Темный Лорд и Кошмар Хогвартса

Оказалось, что у ее врага тоже была мания соревнований. И теперь, когда их сражения перешли в горизонтальную плоскость, он оказался достойным противником. Гарри это только раззадоривало. Она вела счет. Волдеморт сидел в кресле, рядом с уютно потрескивающим камином. На одном его колене лежала открытая книга, другое оккупировала Гарри. Они целовались на протяжении последних минут тридцати, и Гарри бы уже давно перешла к чему-то более существенному, но Лорд не торопился и, похоже, просто наслаждался процессом. Это были неспешные, долгие поцелуи, поцелуи, в которых можно было раствориться и забыть про все на свете. Его рука по-хозяйски лежала на ее бедре, но не сжимала, а просто… была там. Гарри нравилось чувствовать его язык в своём рту, и все же в какой-то момент ей захотелось большего. Застежки его мантии поддавались туго, но она была настойчива. Наконец ее рука добралась до низа и обнаружила искомое. Она обхватила искомое рукой и поймала губами его вдох. — Что бы подумали твои друзья и защитники, если бы увидели тебя здесь, ублажающую меня? Может, это была попытка достучаться до ее совести, чтобы потом манипулировать чувством вины. А может, просто легкая подколка. Скорее второе — за последние дни Волдеморт окончательно убедился в отсутствии у нее даже намека на совесть. — Знаешь, я вижу ситуацию иначе, — усмехнулась Гарри. Она соскользнула на пол и устроилась между его разведенных ног. Его глаза были прикрыты, руки расслабленно лежали на подлокотниках, но это было обманчивое спокойствие. Волдеморт наблюдал за ней пристальным голодным взглядом из-под полуопущенных век. — Что бы подумали твои Пожиратели, увидев тебя сейчас, такого нуждающегося, стонущего, потерявшего голову? Полностью в моей власти… — Не забывайся, девчонка. Я не в твоей… Гарри обхватила его член губами, и он задохнулся, прервавшись на полуслове. Длинные пальцы зарылись в волосы, позабытая книга упала на пол. Очко в ее пользу. А ещё их связь принесла Гарри неожиданные преференции, например, теперь она могла ходить почти по всему поместью. В сопровождении Лорда, конечно, но все же. Оба были не против разнообразия: кабинет, столовая, картинная галерея, хозяйская спальня. Каким-то образом он организовал все так, что в этих вылазках им не встречался ни один Пожиратель. Их дни были наполнены экспериментами и открытиями, по большей части очень приятными, а иногда и просто восхитительными. Иногда Гарри вспоминала, что вообще-то она здесь в плену, а не на отдыхе, и что неплохо было бы что-то с этим сделать. Они как раз закончили разносить стол в его кабинете и Волдеморт пошел в уборную приводить себя в порядок, когда эта мысль снова ее навестила. Гарри подошла к двери и подергала ручку. Заперто. Какая жалость. — Пытаешься сбежать, Гарри? Они враги, напомнила себе Гарри. Он твой тюремщик, ты здесь не по своей воле. Хотя бы притворись, что это правда. — Да. — Я вижу, ты прилагаешь все усилия. — Определённо. — Думаю, тебя нужно наказать за попытку побега. — Возможно… Гарри не думала, что у всего происходящего были какие-то сложные причины типа связи душ или стокгольмского синдрома. Просто ей было семнадцать и ее захлестывали гормоны, а Волдеморт впервые за семьдесят лет открыл для себя радости плотской жизни. Плюс сексуальная совместимость, совпадение по части кинков, долгая взаимная вражда, нездоровая зацикленность друг на друге… Короче, они трахались без остановки. Не то чтобы Гарри нужны были особые оправдания, но на всякий случай она говорила себе, что этим она мешает карьере Темного Лорда и рушит его репутацию. За последнюю неделю ей удалось сорвать три собрания и одну террористическую операцию, и она не собиралась останавливаться. Поэтому, когда поздно вечером Волдеморт облачился в мантию, она подошла к нему сзади и обняла. — Мне пора. — Правда пора? — Правда. О, он начал раздражаться. Гарри потянулась, как кошка, скользнула под его руку и прижалась к нему всем телом. — Точно-точно? — Гарри… — теперь в его голосе звучало предостережение. — Уверен? — уточнила она невинным голосом, проводя ладонями