***
За несколько минут до окончания собрания Ордена Сопротивления со всеми его сторонниками Вики выходит из заполненного кабинета, пытаясь найти место в их убежище, где она может не думать лишь о том, как в будущем ей предстоит выживать. Где она может вздохнуть. Воздух, который не нужен ей, чтобы жить, но нужен, чтобы просто дышать. По привычке. По такой старой, всё ещё связывающей её с теми далёкими временами, столь земельными, что те почти полностью стёрлись из сознания. Благодаря Чуме — некоторые однозначно и безвозвратно. Но у неё есть настоящее здесь и сейчас. В относительной безопасности. Почему она всё равно не может дышать? Ответ прост. Эта безопасность настолько относительна, что её «защита» чувствуется не иначе, как соприкосновение лезвия к горлу. Всё равно что ты не знаешь наверняка — убьёт тебя эта вера в то, что ты в безопасности, или нет. Ты не знаешь наверняка, насколько болезненным будет смертельный порез вдоль горла в случае, если он произойдёт. Не знаешь, когда он произойдёт. Вот что лишает возможности дышать. Страх. Вики всё же не бесчувственна. Она лишь отлично умеет подавлять свои эмоции, чувства. Но они никогда не исчезают. Она так устала. Возвращаясь обратно, девушка опускает крылья, останавливается возле открытой двери, наблюдая как каждый по очереди выходит. Шепчущаяся Мисселина с Геральдом… Мамон, сводящий брови в хмуром выражении лица… Прочие… Последним выходит Эрагон, вполголоса разговаривающий с матерью: — Ещё есть для всех нас надежда, что мы можем узнать о местоположении горна. Вики думает, что её надеждой скорее является Эрагон, а не горн. Вики думает, что готова перерыть все Острова, рискуя жизнью, если в конечном счёте найдёт этот горн — их общую надежду. Вики готова действовать, если эта надежда даст Эрагону возможность хоть раз снять с себя маску тотального хладнокровия, открыв девушке больше, чем он показывал всем остальным.***
Вики касается предметов в комнате, пока Мими отсутствует, находясь рядом с друзьями. Вики не находится рядом с ними. Сама не знает почему. Знает лишь, что они поймут. Вики переодически приходится разговаривать с находящимися в Ордене, но это все словно бутафория, бестелесный призрак, только картинка. Часы проходят как очередное приближение к судному дню. Ночь забирает свои права, затемняя небесный округ, даёт возможность Смерти поднять свою косу, чтобы вонзить в очередную беззащитную шею. Вики перестаёт носить платья, точно зная, что оно не спасёт её в случае нападения. Она всегда ходит в полноценной экипировке, но именно это осознание ей кажется таким тяжёлым, будто то, что она носит в страхе быть уязвимой сшито из кольчуги. Ей хочется кричать. Но она потеряла голос ещё тогда, в темнице. В Белой комнате последние его остатки лишь искоренились. Но вместо крика, какой-либо эмоции Вики лишь хватается за ткань своей одежды, словно пытается обрести равновесие с самой собой. Но в ней давно нет никакого равновесия. Ни малейшего баланса.***
— Вики? Когда он видит её, проскользнувшую сквозь слегка приоткрытую дверь одним ранним утром, отрывается от своих записей и внимательно смотрит прямо на неё. Несколько сонную, отрешённую и зажавшую ткань собственного одеяния. Мысленно Эрагон хмурится. Внешне — лишь глубже пытается заглянуть в мысли. — До начала тренировки слишком рано. Кажется, её это совсем не смущает. — Знаю. Он не отводит от неё проницательного взгляда. Молча встаёт с места. Моментально перемещается, словно телепортация сквозь пространство, разрезая само понятие материи, но это лишь для глаз самой Вики — она слишком заспанная, уставшая, чтобы внимательно следить за тем, как он двигается. Дверь позади захлопывается. Его рукой. Звук вынуждает её вздрогнуть. — Порой я не понимаю одной вещи. — Эрагон подаёт голос чуть сзади, с левой от неё стороны. От его тембра её ресницы подрагивают, но сама Вики заставляет себя стоять ровно. — Одна из немногих, что мне неясна. Вики рассматривает стол тёмного дерева. Многочисленные книги… Останавливает взгляд на горящих свечах, медленно спрашивая тихим шёпотом… — Что это за вещь? — Твоё умение не сдаваться. Удивительно. — Это настолько