***
Паулина утёрла слезы и глубоко задышала, чтобы унять дрожь во всем теле. Луна в очередной раз стала единственной свидетельницей её боли и тоски. Как же это было несправедливо… Паулина была так юна, так полна жизни, и от осознания того, что бог — в которого она не верила при жизни, но поверила после — допустил это, становилось ещё гаже на душе. В чём она провинилась? Лучше бы она больше никогда не открывала глаза, потому что выносить этот груз воспоминаний было тяжело. Но самое невыносимое — это мысли о семье. В первые дни Паулина практически на коленях умоляла всех учителей пустить её на Землю, но те, хоть и сострадали ей, были непреклонны. «Поэтому новичков не допускают к заданиям — вы все обязательно бежите к своим родным и начинаете их мучить», — ответил ей демон Геральд. Паулина была взбешена, но промолчала, потому что в душе понимала, что значат эти слова. Быть может, так даже лучше. Видеть убитую горем родню выше её сил. А сил у неё было совсем немного. Её поддерживало лишь одно — возможность увидеть самого близкого ей человека, который — она уверена! — сейчас был в Раю. Но этот миг наступит нескоро, а до тех пор она должна будет упорно учиться и заново изучать мир. Ночью же она вновь позволит безнадёге вылиться через слёзы. Серые крылья дрогнули, когда неподалеку появилась пикирующая фигура. Присмотревшись, Паулина поняла, что это Энди. Она не плохо относилась к нему, но сейчас у неё не было ни малейшего желания с кем-либо разговаривать. А Энди любил поговорить с ней при любой возможности, проявлял сочувствие и протягивал руку. Буквально. Ей не нравилось такое. Если бы ей понадобилась поддержка — она бы попросила о ней, но так уж она устроена, что ей легче справиться одной, чем выплёскивать все свои эмоции на собеседника. Даже если на неё навалилась такая… проблема? «Да, назвать свою смерть «проблемой», пожалуй, отличное решение. По крайней мере, так будет легче. Как там говорится? Изменишь свой образ мыслей — изменишь поведение. Что ж, попробуем», — решительно настроилась Паулина. К тому же она догадывалась, по какой причине Энди с ней так мил. Уж это ей тем более не нужно. Она пролетела пару метров вниз и, ухватившись за приоткрытую оконную дверцу, осторожно залезла внутрь спальни. Соседка Мими тихонько посапывала в своей постели. Паулина выглянула наружу убедиться, что в этот раз никакой кусок черепицы не сорвался с крыши вслед за ней. В прошлый раз она так разбудила Мими и услышала много вопросов, на которые отвечать не хотелось. К счастью, она казалась демоницей понимающей, хоть и болтливой. В отличии от Энди она быстро уловила её настроение в тот вечер (точно такое же, как и сейчас) и, кинув беспокойный полный непонимания взгляд, вернулась в кровать. Голова была словно набита ватой, а плечи ныли от длительного напряжения. Паулина уснула практически сразу, но за секунду до сна вновь ощутила мокрые дорожки на своих щеках.***
«Создание Вторых Детей. Чему люди научили бессмертных?»
Поставив вопросительный знак, учитель Девона резко подчеркнула последние три слова. Непризнанные навострили уши. Ни единого звука не было слышно, пока она осматривала своих учеников, словно проверяя, все ли на месте. — Начнем с простого: скажите мне, что нас с вами отличает от ангелов и демонов? Взметнулись вверх руки. Каждый отвечал по очереди. — Крылья. У бессмертных они более мощные, а ещё других цветов, — сказала Клара, которая попала в Школу ангелов и демонов всего лишь в шестнадцать лет. — У бессмертных больше возможностей, чтобы сделать карьеру… В Эфире же есть такое слово? — Есть, Билл, присаживайся. Ещё варианты? — учитель вздёрнула подбородок, выбирая, кого спросить следующим. — Внутренние способности. Я слышал, что у каждого ангела и демона внутри кроется сила, которую Школа помогает раскрыть. — Не у каждого. Жду ещё варианты. — Бессмертные мудрее. В их руках неограниченный запас времени и знаний. — Неплохо, Мира. Но это лишь половина ответа на вопрос. Что ж, не буду больше вас томить, — и тем не менее Девона сделала многозначительную паузу. Взрослые ученики, теперь как дети, напряженно вслушивались. — Наше главное отличие — это способность к созиданию. — В смысле? — В прямом. Оглянитесь прямо сейчас. Что вы видите? Паулина подняла взгляд и перестала дышать. Так было каждый раз, когда она смотрела на потолок в этом кабинете, потому что перед её глазами открывался самый настоящий шедевр, который ей не удалось увидеть при жизни, но который теперь она могла созерцать часами после смерти. «Девять сцен из Книги Бытия» Микеланджело Буонарроти. В такие минуты Паулина была убеждена, что вовсе не сверхспособности являются чудом, а вот