по его груди. — Просто знаешь, меня так чертовски заводит, когда ты берешь меня не раздеваясь, в этой своей черной мантии повелителя тьмы… Волдеморт замер, глубоко дыша. Она заметила, как дрогнули его пальцы. Либо он хотел схватить ее и придушить, либо… Гарри решила рискнуть. — Помнишь, ты сказал, что если бы знал, как со мной хорошо, то выебал бы меня еще тогда, на кладбище? — она знала, что его заводили грязные словечки. А еще упоминания об их предыдущих стычках. Кажется, он находил особое удовольствие при мысли, что теперь-то она не сбежит и он волен делать с ней все, что ему заблагорассудится. — Так… что бы ты сделал? Представь, я, привязанная к надгробию твоего папаши, а ты говоришь, что можешь коснуться меня… Она поймала его взгляд и сглотнула. Кажется, она перестаралась. — А знаешь, я могу показать тебе… — прошипел он, схватил ее и безо всякого предупреждения аппарировал. Ох, черт, она точно перестаралась, думала Гарри, приходя в себя на кладбище Литтл-Хэнглтона. Она была крепко привязана к надгробию, как в ту злополучную ночь. У него точно фетиш на связывание… Снизу раздалось шипение, по ноге скользнуло длинное гибкое покрытое чешуей тело. После ее чересчур удачной охоты на крестражи Волдеморт на всякий случай держал Нагайну подальше, но сейчас решил привлечь, видимо, для дополнительного антуража. — Хос-сяин нашел с-самку для с-с-спаривания? Гарри густо покраснела. Прекрасный карьерный рост, Поттер. От Избранной до самки для спаривания. Дамблдор бы тобой гордился. Высокая зловещая тень соткалась из плотного тумана. Лорд Волдеморт в своей черной, как сама тьма, мантии, с белым змеиным лицом, алыми светящимися в темноте глазами медленно приблизился к ней. Все это было так… ТАК возбуждающе. — Ох, черт, ты и впрямь… — Тш-ш… Следуй сценарию, Гарри. Он замер перед ней, рассматривая ее с той непостижимой интенсивностью, будто она была единственным живым существом во Вселенной. Его палец замер рядом с ее лицом. — Теперь я могу коснуться тебя… Прикосновение, столь болезненное три года назад, вновь прошило ее тело молнией, только на этот раз вместо боли пришло возбуждение. Гарри сжала зубы, пытаясь не стонать. Следуй сценарию, следуй… сценарию… — А как же… как же цветы и предварительные ласки? Волдеморт сверкнул глазами и усмехнулся. Слегка безумно. Немного одержимо. Раздвоенный змеиный язык мелькнул между тонких губ. — Цветов у меня нет, а вот ласки… Прохладные пальцы нежно погладили щеку, расстегнули мантию, сжали грудь, скользнули ниже, безошибочно находя самое чувствительное место. — Поиграем, Гарри? Спорим, я смогу заставить тебя кричать и без Круциатуса. Гарри выгнулась, прерывисто дыша и кусая губы. Она вспоминала, как в прошлый раз он пытал ее на этом самом месте, той самой рукой, которая сейчас так изощренно и планомерно доводила её до оргазма. Похоже, в его голове возникла та же картина. — Лучше, чем Круциатус, — прошептал Волдеморт, завороженно наблюдая за мукой наслаждения на ее лице. В какой-то момент Гарри не выдержала и впрямь закричала, извиваясь в веревках, царапая спину о холодный шершавый гранит. Она кончила от его пальцев, прямо там, привязанная к памятнику. — Очко в мою пользу, Гарри. О… так он тоже ведет счет… Ее все еще колотили последние судороги, когда Волдеморт подхватил ее под ягодицы. Он вошёл в неё медленно, шипя от удовольствия, и Гарри ничего не оставалось, как обнять его ногами за талию. Волдеморт трахал ее на могиле собственного отца, убитого им же. И судя по стонам, это невероятно его заводило. Насколько порочен этот человек? И насколько порочна она сама, раз предложила ему это? Но уже вскоре все мысли покинули ее, сметенные ураганом ощущений, чувств, магии. Много позже и несколько раундов спустя холод могильных плит сменился мягкостью его кровати. — Ты вновь сорвала собрание. Гарри довольно улыбнулась, не отвечая, наслаждаясь его объятиями, его рукой, мягко массирующей ее голову, растворяясь в этой ленивой посторгазменной ласке. — Надеюсь, теперь ты удовлетворена, душа моя. — Не совсем… — протянула Гарри. — Я тут подумала… Мы с тобой так давно не танцевали.

