Каз. Кеттердам
Голова с утра болит адски — словно он и в самом деле пил накануне. Или кто-то проник на чердак и хорошенько треснул его по голове, пока он спал. Каз недовольно морщится, отбрасывая ненужные мысли, и старается совершать всю утреннюю рутину без резких движений. Едва сдерживает порыв опустить голову в таз с холодной водой — выходить на улицу в такую погоду с мокрыми волосами было бы не самым лучшим его решением — ограничивается простым умыванием. Что ж, возможно сегодня у Зеник появится ещё один аргумент в пользу того, что он человек — Каз уже прикидывал, на какую услугу он может выменять излечение от головной боли. Возможно, Зеник хватит пары крюге, а может, дело будет стоить похода за вафлями. Но сначала завтрак и кофе. Хотя, можно и без еды — голода не было совершенно. Каз хромает вниз по лестнице и впервые думает о том, что боль в ноге в действительности может быть пустяком. Первое, что он вспоминает, глядя на Призрака — их поцелуй. И откровенные разговоры на крыльце Джеспера. Пока он приказывает этим воспоминаниям исчезнуть, уйти как можно дальше; уровень раздражения возрастает. Сегодня будет тяжёлый день. Призрак этим утром на удивление молчалива — Каз не знает, как ей удаётся быть ещё тише обычного — но он ей безмерно за это благодарен. Насколько благодарным может быть человек, чья черепная коробка раскалывается от каждого движения.Инеж. Кеттердам
Инеж снимает кашу с плиты, когда Бреккер входит на кухню, и позволяет себе возиться над кастрюлей на несколько секунд дольше. Поворачиваться не хочется. По звуку трости — тяжёлому, словно Бреккер хочет разбить ею пол, — она знает, что он чем-то раздражён. По тому, как осторожно он ставит тарелки на стол, она предполагает, что у него болит голова. Едва сдерживается от хмыкания — ещё бы, он столько выпил накануне — и радуется, что сама проснулась без признаков похмелья. Но, видимо, не всем так везло. Инеж поджала губы и развернулась. Она уже знала, что увидит привычную картину: закрытого и недовольного Бреккера, который потирает висок и делает крупные глотки кофе, чтобы прийти в себя и сосредоточиться на планах на день. Картинка, нарисованная в воображении, и в самом деле, соответствует реальности. Вот только поверх накладываются свежие воспоминания о сбивчивой, путаной и искренней речи Каза. О том, каким открытым он мог быть даже в образе Бреккера. Она словно видит его вчерашнего здесь и сейчас. Инеж опускает глаза и прикусывает язык. Ей так хочется высказать всё то, что накануне она опрометчиво облекла в поцелуй. Хочется сказать ему, что она всегда будет рядом — потому что так привыкла, что это ощущается до жути правильным. Потому что она верит, что он больше, чем просто Грязные Руки. Но она — впервые как Призрак — была так сильно неуверенна. Во-первых, Бреккер не в лучшем расположении духа, что всегда было маркером: лучше не лезть с ерундой. Во-вторых, как ни крути, но ей обидно. Пусть ничего и не должен был ей, но это не поддавалось логике — в ней говорила девушка, которую оскорбил отказ. Каз сказал ей никогда не целовать его! Да и пожалуйста, больше она к нему с романтикой не полезет! И Инеж знает, что это глупо, но ей хочется заставить Каза признать, что на самом деле он хочет быть с ней. Она видела это в его взгляде вчера. Она отказывалась верить, что это была лишь игра её пьяного сознания. Она раскладывает овсянку и молча садится на своё место. Начинает завтракать, краем глаза наблюдая, как Бреккер без аппетита водит ложкой в тарелке. И всё пытается найти в нём Каза. Всё что было так очевидно ей пьяной, всё сильнее покрывается слоем сомнений. Что если она ошиблась? Инеж захотелось со стоном опустить голову на столешницу и пару раз удариться лбом. Собственные метания сводят с ума. Она должна быть собрана и уверена в себе, собственных суждениях. А парень напротив просто заставляет её сходить с ума.Каз. Кеттердам
