Предай меня, если сможешь

      Первый важный вопрос, который не всегда проясняют авторы попаданческого фентези — как вообще этот главный герой понимает, что все ему говорят?       Не беспокойся на мой счёт. Прежде чем стать коренным москвичом, я жил этническим корейцем на ДВ. Мои родители умудрились поссориться и разойтись ещё до моего рождения, так что фамилию я получил по матушке, а имя — по батюшке Гайдару. Несмотря ни на что, отношения с семьёй отца у меня были хорошие. А уж в столичном универе на профильном курсе и потом, с внезапно нахлынувшей модой на всё корейское, у сладкого оппы не было и шанса забыть язык.       Но давай договоримся на берегу — не бей переводчика, он переводит как умеет. Окей?       Когда Анжела наконец оставляет меня одного, предварительно указав, как быстрее добраться на верхние этажи, я, как любой другой уважающий себя попаданец, первым делом кидаюсь в ближайшую уборную, к зеркалу, чтобы посмотреть на своё новое лицо. К сожалению, фильтр восприятия, установленный Корпорацией, чтобы сберечь психику менеджера, работает и на него самого, поэтому каких-то поразительных изменений в сравнении с первоначальной своей внешностью я не замечаю. Если бы меня отрисовали в миленьком упрощённом аниме-стиле, упразднив разросшиеся за годы на удалёнке бока и добавив с полголовы роста, получилось бы примерно то же самое. И всё-таки я провожу у горемычного зеркала несколько минут. Сперва просто рассматриваю 3D-модель себя, то есть Аина, поворачивая туда-сюда голову, руки и, немного отойдя в сторону, ноги тоже. Восхитительное ощущение: обычно, снимая мокап на студии, тебе требуется время, чтобы привыкнуть к габаритам персонажа на экране, если он сильно стилизован, другого роста или комплекции. Сейчас я даже не заметил, что стал выше, пока сознательно не обратил на это внимание.       Потом я приближаюсь к зеркалу и рассматриваю светло-карие радужки глаз в поисках края линзы или чего-нибудь ещё, что, в теории, могло бы искажать видимую картину мира. Тщетно: видимо, когнитивный фильтр потому и называется когнитивным, что аугментирует мышление, а не органы чувств.       Ничего не попишешь.       Коротким путём я отправляюсь на встречу с Малкут, сефирой самого верхнего отдела — Контроля.       Коснувшись пальцем сенсорного датчика, я открываю дверь “за кулисы”: в служебный коридор, освещённый только слабым, холодно-зелёным светом энергосберегающих ламп, кривых, как переспелые груши. В конце этого коридора меня встречает очень просторная шестиугольная шахта; в ней — открытый лифт, навевающий воспоминания о старинных домах в Санкт-Петербурге; за исключением того, что в Питере дома, где подобные лифты ещё остались в ходу, значительно уступали бункеру Корпорации по этажности. Как и в подобных домах, к лифту также полагается винтовая лестница, даже без перил.       Если бы я не торопился на встречу с сефирой, то выбрал бы этот путь… или нет, даже так не выбрал бы. Бедные сотрудники! Им, учитывая весь непрямой путь через Центральный Отдел, на путь от Кетера до Малкута придётся тратить полдня, если не больше. Сюда они попасть не могут, и нарушение этого правила будет караться “увольнением”. Если вы понимаете, о чём я.       С тяжёлым сердцем я закрываю за собой решётчатые створки лифта и нажимаю на кнопку нужного этажа: коричневую. Скрипучая махина движется вверх; сначала с неохотой, потом постепенно набирает скорость. Я стараюсь держаться поближе к середине платформы. Не то чтобы меня пугала высота сама по себе, но даже когда лифт стоял на месте, доверия он у меня не вызывал.       Тем удивительнее с учётом всего вышесказанного мне было увидеть в этой прямоугольной вертикальной кишке, в одном из открытых лестничных пролётов, человека.       Сперва я думаю окликнуть эту женщину в чёрном плаще с меховой опушкой, но понимаю, кто это — и прикусываю язык. Бина, сефира Отдела Добычи и так внимательно следит за мной. Когда я проезжаю мимо, наши рассеянные сеткой взгляды пересекаются — и она медленно моргает, как кошка, давая понять, что она знает что я знаю что она знает что я знаю. А может, просто безмолвно здоровается. Время наших общих сцен пока не пришло.       Я заторможенно моргаю в ответ. Этого она не успевает увидеть, потому что моя шестиугольная платформа уже давненько проехала мимо.

