрогнул. Взгляд ледяных глаз сразу встретился с тяжёлым взглядом отца. Тело сразу стало наливаться свинцом, а руки сжиматься в кулаки. — Научитесь когда-нибудь стучать прежде, чем врываться в мою комнату? — А ты научишься когда-нибудь нормально разговаривать и хотя бы убираться в своём свинарнике? — Может, я решил бы подрочить, а тут ты заявляешься? — рыжеволосый сделал вид, полный непоколебимости, вопросительно выгнув брови, однако злость внутри него уже зашкаливала, норовя вырваться и устроить новый скандал. — Закрой свой поганый рот, щенок. Ты за столько лет не смог ничего достойного сделать, чтобы сметь перечить, — Кенсуке стиснул зубы, прожигая своим убийственным взглядом дыру в сыне. — Или ты думаешь, что мы, твои родители, которые уже прожили эту жизнь, тратим свои силы и ресурсы на тебя, просто так, без какой-либо причины говорим, что ты бестолочь, а не ради того, чтобы ты работал над собой и стал лучше? — мужчина смотрел почти не моргая. Его слова пробирались в самую глубь мозга Чуи, пока тот молча не поджал губы и не опустил глаза. — То-то же. Кенсуке зашёл в комнату и закрыл за собой дверь, вскоре возвращая внимание к сыну, у которого так и чесался язык вспылить и поторопить отца сказать, на кой чёрт он сюда заявился. Спокойно. Нужно поберечь нервы. — Твоей матери снова звонили со школы. Долго нам за твою ужасную успеваемость так позориться перед преподавателями? — мужчина сложил руки на груди, встав в паре шагов от двери. В воздухе мгновенно повисло напряжение, от которого Чуя уже скоро с катушек съедет. — И выруби эту проклятую музыку, пока я твой телефон не разбил об стену или сразу об твою голову! Накахара младший медленно набрал в лёгкие воздух через нос, всеми возможными мыслями заставляя себя молчать и не разжигать новый конфликт, лишь бы быстрее отделаться от отца. Рука нехотя потянулась к телефону, и очень скоро тишина заполнила собой всё вокруг, троекратно усиливая тяжесть в пространстве. — Доволен? — сердито прошипел парень, вновь установив зрительный контакт, более не смея его разрывать, как бы униженно и неправильно он себя не чувствовал. — Нет. Ты должен был сам додуматься проявить ко мне хоть каплю уважения и благодарности за то, что живёшь в этом доме и носишь нашу фамилию, — другого ответа можно было и не ожидать, так что никакой реакции со стороны рыжеволосого не последовало. — Либо ты договариваешься с кем-то из одноклассников на то, чтобы тебя подтягивали в учёбе, либо я сам займусь поиском репетитора для тебя. И поверь, если за это возьмусь я, то у тебя не останется и единого часа на безделье, — Кенсуке никогда не давал пустых обещаний, так что в его словах Чуя ни на грамм не сомневался, быстро смекнув, что лучше выполнить требование. — Завтра же, после школы, ты идёшь домой и говоришь мне о том, кто и когда точно придёт заниматься с тобой. — Да понял я уже! — сдерживать эмоции становилось всё сложнее, как и пренебрежительный тон, от которого отец раздражённо поморщился, видимо, тоже сдерживаясь, чтобы не устроить очередную нервотрёпку себе. Больше никто не сказал и единого слова. Кенсуке наконец-то оставил сына в покое с его собственными мыслями наедине, выйдя из его комнаты. Чуя сразу после этого подскочил с кровати и подскочил к проходу, громко захлопывая за родителем дверь. Хотелось орать во всю глотку, бить кулаками стены. Ярость кипела в крови, от чего даже голова заболела, но всё, что мог себе позволить сделать сейчас Накахара, — это подойти к одному из подоконников, раздвинуть шторы в стороны и распахнуть окно, впуская свежий воздух в свою комнату. Не особо помогло отрезвить себя, но сделать глубокий вздох и поджать губы, чтобы ничего лишнего не ляпнуть, всё же удалось. «И кто же из класса вообще может согласиться помогать мне в учёбе?!»***
— Осаму, спускайся ужинать, — голос Касуми был как всегда мягким и таким заботливым. Подросток сразу обратил на неё внимание, стоило только услышать обращение к себе. Он улыбнулся уголками губ и откатился на своём кресле чуть дальше от стола. — Иду, мам, — бодро отозвался Дазай, на что получил доброжелательный взгляд карих глаз. Парень поднялся с нагретого места, выключил настольную лампу и направился к выходу из комнаты. С первого этажа, с кухни, был ощутим приятный и очень аппетитный запах жареного мяса с чем-то ещё, что даже заурчало в животе и более ощутимо проявился голод. И такие расслабленные и комфортные моменты легко и быстро рассеиваются, стоит только заметить отца. Застолье никогда не проходило спокойно и уютно, как бывает у любой нормальной семьи, но шатен уже давно к этому привык, стараясь вести себя так непринуждённо, как он только может. Есть слишком быстро тоже нельзя — это стало ясно ещё очень