В какой-то момент Каз понимает, что завтрак затянулся. Что он дольше обычного просто приходит в себя, а Призрак терпеливо ждёт — уже доев кашу и неспешно потягивая чай. Он прочищает горло и озвучивает ей план на день. Так, словно она в этом нуждается, словно они не планировали это последние несколько дней, словно это не благодаря ей у них вообще появились нужные сведения. Но это скорее напоминание себе самому, окончательное возвращение в реальность. Сегодня Портовые Лезвия собираются напасть на Пятую гавань. Его Пятую гавань! Каз снова чувствует возмущение и злость: он никому не позволит посягать на то, что он построил, на то, что принадлежит ему. Именно поэтому у Отбросов уже был разработан план действий, включающих хорошую трёпку для непрошенных гостей. Они — да и все остальные — должны надолго запомнить этот урок. Понять, что с Казом Бреккером опасно связываться. Призрак внимательно выслушивает указания на день и не задаёт лишних вопросов. Лишь кивает и начинает собирать посуду, даже не бросая на Каза укоризненного взгляда — который он почти ожидал получить — за то, что почти не притронулся к еде. Она всегда поучала его, что здоровье очень важно, а теперь… Впрочем, у него нет на это времени. Если поторопиться, можно успеть к Зеник до наплыва клиентов. *** Часы отбивают четыре удара, когда Каз неспешно входит в Пятую гавань. Благодаря Зеник голова давно прошла, и он готов ко встрече с Пиками. Каз почти улыбается — как обычно лишь едва поднимая уголки губ — ему давно хотелось размяться и напомнить себе о том, чего стоят Грязные Руки. Его смущает — насколько Бреккера вообще может что-то смущать — только одна вещь. Его мысли весь день предательски возвращались к Инеж. Он закрывал глаза и видел её карие глаза совсем рядом. Он шагал по улицам, провожаемый взглядами страха, и вспоминал тепло, которое разлилось по телу после её поцелуя. В ушах звучало её тихое «да». И в редкие секунды казалось, что его прогнившей душе больше ничего и не нужно. Что ж, Призрак никогда не узнает, что когда он зовёт её сокровищем его сердца, это то, что он на самом деле имеет в виду. Каз усилием воли вновь очищает сознание. Сейчас он должен оставаться максимально собранным. Его гавань под угрозой — не время предаваться сантиментам. Он оценивает, все ли находятся на нужных позициях, и успевает сделать ещё два шага, прежде чем раздаётся взрыв. Он был готов к этому, знал, что это технически верный манёвр отвлечения внимания, для потенциально внезапного нападения. Знал, но челюсти всё равно сжимаются от злости, когда он видит ошмётки деревянных ящиков и куски того товара, который в них лежал. Каз позволяет знакомым чувствам злости и жажды мести заполнить его существо. Битва за Пятую гавань начинается.Инеж. Кеттердам
Стоя на ящиках и глядя на развернувшуюся битву, Инеж едва справляется с собственной дрожью. Шум и крики снизу мешаются с криками чаек, что слетелись на битву как стервятники, и теперь кружат над всей гаванью. Запахи крови и пота перебивают запах застоявшейся воды. Инеж начинает мутить от ощущения смерти, давящей со всех сторон. Я не хочу умирать. Собственные мысли кажутся жалкими. И на них приходит до жути простой ответ — мысли, звучащие голосом Бреккера. То, что он мог бы сказать в своей циничной манере, с лёгкой усмешкой. Не хочешь — не умирай. Легко сказать, легко подумать. А сделать… Но, впрочем, она до сих пор успешно с этим справлялась. Она ведь Призрак. Она опасна и неуязвима. И она может сделать то, что должна. Может спуститься вниз и сделать всё возможное, чтобы помочь Отбросам отстоять Пятую гавань. Инеж спрыгивает вниз, оказываясь за спиной Бреккера. Парень даже не вздрагивает, а вот остальные, кажется, удивляются. Удивление, правда, не