***
— Быстрее. У меня нет времени. Люцифер, весь напряжённый и спесивый, опёрся на сухой ствол высокого вяза, обнажённые ветви которого высились страшным кровом. Красные глаза буравили Непризнанную нетерпением, отчего та едва нашла в себе силы прочистить горло и начать: — Я читала бегло, поэтому мне не удалось… — Тогда возвращай книгу и проваливай. И без того дрожащие от волнения пальцы Паулины чуть не смяли исписанный пергамент от его беспрекословного тона. Люцифер совершенно не верил в её успех. — Ты можешь дослушать?! Или принцев не учат хорошим манерам? — обозлилась она. Демон эту колкость, казалось, не заметил, однако следующим ответом оскорбил её куда сильнее всех предыдущих: — Непризнанная, тебе вообще невдомёк, что я не трачу время на совершенно неинтересных для меня людишек? — Мне… Впрочем, неважно, — ей хотелось продолжить перепалку, оставить последнее слово за собой, но Паулина вовремя себя одёрнула. Борьба будет бессмысленной, да и к тому же кое в чём заносчивый Люцифер был прав: не стоило задерживаться. — Послушай меня, не перебивая, – так ты себе сэкономишь время. Они встретились на пустынном острове Ээя, единственным обитателем которого стал полумёртвый Одинокий вяз. Девушка пребыла сюда ровно в то время, в которое она с Люцифером договорилась встретиться – ночью, в тайне ото всех. Ни одна живая душа не должна была знать, что принц Ада якшается с какой-то Непризнанной. Пока Паулина дожидалась Люцифера – к слову, он опоздал на добрых тридцать минут – она с интересом оглядывала безжизненную Ээю, задаваясь вопросом о том, почему же эта отколотая часть от пышущего цветом Чистилища столь сильно отличалась от остальных Островов Блаженных: трава здесь была редкой и серой, словно покрытая пеплом, воздух влажным, а туман, окутывающий остров бледным красно-синим куполом, особенно сильно сгущался вокруг Одинокого вяза. Любопытное, однако, деревце, решила Паулина, когда провела ладонью по неожиданно тёплому, даже живому стволу, хотя с виду он был побит временем, искривлен и покрыт глубокими трещинами, похожими более на молнию, нежели на морщины стареющего лица. «Нет, не на молнию. На оковы», — продолжала она размышлять, пока туман не рассеялся от мощных взмахов крыльев Люцифера. — В первую очередь я попыталась рассмотреть исторический контекст, в котором возникла эта легенда, и попробовала сравнить это с современными событиями и культурой, чтобы выделить общие темы и паттерны… — Быстрее, ты не на защите. Паулина едва не подкатила глаза. Демон, в самом деле сейчас похожий на жёсткого профессора, неустанно намекал ей на ничтожность её исследований. — Эта легенда возникла в тот период, когда границы между ангелами и демонами стали стираться естественным путём. Я в этом увидела отражение сегодняшних реалий, однако теперь границы стираются путём чьего-то вмешательства. Я проанализировала события последних лет, когда стали появляться слухи о Мальбонте, и пришла к выводу, что… — Быстрее! — рявкнул Люцифер. — Чёрт, ладно! — не побоялась она гаркнуть в ответ. Всё-таки голод делал её безрассудно смелой. — Перейду сразу к теории, которую я предлагаю опробовать на практике. В создании этой легенды участвовали Метатрон и Оракул. Я считаю, что в первую очередь нужно обратить внимание на их роль в жизни Чудовища или, наоборот, на роль Чудовища в их жизнях. Во-первых, изгнание того же Метатрона связывают с каким-то ребёнком… — Во-вторых, мне абсолютно начихать на этих двоих и уж тем более на слухи, которые вертятся вокруг них, — зашипел Люцифер, терпение которого было на исходе, но девушка этого и его комментария не захотела слышать: — В-третьих, а что, если попробовать обратиться к Оракулу… — Это невозможно. Он просыпается по собственному желанию, — снова без зазрений совести перебил её Люцифер. Он, скрестив руки на груди, тяжко вздохнул. Если он ещё и зевнёт, то Паулина точно взорвётся. — Ты ошибаешься. Она упрямо вздёрнула подбородок, убеждённая в своей правоте, и вытащила из сумки внушительных размеров фолиант, наводку на который дала Мими. Яркий цвет индиго в сочетании с лавровой веточкой на обложке недвусмысленно намекали на то, кто являлся главным персонажем этого труда. — Нельзя просто так разговорить Оракула в Эфире, но не на Земле, — Паулина открыла первую закладку. На 211 странице монохромным рисунком изображалась жадная до сокрытых тайн толпа, обращённая к одурманенной жрице. — В античности это было обычной практикой. Я думаю, данный факт связан с тем, что здесь Оракул, – это нечто одушевленное, а на Земле он представляется всего лишь святилищем. Поэтому, предполагаю, его легче разговорить – всего-то нужно принести кого-то в жертву и накуриться, — последние слова она произнесла как бы в шутку, с неуклюжей улыбкой. Демон сей каламбур явно не оценил. — Перейдём к делу. Наиболее знаменитый оракул находится в Дельфах… — Что ты предлагаешь мне там спросить? Был или не был Мальбонте? — утомлённо сбил её с мысли Люцифер, из-за чего Паулина начала ощущать