это. — Верно, Паулина. Это действительно чудо, — голос Девоны вернул её в реальность. Кажется, она произнесла свои мысли вслух. — Так ты поняла, что я имела в виду под словом «созидание»? Девушка замялась. Неожиданные вопросы в новой обстановке всегда заставляли её нервничать и говорить всякую чушь, особенно остро она это ощущала под взыскательным взглядом ангела Девоны. Она была строгой женщиной средних — по человеческим меркам — лет, которая хоть и с пониманием относилась к своим новеньким Непризнанным (ведь раньше сама была на их месте), но спуску им не давала. «Только труд и учение помогут вам справиться с этим чувством беспомощности. Поэтому делайте это ради себя, а не меня», — сказала она на самом первом уроке. Паулина была согласна с ней. Во все самые тяжелые времена только дело помогало выбраться из ямы всеобъемлющей скорби, или, по крайней мере, не обращать внимание на то, что ты на дне. Она часто повторяла себе это, как мантру. — Что ж, э-э… — Паулина прочистила горло, соединяя свои разрозненные мысли. — На прошлых уроках Вы обещали рассказать, что здесь, в Чистилище, делает фреска Микеланджело. Гуляя по Школе, я заметила работы других земных мастеров. Значит ли это, что людям подвластно… искусство, а бессмертным — нет? Девона удовлетворенно кивнула. — Отлично, Паулина. Мира, тебе тоже дополнительный балл, — она махнула рукой и свет в кабинете погас. Единственный луч света был направлен на потолок. — Мы с вами уже поговорили о первой триаде этой фрески — они иллюстрируют Сотворение Небес и Земли. Сегодня мы поговорим о второй триаде — Сотворение Адама и Евы и их грехопадение. Когда были созданы Первые Дети, Шепфа наделил их неограниченной мудростью, но суть мудрости состоит в том, чтобы делиться ею. Но с кем? Ангелы и демоны бесцельно скитались по всему миру, прося у Творца просвещения. Шепфа, видя, что души Его созданий не могут найти покоя, осознал — почему. Он не наделил Первых Детей мастерством созидания, они не могли сотворить нечто, в которое бы вложили свои души и знания. И тогда Шепфа создал Вторых Детей — Адама и Еву. Луч переместился в центр плафона. — Все мы с прошлой жизни знаем, что Ева произошла от ребра Адама, однако это не так. Приглядитесь, и рядом с Богом вы увидите женщину. И Адам, и Ева были сотворены бок о бок. Микеланджело очень рисковал, когда изображал ближе к Творцу женщину, а не мужчину, не говоря уже о том, что она изображена не в виде ребра. — Учитель Девона, но ведь левая сторона туловища Адама содержит дополнительное скрытое ребро. Разве это не означает, что женщина рядом с Бо… Шепфа всё-таки не Ева? Зачем тогда Микеланджело нарисовал лишнее ребро? — спросил Корней. Паулина не удивилась, что этот вопрос задал в прошлом перспективным начинающий травматолог. От земных привычек нелегко избавиться, в этом она уже убедилась. — Хороший вопрос, Корней. Дело в том, что Микеланджело радикально не соглашался со многими католическими традициями. Лишнее ребро было нарисовано преднамеренно, чтобы не попасть под удар церкви, неуёмно блюдущей свои каноны. Девушки одобрительно ахнули, и кто-то даже присвистнул. Ангел продолжила: — Обратим внимание на самый интересный фрагмент — руки. Между двумя протянутыми друг к другу руками проходит божественный импульс, благодаря которому руки Первых Детей и всех их потомков впредь обрели главную способность Шепфа, — творить. Это наиболее ценный дар из тех, что даны свыше человеку. И дар, которым обделены ангелы и демоны. С тех пор смертные и бессмертные помогали друг другу. Ангелы и демоны незримо наставляли людей, а люди — покоряли их сердца красотой своего таланта. Поэтому вы видите здесь так много произведений искусств земных мастеров. — Но откуда они знали правду? — задалась вопросом Паулина. — Библия очень противоречива. — О Библии, мифологии и других священных текстах мы будем беседовать на другом уроке. Отвечая на твой вопрос, Паулина, всё это тоже завязано на, скажем так, взаимовыгодном сотрудничестве смертных и бессмертных. Наставляя людей, ангелы и демоны обнаруживали среди них особенных, как Микеланджело, например. Они видели в них безмерный талант и жажду знаний, поэтому в знак своего восхищения перед их мастерством награждали их Откровением. Люди через сны или прилив вдохновения видели истинную картину мира, проникали в потаённые уголки Эфира и наблюдали самые древние эпизоды жизни. Другой вопрос, что не все правильно понимали эти сюжеты, но тем не менее в последствии видения были перенесены на холст, отражены в музыке и переведены в поэзию. После смерти таких людей их творения отражались в Зале Откровения, который находится в Макоме, на Шестом Небе, и