длится слишком долго — глаза того несчастного, что пытался подкрасться к Бреккеру со спины, из тени ящиков, закрываются навечно. И стоит её ножу перерезать первую глотку, страхи отступают. Она никому не позволит её убить. Ни её, ни Каза. Хотя Нью-Йоркское сознание всё же даёт о себе знать, пытаясь вопить о неприемлемости убийства — надо же, Инеж была уверена, что лет с пятнадцати заткнула это куда подальше. И всё же, сейчас она старается не убивать, а лишать врагов возможности атак: режет пальцы, ладони, запястья; бьёт ножом в плечи и ноги. И точно знает, сколько человек умерло от её ножей — перед сном она будет долго молиться за их души. Инеж контролирует происходящее с трёх сторон, точно зная, что спина надёжно прикрыта. Ей не нужно оборачиваться, чтобы знать, что Бреккер там. Она слышит удары его трости, видит количество тел в крови, которые остаются на земле, пока они пробираются к эпицентру битвы. Должно быть, они перебили половину банды. Неужели Портовые Лезвия столько поставили на этот налёт? Ожидали взять количеством ничего не подозревающих работяг? Но это всё ей предстоит выяснить позже. Как и узнать, почему не слышно ни одного выстрела — не могли же Лезвия прийти только с холодным оружием? — Помоги Анике, — бросает ей Бреккер и Инеж ничего не уточняет, лишь находит глазами девушку и ускользает в её сторону. Ещё до того, как Призрак оказывается рядом с Аникой, один из нападавших оседает на землю с ножом в черепе. Ещё один несчастный, которому не повезло — и Инеж в очередной раз запрещает себе думать о них, как о некогда живых людях. Сейчас ей отчаянно хочется верить, что всё вокруг — действительно просто сон. Она в любом случае не собирается отвлекаться на это сейчас. В несколько шагов она добирается до Аники, вставая с ней спина к спине. Пусть Инеж никогда не сможет довериться ей, как Бреккеру, но они — одна банда, одна семья. Они никогда не сомневаются друг в друге. — Какой у Каза план? — спрашивает Аника, вырубив очередного противника. — И почему пушки не работают? Инеж позволяет себе на несколько секунд скосить глаза на девушку. Она, очевидно, устала, непривыкшая к ближнему бою, но всё ещё держится уверенно. — Полагаю, что нам надо просто перебить достаточно человек, чтобы они наконец поняли бесполезность своей затеи. Вместе с Аникой они продвигаются ближе к контейнерам. Там не придётся ожидать нападения со спины, а значит они смогут быстрее добраться до Фахи и Большого Боллигера, у которых без привычного оружия дела идут не так хорошо. Фахи, кажется, даже не атакует почти, а лишь уворачивается от чужих кулаков. В голове Инеж всплывают намёки Бреккера, что Стрелку в гавани делать будет нечего. Фахи тогда на это отреагировал возмущением, приняв слова за оскорбление его способностей. Теперь же Инеж была уверена, что проблемы с оружием — заслуга Бреккера. Инеж не осознаёт, сколько прошло времени, пока не слышит удар часов — всего один удар, отмеряющий половину часа. Она не может понять, много это или мало в масштабах такой драки. И не может оценить, сколько ещё времени это продлится. И вдруг раздаётся выстрел — такой резкий и чужой сейчас звук, что, кажется, все на мгновение замирают, ища его источник. Инеж же сразу находит взглядом удивлённого Фахи, что уже берёт на прицел очередного бугая из Лезвий. Следующий, кого Инеж ищет взглядом — Бреккер. На его губах лёгкая усмешка, всё прошло с точностью, как он запланировал — Инеж может сказать это даже с расстояния в несколько метров. Звучат ещё два выстрела — по-прежнему только от Фахи — и Портовые Лезвия начинают отступать. Их оружие всё ещё остаётся бесполезными железками. — Как Бреккер это провернул, чёрт возьми?! — с восхищением спрашивает Аника, озвучивая вопрос многих Отбросов. Призрак же уже начинает догадываться. Внимательный