стремительно нарастающее раздражение. — Я думаю, даже сам Оракул этого не знает наверняка. Пророчества не стоит воспринимать буквально. Наследником Зла может оказаться просто зачинщик конфликта, который и апеллирует к легенде о Чудовище. — Непризнанная, — Люцифер устало потёр веки, словно уже час пытался объяснить бестолковому ребёнку решение математической задачки, — в Эфире действуют другие законы природы. То, что у вас считается шарлатанством – и таковым в самом деле является, – у нас имеет реальный вес. — Тогда тем более следует обратиться к оракулу! — радостно воскликнула Паулина, довольная собственной теорией. — Хоть с этим же вопросом. Но не думаю, что он ответит тебе прямо. Принц умилительно приложил ладонь к своей щеке, чуть её сдавив, и вперил в неё скептический взгляд, так и твердящий о том, что Паулина – особа недалекого склада ума. Она же продолжала стоять с ровной горделивой осанкой, хотя коленки тряслись, как листья на ветру. Ну не мог он просто так отмести её вовсе недурную идею, когда сам зашёл в тупик! Янтарный цвет сцепился с кроваво-красным, педантично изучая слабости и достоинства друг друга. Они сейчас были соперниками на ринге, не иначе. Взгляд Люцифера, томительный и оценивающий, вызывал тревогу, которую Паулина решительно отодвигала в глубины своего естества, уверенная в том, что он нехотя, скупо и по-своему, но всё-таки оценит её труд и последует советам. — Понятно. Ничего путного ты мне не сказала. Всё внутри рухнуло, заставив девушку остолбенеть от ужаса произнесённых слов. — Почему? Чем плоха моя идея? — вымолвила она оледенелыми губами. — Тем, что оракул на Земле вещает только о том, что происходит, естественно, на Земле, — демон оттолкнулся от ствола, щепетильно осмотрел свою сорочку, будто всё это время выполнял пыльную работу («самовлюблённый нахал!»), и вознамерился покинуть Ээю. Но Паулина не унималась: — Этого не может быть! Всё зависит от вопроса и, вероятно, от того, кто задаёт этот вопрос. К тому же нельзя отметать тот факт, что Оракул изначально был цельной личностью, а значит, он по-прежнему связан с Эфиром. — Н-да? И с чего ты это взяла? — Это же логично! Шепфа разбил его сущность на множество частей и поместил в разных уголках всего мира. Но если Оракул по-прежнему может предсказывать судьбу и там, и здесь, и ещё где-то, то каждый кусочек обладает одним и тем же рассудком, а значит всё ещё сохраняет в себе знания об Эфире… Он с обжигающей холодностью на лице протянул к ней руку, тем самым прервав её бурную тираду: — Что? — «Трактат», Непризнанная. — Но…! — Ты плохо слышишь? У Паулины опасно дрогнул подбородок. Горечь уязвленного самолюбия, обида и путаница накрыли её лавиной. Хотелось плакать, но она, скорее, провалится в Геенну, чем позволит себе слабость перед Люцифером. — Хорошо. Со сжавшимся сердцем она резкими движениями всучила ему сейчас презираемый всей душой «Трактат о Чудовище». Хотя нет, книга не виновата в том, что Непризнанная так увлеклась её загадкой. Она злилась на сына Сатаны, в котором, очевидно, не было ничего хорошего. И злилась на себя за самонадеянную глупость, когда посчитала, что чем-то может помочь. А ещё Паулина злилась на своё бесконечно огромное любопытство, снова приведшее её к разочарованию. — Но я по крайней мере предложила свежий взгляд, — упрямо наставила она. — Ты смотришь на общую картину, а я постаралась обратить внимание на детали. С мозаикой так и получилось – печать Метатрона обнаружили только при тщательном рассмотрении. — Пока, Непризнанная. Принц Ада улетел во тьму, оставив позади плачущую землянку.***
Паулина с грохотом упала на траву. Боль в спине неприятно отозвалась по всему телу, но девушка, не позволив себе и секунды промедления: перекатилась набок, когда над ней занесли ногу для нового удара. Она подскочила, и тогда целями ударов стала голова. Паулина реагировала быстро, то проворно уклоняясь, то блокируя атаки предплечьями. Вдруг она отскочила, присела и сделала подсечку крылом. Соперник без труда увернулся. Он слегка покачал головой, как бы говоря, что она допустила ошибку, которую теперь должна самостоятельно исправить. «Идиотка, никаких ударов! Теперь нужно будет продержаться ещё минуту!», — Непризнанная мельком взглянула на часы, упавшие песчинки которых поднялись обратно вверх. Вновь начались атаки. Дополнительная минута быстро сказалась на её ловкости: чувствовалось сопротивление каждого движения, но девушка упорно продолжала перемещаться в разных направлениях. Когда кулак практически достиг её, она так сильно отклонилась, что едва не упала. От проигрыша противнику, чей последующий удар не удалось бы избежать, её спасли упёртые в землю кончики крыльев. Дино удивлённо приподнял брови. — Достаточно. Крылья дрогнули, и Паулина всё же повалилась на землю. Дино, как и всегда делал в таких случаях, присел рядом, протянув ей фиал с водой. — Это было эффектно. — Спа… сибо, — еле выговорила она и впилась в сосуд с такой жадностью путника в пустыне. — У