***

Драко Малфою не спалось. Это была странная неделя. Пожиратели выдохнули с облегчением. После поимки Гарри Поттер война официально закончилась — сопротивление ушло в глубокое подполье, а Темный Лорд перестал всех кошмарить и, похоже, вообще забыл об их семье. Драко даже вернули его палочку. Ни для кого не было секретом, что Лорд держит Поттер в темнице в отдельной камере и пытает каждый день по несколько часов. Драко не знал, чего Лорд хочет добиться от нее — сведений, подчинения, а может, просто жаждет отомстить. Все, что он знал — так это то, что Поттер сдохнет, но не сдастся, и потому искренне желал ей быстрой смерти. Но примерно с неделю тому назад что-то изменилось. Лорд перестал заходить в темницу. Вообще. Самой популярной версией было то, что он таки её добил. Но тогда бы он выставил труп на всеобщее обозрение. Второй версией было то, что он свел её с ума пытками. Драко сомневался, что он перестал бы издеваться над ней даже в этом случае. Может, Поттер просто ему надоела? Ну да, конечно… Одержимость Лорда его однокурсницей вошла в легенды. Это пугало и наводило на нездоровые мысли, которые Драко настойчиво гнал от себя. И все же факт оставался фактом: темницу Лорд больше не навещал. Драко даже думал спуститься и лично проверить, что стало с Поттер, но не решался, опасаясь охранных заклинаний. Но это была не последняя странность. После предполагаемой гибели Избранной Лорд тоже исчез. Ну то есть он иногда показывался, но это всегда были мимолетные встречи. И даже в эти минуты он выглядел отвлеченным и все время куда-то спешил. Более того, он раз за разом пропускал им же созываемые собрания. Не то чтобы Драко жаловался, просто это было необычно. Неслыханно, если верить Пожирателям постарше — Темный Лорд был пунктуальным до одержимости и никогда никуда не опаздывал. А ещё Драко начал слышать звуки. Странные, необъяснимые, по всему поместью. То какой-то ритмичный стук, то чьи-то женские стоны, то смех. Из разных комнат. Он подходил, дергал ручку, но двери всегда были заперты. Что это было? Полтергейст? Призрак невинно убиенной Поттер? Той ночью Драко не мог заснуть. Он решил спуститься на кухню за чем-то съедобным. Возвращаясь мимо столовой с тарелкой пирожных, он услышал негромкую музыку и уже знакомый женский смех. Дверь была открыта, и он, не удержавшись, подошёл. Сначала он не разглядел, что было перед ним. Потом разглядел, но сознание отказывалось понимать увиденное. Из столовой исчезли все столы и стулья. Под потолком плавали свечи — не слишком много, так что комната утопала в приятном полумраке. Играла музыка: венский вальс, машинально отметил Драко. В центре зала кружила одна-единственная пара. Лорд Волдеморт и Гарри Поттер. Поттер (не призрачная, не сумасшедшая и вообще невредимая) была одета в изумрудное платье. Она раскраснелась, ее глаза