взгляд скользит по теням вокруг и находит искомое: несколько человек с масками на лицах стоят достаточно близко, но всё это время оставались беспристрастны к драке; их руки по-прежнему подняты, а ладони сложены в замысловатые жесты. Удивительно даже, что никто не заметил ни одного из этих гришей. И пока Портовые Лезвия бегут из гавани, Отбросы оглядываются, находят взглядами друг друга и выдыхают. Бреккер хромает в их с Аникой сторону. Инеж хочется залезть на ящики и осмотреть гавань с высоты, понять, сколько теперь здесь трупов и насколько всё окрашено кровью. Аника приваливается спиной к ящику и руками упирается в колени, и Инеж видит обычную девчонку, свою ровесницу, напуганную и уставшую. У Аники сбито дыхание и дрожат руки — Инеж видела, как в самом начале битвы её едва не придушили… До чего же Кеттердам ужасен! Бреккер останавливается в двух шагах от них и внимательным взглядом окидывает сначала Инеж, потом Анику. Инеж, в свою очередь, окидывает взглядом его: на чёрном пальто не видны капли крови, но вот его перчатки блестят от неё, да и ворон на трости окрашен в красный. Грозные Грязные Руки словно нависает над ними, отдавая приказы. Анике — отправляться в Клёпку, Призраку — разведать обстановку, потери обеих сторон. Обе кивают, приняв слова Бреккера, и он собирается отправляться дальше. В этот момент Инеж скорее даже чувствует, чем видит движение в темноте между контейнерами. Она даже не успевает среагировать, когда в её сторону бросается какой-то парнишка с ножом — в ту же секунду перед ней оказывается Бреккер. Аника вскрикивает, а Инеж даже ничего не может увидеть из-за широкой спины Каза. Инстинктивно делая пару шагов назад, Инеж уже слышит звук ломающихся запястий и стон боли, что-то падает на землю. Она видит, как Бреккер делает замах тростью, чтобы фирменным ударом по голове вырубить филю, но в последний момент останавливается. Инеж смещается вбок, чтобы видеть всю картину. Бреккер опускает трость и опирается на неё, чуть наклоняясь вперёд. Перед ним стоит тощий паренёк, длинный, как жердь, и очень худой. Он осторожно прижимает к себе запястья, и словно пытается сжаться в комок. Инеж бегло оценивает его возраст, понимая, что это ещё ребёнок — ну не больше двенадцати ему. У его ног лежит нож с окровавленным лезвием. — Ты совершил ошибку, пытаясь выступить против нас. У тебя есть один день, чтобы убраться из Бочки. — тихо скрежещет голос Бреккера, а Инеж пытается понять, чья кровь на ноже. — Ты меня понял? Паренёк шумно сглатывает, бледнея с каждой секундой, а потом кивает и медленными шагами, не смея разворачиваться спиной, скрывается между ящиками. Бреккер разворачивается к Инеж и Анике всё с тем же непроницаемым лицом и говорит: — Задание меняется, обе возвращаетесь в Клёпку. Аника кивает и смотрит на Инеж. Инеж смотрит на Бреккера — она наконец обнаружила, куда его ударил парень — пальто на его плече разорвано и видно, как тёмная ткань становится мокрой от крови. Рана не выглядит слишком серьёзной, но и приятного мало. Инеж старается не думать о том, что Бреккер получил эту рану, потому что закрыл Призрака собой. Но даже так, игнорируемая, эта мысль отметает все её сомнения. Она переводит взгляд на лицо Каза, нахмуренное и сосредоточенное. Разумеется, он уже осознал все свои действия и то, как это выглядело со стороны. Разумеется, Бреккеру не может нравиться тот факт, что он вот так добровольно подставился ради кого-то. Они поговорят обо всём позже, а сейчас… А сейчас Инеж тоже кивает и вместе с Аникой уходит, игнорируя сверлящий взгляд в спину. Правда, стоит им свернуть в проход между ящиками, Инеж извиняется перед Аникой. — Я всё же хочу сверху убедиться, что всё в порядке, — говорит она, — не жди меня, я потом до Клёпки по крышам. Аника хмыкает. — Если узнаешь у