меня… полу…? — Нет, оставалось ещё девятнадцать секунд. Последнему движению ты где-то научилась? — Случайно вышло. — Хм-м-м… — многозначительно протянул Дино. Он словно обдумывал её ответ, хотя ничего интересного в нём, как ей казалось, не было. — Что ж, понаблюдаю ещё… Ангел замолчал, а Паулина оставила этот монолог без комментариев, давая им обоим возможность передохнуть. Они тренировались уже месяц, и лучшего тренера, чем Дино, она бы не сыскала во всём Эфире. Дино был терпелив, учтив, достаточно строг, но добр. Он в равной степени уделял внимание теории и практики, не повышал голос, не грубил и не ставил её в неловкое положение, если она чего-то не понимала (а таких моментов было предостаточно), раз за разом повторял до тех пор, пока его временная ученица не уяснит то, что необходимо. И целом относился к ней не так, как многие другие бессмертные, а… нормально. Просто нормально. Возможно, причиной тому была Мими, с коей у него была какая-то своя загадочная и запутанная история, но это уже нисколько не волновало Непризнанную. Так ли важно знать причину хорошего отношения к себе? Вряд ли. Паулина испытывала к Дино глубокое уважение, как к настоящему мастеру, и в свободную минуту старалась поднять ему настроение. Порой он был излишне собран, будто боялся, что, показав лишние эмоции, будет выглядеть глупо. — Когда мы перейдём к оружию? — К оружию ты перейдешь со своим тренером, — бескомпромиссно ответил ангел. — Но ты же мой тренер, — парировала та. — Паулина, я не собираюсь становиться твоим тренером на весь период твоего обучения. Наши тренировки на самом деле просто уроки физической культуры, и они уже подходят к своему концу. — Шепфа, всегда ненавидела этот предмет. — А ты думаешь, твой учитель изберет другую тактику? Прежде, чем взять в руки хотя бы кухонный нож, ты должна научиться контролировать своё тело. Непризнанная поникла и одарила его не менее тяжёлым взглядом, чем получила от него. — Кухонный нож – неудачный пример, Дино. Ангел рассмеялся со светлой, широкой и обескураживающей улыбкой, из-за чего сложно было злиться на него, пусть и тема для его веселья была для Паулины довольно болезненной. — Я так понимаю, с Ионой ты до сих пор не поладила? — Как можно с кем-то поладить, когда постоянно испытываешь жгучий голод? — она нервно взмахнула платком, которым утирала вспотевший лоб. — Не знаю, со мной-то ты поладила, — безмятежно пожал плечами Дино. — Просто ты не такой противный, как эта… — девушка судорожно искала существительное, наиболее описывающее всё её отношение к ангелу Ионе, но при этом не хотела опускаться до брани. Видимо, какое-то почтение эта женщина всё же у неё завоевала. — Она. Дино улыбнулся краем губ, как будто был удовлетворён тем, что Паулина сдержалась, однако это не умаляло жёсткости его последующих слов: — Я слышал, с тобой больше всего проблем. Остальные чревоугодники с твоего ранга уже вроде бы смирились со своей участью, а ты продолжаешь упрямиться. — И что? — внутри всё натянулось. Она уже понимала, к чему сводится этот разговор, – к нотации о морали и нравственности. Однако от Дино ей будет это куда более приятнее терпеть, нежели от кого-то другого. — Что тебя гложет? — он откатил рукава белой льняной рубахи, и тем самым негласно завершил сегодняшнюю тренировку. — Бесконечная пустота в моём желудке. — А мне кажется, кое-что другое, — упёрся в своё ангел. Он поднялся на ноги, слегка размял свои мускулистые руки и продолжил говорить: — Я видел многих Непризнанных, которые годами не могли искупить свой главный порок, и в итоге отставали от всего остального ранга. Мне было интересно, почему так происходит: то ли эта человеческая глупость, то ли что-то ещё. В конце концов я выяснил, что по большей части виной всему их нежелание отпускать. Последние два слова эхом раздались в её голове. Она отвернулась, сделав вид, что скрывается от солнца. — Что отпускать? — Свою прежнюю жизнь. Их грех – последнее напоминание о том, что их связывало с тем временем, когда они были живы. Паулина ощутила во рту вкус, похожий на кислоту после рвоты. Эта тема физическим недугом отозвалась в теле. — А Иона несла какой-то бред о том, что я пожиратель, который не умеет благодарить кормящую меня руку, и всё в таком духе, — она с каким-то агрессивным порывом выхватила из травы краспедию и начала крутить в руках. Конечно, этими рванными телодвижениями она выдавала своё душевное состояние, возможно, даже тем самым кричала о нём. Дино, несомненно, заметил это, но не замолчал. — Ну, не без этого. — В смысле? — она ущемлённо подняла на него глаза. Он продолжал нависать над ней грозной тенью столетнего мудреца. — Не пойми меня неправильно, ты неплохая девушка, но порой складывается ощущение, что тебе корона голову жмёт. Паулина поражённо подняла брови. Она не считала себя высокомерной. При жизни она была вежливой, внимательной к людям, даже мягкой, и стойко выносила невзгоды, свалившееся на неё, не ругая никого кроме себя одной (хотя последнее