сияли, а рука, которой полагалось быть на плече партнера, нежно обвивала того за шею. Поттер, которая разбивала нос каждому, кто набирался храбрости и глупости к ней подкатить, Поттер, которая дралась насмерть всю свою жизнь и меньше всего на свете ассоциировалась с романтикой и танцами, Поттер, которая надела платье всего раз, а затем торжественно сожгла его на квиддичном поле. Ее движения были плавными, она расслабилась, позволяя вести себя, и выглядела полностью в своей тарелке. Нет, больше, она выглядела… счастливой. А Лорд… Темный Лорд просто смотрел — смотрел и улыбался. Драко никогда не видел на его лице такой улыбки. Задумчивой, но не такой, будто он раздумывал, каким способом ее убить, а будто бы он пытался разгадать в ней что-то — что-то, что ему очень нравилось. Его руки крепко держали ее, и их танец выглядел так, будто они делали это уже сотни раз, будто они чувствовали друг друга гораздо глубже, чем это вообще возможно. Драко костями ощущал его силу — темную и густую, которая давила на каждого из них во время собраний. Но сейчас она не распространялась хищной голодной волной, подчиняя все живое, а, наоборот, — сконцентрировалась вокруг них двоих, укутывая их в плотный кокон, защищая от всего мира. А может, мелькнула странная мысль, мир — от них. Ноги Драко приросли к полу. Последний аккорд стих, и они просто застыли там, в центре, смотря друг на друга. Они одновременно потянулись друг к другу, и именно в этот момент с накренившейся тарелки упала десертная вилка. Две пары глаз уставились на него: ядовито-зеленые и светящиеся огнем преисподней красные. — Похоже, у нас появился зритель, — Драко много раз слышал этот ледяной равнодушный тон — он был предвестником конца. — Что же нам с тобой делать? В пальцах Лорда возникла палочка. Руки Малфоя задрожали. Он даже не успел ничего понять. Какая глупая смерть… — А ну перестань пугать мальчика. Видишь, как побледнел? Никто и никогда не говорил с Лордом в таком тоне. Это был конец для них обоих. — Могу ограничиться Обливиэйтом, — досадливо прищурился Лорд. — Да зачем? — Поттер повернулась и громко, отчетливо произнесла, глядя ему в глаза: — Тебе все это приснилось, Драко. Возвращайся в свою постель. Приснилось. Ну конечно. Мысль была спасительной. Драко покрепче перехватил тарелку, развернулся и пошёл наверх, в спальню. За собой он услышал раздраженное шипение. — Драко?! С каких это пор ты зовешь его по имени? — Ой, да брось. Тебя нельзя называть по имени, его нельзя, хоть кого-нибудь в этом доме можно? — тон Поттер сделался деловым. — Ты лучше скажи, где он взял эти пироженки? Волдеморт что-то ответил, но что — Драко уже не услышал. В ответ вновь раздался ее теплый смех. Наутро Драко не мог понять, как его фантазия вообще могла породить нечто подобное. И откуда в его комнате пустая тарелка из-под пирожных?