Бреккера, как он смог сломать все пушки разом, сообщи. Обе знают, что Инеж не расскажет на самом деле, секреты Бреккера — на то и секреты, чтобы никто не знал, как их исполнить. Даже если решение лежит на поверхности. И обе также знают, что фраза Аники совсем о другом — Инеж переводит её как «я и так поняла, что ты собираешься ждать Бреккера, можешь не оправдываться». Поэтому она не ничего не отвечает, лишь ещё раз убеждается, что Аника сможет дойти до Клёпки, и залезает на ближайшие ящики. Обходя гавань по периметру, Инеж с облегчением отмечает, что пока не узнаёт никого из убитых. Могли ли на Бреккера сегодня работать ещё и целители, из тени помогая Отбросам? Где Бреккер вообще нашёл столько гришей и что пообещал им? Вопросы продолжают крутиться в голове, даже когда Инеж завершает обход и спускается к воде, чтобы отмыть кровь со своих рук. Вода пахнет неприятно, да и выглядит мутной, но выбирать не приходится. Всё лучше, чем ходить в кровавых перчатках. Инеж невольно хмыкает от собственных сравнений, а потом опускает взгляд на свои руки и её передёргивает. Ладони красные, местами бурые от уже засохшей крови. Рукава туники тоже в крови, как и штаны — особенно в местах крепления ножен. Ей даже хочется заплакать от жалости к себе, к тому, что она стала монстром, но Призрак не плачет. Призрак принимает свою падшую душу и молится — не за себя, давно нет. Молится за упокой чужих душ. За спасение души Каза и других Отбросов. Но о себе — никогда. Потому что Призрак приняла темноту в себе, приняла часть, от которой уже никогда не избавится. Она опускает руки в ледяную воду и несколько секунд просто смотрит на красные разводы, прежде чем начать активно оттирать кровь. За те несколько минут, что она тратит на приведение себя в порядок, руки успевают озябнуть и слегка потерять чувствительность, а сознание — проясниться. Инеж гордо расправляет плечи. Она — Призрак. Она не боится умереть, потому что она в состоянии себя защитить. И да, Кеттердам ужасен, но если такова одна из реальностей, где ей предстоит жить… Что ж, она собирается взять от этой жизни всё. Она не позволит Бочке сломать её и загнать в депрессию. И она определённо поговорит с Казом. Уж вдвоём они точно со всем справятся.Каз. Кеттердам
Каз обходит Отбросов, убеждаясь, что всё в полном порядке. Его не может не радовать тот факт, что все остались живы — и иначе как чудом это не назовёшь. Потому что Каз даже не возьмётся сказать, скольких человек сегодня не досчитаются Портовые Лезвия — в прочем, не его забота. На вопросы о пистолетах Каз не отвечает, лишь усмехаясь. Кажется, его понял лишь Фахи. И Каз даже не знает, является это поводом для гордости, или для грусти — неужели никто даже не предположил, что в этом замешаны гриши? Каз останавливается посреди гавани, чтобы ещё раз оглядеться, и краем глаза отмечает тень Призрака, скользящую по верхам. Плечо напоминает о себе резкой болью, но он вновь игнорирует свой организм. Предательской мыслью на фоне приподнятого настроения возникает осознание: он подставился из-за Призрака. И даже не смог вырубить парня, который на неё покушался. Ни то, ни другое, совершенно не соответствует его образу Грязных Рук. Но кто бы что ни говорил, у него всё же есть принципы. И убийство детей было тем, чего он старался избегать — тем более, что тот парень был просто подослан. Остаётся только надеяться, что сломанные запястья убедят его выбирать работодателей внимательнее. Тот факт, что он закрыл Призрака, Каз тоже осознаёт в полной мере. Пытается сказать себе, что просто защищал её, как любого из Отбросов — но это ложь, совершенно очевидная для него. И на чувстве отвращения к собственной слабости, он уже пытается понять, что нужно сделать, чтобы предотвратить такие ситуации в дальнейшем. Делая глубокий вдох, Каз крепче