пришло к ней озарением не так уж и давно). Но когда Паулина видела явную, неприкрытую несправедливость к себе, вся её сущность требовала показать всё самое худшее, что в ней есть и даже больше. А в Чистилище, за исключением редких моментов, она постоянно чувствовала несправедливость. И это чувство не покидало её с тех пор, как ей поставили диагноз «Смерть». Это место меняло Паулину. А может быть, срывало с неё маску. Она пока не узнала наверняка. — Нет у меня никакой короны. Просто я злюсь. — На что? — На многое. — До сих пор не можешь смириться? — Да, — с неохотой ответила Непризнанная. — И никогда не смогу. — Никогда – это слишком громкое слово. — Зато как драматично звучит! Дино в ответ на этот секундный юмор лишь неодобрительно прищурился. Он отвернулся посмотреть куда-то за горизонт, и, окружённый бескрайним голубым простором, в белых одеяниях и с распущенными светлыми волосами выглядел сейчас, как девичья мечта. — Пойдем, хочу тебе кое-что показать, — ангел подал ей ладонь, за которую Паулина не ухватилась. Они взметнулись чуть на расстоянии друг от друга. Ветер раскачивал её всклоченные косы на макушке и успокаивал душу. Вдалеке раскинулись извилистые Самбатион и Лета, на чьих нежных волнах игриво мерцали солнечные лучи. Зелёные ковры уже тускнели, и окрас их начинали размывать осенние оттенки. Дино и Паулина облетели вершину горы Каф, сблизившись с огромным утёсом – терракотово-серого цвета и необычайно гладкой поверхностью. Их ноги коснулись камня, но, здесь, на самой вершине утёса ветер играл свою музыку так же сильно, как если бы они продолжали полёт, а над головами парили бурые психофоры, больше похожие на огромных воробьёв, чем на миф, заливисто ему подпевая. Кажется, именовали это место Утёсом Потустороннего Ветра. Паулине захотелось свесить ноги на краю обрыва и вглядываться в это дивное бескрайнее пространство, однако Дино повёл её дальше, вниз по склону. Вскоре они вышли к огромной пещере, и, зайдя в неё – не без некоторого страха – девушка ахнула от восторга. Свет, проникающий через узкие щели в скалах, обволакивал украшенные разноцветными минералами стены, и в этом убаюкивающем полумраке они становились похожи на замерзшие во времени капли. Воздух был наполнен не удушающей сыростью, а нежным запахом влаги и земли. Вдалеке слышился тихий шёпот Самбатион. А в самом центре пещеры возвышалось святилище. Небольшой бассейн, окружённый тремя согнутыми от боли и тоски статуями, зазывал своей чарующей, но бесконечно трагичной красотой. Мраморные фигуры выглядели настолько живыми, что у Паулины кровь отхлынула от лица. Они плакали настоящими слезами, и их слезами полнилось святилище. — Что это? — ошеломлённо прошептала Непризнанная. — Пещера Плачущих Дев, — также тихо, даже трепетно ответил Дино. Она даже подумала, что он больше ничего не скажет и не пояснит, но, чуть погодя, он продолжил: — До Войны Первых эта пещера являлась местом поклонения Шепфа. Считалось, что в её стенах можно было услышать Его голос. Поэтому, когда Война окончилась, в этой пещере собирались матери, которые оплакивали своих погибших детей, надеясь, на утешение от Шепфа. Неизвестно, отреагировал ли Он на зов матерей, но традиция сохранилась: матери приходили в это место не только чтобы скорбеть, но и чтобы молиться за здоровье своих детей. Паулина хоть и была искренне тронута величественностью и историей этой пещеры, всё же была озадачена тем, что Дино около бассейна опустился на колени. Он подал знак, чтобы она подошла и повторила за ним. — И… что мне делать? — Молиться. — Как? — Ты никогда не молилась? — в смятении взглянул на неё ангел. — Естественно, нет. Разве только на экзаменах, когда меня едва не ловили со шпаргалками. — Ты хоть на минуту можешь стать серьёзной? — при свинцовом взгляде его лазурных глаз Непризнанная стушевалась. — Это моя защитная реакция, отстань. — От кого ты защищаешься? — Ни от кого, — она несуразно дёрнула плечами, словно ей неожиданно стало неудобно в одежде. От Дино это не укрылось. — Что мне говорить? Во имя отца, сына и святого духа? — Просто обратись к Шепфа. — С чем? — Силы небесные, что ты как дитя малое? — Дино, для меня все эти мольбы – это цирк с конями! — не выдержала Паулина, при жизни твёрдо убеждённая в ненадобности религиозных ритуалов. После смерти её мнение не изменилось. — Вот помолюсь я – и что дальше? Шепфа сразу же облегчит мою душу? — Иногда, чтобы облегчить душу, совсем необязательно вмешательство Создателя. Достаточно просто проговорить проблему. — Я думала, ты тренер, а не психотерапевт. Ладно, попробую. Она молитвенно сложила ладони, прикрыв глаза. Прошла, должно быть, минута, но Пещера Плачущих Дев так и не услышала чьего-то возгласа. — А к Иисусу обращаться можно? — Можно, — проскрежетал сквозь зубы Дино, который уже, очевидно, сожалел о своей идее привести сюда нерадивую послушницу. — Хотя нет, пусть будет Шепфа, — она громко выдохнула. — Шепфа, привет. У нас с тобой прежде не было контакта, меня зовут