***

Да, Гарри была в плену. И все же здесь она чувствовала себя свободнее, чем на воле. Дело было не в том, что снаружи ее ждали миссия, война и ответственность. Ко всему вышеперечисленному Гарри привыкла, её эта ноша, в общем-то, никогда и не тяготила. Нет, дело было в другом. Гарри прекрасно отдавала себе отчет, кто она — ходячая катастрофа, Проклятие Хогвартса. Она была сильной, но у ее силы была обратная сторона. Гарри заботилась о своих друзьях. Она защищала их от самой себя: от своей грубости, резкости, специфического юмора. Она оберегала их от всей правды и странных мыслей, которые иногда посещали её. А с Волдемортом она могла себя не сдерживать. Его не надо было защищать, он прекрасно держал удар, да что там, мог отбить так, что мало не покажется. С ним Гарри могла просто быть собой. Он и сам не был мягким, и Гарри это нравилось. Она понятия не имела, что делать с чужой нежностью и деликатностью, но она прекрасно знала, как управляться с его вспышками гнева, властностью, паранойей и напором, который бы не смог выдержать кто-то ещё. Она не собиралась ему уступать, и это всегда порождало схватки. Если бы у неё была палочка, они бы дрались. Но с появлением в их жизни секса решать разногласия стало гораздо проще. А ещё они разговаривали. Много. Обычно эти разговоры начинались с очередной попытки её завербовать, но шли не по сценарию и заканчивались долгими спорами о природе человека, морали и общества. Если он пытается перетянуть ее на свою сторону, думала Гарри, что мешает ей делать то же самое? Нет, она не рассчитывала, что он раскается в своих грехах и станет вторым Дамблдором, но она намеревалась посеять зерно сомнения в его глупую змеиную голову. Гарри всегда любила сложные вызовы. — К слову о нерушимой этике светлой стороны, помнишь, на первом курсе я хладнокровно прикончила Квиррелла? «Не называй это так, это была самозащита», — сказала бы Гермиона. «Как Альбус вообще мог допустить подобное? Козёл…» — выругался бы Сириус. «Наша Гарри опасная штучка!» — посмеялись бы близнецы. — Помню, — просто ответил Волдеморт, хоть и с ощутимым холодом. — Я был в его голове, когда ты его подожгла. — Ну так вот, Дамблдор мне за это шестьдесят очков дал и шоколадную лягушку. И ни слова про то, что убийства раскалывают душу. — …Его двойная мораль просто восхитительна. — Ну, может, он испугался, что станет следующим. Эти неспешные беседы за завтраком и ужином и долгие посиделки у камина в перерывах между сексом возвращали её к воспоминаниям об их полуночных встречах на пятом курсе. Правда, тогда они в основном интересовались привычками и увлечениями друг друга, сейчас же самозабвенно спорили о правильном видении мира. К удивлению Волдеморта, Гарри не пыталась продать ему христианские идеалы любви и самопожертвования. Нет, её целью было доказать ему, что мир куда сложнее, чем он думает. Волдеморт смотрел на все довольно однобоко и судил людей по себе. Если Гермиона думала, что у Рона эмоциональный диапазон, как у зубочистки, так это она просто не говорила с Лордом. Все человеческие побуждения он сводил к желанию что-то получить и попыткам чего-то избежать. Получить силу и власть, избежать смерти — в его случае. Правда, он до сих пор не понял, чего пытается избежать и что хочет получить Гарри. Это его раздражало и одновременно привлекало, как нерешенная загадка. Гарри неутомимо доказывала ему, что это не так. Люди устроены сложнее, у него не получится управлять ими, если он не понимает, как у них мозги работают. Она пыталась объяснить ему концепцию дружбы, семьи, заботы о ближнем (старательно избегая слова любовь, на которое у него была страшная аллергия), но все это было сродни попыткам описать слепому красоту картин Ван Гога. Слепому, который уверен, что весь мир слеп так же, как и он сам. И все же, Гарри не сдавалась. Иногда