сжимает ворона — по-прежнему скользкого от крови — и направляется в сторону Клёпки. Здесь закончат без него. *** Шагая по узким улочкам и вдоль каналов, Каз точно знает, как выглядит. Волосы, судя по тому, как настойчиво они лезут в глаза, представляют собой хаос — ему уже давно стоит подстричься, но вечно находятся дела поважнее. На лице, как всегда, почти нет эмоций, хотя преданные Вороны наверняка знают, что в целом он доволен — Портовые Лезвия ещё долго не сунутся на их территорию, а со стороны Отбросов нет потерь. Пусть многие и получили раны, и сам Каз сейчас идёт в рваном окровавленном пальто. Рана на плече заставляет его морщиться и выглядеть ещё более грозно, чем обычно. И пусть кровь на чёрном заметна не так сильно, он уверен, что мокрая ткань блестит. Кроме того, у Каза есть подозрения, что кровавые следы есть и на его лице, и он не может сдерживать ухмылки, когда люди шарахаются от него. Он знает, что ухмылялся сейчас бешено, как маньяк. Пусть люди думают, что он наслаждался произошедшим у гавани. Пусть. Он — Грязные Руки. И он был рад напомнить об этом себе самому. Перед входом в Клёпку он замирает, чтобы кратко собрать в голове все факты о произошедшем — ему всё ещё предстоит отчёт Хаскелю. *** Открывая дверь на чердак, он сразу чувствует: Призрак здесь. Сидит на подоконнике, словно так и надо, а в руках сжимает бутылку со спиртом. Каз узнаёт бутыль, но в нём даже не вспыхивает раздражение, что она копалась в его вещах — в конце концов, он при ней же и доставал спирт в прошлый раз. Одного взгляда на Призрака достаточно, чтобы понять — прогонять бесполезно. Но он всё же пытается: — Ты свободна, задание окончено. Она фыркает, и он отворачивается. Снимает пальто — старательно игнорируя сигналы протестующего организма — и оставляет его валяться бесформенной кучей у двери. Всё равно выбрасывать. Жилетку снять проще — у неё короткие рукава. Каз снимает перчатки и начинает расстёгивать пуговицы рубашки, и кидает быстрый взгляд на Призрака. Она старательно смотрит в окно. Проходит мимо неё, к тазу с водой, и снимает рубашку, не сдерживая шипения, когда ткань с засохшей кровью отрывается от плеча. Он пытается оглядеть рану, потом осторожно шевелит плечом: наблюдать, как из собственной плоти вытекают алые горячие потоки неприятно, но ему нужно понять глубину пореза. В этот же момент он не слышит, но чувствует, как Призрак спрыгивает с подоконника и осторожно подходит к нему. — Если ты сядешь на стул, я смогу обработать рану. Она не предлагает помощь и не приказывает ему, она просто озвучивает очевидные вещи. Разумеется, если он сядет, ей будет легче, с её-то ростом. Каз кидает на неё мрачный взгляд, но молча опускается на табурет рядом с тазом и начинает считать собственные вдохи. А в голове всё бьются отчаянные мысли. Ну почему ты не можешь просто уйти? Зачем тебе нужно заботиться обо мне? Всё то, что хочется напрямую спросить у Призрака. Но у него есть подозрения, что ответ не нужен ни одному из них. Он просто позволяет ей помогать. И благодарность так больно мешается с отчаянием. Он не должен был никого подпускать настолько близко. Открываться ей — пусть даже и во сне — было ошибкой. Потому что теперь глупый организм слишком ей доверяет. Знает её и тянется к ней за поддержкой. Казу хочется застонать в голос. Призрак — его сила и его слабость. И он знает, ему надо избавляться не от девушки, а от своих чувств. Он сглатывает комок в горле, не в силах сопротивляться её помощи. Он что-нибудь придумает. Обязан придумать. Каза резко вырывает из мыслей в настоящее, когда он чувствует прикосновение мокрой ткани к плечу. Призрак осторожно отмывает кровь вокруг, а потом осторожно приступает к промыванию раны. И ни разу не прикасается к нему голыми руками — Каз даже не собирается спрашивать из каких