Паулина. Э-э… Периферийным зрением она подметила, как Дино в мучении закатил глаза. — Не передашь привет и моей семье? — вопрос сам слетел с её уст, и в тот же миг к горлу подступил ком. Кап. Кап. Слёзы Дев гипнотическим ритмом лились из глубин белёсых глаз. Паулина, не мигая, смотрела на эти капельки, а в голове сумасшедшим роем вились мысли, смысл которых ей удалось понять мгновенно. Душу охватила непреодолимая тяжесть. Кап. Она подняла глаза на трёх матерей – двух дочерей Небес и одну дочь Ада. И вдруг подумала, что в этой пещере, которая взбаламутила в ней то, что она усердно старалась запрятать куда-то глубоко, жизнь замерла. А ведь у этих женщин, наверняка, были свои мечты. И цели, и желания. Они предавались грёзам о том, как сложится жизнь их детей, радовались простым каждодневным заботам, которые разделяли вместе со своим ребёнком. А потом мир вокруг стал серым, лишённым всякой надежды, и эти несчастные женщины ощущали себя оторванными от жизни, запертыми в тёмной, холодной печали. Девы плакали по своим детям точно так же, как Айола по Паулине. Кап. А дети? Тосковали ли они в последние минуты своей жизни по возможности ещё хоть разок поговорить с близкими и услышать их голоса? Или они умерли сразу – без боли, в неведении, что оставляют после себя неизгладимый вечно кровоточащий след? Полны ли были их сердца сожалений о несказанных словах и несостоявшихся моментах, которые больше никогда не смогут произойти? Кап. «Ты такая же мёртвая, как и их дети». — Нет. Она чересчур резко подскочила, и первые несколько секунд ходила из стороны в сторону, пытаясь восстановить дыхание. Всё тело жгло сильнее, чем семь грехов. Связь прошлого и настоящего становилась чем-то сокровенным. Паулина не желала продолжать эту пытку, иначе рисковала утонуть. — Нет, я не могу. Это не для меня. — она опёрлась руками в колени. — Дино, спасибо, но это не сработает. Лучше давай вернёмся к тренировке. — Почему ты так боишься открыться кому-то? — глухо произнёс он. В глазах его сквозило сочувствие, от которого становилось только хуже. — Причем здесь это? — При всём. Ты очень нравишься Мими, думаю, она искренне хочет что-то значить для тебя, но ты не подпускаешь её близко. Ты ничего о себе не рассказываешь, лишь что-то поверхностное, не делишься переживаниями, напрягаешься, когда к тебе прикасаются. Почему? — Потому что не хочу. — Почему? — Да что ты пристал ко мне? Не хочу – и всё! — Хорошо, я не буду больше допытываться. Просто… — он опустил голову и слегка скривился. — Паулина, нельзя постоянно жить в броне. Я знаю, о чём говорю. Она поняла, что теперь в его душе тоже зашевелился какой-то червяк, отчего ей сразу же стало стыдно за свою грубость. Дино хотел помочь, а она лишь огрызалась. — Я прислушаюсь к тебе, Дино. Постараюсь. Но лишь потому, что уважаю тебя, а не потому, что считаю, что ты прав. — Спасибо. А по поводу Ионы могу дать ещё один совет, если позволишь. Думаю, тебе он чуть больше будет по нраву. Паулина отрешённо кивнула. — Суть искупления всегда состоит в смирении. Выполняй то, что она требует, не спорь, абстрагируйся, и вскоре смирение к тебе само придёт, а вместе с ним понимание того, о чём говорила Иона. Она снова кивнула, однако на этот раз с какой-то брезгливостью, и закрутила головой, словно не хотела слышать это. Он это понял, поэтому продолжил: — Знаешь, тренировки требуют терпения и постоянства в своих усилиях, и в то же время они способствуют развитию этих качеств. Я думаю, тебе бы пригодилось это во взаимодействии с Ионой. — Да, пожалуй. Дино подошёл к Непризнанной, и на этот раз в его взгляде был душевный подъём. — Может быть… ну, кто знает, мало ли… Она узнала эти слова, манеру и неловкую улыбку, с которыми доставала его месяц назад на поляне около Вавилонской Башни, и сердце её затрепетало от воодушевления. — Я продолжу давать тебе уроки. Но при условии, что ты действительно будешь учиться самоконтролю. — Есть, тренер!***
— А кто-нибудь наконец-таки скажет, зачем нам с Паулиной лопаты, если вы копаете сами? — кисло вопрошала Мими, сидя на булыжнике со вздёрнутым подолом юбки. В её сторону то и дело летели комки земли. — А кто-нибудь из вас не подумал, что вам, наверное, тоже стоит копать, а не отлынивать? — кряхтел весь перепачканный Сэми. — А кто-нибудь хочет объяснить, что вообще происходит? — вмешалась Паулина, которая сонно опиралась на лопату. На часах было примерно два ночи. Тысячи блестящих точек пронзали чёрную ткань ночного небосвода. Самый яркий осколок света в виде сияющего полумесяца окроплял мрачные окрестности Лабиринта Минотавра мистикой и спокойствием. И вроде бы в этой тёмной обстановке в пору читать возвышенные стихи о бренности бытия или вечном пути души, вот только весь философский настрой сбивали бесконечные причитания от Ади и Сэми и колкости от Мими и Паулины. А ещё четыре лопаты и свежие ямки… или могилки, если не знать контекст этого предприятия. — Я тебе объясню, — резво повернулась к ней Мими. — Этому рыжему дурню