у нее даже получалась поставить его в тупик на несколько часов, и это давало ей надежду. Но потом он находил логическую нестыковку в ее эмоциональной картине мира, безжалостно уничтожал все её аргументы, и спор начинался по новой. При этом, если Гарри лучше понимала внутренний мир людей, то Волдеморт был мастером во всем, что касалось управления толпой, и помогало ему в этом как раз упрощенное видение человеческой души. Оказалось, что порывы толпы примитивнее, чем страсти отдельного человека, и отлично вписываются в двоичную логику Волдеморта. Из их споров она узнала многое о том, как манипулировать и управлять самыми разными группами и обществом в целом. Их разговоры напоминали игру в шахматы. И хоть Гарри всегда играла до победного конца, она подозревала, что из этой игры ни одному из них не выйти победителем. Если эти разговоры изменят Волдеморта, они так же непоправимо изменят и саму Гарри. В общем, их жизнь была бы похожей на идиллию, если б не возникающее периодически назойливое, звенящее как комар, ощущение. Ощущение, что она о чем-то забыла. Однако прежде, чем Гарри успевала ухватить ускользающую мысль за хвост, она отвлекалась на что-то бесконечно более существенное, вроде его пальцев под своей одеждой или его языка у себя во рту, и отбрасывала все мысли как можно дальше, в самый глухой и пыльный угол сознания. Очередным солнечным утром Гарри лениво потягивалась на разворошенных простынях, наблюдая за тем, как Волдеморт одевается. Он был против концепции завтрака в постели, считая это не гигиеничным, но не против того, чтобы завтрак заканчивался постелью. — Предупреждая твои вопросы: я абсолютно уверен, что должен идти, и никакие твои провокации не помогут тебе меня удержать. — Точно, — усмехнулась Гарри, — мир сам себя не завоюет. Он подошёл к ней, и она приподнялась навстречу, притягивая его за воротник. Прохладный палец лег на губы. — Никаких прощальных поцелуев. — Обещаю в этот раз не провоцировать. — Ты обещала то же самое в прошлые три раза. Гарри довольно улыбнулась. — Не припомню, чтобы ты жаловался. Он склонился, обхватив ладонью ее лицо. Он был так близко, Гарри потянулась вперёд, но он не позволил. Вместо поцелуя он прошептал в ее губы: — Тем сильнее ты будешь ждать моего возвращения, Гарри. С этими словами Волдеморт отстранился, довольно сверкая глазами, и ушёл, оставив Гарри сердитой и неудовлетворенной. Ну и отлично. Несмотря на бушующее в ней гормональное безумие, ей тоже иногда требовался отдых. Когда за ним закрылась дверь, она рухнула на кровать, планируя проспать следующие пять часов. В отличие от своего любовника, она никогда не позиционировала себя жаворонком. За окном раздался хлопок и сразу после тихий стук в стекло. Сова? Она все равно не могла открыть окно. Гарри глубже закопалась в одеяла. Стук повторился, уже настойчивей. Что за черт, подумала она, просто улетай. — Гарри Поттер!!! — раздался отчаянный шепот. Гарри распахнула глаза. За стеклом подпрыгивала ушастая голова Добби. — О черт! — Гарри вскочила с кровати и подбежала к окну, путаясь в простыни, которой она поспешно обмоталась. — Гарри Поттер! Добби пришел сообщить — барьер снимут через десять минут. Готовьтесь! — пропищал домовик и исчез, оставив Гарри в ошеломленном состоянии. Святое дерьмо… так вот о чем она забыла. В ту же секунду шрам пронзило болью. Волдеморт был зол. Очень, очень зол. Он узнал?! Гарри в панике зажмурилась, резко погружаясь в чужое сознание. Он стоял в центре приёмной, перед ним на коленях ползал безымянный Пожиратель. — Что?! Каким образом?! — Умоляю, простите, Повелитель! Там большая группа… выжившие предатели… двое наших убиты! Ледяная ярость потекла по венам, заострила разум. Грязнокровки все же решили бросить ему вызов. Что ж, их смерть будет быстрой… Взмахнув палочкой, он аппарировал. Гарри открыла