давно. Дазай младший старается никогда не выдавать хоть каплю негатива в сторону отца, если не хочет, чтобы на его голове оказалось содержимое тарелки, а если это не застолье, то, соответственно, другие меры наказанаия за такое «неуважение» к родителю. «Ничего нового. Просто отсидеть полчаса за едой, поотвечать на его тупые вопросы и свалить к себе в комнату…» Осаму проходит к столу и усаживается на своё место, напротив матери. Цусима же сидел с другой стороны, между членами семьи, как глава. Никто не смел притронуться к еде, пока это первым не сделает отец. — Успеваемость за сегодня? — как гром посреди солнечного дня звучит голос мужчины, но у бинтованного уже выработался иммунитет к этому и он никак на это не отреагировал, даже мысленно. — Высшие баллы по всем урокам, кроме последнего — была контрольная работа, но я точно знаю, что получу «отлично», — размеренно и снисходительно звучал голос парня, а как он стих, то наконец-то можно было отправить в рот хоть что-то из еды. Если Цусима промолчал после ответа сына, значит он его более менее удовлетворил. Никакой похвалы никогда не было слышно в сторону младшего от отца. — Уроки сделаны? — Да. В идеальном виде, — Осаму в такие моменты был очень похож на отца своим каменным выражением лица и непринуждёнными ответами, которые он словно заранее заучивал, хотя это не так. Страх перед таким родителем за все годы никуда не исчез, но удалось научиться никак этого не выдавать и делать всё так, как требуется. — Сколько завтра уроков? — Пока неизвестно. Преподаватель по истории заболел и нам могут отменить один или два последних урока завтра, — сразу после этого ответа атмосфера ощутимо накалилась, но эмоции у Цусимы не изменились. Шатен всем своим нутром почувствовал, как отец напрягся, ибо тому всегда необходимо знать, когда примерно сын должен вернуться домой, чтобы отследить, если слишком задержится или наоборот, слишком рано вернётся с учёбы. Однако, ничего больше по этому поводу не было сказано, что немного удивило бинтованного, пусть он и не показал этого. «Дожить бы до восемнадцатилетия и окончания школы, а потом валить со всех ног из этого Ада, — парень стал жевать немного быстрее, наслаждаясь вкусом приготовленной еды. — Надеюсь, после этого он не переключит всё своё внимание на маму…» Несмотря на то, что обеденная зона была очень уютно и красиво обставленна, подросток никогда не чувствовал себя здесь спокойно и комфортно, зато всегда имел желание как можно скорее уйти отсюда и скрыться от внимания отца. Если выдавались дни, когда Цусима по работе куда-то уезжал хотя бы на пару дней, то это время превращалось в настоящий Рай, когда можно вести себя раскрепощённей в собственном доме и нормально, без всяких рисков и тревог, поговорить с матерью. Пусть и живут они всю жизнь под одной крышей, но из-за мужа Касуми никогда не могла просто прийти к сыну в комнату и поговорить с ним на нейтральные темы, как и Осаму не мог без причины подойти к матери, чтобы просто пообщаться, а во время застолья женщине едва ли давалось право голоса. Цусима не бил её за каждое неправильное движение или слово, но если пыталась заступаться за ребёнка во время его физических наказаний, то тогда уже она попадала под горячую руку, ведь по мнению этого человека, главе семьи никто не имеет права перечить и как-либо противиться тому, что он делает и говорит. «Почему время всегда идёт так быстро, когда это не нужно, но так невыносимо медленно, когда хочется поскорее от чего-то отделаться?..» Дазай плюхнулся спиной на постель и уставился обречённым взглядом в потолок. Не было никакого желания для чего-либо, но теперь в мыслях всё чаще мелькал образ Накахары. Сердце сразу начинало биться быстрее, а в душе как будто расцветали самые нежные цветы. «Я ведь точно не ошибаюсь? Нет, не может быть… — бинтованный прикрывает глаза и прокручивает в голове все те моменты, когда Чуя находился так близко, а иногда даже прикасался и разговаривал с ним. — У него такое спортивное тело… Коротышка, зато столько физической силы… — нижняя губа оказалась неосознанно прикушена, а внизу живота стал медленно затягиваться невидимый узел, вызывая совершенно новые и такие приятные ощущения. — Мне уже не терпится оказаться в школе и снова его увидеть» Парень был крайне взбудоражен. Даже казалось, что это не даст быстро уснуть. Он торопливо переоделся в одежду для сна и погасил в комнате свет, быстро возвращаясь в кровать после этого. Губы растянулись в широкой, такой глупой, но довольной улыбке. И все сомнения или несостыковки каждый раз игнорировались мозгом Осаму.***
— Ты… просишь меня тебе помочь с учёбой?.. — Дазай опешено вытаращился на Чую. Неужто рыжеволосый решил таким образом сблизиться?