соображений она избегает этого контакта кожа к коже. Он просто благодарен. И удивлён — она не молчит. Он мог ожидать от неё тишины, хоть и предпочёл бы слышать её голос, но никак не тихого бормотания под нос. Он даже забывает следить за дыханием, пытаясь разобрать, что она там бормочет. И разбирает ведь. Призрак тихо злится на него, за то, что так глупо подставился — он и без того сам всё знает — и теперь на сулийском бубнит проклятия в его адрес. Каз пытается сдержать смех. Призрак не знает, что он выучил её язык. Как не знает и того, что она единственная, кому он может спустить такие словечки в свой адрес… А потом она делает шумный вдох, выдох, и на грани слышимости просит у святых, чтобы защитили его. От неожиданности Каз дёргается, и Призрак воспринимает это на счёт своих действий. Скомкано извиняется, а потом предупреждает. — Сейчас я начну обрабатывать спиртом. Каз кивает, мужественно напоминая себе, что боль — это благо. А Призрак снова к нему обращается. — На самом деле я бы предложила позвать Зеник. Или я могла бы зашить рану, но ты, полагаю, сейчас снова скажешь, что всё в полном порядке? И пока Каз подбирает ответ, Призрак начинает протирать спиртом края раны. — Просто забинтуем потом, — на выдохе произносит он и стискивает зубы. Боль — это благо. А потом Каз позволяет Призраку обмотать его бинтами, отмечая, что она всё также избегает прикосновений. И приливы нежности мешаются с его злостью на себя. — Спасибо, — всё же выдавливает Каз, перед тем как Призрак уходит. Она не оборачивается, но замирает и слегка разворачивает голову в его сторону. — Тебе спасибо, — тихо говорит она, через мгновение выскальзывая из комнаты через окно. И Каз всё же стонет. Если он не в силах отказаться от помощи Призрака, значит, придётся сокращать общение с Инеж.Инеж. Кеттердам
Забираясь в свою комнату через окно, Инеж не знает, что чувствовать. Бреккер сказал «спасибо», тогда как она сама мялась, не зная, благодарить ли его. Но он в самом деле закрыл её сегодня — и это даже страннее его благодарности. Инеж потеряна. А ещё, где-то между размышлениями о всей ситуации, проскакивает предательская мысль. Теперь, когда он ранен, Инеж точно сможет узнать правду — и отчего-то сердце бешено стучит под рёбрами. Вот оно — то доказательство, которое ей было нужно. Инеж стягивает грязную одежду, справедливо полагая, что стирка в ледяном душе Клёпкни не сильно поможет, и скидывает всё в одну кучу — потом надо будет подкинуть в прачечную. Она остаётся в длинной футболке и обтягивающих леггинсах — одежда, которую ей с огромным трудом удалось найти в Кеттердаме. Инеж прислушивается — с того момента, как она поднялась в комнату Бреккера, вода в душе почти не переставала литься. Если с запахом пота многие Отбросы могли ходить днями и не утруждать себя гигиеной — хотя Бреккер активно намекал, что душ существует не просто так — то желающих отмыться от крови очевидно было немало. Аккуратно приоткрыв дверь, Инеж слушает голоса рядом с душевой и в кои-то веки радуется, что у них нет тёплой воды. Она снова закрывает дверь и, шумно выдохнув, падает на кровать. Впереди ещё половина дня, но ей так хочется закрыть глаза и проснуться в Нью-Йорке. Найти Каза и узнать правду, основанную не просто на догадках и желании разделить с ним эту ношу. Но Призрак не может позволить себе такой роскоши, как сон днём. Пусть они и отстояли гавань, а в Клёпке сегодня наверняка это будут отмечать, новые секреты от этого не перестанут рождаться. У Призрака всегда есть работа. Инеж всё же позволяет себе лежать практически без движения долгих полчаса, прежде чем все желающие наконец заканчивают с ванными процедурами. Для того чтобы потом подняться и загнать себя под ледяные струи требуется немало сил. Холодная вода смывает все тяжёлые мысли и переживания.