здесь — в Школе. То есть и на Земле, и в Эфире — оригиналы всех мировых произведений искусств. — Невероятно… — Не могу поверить! По кабинету прошелся восторженный единый возглас всех учеников. До этого урока многие из них чувствовали себя слабаками в сравнении с бессмертными, но сейчас они знали, что небезнадёжны, что люди — удивительные создания, а не жалкая копия Первых Детей. Осталось лишь это доказать всем остальным. — Но почему бессмертные плюют нам в спины? — не выдержала Паулина. В воспоминаниях послышались вчерашние усмешки демонов, когда она снова вышла из комнаты в своей земной одежде, которую наотрез отказывалась менять. Она человек, и имеет права носить одежду своего… вида. Вопрос поддержали некоторые другие Непризнанные. — Они не плюют, просто… — … втаптывают в грязь? — вскинула бровь Паулина. — Прекрати так говорить, — учитель Девона нахмурилась. Ох, не к добру это. Паулина решила закрыть рот, чтобы не нарваться на взбучку от неё, как это сделал Арчи на позапрошлом уроке. — К сожалению, даже бессмертные подвержены таким грехам как гордыня, гнев и зависть, особенно ученики, которые только встают на путь Божественного. Не забывайте, что мы созданы по их образу и подобию. И вот мы и подобрались к грехопадению Адама и Евы. Непризнанная едва удержалась, чтобы не закатить глаза. «Тогда и пороки следовало назвать Семь бессмертных грехов».***
Библиотека Школы являла собой если не самое, то определенно одно из самых поразительных зрелищ. Монументальное сооружение в центре здания, как сосредоточение всего самого драгоценного, что существует в Чистилище, а, может, и во всём Эфире. Тихий остров, где странник, поглощенный жаждой знаний, мог напиться ими сполна. Расписанные мраморные колонны держали на себе мощный стеклянный свод, сквозь который множество полок освещал трепетный свет, величественные статуи добродетелей и научных дисциплин указывали верные пути в лабиринтах стеллажей. Царившее молчание погрузило Паулину едва ли не в блаженство. Она вдруг почувствовала себя цельной и невообразимо спокойной. Мучавшие её гнетущие мысли отступали всякий раз, когда она посещала эту невообразимо прекрасную библиотеку, и тогда на передний план выходило до волнения любимое чувство — любопытство ко всему неизведанному, которое всегда придавало Паулине сил двигаться вперёд. Она больно прикусила губу, чтобы прийти в себя. К первому домашнему заданию в Школе следовало отнестись со всей серьёзностью, тем более что завтра на уроке будут присутствовать учителя, которые в дальнейшем станут обучать её на более высоких рангах. Как сказала учитель Девона, сейчас, на первом ранге, она с ними нянчится, словно с малютками в земной школе, но затем каждому из новеньких Непризнанных придется бороться за то, чтобы закончить эту Школу и стать полезной ячейкой в небесно-адовом обществе. Всё как у людей, однако. Паулина нашла отдел с книгами по иерархии Небес и Ада, и не знала, за что хвататься, — настолько их было много. «Интересно, а здесь существует издательское дело? Ну, кто-то же все эти книги печатает… или пишет от руки? А кто сшивает? А иллюстрирует? Ох, что-то не о том я думаю», — девушка замахала головой, отгоняя ненужные сейчас мысли. И хоть Паулина оказалась в Школе совсем недавно, ей почему-то казалось, что она ещё долго будет думать по-земному. Она начала искать фолианты с самыми свежими данным, но, как выяснилось, бессмертные не датируют издания, да и по желтизне страницы не особо друг от друга отличались. Тогда Паулина решила взять в читательский зал несколько томов, чтобы просканировать их на «лёгкость» слога. — Авторы разные, а пишут, как под копирку, — тихо, но весьма раздражённо процедила она полчаса спустя. — А ты случайно не из сумасшедшего дома? — ехидно сказал проходивший мимо парень. Судя по белому простому одеянию, ангел. — Я слышал, что, когда человеческие существа разговаривают сами с собой, это значит, что у них с головой не всё в порядке. — А ты случайно не демон? Я слышала, что ангелы более воспитанные, — в тон ему ответила Паулина. Ей уже порядком стала надоедать заносчивость бессмертных. Не хотелось нарываться на конфликт, но давать себя в обиду она тоже не намеривалась. Ангел скривился после сравнения с демоном и в глазах мигом потухло баловство. — Непризнанная, сначала научись с уважением относиться к нашей культуре, — он кивнул на стопку фолиантов на столе, — а уже потом раскрывай рот. — К культуре, которую создали люди? Парень опёрся рукой о стол, хмуро всматриваясь в её лицо, и в этих простых жестах было слишком много угрозы. «О нет, кажется, я всё же нарвусь на конфликт...» Учащённый стук сердца больно отзывался в