глаза и в панике огляделась. Кинулась к шкафу, нацепила первую попавшуюся мантию и застыла посреди комнаты. Тем сильнее ты будешь ждать моего возвращения, Гарри… Дерьмо. Дерьмо… Реальность решила не церемониться, вырывая с мясом из ставшего привычным мирка. Какая же ты идиотка, Поттер, как ты вообще допустила, что этот мир стал привычным… Почему ты так быстро приняла это… эти… отношения? Огромный ком вопросов, которые она все это время старательно отметала, внезапно вырос перед ней и смел к чертовой матери. Как она могла все это время спать со своим врагом, засыпать и просыпаться рядом, спорить до хрипоты о реальности дружбы, наслаждаться его компанией? Как она вообще может танцевать с убийцей своих родителей? Почему ей сейчас так больно? Гарри схватилась за голову. Она чувствовала, что еще минута, и она сойдет с ума. Это было неправильным, ее состояние, эта мешанина в ее голове… невыносимо, противоестественно… Подчиняясь интуиции, она сделала единственное, что могло ее спасти — закрыла глаза и рухнула в чужой разум. Коридоры министерства сменялись один другим. Мятежники прошли глубже, отметив свой путь сожженными кабинетами и ранеными Пожирателями. Следовало помучить их, устроить показательную изощренную казнь… Хотя нет, сегодня он в хорошем настроении и предпочтет эффективность эффектности. А что до его драгоценного крестража… ей совсем не обязательно знать о произошедшем. Гарри вынырнула из его головы оскорбленная и злая. Драгоценный крестраж?! Вот же мерзавец! У нее вообще-то имя есть! Почему-то эта простая и ясная эмоция стала тем якорем, который помог Гарри вернуть самообладание. Да, несмотря на все, что между ними произошло, Волдеморт по-прежнему ее враг. А там — ее люди. Рискуют собой, своими жизнями, чтобы вытащить ее из заточения. Мир снова приобрел былую четкость. Разумеется, атака на министерство была отвлекающим маневром, и Гарри надеялась, что у нападающих был план отступления. Поместье содрогнулось от мощного удара, щит пошел трещинами. Десять минут истекли. Голова взорвалась болью. Конечно же, он почувствовал, в ту же секунду. Снизу раздался хлопок. Появившийся из ниоткуда Добби протянул ей руку. Она почувствовала темную, как патока, как яд, силу — яростную, удушающую, стремительно приближающуюся к ее (их?) комнате. Она ухватилась за маленькую ладошку в ту же секунду, как распахнулась дверь. Его яростный крик был последним, что она услышала, прежде чем ее сдавила воронка аппарации. Свобода?..

***

— Мерлин, Гарри! — Ура! Ур-р-ра! Наша Гарри вернулась!!! — Живая, девочка моя, родная наша! Как ты это выдержала?! Такая изможденная… Тебя надо срочно показать медведьме! — Ни в коем случае! Она у нас одна, пусть занимается ранеными в Министерстве. — Вот поэтому ты наш лидер. Не важно, что с тобой, сначала заботишься о других… — О черт! У тебя синяки на шее… о Мерлин, это сделал он? Он душил тебя?! Да, почти каждую ночь… Гарри благодарила всех существующих и несуществующих богов за то, что мантия была такой закрытой. Ее друзья и так на грани коллективной истерики, страшно подумать, что бы случилось, увидь они покрывающие ее тело синяки и укусы. Оставлять метки — еще один его фетиш, впрочем, не то чтобы он это скрывал… — Да ладно, ребят, успокойтесь. Все было не так уж и плохо. — Неправда! Я все видел, когда пришел сегодня утром! — со слезами на глазах запричитал Добби. Гарри почувствовала, что ее сейчас хватит инфаркт. — Гарри Поттер даже одежду не дали, только простыню, как… как рабу! Уф… Это было близко. — Сперла одежду у какого-то слизеринца? Молодец, дружище! — счастливый Рон хлопнул ее по плечу. — Какой… удачный выбор. Эта мантия прекрасно на тебе сидит, — Гарри встретилась с прищуренным взглядом Гермионы и показала ей знаком, чтоб та заткнулась нахрен. Конечно, ее подруга была очень умной и наблюдательной, но