приспичило раздобыть зубы Офиона, чтобы попробовать самому превратиться в каменного воина. Зачем, почему и за что нам это – никто не знает. Паулина ответила невразумительной улыбкой, но, когда Ади въедливо посмотрел на неё, сделала предельно понимающее и поддерживающее выражение лица. Она не стала спрашивать, насколько возможно воплотить эту идею в жизнь и до какой степени напился демон, чтобы его голову озарило таким абсурдом, решив, что чем быстрее они перепашут это поле, тем скорее она окажется в любимой постели. Дело в том, что вся территория Чистилища засеяна зубами древнего змея Офиона, из которых при опасности – если верить легенде, ведь до сих пор Чистилищу никто не угрожал – должны вырасти каменные мужи в полном вооружении, чтобы встать на защиту Школы. И вот талантливый метаморф Ади твёрдо решил стать непревзойдённым, потому что вусмерть захотел понять, как же работают метаморфозы этих зубов. Разумеется, один он в эту авантюру не собирался лезть. — Ади, ты не станешь каменным воином, просто смирись с этим, — тем временем продолжала Княжна Ада. — Мими, вот ты вроде бы демон, а такое ощущение, что у тебя вообще нет амбиций! Мими состроила злющую гримасу и приготовилась осыпать его возмущениями: — Да как ты…! — К тому же я же это делаю не только для себя, — Ади нравоучительно поднял палец вверх. Сэми, единственный работяга из всей четвёрки, остановился с не менее гневной физиономией, чем у Мими, и со спёртым дыханием еле проговорил: — А для кого ещё? На благо всех бессмертных? — Ну а вдруг? Вот представь, Сэми, наступит война… — Не наступит, — вмешалась демоница. Ади на неё лишь махнул рукой: — Мы с тобой воины явно не первого класса, но нам каким-то образом придётся защищаться. Представь, идём мы с тобой с ночного свидания, и тут нападает на нас Чудовище. А я бац – и швыряю в него семечко. — И? — И всё – придавило это чучело большим вооружённым булыжником. Мы спасены, Эфир спасён, все живут долго и счастливо. Грязный, лохматый, еле дышащий Сэми хоть и любил Ади всей душой, однако сейчас смотрел на него, как на слабоумного. Паулина же его взгляд выразила в словах: — Ади, ты уж прости, но мне иногда кажется, — она громко зевнула, почувствовав болезненное урчание в животе, — что картошка, которую я чищу, разумнее тебя. — Поддерживаю. — Однозначно. Демон комично разинул рот и покрутил головой то в сторону девочек, то в сторону Сэми, не находя, что ответить. В итоге поджал губы, крепко ухватился за лопату и начал копать с ещё бо́льшим усердием. — Нет в вас духа авантюризма, — обиженно пробурчал он. — Как раз-таки в нас его хоть отбавляй, если мы сейчас находимся здесь! — возразила Мими. Через некоторое время Мими и Паулина всё-таки посчитали нужным помочь, чтобы поскорее попасть в комнату, и в ту же минуту парни пожалели о том, что вообще взяли их с собой. Мими не давала им житья постоянным упрёками: то Ади плохо пашет поле, то Сэми громко дышит. А Паулина так неуклюже шевелила лопатой, что чуть не покалечила всех, кто по несчастью находился рядом. Однако совместными, воистину титаническими усилиями Ади вскоре торжественно провозгласил: — Есть! Давайте ещё парочку! — Ты сказал, что одного достаточно! — прокричал Сэми, у которого был такой зверский вид, будто бы он сейчас кого-нибудь прибьёт. — Я такого не говорил. — Да зачем тебе ещё?! — демоница со страшно выпученными глазами возвела руки к небу. — А вдруг у этого срок годности… Его перебило рычание: утробное, жуткое, раскатистое. И это был не желудок Паулины! Все оцепенели в ужасе. В голове предательски взыграло воображение, прокручивая одну за другой картинку того монстра, чьё дыхание окружило их сетью. Непризнанная медленно перевела испуганный взгляд на друзей. Они в параличе уставились друг на друга со страхом и вопросом. А затем по ногам пробежал холод – и земля покрылась коркой инея. Мими и Ади тихо скривились от плача, Сэми молитвенно прикрыл глаза – всё это выглядело так, словно они знали, какой хищник на них сейчас набросится. Неужели Минотавр вырвался из Лабиринта? Хотя это было не столь важно, потому что существо, которое издавало такой кровожадный звук, совершенно точно готово было разорвать своих пленников на части. Во тьме загорелись две льдинки с вертикальными зрачками. Холод усилился настолько, что казалось, сейчас разразится снежная буря. Паулина почувствовала, как страх проник в её кости, а лёгкая лихорадка начинала бить всё тело. Она крепче ухватилась за лопату, прекрасно понимая, что никакая лопата – даже боевая, если такая вообще существует, – ей не поможет. Зрачки дрогнули, и рык, доносившийся из самых глубин кошмаров, повторился. Троица друзей, безумно закричав, кинулась в разные стороны. Паулина не смогла и шагу ступить – её тонкие подошвы примёрзли в оледенелой земле. Она в панике завертела головой, приготовившись обороняться всё той же лопатой. Какие-либо слова или крик о помощи замерли на языке. Рычание продолжалось, словно рассказывало ей о безжалостном конце. Но вдруг