глотке. Паулине казалось, что сейчас, в любую секунду, последует пощёчина. Точно такая же, какую она видела позавчера. Бедная Вера всего лишь попросила извиниться за то, что демоница её пихнула в проходе, а в ответ получила прилюдное унижение. Вот бы отыграться однажды на них всех. И за всех. — Прекрати, Астр. За спиной ангела стоял светловолосый молодой человек, ещё один ангел. Паулина заметила его, когда проходила между стеллажами. Он так сконцентрировано изучал какие-то пергаменты, что даже не заметил, как заслонил собою узкий проход, пока она не попросила его подвинуться. — Что, думаешь, она заразная? — усмехнулся Астр. — Она новенькая, отнесись с понимаем к её невежеству, — назидательно ответил ангел. «Да кто-нибудь из бессмертных умеет общаться вежливо?!», — про себя возмутилась девушка, но смолчала. Хватит с неё и одного этого Астра. Он, кстати, затих. И даже когда уходил, ничего не бросил в ответ ни ей, ни собеседнику. Видимо, те слова заставили его если не задуматься о собственном поведении, то по крайней мере немного пристыдили. Паулина посмотрела на парня, который определённо её сейчас спас от серьёзных проблем. От пощёчины уж точно. Его голубые глаза внимательно её осмотрели, но без интереса, а скорее механически, будто бы оценивали: стоит ли дальше с ней разговаривать или нет? Видимо, не стоит, потому что в следующую секунду ангел прошагал мимо неё. Паулина вдруг обратила внимание на его идеально ровную осанку, однако такой прямой она была не от гордости, а, как ей показалось, от тяжести. Как будто груз виден только ему одному. Крылья у него были крупные и наверняка очень сильные, но вряд ли их тяжесть так серьёзно сказывалась. — Спасибо! — искренне произнесла Паулина. Ангел обернулся, лицо его, как и прежде, ничего не выражало. — Для твоей работы лучше взять труд ангела Эвенона. Он понятнее пишет, — уголки его резко очерченных губ слегка приподнялись. — И не под копирку. Девушка обескураженно захлопала глазами. — Я… Спасибо тебе ещё раз! Надеюсь, у тебя с этим Астром не будет из-за меня про… — Дино! Она вздрогнула, мгновенно узнав этот грозный, вечно чем-то недовольный голос. Ангел Фенцио был большим любителем порычать. А ещё у Паулины складывалось стойкое ощущение, что его лицо в принципе не было заточено под улыбку. — …блем. — Сколько можно тебя ждать? Урок вот-вот начнется, а у тебя сегодня одно из сложнейших заданий! — Я знаю, поэтому я готовился усерднее и задержался, — Дино был невозмутим и уверенно выносил гневный взгляд учителя. Удивительная выдержка. — Ты должен был уже давно подготовиться, — сквозь зубы процедил ангел Фенцио. — Сегодня я жду от тебя наилучшего результата. — Я знаю. Паулина сглотнула ком в горле при мысли о том, что в будущем ей придется постоянно видеть ангела Фенцио. Надежда на то, что учитель из него гораздо приятнее, чем собеседник, рушилась на глазах. Дино подошёл к нему, и Фенцио так быстро развернулся, что полы его фелони эффектно взлетели вверх. Чуть тише, но не менее жёстко он добавил: — Не смей меня сегодня разочаровать, сын. Ты не должен проиграть Люциферу, слышишь? — Да, отец. Сочувствие к Дино одолело Непризнанную. «Вот уж кому точно не позавидуешь. Как Дино его выносит наедине, если Фенцио позволяет себе такой тон в общественном месте?» Наверное, есть вещи, о которых лучше не знать или свидетелем которых не быть. Ей стало ужасно неловко, а в груди зашевелился червяк вины: вдруг он задержался из-за того, что заступился за неё, а не потому, что потерял счёт времени, погрузившись в пергаменты? Она по старой привычке одёрнула корочку с губ, пока размышляла над тем, что ей следовало сделать и не следовало. А потом ноги сами подняли её и понесли к ступеням, по которым спускались отец и сын. — Учитель Фенцио. Он обернулся. На его морщинистом лице чётко прослеживалось негодование. — Это я виновата. Я задержала Дино, потому что искала нужный фолиант для подготовки завтрашнего выступления перед Вами и другими учителями, — она рефлекторно перевела взгляд на юного ангела и на секунду растерялась. Он медленно, как будто для него это было мучением, прикрыл яркие голубые глаза, явно не одобряя её намерения вернуть ему должок. — Мне очень жаль. Такого больше не повторится. Фенцио эта речь не затронула от слова совсем, скорее наоборот разозлила ещё больше. Он произнёс всего лишь два слова, но желчи было в них столько, что Паулина пожалела о своём поступке: — Ещё лучше. Он продолжил путь. Дино, прежде чем последовать за отцом, кинул на неё неодобрительный взгляд, как бы говоря: «Благими намерениями вымощена дорога в Ад». И был прав. Сконфуженная, она вернулась на своё рабочее место и занялась