сейчас явно было не место и не время для дедукции. Дверь распахнулась, и в комнату влетел взъерошенный, небритый и совершенно безумно выглядящий Сириус. — Олененок!!! Объятия были такими крепкими, что Гарри чуть не упала со стула, но тут же сжала крестного в ответном объятии. Она даже не подозревала, что так сильно соскучилась по нему. — Ты что, с ума сошел так набрасываться, Блэк?! Не видишь, она чуть живая?! — Отвали, Молли! Мерлин, как же я рад тебя видеть… — Сириус отстранился и обхватил ее лицо. Его ладони были горячими, мозолистыми, совсем непохожими на… нет, не думай об этом, не сейчас. Он смотрел так, будто она была подарком небес. Так, будто уже не надеялся увидеть ее живой. В его глазах стояли слезы. Гарри сжала его руки, изо всех сил пытаясь заткнуть взявшуюся из ниоткуда совесть. — Бродяга… — Тш-ш. Не переживай ни о чем. Главное, что ты жива. И ты с нами. Теперь все будет как прежде. Как прежде… Гарри в этом сомневалась. Друзья сидели с ней до поздней ночи, пересказывая все, что произошло за время ее отсутствия, обнимая по очереди и твердя, что все страшное позади. Но Гарри знала, что это не так. Самое страшное ждало ее впереди. Большой зал был пустым. Света не было. Музыка не играла. Гарри передернуло от пронизывающего холода. Будто в морозилку попала. — Ну здравствуй, душа моя. Ох, блять. — Как поживает Орден? Хорошо ли тебя приняли? — голос Волдеморта был еще холоднее, чем температура в зале. — Все ли ты им рассказала? Он стоял поодаль, окруженный злобной аурой. Гаррино обычное бесстрашие куда-то испарилось, и она не могла заставить себя посмотреть ему в глаза. Вместо этого она ощутила настойчивую потребность оправдаться. — Даже если бы и рассказала, они бы меня не осудили. Это не было моей инициативой. — О, правда? Даже это? Он взмахнул рукой, и перед Гарри развернулась красочная сцена. Кабинет, поздний вечер, горит камин. Волдеморт сидит в кресле, слегка откинувшись, а Гарри, оседлав его бедра, ритмично двигается. Ее волосы растрепаны, а на лице сияет торжествующая улыбка. Гарри вспыхнула. Это был удар ниже пояса. Во всех смыслах. — Неважно! Я этого не просила, вообще ничего не просила. — Неужели? — ядовито переспросил Волдеморт. Сцена сменилась другой, — он крепко держит Гарри пригвожденной к своему письменному столу, его голова склонена между ее разведенных бедер, его длинный раздвоенный язык играет с ней с мучительной неторопливостью. Гарри мечется, сбивая на пол бумаги, чернила, и кричит: — О боги, да, да! Еще! Прошу, умоляю… да-а! — Я… я… — от этих сцен во рту пересохло. — По крайней мере, я не перешла на твою сторону! Очередная сцена возникла из небытия. Их переплетенные голые тела, слитые воедино, движущиеся синхронно. Волдеморт дразнит ее, касаясь кончиком языка ее губ. Гарри со стоном тянется к нему, но он не позволяет, вместо этого тихо шипит: — Еще раз, Гарри! Скажи еще раз, чья ты. И Гарри, в беспамятстве, отвечающая на его языке: — Я твоя, твоя… — Кому ты принадлежишь? — Лорду Волдеморту… — Правильно… Он жадно целует ее в награду. Настоящая Гарри в панике закрыла глаза руками. Это было безумие. В ее жизни, в ее голове, в ее сердце. Оно вновь подкралось, как сегодня утром, вынырнуло перед ней злым голодным зверем; оно выло, оно отрывало от нее куски. Она пыталась защититься, из последних сил цепляясь за свой выбор. — Это нечестно! Это было сказано в состоянии аффекта! — Ах, аффекта… Ее руки грубо оторвали от лица, вынуждая встретить яростный взгляд. — Твое двуличие не поможет тебе убежать от самой себя. Гарри резко выкинуло из сна. Она очнулась в своей постели, тяжело дышащая, ошеломленная и раздавленная. Неправильно, все это неправильно. Что-то изменилось. Сломалось. Что? Мир или сама Гарри? Почему она не рада свободе? Почему ей так хреново? Почему, выиграв, она чувствовала себя проигравшей?