— В жизни есть только один способ для решения
всех проблем, просто не все это признают.
— Какой?
— Насилие.
(с) Глухарь
Чжоу Цзышу открыл глаза и понял, что мир похож на мятую бумагу. Складки пространства легко складывались под его взглядом, словно окружающее существовало лишь в воображении и легко менялось силой намерения. А может его сознание провалилось в свой персональный ад, после того, как он сначала увидел падающего с обрыва шиди, а затем, был вынужден сжечь его тело, даже не получив возможности последний раз прикоснуться к нему. Он протянул руку и коснулся бумажных полос. Восприятие тут же изменилось, правильно определив точку опору. Пахло смертью, тоской, ладаном и прощанием. А как ещё должно пахнуть в погребальной лавке, полной бумажных украшений? Кажется, он забрался сюда, а затем отключился. После экспериментов с какими-то препаратами в императорской пыточной, воспоминания, вернувшиеся было после «Жить как наяву, умереть как во сне», снова скрутились в нелогичный калейдоскоп. Он видел падающего со скалы Вэнь Кэсина, а затем себя, но кто из них упал по-настоящему, так и не стало понятно. Ему виделись гвозди в своей груди, с кусками меридианов выдернутые им самим, а в следующий миг он уже стоял на крыше поместья Чжао Цзина и смотрел как красиво полыхают винные и пороховые склады. «Сокровища» из распотрошенной тайной комнаты приятно оттягивали вещевой мешок. Чжоу Цзышу приходил в себя в случайных подворотнях, обнаруживая как его пальцы с костяным щелчком ломают чью-то шею, а затем окружающее резко менялось на публичный дом, где он сидел в окружении кувшинов с вином, рассматривая выстроившихся на смотр мальчиков. Откуда-то появлялся рыдающий Хань Ин – это имя он запомнил сразу, от него пахло Вэнь Кэсином – и умолял остановиться. Вот только Чжоу Цзышу никак не мог понять в чём. Остановиться пить? Курить «Жить как наяву, умереть как во сне»? Вспоминать Вэнь Кэсина? Или убивать тех, кто разорвал его сердце на части? Ни в чём из списка Чжоу Цзышу не собирался останавливаться. Особенно от грёз. Потом что там ему являлся мужчина в красном. – Здесь незанято? – Вэнь Кэсин взлетел на крышу, подсел под бок, разглагольствуя, что любоваться луной в одиночестве самое страшное преступление. – Самое страшное преступление: жить без своего чжицзи, – сказал Чжоу Цзышу в ночной воздух и вылил остатки вина на черепицу. Часть попала на рукав. Влажная ткань похолодила запястье, мужчина пришёл в себя. Место слева было пусто. Никем не занято.# # # #
Он не стал дожидаться Конференции Героев: все, кто должен был ответить за гибель его Лао Вэня, понесли наказание. И даже бессмертный Е Байи признал его право на месть, ни разу не вмешавшись. Чжоу Цзышу выпил вина с любимым наркотиком и очнулся уже у ворот Долина Призраков. Отличный способ пропустить несколько тоскливых дней в дороге без спутника. Внутрь его пустили без разговоров, словно он был кем-то важным, кем-то дорогим для их Хозяина. В груди копились сожаления и грусть. Снаружи всё выглядело также. Словно и не уходил он отсюда вместе со своим… шиди. Если он правильно помнил дорогу, ему было туда. – Господин Чжоу? – красавица со шрамом на щеке возникла как из-под земли. – Мне ещё супа, кандалы не надо, вырываться не буду. – Господин Чжоу, я не думаю, что это хорошая идея... – Всё-таки хочешь подраться? – Цзышу поднял на спорщицу усталые и равнодушные глаза. Суп, определённо, оказался мощнее благовоний. Его скрутило так, словно все кости вдруг стали пластичными, а внутренние органы сплющились в лепёшку. Но это было и хорошо, боль физическая отвлекала от болящего сердца. Он рвался в эту боль, нырял в неё, отдаваясь всем своим существом. Картинки из памяти вращались перед внутренним взором как бесчисленные окна в императорском дворце: яркие, далёкие и беспощадные. А затем одно за другим гасли. Когда последний свет в воспоминаниях потух, Чжоу Цзышу провалился в сон.