делом. Это неловкое происшествие ещё некоторое время смущало её, пока Непризнанная не приказала себе взяться за ум. Через пару часов работы она была уже готова к следующему уроку, благодаря наводке Дино, поэтому с лёгким сердцем поспешила к себе в комнату. По дороге, как обычно, она слышала шепотки или откровенно громкие замечание в свой адрес, однако голова была так перегружена, что ей все эти ехидства казались очень далёкими, незначительными и вообще её не касающимися. В комнате, под лучами заходившего солнца, сидела на пуфе красивая темноволосая девушка. Мими часто вертелась перед зеркалом, могла битый час выбирать, какое украшение ей сегодня по вкусу, а могла ещё больше затратить времени на создание какой-нибудь замысловатой причёски. Комната была окутана исключительно девичьей атмосферой: изумительный свежий аромат весны, нежного медного оттенка стены с золотыми прожилками, бархатные светлые шторы, венчающие просторные всегда распахнутые окна, мягкий оливкового цвета ковёр, а в углу — большое старинное зеркало в позолоченной раме. У центрального окна находился просторный стол, украшенный готическими резными узорами, где девочки могли и заниматься уроками, и пить чай. Туалетные тумбочки у изголовья кроватей, витрина с оригинальными готическими фигурками и несколько книжных полок, заполненные рукописями. Жить в такой комнате, без сомнений, было приятно. Паулина и Мими поприветствовали друг друга и вернулись к своим делам. Непризнанная подошла к шкафу с намерением ещё раз попробовать переступить через себя. Она в очередной раз рассматривала одежду, которую ей выдали при поступлении в Школу и которую она совершенно не хотела надевать. А возможно, дело было в том, что она отказывалась расставаться с земной одеждой. Она любила свою пурпурную косуху и в тон ей широкие джинсы, розовые «Вэнс» и белоснежный ремень «Пинко». Она любила цвет, и любила быть яркой. Ей претила одна мысль о том, чтобы променять всё это на серые бесформенные балахоны. — Слушай, Паулина, я тут заметила, что ты не слишком чтишь наши правила, — загадочным голосом произнесла Мими. — О чём ты? «Пожалуйста, хоть ты не начинай», — огорченно подумала Паулина. Ей пока не удалось толком подружиться с соседкой, но казалось, что она гораздо приятнее и адекватней остальных. По крайней мере, Мими разговаривала с ней обычным тоном, а не снисходительно-насмешливым. Ужасно не хотелось, чтобы первое впечатление в итоге стало обманчивым. — Твоя одежда. Над тобой уже начинают смеяться. — Пускай смеются, — равнодушно пожала плечами Паулина, закинув кожаные сандалии обратно в шкаф. — Нет, ты не понимаешь, — демоница замотала головой. — Видишь ли, если ты не станешь следовать нашей… э-э… моде, то это дойдет до директора Кроули. Он не любит, когда не чтят наши законы. Девушка почувствовала раздражение. Лучше бы директор Кроули озаботился поведением своих чистокровных учеников, чем одеждой какой-то Непризнанной. — Да что в этом такого? — Кроули считает, что одежда дисциплинирует Непризнанных, помогает им адаптироваться к новой для них реальности. И быстрее влиться в общество бессмертных, кстати говоря. Разве ты сама этого не хочешь? «Не хочу». Ответ так и остался всего лишь в мыслях. Мими устало вздохнула. Она взяла Паулину за плечи и повернула к их большому зеркалу. — Что ты видишь? — Себя и тебя. — Нет, дурочка, — улыбнулась она. И даже сейчас в её тоне не было тех ехидных ноток, кои Непризнанная слышала от остальных. — Опиши себя и меня. — Я… Паулина немыслимое множество раз смотрела на себя в зеркало. Раньше в её взгляде сквозило отвращение, затем — разочарованное принятие, а в последние годы — её глаза искрились радостью, с удовольствием подмечая все недостатки и достоинства, которые делали её собой. Когда-то давно она мечтала о том, чтобы родиться с другим лицом, но сейчас она понимала, что её внешность — это часть её сущности. Отними её — и это будет другая Паулина. И тут она поняла, что она действительно другая. Не было больше кругов под глазами, бесконечных шелушений на коже, покраснений; каштановые волосы стали пышнее и лежали красивыми локонами («словно только расчесалась»). Вечно обкусанные губы были гладкими и мягкими («и без всякого бальзама!»), несмотря на то что сегодня она уже несколько раз ободрала. Вернулась насыщенность веснушек, которыми были усыпаны её щеки и нос в далёком детстве («а я-то думала, что больше их не увижу»). А самое странное — это её глаза. Её обыкновенный светло-карий цвет теперь преобразился в жидкое золото, янтарь или, быть может, само солнце. Паулина ошарашенно припала к зеркалу. Насколько же сильно она впала в уныние, если впервые за неделю