удивительно? — Вики разворачивается к нему. — А может это ты слишком стар? Все эти секунды он прожигал её затылок взглядом — она чувствовала особенно остро. Стоило ей обернуться, заглянуть ему в глаза, кишащие пронзительной стужей, и он прожигает ей нутро. — Имей тактичность, Уокер-младшая. Золотые крылья позади с угрозой вздрагивают. Вики может страшиться чего угодно, но не его. — Ваша тактичность лишь способ прикрыть истину завуалированной вежливостью. Я лучше буду откровенна. Честна. — Вики делает шаг ближе. Вместе с этим движением появляется ощущение, что огонь в зажжённых свечах разгорается сильнее, полумрак — становится гуще. — Просто чтобы ты знал — я устала не меньше тебя, Эрагон. И не меньше тебя порой хочу сдаться. Эрагон по-прежнему равнодушен. Вики почти хочет схватить его, отрывая маску невыносимой непоколебимости, но привычно сдерживается. Её эмоции тоже приглушаются, сводя к нулю темперамент. — Но ты не сдаёшься. Что тебя удерживает? Очевидно, он спрашивает, как именно Вики всегда находит даже самую тонкую и первоначально невидимую нить в глубине непроглядного океана. Океана беспросветного. Наполненного лишь мраком. Но Вики знает ответ. Вики знает, что мрак не вечен. Рано или поздно всему приходит конец. Вики знает ответ. Её способность оставаться живой — это не способность не сдаваться. Это способность выживать. Кажется, вот в чём её сила. Не в жизни. В выживании. Но отвечает она иначе, словно вынуждает саму себя в это поверить… — Возможно, я лишь хочу увидеть, что произойдёт, если я не сдамся. Эрагон стоит не шевелясь — бесконечно похожий на мраморную статую, силу которой чувствуешь даже если она не двигается. Статуя средь многочисленных старинных книг, подрагивающих теней на полумрачных стенах от мельтешащих свечей… Он — неподвижное превосходство. Глядя на него, у Вики перехватывает быстро стучащее сердце. Кажется, он это чувствует. — И тебя не пугает то, что ты можешь увидеть? — Серьёзный тон, спрашивающий скорее просто чтобы спросить, а не потому что интересно. Но это его личная иллюзия. Вики давно научилась это определять. Ему действительно интересно. Иначе Эрагон не прищурился бы, делая и без того стрельчатые глаза ещё более хитрыми. Вики опускает взгляд. — Я не знаю, может ли теперь что-нибудь меня напугать. Он знает, зачем она это говорит — в попытке поверить в то, что в её жизни действительно нет места страху. Но попытка неоправданная. Он намеревается ей это показать. Резко касаясь одним пальцем девичьего подбородка в уверенном жесте… Приподнимая его… — Посмотри на меня. И Вики смотрит. Впивается своими глазами из-под ресниц в его ангельски-голубые. Ангельски-чёрствые. И ищет-ищет-ищет-ищет. Что? Намёк на то, что он может ответить взаимностью? Глупый ребяческий бред. — Посмотри на мой возраст. Оглянись на прошлое. На мгновение. И скажи… действительно ли я ничего не боюсь? Вики на секунду приоткрывает рот, но не выдаёт ни звука. Его прикосновение, даже просто пальцем, вызывает мурашки вдоль позвоночника, вынуждает сердце ударяться об грудную клетку. — Вот именно. Страх — вечный преследователь. Пока ты жива, он всегда будет с тобой. Ты можешь убежать от него, но он всегда нагонит. Всегда. Вики, словно в трансе, шепчет… — Пока ты не умрёшь. Эрагон, всё ещё не отнявший палец от её подбородка, подтверждает… — Пока ты не умрёшь. Вики случайно накреняется, совсем потерявшись в мыслях и навязчивых фантазиях, и ненароком оказывается ближе. Опаляет разгорячённым дыханием… Словно пытается отогреть мороз его кожи. Помещение расплывается, полумрак давит, вынуждая открыться более откровенным вещам. Она не знает, что он чувствует, но по глазам видит, как он ответно заворожён происходящим. Его глаза таят больше, чем что бы то ни было, обрамлённые красивой формой. Полуопущенный, он невозможно притягивает, отдаёт пульсацией в крови. — И то мы не можем знать точно, нет ли ещё какой-нибудь жизни после этого. Его лицо непозволительно близко, но Вики не думает о причинах, по которым он не отстраняется, а она — продолжает постепенно приближаться. Не думает о причинах неимоверно разрежённого воздуха между ними. Причинах такого взгляда. Его губ касается усмешка. Такая… молодая и притягательная, что у неё подгибаются колени. — Я бы отказался. Вики почти не верит, что он тащит за собой мучительно долгий шлейф многовековых сил. Он кажется ей эфемерным. Настолько невероятным, что словно бы не существующим вовсе. — Я бы тоже. — Вики ласковым шёпотом соглашается. — Но, возможно, у меня был бы достойный повод передумать. Её спина расслабленна и напряжена одновременно настолько, что контраст вызывает новую лавину сводящих с ума мурашек. Это случается, как сорвавшаяся гильотина. Холодное прикосновение к губам происходит слишком неожиданно. Её впервые за долгое время кидает в настолько сильную дрожь — её тело подрагивает, как трепещущая бабочка. Эрагон кладёт руки ей на поясницу, углубляя мучительно необходимый поцелуй, и вжимает в себя. Оба теряют голову. Оба позволяют себе это сделать. Хотя бы на несколько секунд… Об этом ведь никто не узнает. Не узнает… Эрагон отстраняется, разрывая их сладострастный танец глубокого поцелуя, которого не должно быть, но шага назад не делает. Лишь заглядывает полуопущенными глазами в её собственные, касаясь холодными пальцами щеки… Кожа его полуперчаток ощущается инородной вещью между ними. И словно чётко демонстрирует грань. Его холодный взгляд содержит в себе желание помассировать виски в цели забыть происходящее — она знает наверняка. Но он не забудет. — Ты слишком молода. Вики раньше каждый раз поражалась, как быстро он мог подарить надежду и как быстро её отнять. Сейчас она не питает надежд вообще, соответственно даже не разочаровывается в его выпаде. Лишь горько, словно знала, что всё будет именно так, вытягивает уголок губы и всё равно произносит… — Мне вроде как тридцать один год. — В сравнении с моим, твой возраст — пустышка. Прежний шёпот, словно если они не будут говорить в полный, то их тайна останется исключительно разделённой на двоих. Словно так их страстное желание, приглушаемое нескончаемыми кровопролитиями, приоритетами Эрагона, одним из которых Вики, разумеется, не является, и разницей в возрасте, но возобновляющееся при возможности остаться наедине, сохранится лишь между ними. И даже стены не услышат… — Это имеет значение? Его твёрдый ответ: — Имеют значение мои принципы. Её твердое возражение: — Вот почему ты несчастен. Их схватка взглядами и одиночествами — распалённая, необходимая, обжигающая ледяным сквозняком в сердцах обоих. У одного обдуваемое возрастом, у другой — невыносимым контрастом эмоций и непониманием собственных чувств. Эрагон вновь целует её в губы, словно не может себя сдерживать. Словно так он может заткнуть все её слова. Слова слишком молодой девушки, чтобы она что-то понимала в нём. В древнем ангеле. Но она понимает, и он, дьявол побери, не может себя контролировать. Вики слишком нравится отвечать на его ледяную страсть. Вики слишком нравится, что с ней он теряет свой многовековой контроль. Если он сейчас попросит, Вики признается в том, что не сдаётся только благодаря ему. Спина врезается в поверхность книжного стеллажа. Несколько книг падают на пол… Вики сильнее хватается за мужские плечи, обтянутые белым пиджаком. Запускает руку в платиновые длинные волосы, находит среди их бесчисленности несколько маленьких косичек, пока отчаянно вплетает сквозь язык в его. Впитывая его вкус могущества и мраморного многолетнего холода. Говорят, что каждый — есть сумма его поступков. Но разве существо, получившее при рождении способность меняться на протяжении всей жизни, может охарактеризовываться сложением всего того, чем он был раньше? Человек не сумма своих поступков, мыслей, слов. Человек есть то, к чему он дошел через все эти поступки, мысли и слова. Нет ни прошлого, ни будущего, есть только настоящее и только оно воистину важно. И Вики выбирает это настоящее. Настоящее с ним. Будучи той, кто она есть. Кто есть он. Будучи там, где они есть. И неважно, что у них не будет совместного будущего. Возможно, не будет его вовсе. Сейчас они выбирают друг друга, слишком уставшие. Уставшие от собственного хладнокровия. Холод уничтожает. А им безмерно хочется ощутить жизнь, прежде чем от её чувственного понятия ничего не останется.