***

      По сценарию, который я помню, Малкут должна была опоздать на встречу на минуту; но когда я прихожу в планёрку её этажа, сефира Контроля, — миниатюрная, бойкая рыжая девчуля с тяжёлым потрёпанным блокнотом, — уже ждёт меня там.       Малкут мне нравилась раньше. В чём-то, мне показалось, мы с нею похожи.       — Вы опоздали на шесть минут, менеджер! — сообщает она таким тоном, словно я сделал что-то очень хорошее. Но, думаю, рассеянная Малкут невероятно рада, что хоть кто-то пришёл позже неё.       — Прошу прощения, — говорю я.       После страшного лифта мне всё ещё кажется, что пол вот-вот сбежит у меня из-под ног. Старость — не радость.       — Ничего страшного! — тут же принимается успокаивать меня сефира. — Анжела говорит, что специально планирует совещания с расчётом на то, что кто-нибудь непременно опоздает на двадцать минут… Поэтому можно сказать, что мы начали вовремя! Уф… Рада знакомству, менеджер!       Насколько я помню, истинная форма сефир представляет собой металлический контейнер, внутри которого плещется несчастный мозг, остатки нервной системы, а вместе с ними — какие-то платы и программное обеспечение, позволяющее всему этому нервному волокну работать как единый системный блок. Как мне представлялось, с подобной конструкцией сефиры не должны уставать от бега. Однако проекция Малкут выглядит так, словно она как раз бежала от Отдела Архитектуры по лестнице пешком: дыхание учащённое, кожа немного лоснится от пота. Какая-то непослушная прядка даже сбежала из-под ободка и прилипла ко лбу. Интересно, это моё воображение так работает, или программа, генерирующая для меня картинку, получает данные о состоянии сефир через какой-нибудь их местный Bluetooth?       Из громкоговорителя доносится железистый голос Анжелы:       — Напомню вам, что в Корпорации Лоботомия время — деньги. Буквально. Вы уже задержали начало рабочего дня достаточно, оба. Прошу, ближе к делу.       — Кажется, Анжела не в духе сегодня, — вполголоса сообщает мне Малкут, нервно хихикая; проекция её тела заговорщически наклоняется ближе, наполовину прикрыв лицо блокнотом.       От неё не пахнет потом; скорее, средством для мытья посуды или фруктовой незамерзайкой. Что ж, по крайней мере, теперь я уверен почти наверняка, что моё обоняние фильтр восприятия не перешибает.       — Не обращайте на неё внимание, — истолковав моё молчание по-своему, говорит Малкут. — Анжела всегда такая. Но я уверена, все сефиры будут рады познакомиться с новым менеджером! Ну… или почти все. Хе-хе.       — Приятно познакомиться, Х, — представляюсь я.       — Ой, точно! И где только мои манеры? Я Малкут, сефира Отдела Контроля, — говорит Малкут. — Я устрою вам небольшую экскурсию по своей части комплекса! И помогу освоиться. Так сказать, определить приоритеты в работе — по крайней мере, на ближайшие несколько дней.       — Понятно. Скажите, Малкут, где я тут могу прилуниться?       — Что? — переспрашивает она, быстро моргая глазами.       — Мне нужно рабочее место для моей менеджерской работы, — поясняю я.       — Как только закончите — вернитесь в свой кабинет, — снова вмешивается в наш разговор Анжела через громкоговоритель.       От одной только мысли о том, что придётся ещё спускаться на шатком лифте, мой желудок делает сальто мортале, предвкушая свободное падение вниз с такой верхотуры. А если я пару часов буду добираться по лестнице, Анжела меня с потрошками сожрёт. Даже если у неё не предусмотрено пищеварительного тракта.       