по-настоящему увидела себя? Вот только она ведь не такая. — Ну? Что видишь? — с весельем повторила Мими. — Это не я! — в ужасе произнесла Непризнанная. — Это не я, Мими. Я не выгляжу так… так… Считай меня ненормальной, но я помню себя несколько другой. — Я не считаю тебя ненормальной. Чу́дной — да, но все Непризнанные такие первое время, — засмеялась девушка. — Это ты, Паулина. Не забывай, что в Школу попадает душа человека, а не тело. Вот так выглядит твоя душа: таковы были твои поступки и так ты ощущала себя при жизни. Ты сильно изменилась? — Нет, почти не изменилась, — медленно крутила головой Паулина, рассматривая каждую чёрточку своего ново-старого лица. — Просто некоторые несовершенства исчезли. Или изменились. — Но ты их любила, свои недостатки? — Да. Даже очень. Паулина широко улыбнулась ей и снова посмотрела на себя. Покрутилась, повертелась. Всё было в ней хорошо, но непривычно. Она была довольна своим телом, но душа оказалась ещё краше. И вроде бы это должно радовать, а вроде бы придётся себя заново изучать. Сколько противоречий! — Если хочешь знать моё мнение, то ты красивая, — Мими сказала это как нечто очевидное, а не как комплимент. — Я сразу поняла, что при жизни ты знала себе цену. Часто сюда попадают не принимающие себя Непризнанные, и это отражается на их душах, иногда до уродства. А как мы можем их принять, если они сами себя не принимают? Паулина снова не ответила, хотя у неё уже накопилось достаточно вопросов, чтобы вступить в полемику на этот счёт. Но сейчас совершенно не было желания этого делать, к тому же с Мими. Всё-таки хорошая ей досталась соседка. Интересно, если бы не она, когда бы Паулина заметила перемены в себе? — Спасибо, Мими, за то, что открыла мне глаза. Ты, мягко говоря, меня шокировала. Мими хитро выгнула бровь: — О, это ещё цветочки. Погоди, ты ведь только начинаешь жить со мной. — Становится интересно, — рассмеялась она. — Впрочем, мы не закончили, — Мими опять развернула Непризнанную к зеркалу. — Итак, что ты видишь? — Я вижу… лучшую версию себя. — Ты видишь свою сущность, Паулина. — Да, это так. — А кто стоит рядом с тобой? Опиши эту чертовски привлекательную демоницу. Как тебе, например, её наряд? Паулина плохо представляла демона Мамона, чьей дочерью являлась Мими, но, судя по земным сказаниям, он был очень богат. И одеяния его дочери были тому ярким подтверждением. Они всегда выглядели дорого, хоть гардероб и не отличался разнообразием: неизменно это плотная чёрная кожа со множеством маленьких угловатых вырезов. Не пошло, не вульгарно, но до безумия эстетично. Сегодня её платье можно было сравнить с гнездом змей: всё в нём было переплетено кожаными поясами с выпуклыми замысловатыми узорами. В движении действительно создавалось впечатление, будто бы Мими окутала себя змеиной сворой, так по-дьявольски хорошо смотрелась она в этом наряде. А ещё Мими любила украшения, и на ней их было много. Чаще всего это было серебро с вкраплениями драгоценных камней. Она вся была тоненькая и маленькая, и точно такие же подбирала для себя украшения. Руки, лодыжки, шея, пальцы, уши — все эти части тела покрыты сияющей паутиной. — Наряд великолепный, правда. На самом деле, я нередко разглядываю твои образы по утрам, когда мы собираемся на занятия. Иногда даже любуюсь. На красивом лице Мими расцвела удовлетворенная улыбка. Понятно, что она знала и гордилась своим вкусом, но ей почему-то был приятен комплимент от неё. — Спасибо. А теперь скажи мне, разве ты не хочешь одеваться так же? Конечно, у вас на Земле свои интересные стили, но и здесь не хуже, согласись. — Не соглашусь. Посмотри, какую одежду мне выдали. Она кивнула на светло-серую мешковатую рубаху и такого же цвета шаровары, которые приобретали хоть какую-то форму только когда их по всей икре перевязывали шнурками сандалий или заправляли в высокие сапоги, не говоря уже о том, какой неплотной была ткань. — Новеньким выдают бедняцкую одежду лишь затем, чтобы приспособить их к труду. На Земле ведь всё так же: чем больше ты работаешь и стараешься, тем лучше твой внешний вид. Если бы ты не работала, то ходила бы не в этой помпезной косухе, а в лохмотьях, верно? Девушка неохотно кивнула. Всё-таки был в этих словах смысл. — Так и здесь: чем выше твои успехи в учебе, чем больше ты развиваешь в себе силу, тем лучше становится облик, и это касается не только одежды. Ты думаешь, у меня от рождения такие красивые крылышки? Нет, я их заработала развитием своих способностей. А почему ты думаешь у тебя уже завтра открытый урок с учителями высоких рангов? Они хотят посмотреть, есть ли в дальнейшем смысл на кого-то из вас тратить время и ресурсы. — Что ж, это