Тринакия замерла в тишине. Треск распахнувшихся крыльев дал понять, откуда нападёт монстр. Непризнанная собрала последние капли сил. Она до белых костяшек сжала древко, и в миг атаки размашисто вдарила по жуткой морде. По полю распласталась какая-то рогатая рептилия. Паулина прищурилась, и поняла, что она, похоже, убила настоящего дракона! С той лишь оговоркой, что у этого дракона тело всё ещё было поразительно похоже на человеческое, хоть и увенчанное зазубренными голубоватыми чешуйками и обладающее шипастым хвостом. — Паулина, спаса…! — прогорланила Мими, несясь к ней на всех порах. Видимо, на полпути в комнату она обнаружила, что подруги нет рядом и самоотверженно примчалась обратно её выручать. Но вдруг притормозила, завидев, что чудище лежит ничком. Сэми и Ади, которые, вероятно, бежали спасать и Паулину, и Мими едва не врезались друг в друга, когда заметили то же, что и демоница. Сгорбившаяся, перепуганная и вцепившаяся в лопату Паулина смотрела то на потенциальный труп дракона, то на друзей. — Паулина, ты что… приложила нашего учителя лопатой? — надломленным голосом проговорил Сэми. — В смысле учителя…? — Это демон Геральд! — заорал Ади и чуть ли не в истерике схватился за волосы. — Нет… — Да! — в унисон заверещали друзья. — О нет, он очнулся! — пискливо заорала Мими, тыча пальцем в подающее признаки жизни тело, которое на глазах начало принимать знакомые очертания. — А теперь расскажите мне, молокососы, — пыхтел поднимающийся Геральд. Лицо его нездорово покраснело, — какого Дьявола вы здесь делаете?! — Это всё она! — мгновенно указал на Паулину Ади. Та во все глаза таращилась на ею же побитого учителя. В горле застыли рыдания. — Непризнанная Паулина, зачет по фехтованию лопатой. Продемонстрируешь своё мастерство у директора. И вы, кстати, тоже! — Но… — Нет-нет-нет, — сурово отсёк он дальнейшие перипетии. — Завтра вы все и всё расскажите Серафиму Кроули: чем вы занимались в окрестностях Лабиринта Минотавра в три часа ночи, зачем вам понадобились лопаты и какого чёрта во всём этом участвовала Непризнанная!***
— Важно, чтобы наказание включало в себя элементы образовательного и воспитательного процесса, чтобы оно поощряло, а не убивало развитие ответственности и понимания последствий своих действий, — назидательно говорил двукрылый Серафим Кроули, смотря то на одного провинившегося, то на другого, а иногда как будто на всех разом. В целом он не производил впечатление Серафима: крылья его хоть и были золотыми, однако лицо его ничего не покрывало, как принято у ангелов столь высокого Лика. Он не прятал ни морщины, ни седые редкие волосы, ни слабые руки. В каждой складке на его коже можно было усмотреть следы невообразимо долгого пути. Серо-синие глаза отражали сущность того, кто в них посмотрит. Серафим Кроули был прост и скромен, как обыкновенный ангел, и даже его одежда, сплетённая из белых грубых нитей, олицетворяла непритязательную жизнь, которую он вёл. — Вы согласны со мной, учитель Геральд? — Безусловно, — ответил Геральд, на котором больше не было каких-либо следов насилия, да и сам он не особо, похоже, бушевал по поводу всей этой ситуации. — А я не согласен! Эта троица, видит Шепфа, уже совсем ополоумела! Так они ещё и Непризнанную за собой притащили, которая, если вы забыли, Геральд, на Вас напала! И весьма успешно, к слову! — суровая отповедь учителя Фенцио прогремела на весь кабинет. — Да, лопатой она машет круто, надо признать, — усмехнулся Геральд. — Я же объяснил, что здесь есть и моя вина. Я решил их припугнуть своей Второй Ипостасью, и перегнул палку. Непризнанную не стоит наказывать – девочка и так чуть со страху опять не померла. А с этими троими творите, что душе угодно. Что вы так вылупились? Вы мне тоже своими выходками уже осточертели! — Тогда решено, — Серафим Кроули медленно поднялся, опираясь на свою белоснежную трость. — Вплоть до праздника Сотворения Мими, дочь Князя Мамона, демон Ади и ангел Сэми будут выполнять общественно-полезную работу наравне с нашими юными грешниками, но под чутким руководством учителя Мисселины, — он взглянул на умиротворённую нежную женщину, восседающую возле него. — А также вы будете несколько раз в неделю самостоятельно готовить и проводить воспитательно-практические уроки для детей младших рангов на тему… какую Вы сказали, Мисселина? — «Формирование ответственного и этичного поведения учеников». — При хотя бы одном нарушении Вам, учитель Фенцио, я даю полномочия применить куда более строгие меры: штрафные баллы или временное исключение из Школы. А Вы, учитель Геральд… Ну, Вы в праве сами решить, как наказать Непризнанную. Так или иначе, она должна ответить за свой поступок. Геральд утвердительно кивнул, и миролюбиво вышвырнул четверых друзей за порог кабинета Серафима Кроули. Постояв немного грохочущей тишине, они всё-таки нашли в себе силы двинуться к выходу из Вавилонской Башни. В любой другой ситуации Паулина бы пищала от ликования, что находится внутри этого великого сооружения, но