Нет уж, дудки. Спущусь как-нибудь потом. Когда представится больше времени до начала рабочего дня.       — Но там же никого нет! — возмущаюсь я, стараясь не выдать настоящей причины своего волнения.       — Там есть я, — быстро говорит Анжела. Возможно, даже слишком быстро. — Как искусственный интеллект, я могу быстро помочь с чем угодно. В том числе с удовлетворением социальных нужд. Ваш кабинет — самое безопасное место в комплексе.       — Но работаешь не только ты, Анжела, — говорю я.       — Вообще-то у нас есть свободные офисы на всех этажах, — добавляет Малкут. — Ещё могу предложить “аквариум” в зале. Коллеги будут только рады поработать вместе, а я всегда смогу подойти и помочь, если будут вопросы! Разве это не здорово?       — А если что-то выйдет из-под контроля… — сурово начинает Анжела.       — А если что-то выйдет из-под контроля, вы всегда можете закрыть жалюзи! — заканчивает за ней сефира, улыбаясь во все свои тридцать две проекции идеальных белых зубов.       — То, что твои сотрудники регулярно выходят из-под контроля, Малкут, вовсе не новость. Но я имею в виду Аномалии.       — Малкут, — тихо говорю я, — я могу посмотреть, какие Аномалии на данный момент содержатся в отделе?       — Конечно, — кивает она.       Её монструозная записная книжка с небольшой помощью сефиры отпочковывает от себя скоросшиватель, состоящий, предсказуемо, из одного файла — О-03-03.       Я достаю фотографию Одного Греха и Сотен Благих Деяний и тыкаю ею в ближайшую камеру:       — Смотри! — говорю Анжеле. — Разве у него есть ножки?! Разве он выглядит так, словно может куда-то сбежать?!       Громкоговоритель, из которого вещала Анжела, издаёт хриплый, умирающий звук — возможно, она признала своё поражение. Временно.       — Спасибо за предложение, — говорю я немного зависшей Малкут. — Думаю, мне вполне подойдёт аквариум.       — Отлично! Замечательно! — всплёскивает руками Малкут и распахивает дверь переговорки. — Эпсилон-три, Эпсилон-три, немедленно приготовьте нашему менеджеру кофе! А вы, Х, идите за мной, я вам всё покажу!       Эпсилон-три, клерк с кудрявыми русыми волосами, встаёт на месте, как подстреленная, и что-то говорит; голос у неё такой тихий, что я могу определить вопрос разве что по движению губ.       — Что-нибудь сладкое, на ваш вкус! — кричу я в ответ. И, на всякий случай, добавляю: — На безлактозном, спасибо!       Если точно не уверен в условиях своего попаданчества, лучше лишний раз перестраховаться. Мало ли что.       По всей видимости, я угадал направление вопроса, потому что Эпсилон-три кивает и утекает в направлении ближайшей кофемашины. Я же послушно плетусь следом за Малкут.

***

      Когда Кармен умерла, Аин перестал работать вместе с ними.       Он не прекратил сотрудничать. Просто перестал быть рядом, ограничил контакты до минимально необходимых для работы, а в перерывах откровенно избегал находиться с ними в одном помещении, ведь даже такой уровень близости причинял ему видимый дискомфорт. Никто не лез к нему, все понимали его чувства, потому как сами ощущали то же самое. И всё же долго так продолжаться не могло.       Единственным исключением из правила был Бенджамин. Бенджамина он терпел. Можно сказать, принимал. Но Бенджамин не был нужен ему как воздух; как Кармен.       Проектируя этот бункер, они отвели Аину медвежий угол в каждой из сфер, не оставляя надежды на день, когда он изменится.