утешает. — Да, на первых рангах будет сложно, не спорю. Скоро вы ещё будете… э-м… заниматься общественными работами. Мими сказала это так неуверенно, будто бы вообще не должна была чего-то подобного говорить. — Это какими? — Тебе совсем скоро всё расскажут, честное слово. — Но… — Ничего больше не скажу. Паулина не боялась грязной работы, всё-таки в студенчестве и на первых её работах этого было хоть отбавляй, однако она лелеяла надежду на то, что хотя бы после жизни передохнет от этого. — А бессмертные чем-то таким занимаются? — Конечно же, нет. К нам другие требования: мы учимся гораздо дольше, тренируемся жёстче, экзаменов больше, оценивают нас строже, а на высоких рангах мы ещё и курируем Непризнанных. — А сколько ты уже учишься? — Двадцать шесть лет. — Сколько?! — Ага. Я могла бы закончить Школу раньше, но порой экзамены такие сложные, что многие их заваливают и остаются на прежнем ранге. Вот и я довольно часто проваливалась. Из уникумов могу назвать только Люцифера и Дино. Вот они-то… хм-м-м… а я вообще не помню, чтобы они что-то не смогли сдать. Имя Люцифер огорошило её с первого же дня, с тех пор она то и дело слышала об его носителе категорически разные слухи. Холодный и безразличный, эгоцентричный и остервенелый демон, принц из Ямы, хозяин алого пламени. Однажды он станет третьим правителем Ада, и либо он затмит своего предка, Падшего ангела, либо своим равнодушием приведёт царство в упадок. Репутация бежала впереди Люцифера, а было ли в ней что-нибудь настоящее, вряд ли удастся узнать. Да и не было желания лично сталкиваться с сыном Сатаны. — Ну что, попробуешь сменить наряд? — с энтузиазмом спросила Мими. — Новая ты — новая одежда. — Попробую. Но не думаю, что из этого выйдет толк. Видишь ли, я при жизни была жертвой моды, — усмехнулась Паулина, всё ещё борясь с отторжением к серому дизайну. — А ты упрямая, я смотрю. — Есть немного. — Помни, что дальше будет лучше. Мими отошла к своему туалетному столику и стала спокойно снимать с себя украшения, давая тем самым понять, что их беседа подошла к концу. Паулина вновь почувствовала пустоту, неожиданно поняв, что остро нуждается в друге. Её сердце изнывало по теплу, поддержке, веселью и душевным разговорам. Конечно, больше всего тянуло к Непризнанным — они близкие и приземленные, однако на первом ранге все они переживали боль утраты прошлой жизни. Говорят, общее горе сближает, но Паулину, напротив, это тяготило ещё сильнее. Ей нужно было общение с тем, кто заставит её отвлечься от своей грусти и покажет, что в нынешней жизни тоже есть место для счастья. — Ещё я вижу демоницу, которая хорошо относится ко мне, а не считает меня вторым сортом. Возможно, позже мы разочаруемся друг в друге, но я хочу верить, что нет. И мы в итоге станем добрыми друзьями, — Паулина смущенно опустила взгляд. Мими замерла с серёжкой в руках, неотрывно вглядываясь в отражение соседки, и понять по её серым глазам, о чём она думала, не предоставлялось возможным. Точнее девушка просто не хотела в нём видеть жалость к ней. — Я тоже хочу в это верить. У меня вообще-то не очень много друзей — всего-то двое. И все они мальчики, а с ними… ну, знаешь, не обсудишь всякие девчачьи штучки и сплетни, — мило захихикала бессмертная. — Сплетни я люблю. — Я почему-то уверена, что мы подружимся.***
Паулина рухнула на колени. Спина ныла так сильно, что казалось, будто бы сейчас переломается весь позвоночник. Энди протянул девушке кувшин с водой, в который она с жадностью и без стеснения впилась. Нет, не стоило совершать тот последний прыжок — он просто отправил её в нокаут. Она взяла себе в привычку каждый день в перерывах между уроками тренировать свои крылья. Сама или с кем-то не имело значения, ей важен был результат — летать по воздуху так, как она захочет и сколько захочет: час или два, с воздушными пируэтами или умиротворенным полётом среди облаков. Паулина всей душой желала научиться тому, что прежде могла реализовать лишь в своих грёзах. К тому же ей нужно было эмоционально разгрузиться: сегодняшнее выступление заставило изрядно поволноваться. Всё прошло хорошо, учителя высоко оценили её работу, но некоторый мандраж ещё присутствовал. — Знаешь, такими темпами у меня появится конкурент в твоём лице. — О, не переживай, я не собираюсь претендовать на твоё место лучшего лётчика среди Непризнанных. Это исключительно для себя. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы унять головокружение, но в следующий миг завалилась на спину. Встревоженный Энди присел рядом, протянув к ней руку, но Паулина перехватила её. Возможно, движение получилось слишком резким, но ей было сейчас не до посторонней нежности. Просто не нужно её трогать. — Не надо. Я в порядке. — Хорошо-хорошо. Мне немного больно, — неловко рассмеялся Энди, и Паулина тут же с извинениями разжала пальцы. — Просто ты упала, как мешок картошки. Я подумал, что ты потеряла сознание. Не говоря уже о том, что с тебя пот ручьем льётся. — Должно быть, и запах не лучше. — Не принюхивался. Но по моим наблюдениям все, кто сюда попадает начинают пахнуть более благородно и без всякого дезодоранта. Она захихикала. Это был один из плюсов загробной жизни: физиология ангелов, демонов и Непризнанных довольно сильно отличалась от человеческой. Им были не страшны болезни, старели они настолько медленно, что младенец оставался младенцем в течении нескольких лет, а подросток становился юношей на протяжении десятилетий. У бессмертных отсутствовали некоторые органы, желудок работал иначе: можно было вообще ничего не поглощать из пищи — голодная смерть всё равно бы не настигла, однако со временем одолела бы безграничная немощность. Волосы росли только на голове и лице, и это для Паулины стало великим облегчением, ведь теперь она навсегда могла забыть о раздражении после бритья. Она уставилась в закатные облака. На душе и в теле стало легче. Такое всегда было, когда Паулина обращала взгляд в небо. Неважно какое: обволакивающее рассветными и закатными лучами, затянутое грозными тучами, расчерченное белоснежными кораблями или — самое необыкновенное — разрисованное миллиардами звёзд. Было в небе нечто настолько завораживающее её, что хотелось остаться на месте и больше никуда не смотреть. Провести вечность, наблюдая за небом. Иронично, ведь теперь вечность у неё действительно есть. И детские мечты о безумных полётах средь облаков тоже исполнились, вот только немного не так, как Паулина себе это представляла. — Энди, спасибо тебе за тренировки. Обещаю, я скоро от тебя отстану. Потерпи ещё чуть-чуть. Энди понимающе улыбнулся. — Ты при жизни занималась чем-то связанным с полётами? — О боже, нет! — засмеялась Паулина, и про себя отметила, что пора отвыкать от словосочетания «о боже». Шепфа, теперь надо употреблять Шепфа. — Но очень хотела. Просто духу так и не хватило прыгнуть с парашютом. Видишь ли, в детстве я больше всего мечтала получить в подарок не волшебную палочку — хотя и её тоже хотела, — а летающую метлу. — Любила «Гарри Поттера»? — До фанатизма! — Эх, а я был уверен, что ты тоже занималась каким-то экстримом. — Тоже? А ты…? — Бейсджампинг. Это было моим страстным увлечением… благодаря которому я оказался здесь. Трагическое стечение обстоятельств, но я ни о чём не жалею. — Ох, прости, — Паулина сконфуженно отвела взгляд, почувствовав болезненный кульбит сердца. — Вот почему ты прыгнул в пропасть при входном тесте? — Да, — он неловко почесал затылок. — Вот только я думал, что это была реальность, а моя смерть — сон. А ты, кажется, наоборот, да? Она равнодушно кивнула. Паулина помнила, когда её и других новичков высадили с солнечной ладьи на Алмазный порог, но вот, как она оказалась на каком-то парящем острове, название которого она до сих пор не выучила, голова всё ещё не желала ясно воспроизводить. Что же случилось потом, это ей запомнилось очень хорошо. Ей необходимо было отрастить первые крылья, и процесс этот был незабываемым во всех смыслах. Самое главное — это испытать сильные эмоции, что ей более чем удалось. «Прыгай или беги!», — практически наяву прозвучал грозный голос учителя Геральда, и Паулина вспомнила то восхитительное чувство, когда поток тёплого ветра впервые окутал её в свой кокон. Вот только она потом всего-то чуть не умерла — какая ирония, — от страха, а так в целом ей понравилось. — Поэтому ты прыгнула, а не пошла в лес. — Ну да. Ещё мне показалось, что лес слишком опасен. Уж лучше я разобьюсь в полёте, чем меня разорвёт на части какой-нибудь медведь. — Странная логика, но удивительная, — засмеялся Энди. Разговор завязался сам собой. Энди поделился с ней честным мнением о бессмертных, которое Паулина полностью поддержала, да и сама на крепкое словцо не скупилась. Из неё вдруг полился бешенный поток мыслей и чувств, который она изначально не знала, как облечь в слова. И всё же это получилось так просто, что хотелось смеяться. Они продолжали беседовать, но спустя некоторое время что-то стало мешать Паулине полностью погрузиться в разговор. Нет, не внутренний червь недоверия, который каждый раз поднимал свою голову при сближении с новыми людьми. И даже не подозрения на счёт того, почему Энди ей так помогает. Это что-то более материальное, что-то земное. Этого не должно было быть здесь. Паулина доверилась слуху и повернула голову. На голове рогатой скульптуры сидела чайка.