не выспавшаяся, измождённая тревогой и беспредельным голодом, единственное, на что она была способна, это разинуть рот и невдумчивым взором разглядывать лестницу, по которой вяло спускалась. Мими, Ади и Сэми пребывали примерно в таком же состоянии. — А вы что тут забыли? — грубый рокот окатил лавиной. Перед ними стоял Люцифер. Он резко обвёл всех взглядом, чуть задержав его на Паулине. — Да так, попались ночью, — слабо пожала плечами Мими. — А-а-а, — он жгуче улыбнулся. — Трикстеры опять за старое. Никак детство в задницах не угомоните. — У нас оно, по крайней мере, было, — довольно дерзко ответил Ади, за что Сэми пихнул его в бок. Кажется, это шутка могла нести в себе оттенок чего-то болезненного для Люцифера, но он на неё отреагировал практически равнодушно: — Ади, ты слишком много болтаешь для демона твоего положения. Принц нагло просочился между ним и Паулиной и слегка задел её плечом. Она машинально с неприязнью потёрла это место. Внезапно он остановился: — Я так понял, в вашей команде пополнение? — кивком указал он на Непризнанную. — Да, именно так, — Мими хвастливо схватила её за руку. — Н-да? — Люцифер знакомо выгнул бровь. — И какое же у этой прозвище? Обращению «этой» Паулина не придала никакого значения, а вот Трикстеры куда сильнее её растормошили. «Трикстеры, прозвище… Я что, в музыкальную группу прослушиваюсь?» — Бестия, — выдал Сэми, и она вдруг вспомнила, что так её назвал Ади, когда она успешно прошла их испытание. Люцифера крайне позабавила эта в действительности детская сцена. Он откинул голову назад, и Башня наполнилось звуком его ядовитого смеха. — Клянусь своим папашей, я вас сделаю придворными шутами! Мими, надеюсь, к тому времени, когда ты получишь место Мамона, ты хоть немного поумнеешь. — То же самое могу сказать и тебе, Люцифер! — Мими оскорблённо сморщила нос, но не пренебрегла тем, чтобы ужалить нахала в ответ: — Ты до сих пор не понял своей умной и, несомненно, взрослой головой одну простую истину: если у тебя не задался день, это не значит, что нужно портить его другим. — Тише, малышка Мими, я просто репетирую. Как-никак, портить людям настроение – это моя будущая профессия, — он с наглой улыбкой развернулся и кинул напоследок: —Ну, удачи, недомерки. — Придурок какой-то, честное слово, — Паулина устало покачала головой, продолжив путь. Все остальные, молчаливо согласившись с этим утверждением, последовали за ней. — Что за Трикстеры? — озаботилась девушка, когда они уже достаточно далеко отошли от кабинета Серафима Кроули. — Я не в первый раз слышу о них. И какая я ещё бестия? — Я думаю, уже пора, — заговорщицки произнёс Ади. — Не пора, а можно, — поправила его Мими. Всё ещё лохматый Сэми лениво, но одобрительно кивнул. В итоге Ади напустил на себя тот самый напыщенный вид, с которым он начинал каждое своё шоу, и приготовился возвещать: — Дорогая Паули…! — Эй, Непризнанная, тебя тут зовут, — голос неприятеля снова огорошил всю округу. Все подняли головы: сверху, чуть перегнувшись через перила, на них смотрел Люцифер. — Кто? — Кто-кто, поднимись – и узнаешь. Я вообще-то не посыльный. — Что случилось? — встрепенулся Сэми. — Не знаю. Может, Геральд придумал мне наказание, — она досадно вздохнула. — Вы идите, я скоро. Уходить ребята отказались, порешав на том, что дождутся подругу здесь. Паулина с благодарностью им улыбнулась. С таким же надрывом, с каким Сизиф поднимал камень, она поплелась уже в третий раз за сегодня по длинной кирпичной лестнице, но, не достигнув её пика, была схвачена в плен наглыми мужскими руками. — Поговорим? — Я вообще-то… — Тебя никто не звал, уймись. В Непризнанной зашевелились отвращения и обида к тому, кто перед ней стоял. Она упрямо сжала губы. — И зачем ты это выдумал? Он, молча и не смотря ей в глаза, протянул труд демона-Обвинителя Винчесто. — Прочитай всё. Внимательно, — сказал он с таким видом, словно долго решался на это действие. — Но ты же сказал, что я бесполезная, — она не подала виду, но внутри насмехалась на Люцифером, который сейчас в какой-то несвойственной ему неловкости почёсывал правое ухо с рубеллитом. В конце концов он проскрежетал: — Возможно, я немного погорячился. В твоих словах, возможно, кое-что есть. — Да неужели? — ехидная улыбка всё-таки озарила её лицо. Люцифер мельком взглянул на неё и снова отвёл глаза. — Я решил… применить твою теорию на практике. — И? — И ты оказалась… п-права. Паулина немного помолчала, удовлетворённо смакуя закрытие того гештальта, который терзал её последние недели. И самому принцу нужно было прийти в себя – настолько сильно ему было сейчас некомфортно говорить и признавать своё поражение. — И что ты узнал? — Оракул сказал, — он перешёл на шёпот, — что скоро какой-то камень попадёт в мои руки. Он сказал это на древнеангельском. Паулина и Люцифер впервые за месяц взглянули друг другу в глаза, однако на этот раз в них не было никакого соперничества. Теперь они медленно и без желания принимали тот факт, что им необходимо стать союзниками.